***
POV/АЛФИ Я решил сделать небольшой крюк по пути в Пекарню, где должен был официально встретиться с Симоном. Я подъехал к собственному пабу и, постояв несколько мгновений, осматривая свое царство, решил, что юнец может подойти сюда сам, поэтому не спеша зашел внутрь и заказал большой виски. Как я и думал, Генри уже был здесь, несмотря на ранний вечер. К слову, паб был его обычным местом обитания, поэтому я не торопился с поиском места для расправы. Старший брат был рад меня видеть. Он наполнил свой бокал сразу же, как только тот опустел, и мы улыбнулись друг другу. Генри чувствовал мою враждебность задницей, и я это знал. Но когда отпил второй бокал виски, у моего брата появилось новое чувство — скрытая угроза, которую я невольно излучал, представляя, как он спал с моей женой. — Есть какие-то новости от дяди Ицхака? — мирно поинтересовался я, делая жадный глоток. Генри живо пожал плечами, как и всегда, когда я задавал ему этот вопрос. — Несколько строк, и все. Он не доверяет мне, Алфи, ты знаешь это. Это было сказано ровным монотонным голосом, голосом, который не терпел больше вопросов и говорил вопрошающему, что он держится сам за себя, но также и то, что он знает гораздо больше, чем показывает. Генри знал, что это бесило меня, хотя я и не ожидал другого ответа. Сегодня, однако, было дополнительное раздражение, из-за которого я держался поближе к револьверу, который всегда держал за пазухой сюртука. Это было оружие, предназначенное главным образом для фактора угрозы, но сегодня я рассчитывал применить его. — Значит, у тебя нет новых гребаных вестей для меня? В конце концов, Генри, обычно ты гораздо лучше меня разбираешься в том, что происходит вокруг меня, не так ли? И, очевидно, знаешь, что творится и с моей Голдой? Это было сказано, чтобы вызвать максимальную агрессию, но Генри осторожно улыбнулся, прежде чем тихо сказать: — У меня нет вестей, как и свежих сплетен о твоей драгоценной Голде, но если я что-нибудь услышу, ты узнаешь об этом первым, хорошо? Генри наблюдал за мной, следя за тем, как моя рука зависла над револьвером. Он правильно догадался, что все дело в женщине, в Голде и моих чувствах к ней. Мой старший брат, ближайший человек, позволил себе дотронуться до Голды, даже после сотни предупреждений. Он обвел меня по-крупному, прикоснувшись к моей любимой девочке. Даже смерть маленького мальчика не смягчила остроты моего гнева. На самом деле с тех пор я, казалось, стал еще жестче по отношению к окружающим меня людям. К слову, я слишком тяжело воспринял смерть новорожденного сына, но этого и следовало ожидать. Я потерял третьего ребенка, любимого, если быть честным, желанного. Но это событие, кажется, состарило и Генри. Глядя, как он сейчас пьет, так рано и так сильно, я задался вопросом — почему он мучился также сильно, как и я? Насколько я знал, Генри по-прежнему бездельничал, хотя у него были хорошие идеи, о которых он говорил целыми днями, но так и не воплотил их в жизнь. Сегодня он был в ударе, и его красивое лицо противоречило злу, которое таилось так близко к поверхности. Девушка, с которой он был здесь, наконец, вышла из уборной. Ей было лет шестнадцать, у нее были длинные волосы, кривая улыбка и наглые глаза. Кроме того, она была дочерью одного из моих работяг и бросала взгляды то на меня, то на Генри в надежде встретить любовь. Что было с женщинами и такими мужчинами, как я и Генри? Чем хуже мы обращались с ними, тем больше они, казалось, хотели нас. Генри был тихим и следил за каждым ее движением, чтобы через пару часов затащить ее в свою койку. Если бы она будет хороша в своем ремесле, то получит второй заход. Это была погоня, которую Генри любил также, как и я, а именно — завоевание девушек. Как только цель была достигнута, эти девицы становились историей.***
POV/ГОЛДА Абигаль была в истерике, когда ее мать закричала на нее с наивысшим раздражением: — Ой, заткнись! Я устало уставилась на трех девочек, которых любила всем своим существом, а затем взяла на руки маленького Генри и повернулась к Риве: — Что ты такое говоришь? Абигаль ослышалась, вот и все. Абигаль схватила меня за руку в надежде, что это не даст ей утонуть в собственной вине. — Я сказала это нарочно, мама. Ты наругала меня, и я хотел сделать тебе больно, прости. — Ты гребаная лживая шлюха, Голда! Я не питала иллюзий по поводу того, как эта новость будет воспринята Алфи, но мне почему-то было все равно. Ничто больше не сможет причинить мне боль, да и вряд ли у меня получится сохранить мир с этой безумной семьей. Если дело дойдет до драки, я уничтожу Риву. Если это единственный способ заткнуть алкоголичку, то так тому и быть. Вздохнув, я заставила свой голос снова звучать спокойно и вежливо. — Давай я попрошу Галит налить тебе кофе или вина? Рива знала, что я предлагаю ей спасение, шанс остановить это безумие до того, как оно выйдет из-под контроля и Алфи прикончит нас всех. Хотя Рива в глубине души знала на что способен ее муж, любвеобильный до молодых девушек, она не могла ни за что на свете допустить, чтобы этот факт просочился за пределы нас двоих окружения. — Ты предлагаешь мне вино? Уверенна, что не хочешь выпить сама, когда твой гребаный секрет раскрыт? Ты спала с моим мужем! Я посмотрела в одутловатое лицо Ривы, вспомнив времена, когда она была для меня единственным другом. Теперь я ясно осознала, что настоящей причиной для дружбы со мной было ее одиночество, а также возможность сплавить ко мне детей. Я практически воспитывала девочек и, если признаться, наслаждалась каждой секундой общения с ними, в отличие от этого жалкого предмета, стоящего передо мной, который каждую неделю видел в своих детях лишь пособия, и вещиц, приковывающих их отца к дому. Я играла с ними, купала их, убирала и слушала их истории, когда Генри избивал Риву на детских глазах, разгоняя всех в радиусе пяти миль от особняка — особенно семью, друзей и всех, кому он завидовал. Только Алфи мог повлиять на него и урегулировать конфликт, приводя стаю этих бедных птенчиков в наш дом среди ночи, заплаканных и испуганных. Я перестала общаться с ней, став непреклонной в том, что моя жизнь будет полной противоположностью жизни Ривы. Я сама могу позаботиться о себе, если потребуется, а также не становиться частью мужчины, с которым жила, в отличие от Ривы. Самым большим страхом ее было остаться без мужчины, ее мужчины, но именно мужчина, которого она так любила, превратил ее в толстую, неряшливую развалину, которой она предстала передо мной. Она была живым доказательством того, что любовь не была тем чудесным чувством, каким ее представляла я до знакомства с Алфи. Мужчина, которого она любила, домогался меня, уничтожив морально и множество других девочек. — Значит, твой младенец был сыном моего Генри? Рива звучала так самодовольно и в то же время так банально, что я готова была растрогаться от этой пьесы. Эта женщина была прирожденной трусихой, вот в чем я убедилась сполна. Рива начала скандал тогда, когда увидела мое полное хладнокровие к ее обвинениям. Я рассмеялась, пусть и натянуто, как женщина, которой всё это крепко надоело. — Если бы это было действительно так, я не стала бы горевать. — Чертовски правильно! — Рива сложила руки на груди: ей пришлось признать, что я сама по себе была силой. — И все же? Ты всегда смотрела на моего Генри, получая от жизни всё: мужа, его огромный дом, деньги и цацки. Дафна никогда не была достаточно хороша для Авиталь и Авивы, как и я, но ты… Родная кровь гуще любой воды, черт возьми! И теперь ты, блядь, хочешь отобрать у меня единственного близкого человека — моего мужа? Я покачала головой. — Либо иди домой и протрезвей, Рива, либо выбирай слова. В моем голосе была стальная нотка, которую Рива никогда раньше не слышала. — Я сломаю тебе гребаную шею, дрянь! Я еще раз вздохнула. — Это всё, что ты можешь сделать? Осыпать меня угрозами? Я потеряла ребенка, слышишь?! И ты думаешь, что можешь приходить сюда и разбрасываться угрозами, потому что думаешь, что я хочу отобрать у тебя кусок дерьма? Совет: прислушивайся к себе время от времени, эгоистичная пьяная сука! Я махнула рукой Риве и повернулась к девочкам, которые сбились в кучу в разных стадиях шока. — Сейчас мы отправим ее домой. — процедила я и Абигайль в знак облегчения прижалась к моей груди в абсолютном ужасе, стирая крупные слезы о ткань моего платья. — Я убью тебя, Голда Соломонс! Я повернулась к Риве, облизывая губы. — Ты возложишь на меня одну руку, и я сделаю твою жизнь сплошной трагедией. Я способна на это, уж поверь. Я не боюсь тебя, потому что если я расскажу моему Алфи правду о Генри, о его грязных домогательствах, он поверит мне, а не ему. И ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой, и это знание должно настораживать тебя. Алфи убьет его. Рива посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Я только что похоронила своего сына, а тебе хватило наглости ворваться в мой дом и начать выливать всю эту мерзость? И помни, что если в этот милый вечер ты расскажешь этот бред хоть кому-то, вам с Генри конец, и я лично прослежу за этим. А теперь иди домой, пока я действительно не растеряла последние капли терпения.