***
Зонтя вежливо отказывалась от всех букетов, конфет и прочей лабуды, внутри искренне страдая от пожирающего ее стыда и… беспомощности, разочарования в своем короле, ведь он совершенно ничего не делал в этой ситуации, а ведь она его любит и уважает… Подсознательно чувствуя, что скоро не сможет это выносить, сдастся и тем самым предаст своего любимого Куромаку, Амбрелла решила обратиться к своей лучшей подруге за советом. И… нет, это не Фелиция. На время очередных ухаживаний Ромки блондинка стала черезчур вспыльчивой и грубой, словно у нее каждый день ПМС, о чем, кстати, стала частенько шутить всеми нелюбимая Варя. Делала она это без всякого стеснения и чувства самосохранения, прямо: — Ну че, биполярница, опять ПМСит? Может тебе таблеточку выпить? У меня всегда с собой. Правда, это не тот обезбол о котором ты думаешь, но ведь главное результат, да? — зеленая захихикала. — Варь, закрой хлебальник, будь так любезна. Не хватало чтобы нас еще мусора забрали из-за твоих шуток тупых. Тоже мне, наркоманка. — почти всегда одинаково комментировал это Пик, закатывая глаза, после чего хватал подругу за кудрявые патлы и резко дергал назад, от чего она всегда смешно крякала, он прижимал худощавую тушку к себе одной рукой, а второй потом прикрывал ей рот, обычно это мгновенно успокаивало маленького тролля, ведь вырываться из хватки этого качка бесполезно, особенно ей. В общем, Зонтя пришла за советом ко второй своей лучше подруге — Габрине, которая к этому времени уже вроде как помирилась с Данте, и снова таскалась за ним повсюду как любой нормальный валет. — Г-габри, привет. Я могу тебя отвлечь на минутку…? — тихо пролепетала Зонтя, выловив бубновых после школы в городском парке. Они мило о чем-то беседовали, сидя по турецки на траве в тени какого-то дерева. После оклика альвийка встала, извинилась перед Данте, и, кивнув подруге, отошла с ней на небольшое расстояние от бубнового короля. — Ты что-то хотела? Спросить домашку? Про какое-то мероприятие? Или ты потеряла Куромаку? Если что я его не видела, а дневник у меня не с собой. На мероприятия мы с Данте не ходим. — Д-дело не в этом… Я понимаю, что тебе наверняка сложно и больно об этом говорить, но мне больше не к кому обратиться… В общем… Помнишь, как к тебе Ромео клеился и это закончилось плохо? Ушастая резко помрачнела и опустила глаза в пол. — Да, я помню… такое трудно забыть, ведь я во всем и виновата… — Ч-что ты! Что ты! Габри, милая, ты совсем в этом не виновата! Просто Ромео дурак, а Данте слишком ревнивый! — тихоня оживилась и замахала руками в знак отрицания, потом ненадолго обняла подругу, а та ответила. — Спасибо… Наверное ты права… Так… что ты хотела спросить? Зонтя отстранилась от альвийки и виновато опустила глаза в пол. — Видишь ли, тут такое д-дело… Ромео начал клеиться ко мне. Й-я хотела спросить… Как от него отвязаться поскорее? После этих слов Габри удивленно распахнула глаза и, пару раз похлопав ресницами, застыла на месте, она стояла неподвижно минут пять, пялясь в некую далекую точку, а все попытки тихони растрясти ее оказались безуспешны. Данте, до этого спокойно медитирующий неподалеку, неожиданно встал и подошел к девушкам, он словно почувствовал неладное, у него было развито шестое чувство. Подойдя к шатенке вплотную, он заглянул в такие любимые карамельные глаза, долго не раздумывая и вопреки всем ожиданиям Зонти на очередную цитату, он просто осторожно приподнял подбородок любимой и затянул ее в нежный поцелуй. Ушки кареглазой дернулись, она вся покраснела и стала снова часто моргать, но не отпихивала красноглазого, а наоборот, подалась вперед, и, кажется, даже забрала у философа лидерство в поцелуе. Когда воздух закончился, бубновые наконец отстранились, Габри довольно облизнулась. — Спасибо, так приятно из транса ты меня давно не выводил. — Габри довольно улыбнулась. Данте лишь расслабленно кивнул, снова прикрыв глаза, погладил ушастую по таким любимым волосам, и вернулся на свое место в траве под деревом, где продолжил медитацию. Зонтя, наблюдавшая за всем этим, вся покраснела и прикрыла лицо волосами. — О боже, р-ребята… Я же в-все видела… — Я знаю. Нам с Данте чуждо такое порочное чувство, как стыд, это главный грех. И кстати, это и был ответ на твой вопрос, как отвязаться от Ромео. Если твой король не замечает это сам, скажи ему напрямую, что к тебе пристают и тебе это не нравится. Если Куромаку правда любит тебя, он сделает все, чтобы сохранить или хотябы начать ваши отношения. Защитит от приставаний. Вы же пара? — Н-нет… мы не… мы не предлагали друг другу и… Я не уверена, что Куро считает меня своей девушкой… Мы п-просто друзья и еще ни разу не целовались… — грустно и смущенно призналась голубоглазка. — Чтож, тогда поспеши, пока наглый Ромео не забрал у тебя первый поцелуй. — минута молчания. — И девственность. -?! Габри! — Зонтя недовольно топнула ножкой, все еще красная как помидор. — А что я такого сказала? Это всего лишь правда. Ладно, ты иди разбирайся со своими ухажерами, а меня Данька уже заждался. Красноволосый и правда сидел уже с книгой в руках и выжидал свою любимую, немного беспокойно стуча пальцами по предмету в руках, обычно расслабленные полуприкрытые глаза глядели куда-то в пустоту, иногда косясь на девчонок. Габри поспешила плюхнуться на траву рядом с философом, от чего он растянулся в тёплой улыбке, альвийка положила голову на плечо Данте и он принялся читать очередную фантастическую историю. Зонтя слегка улыбнулась этой картине, они с Куромаку тоже любят почитать что-то вместе, хотя обычно это что-то по школьной программе, вроде повестей или рассказов. Тяжело вздохнув, голубоглазая отправилась на поиски своего короля, чтобы сказать ему что-то важное.***
Прошел день, два с того разговора с Габри, а Амбрелла так и не сказала очкарику о своих чувствах и о том, что ее гложет. Куро продолжал не замечать все более настойчивых подкатов Ромео, пока он не обнаглел настолько, что подарил цветок и сделал комплимент Зонте прямо на глазах у серого кардинала, вот прям у него под носом, когда он стоял рядом. Бедная голубоглазая держалась как могла, все ждала и ждала хоть какой-то реакции от Куромаку, но… Он просто застыл на месте, выпучив глаза, очки сползли на нос и вот-вот упадут, но староста этого не замечал, а продолжал стоять. У него сейчас произошел дичайший разрыв шаблона, не хватало только полосы перезагрузки над головой, которая сейчас была забита странными для очкарика мыслями: — «А разве Зонтя может нравится кому то, кроме меня? И… и что мне делать в такой ситуации? Ударить Ромео? Но насилие это безрассудно на 90%… Да и мы оффициально не пара… Мы вообще не больше чем друзья друг для друга. Тогда… откуда же это странное жгучее чувство в груди, где-то слева? Нет это не может быть сердце, это нелогично на 80%! И все же… это… она… Зонтя, она…» — когда Куромаку пришел в себя, он обнаружил, что причина его многочисленных странных мыслей и бессонных ночей сбежала, наверняка вся в слезах. Фелиция, которая обычно бежит успокаивать и защищать подругу, сейчас лишь неподвижно сидела за своей партой и сверлила червового короля взглядом полным ненависти. А он сам стоял, опустив глаза в пол, с тем самым синим вьюнком в руке, от досады Рома топнул ногой и рванул вслед за девушкой, дабы её всё-таки успокоить. Куромаку собрал всю свою никудышную физическую подготовку, как и волю в кулак, схватил толстый учебник «Война и мир» со своей парты, ведь была литература последним уроком, и побежал вслед за Ромео со всех ног. Его недоумение сменилось яростью и ревностью, жгучей, сильной. Честно говоря, у серого резко возникло такое чувство, что если он сейчас не прибежит к Зонте первым, это будет конец, конец всему: их дружбе, возможным отношениям, доверию ее валета. Она просто сдастся в лапы этого пошляка и будет страдать, страдать, потому что он ее не спас, даже не попытался защитить и как-либо выразить свои высокие чувства. И вот, на выходе из школы виднеется знакомая бирюзовая макушка, тихо всхлипывая и шмыгая, Зонтя спускается по широкой каменной лестнице, роняя слезы на ступени, прижимая свой голубой рюкзак с принтом мелких капелек и облачков, оттягивая шлейки, и любимый синий зонт к телу, голова как всегда опущена, и большие голубые глаза скрылись за занавесью волос. Вслед за плачущей девушкой поспешно стал спускаться Ромео с тем самым цветком в руках, он уже было раскрыл рот, чтобы окликнуть Зонтю, как вдруг, ему в голову прилетает толстенная книга первого тома «Война и мир» кинутая со всей силы Куромаку. — Завали ебальник! Она моя, понял?! — разъяренно крикнул очкарик червовому королю, который от такого мощного удара по голове плюхнулся с лестницы в ближайшие кусты, растущие вдоль дорожки к воротам, благо, в этот раз приземление было намного мягче чем в прошлый, так что ничего кроме шишки романтику не грозит. Серый кардинал же в это время подбежал к уже спустившейся с лестницы Зонте, которая сейчас стояла в полнейшем шоке от услышанного и произошедшего, от чего слезы перестали течь на время. — К-куро, ты… только что сматерился…? Серый оперся о ближайшее дерево, переводя дух после бега, к которому он совсем не привык. — Я… фух… Зонтя, я хотел тебе… ух… Я сейчас откинусь… фух… Я хотел тебе кое-что сказать… — Курилка наконец выпрямился, церемонно поправил очки, едва не слетевшие при беге, глубоко вдохнул и взял девушку за руки, глядя прямо в ее большие голубые глаза-озера. — Амбрелла, я… я должен сказать тебе кое-что важное на все сто, нет, двесте процентов… Я понимаю, что из-за моей излишней серьезности и возможно, нет, точно, принебрежения твоим самочувствием ты сейчас очень огорчена. Быть может, разочарована. Я только сейчас понял, что происходило между тобой и Ромео последние месяцы, и я крайне благодарен тебе за то, что ты терпела этого дурачка до последнего, что ты осталась мне другом… Так, к чему это я? Ах, да. — Куромаку резко притянул бирюзововолосую к себе за руки и затянул ее в нежный, такой осторожный поцелуй, будто он боялся, что от этого его хрупкая Амбрелла разобьется, как хрустальная ваза. Он ожидал, что его тутже оттолкнут, быть может, дадут пощечину и она впервые в жизни накричит на него, но… этого не происходило. Зонтя сначала пару секунд неподвижно стояла, в шоке распахнув глаза, потом слезы хлынули из глаз с новой силой, но она не оттолкнула своего короля, а напротив, попыталась ответить на поцелуй и подалась вперед, закрывая глаза. Целоваться с языком оба трефовых не умели, это был их первый в жизни поцелуй, да и воздух быстро закончился, после чего пришлось отстраниться. Серые глаза блеснули некой надеждой и снова заглянули в голубые озера. — Надеюсь, мой посыл был понятен хотябы на шестьдесят процентов и… Это значит, я прощен? Тихоня ничего ему на это не ответила, она лишь крепко-крепко обняла своего короля и заревела навзрыд, уткнувшись в его рубашку. Очкарик осторожно обнял ее в ответ своими холодными как лед руками, и стал медленно гладить девушку по спине, чтобы успокоить, он нерешительно уткнулся ей в волосы, вдыхая аромат голубики и каких-то цветов, кажется… васильков? Да, точно это были васильки, которые он постоянно дарил Зонте в детстве: «Почему же не дарю сейчас?» — промелькнуло в голове Куромаку. Как вдруг, Зонтя прошептала: — Куро, я люблю тебя… Серый кардинал выдохнул и улыбнулся. — И я тебя люблю, на все сто процентов…