но не человек она,
что ли?
Домна, будто вовсе не проспав нисколько, открывает глаза и смотрит на распахнутую дверь. Ветер, трепающий занавески, двигает дверью, а после с громким хлопком и вовсе закрывает её. Она смотрит в темноту, щурится, а после осторожно привстаёт на кровати. Ей было страшно. Страшный сон. Всё будет в порядке, так ведь? Она ставит ноги на холодный пол и слышит громкий приглушённый разговор за стенкой. Там, где стоял огромный шкаф с дверцами до пола. Она оглядывается и чувствует на себе странный взгляд. Ей кажется, что ещё немного и кто-то накинется на неё, прижмёт к полу или стенке, а потом когтями и зубами порвёт, а потом живьём сожрёт, а потом... будет ещё что-то. И это что-то пугало Домну. Она, страшась монстра под кроватью, привстаёт, а после осторожно ступает дальше, а после ещё и ещё шажок, а потом ещё, а за ним ещё, а за тем другой. И вот так – прямо до шкафа и голоса почти разборчивы и она уже собирается пойти прямо к стене, как замечает свет за дверцами. Открывает. Шкаф с одеждой. А позади, там, где стенка шкафа – продолжение самого шкафа и голоса приглушённые становятся всё более и более отчётливые. Это был один голос. Это был истерический монолог. — Ты чмо! Знаешь, как оно переводится?! Ничтожество! Тварь неблагодарная... Домна пытается вылезти из шкафа обратно в свою комнату, но её тут же выпихивает что-то, а сам шкаф с другой стороны неожиданно приобретает очертания лица и выглядело так, будто выплюнул её великан. Лицо двигается, меняется, но очертания не узнать и узнать одновременно – сюрреалистично и ужасно. Пустые глаза, чёрный рот и много-много чёрных линий, словно осязаемый шум. — Ублюдина мелкая! — ядовито грохочет лицо и показывает свои гнилые зубы в оскале, а после сдувает мерзостным душным воздухом в другой угол комнаты. — Тварь неблагодарная. Сучка высокомерная. Хуйня ты, а не дракон. Тварь. Крыса. Беспомощный таракан. Ты паразит, а не кто-то. Домна прижимается к углу и оглядывается. Встречается с пустым взглядом своих глаз, но чужих. Она смотрит на себя, но другую себя. — Если не обращать внимания, то этого будто бы и нет, — шепчет другая Домна. — Сука! — оглушительно верещит лицо и стены медленно начинают приближаться. Другая Домна не дрожит, не пугается. Она будто бы не здесь вообще – она далеко-далеко, будто бы читает книгу в тихом кафе, или вроде того. Домна настоящая всхлипывает, начинает трястись, а потом и вовсе бесконтрольно начинает рыдать. Она вздыхает и открывает глаза. Тишина в комнате оглушала, давила, сдавливала. Она всхлипывает и трясётся. Она никто. И звать её никак. Ничтожество. Ублюдина. Тварь неблагодарная. В дверь тихонько стучат и зовут её, а она не в силах что-либо ответить – сидит скукожившись на кровати, рыдает в открытые ладони и боится, очень сильно боится. Ей срочно нужно приходить в себя. Срочно. Очень быстро. Она еле встаёт, шатается спросонья, моргает часто и пытается дойти до своей ванной. Спотыкается обо что-то очень громко, чувствует боль и эта боль почти отрезвляет. Её только трясёт и много слюней, соплей, да слёз. Она берёт ковшик и умывается: раз-два, раз-два. Забирает полотенце с раковины и падает на колени, вытираясь. Замирает с полотенцем на лице и снова сгибается, её трясёт сильнее, вымученнее, снова слёзы текут и обжигают. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Её трясёт. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Кажется, это помогает. Она слышит, как в комнату заходят, но нет, она занята, она пытается в себя придти. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Её кутают в тёплый плед, или одеяло, а потом помогают встать и убирают полотенце от лица и тут же всучивают какой-то отвар. — Пей, — говорит мышка-горничная и аккуратно заправляет её волосы за уши. — Я... ничтожество, — говорит Домна, — меня еле терпят. Я высокомерная тварь. Когда меня выкинут? Последние слова и она снова захлёбывается в слезах и истерике. — Меня еле терпят. Я неблагодарная. Мышка-горничная аккуратно гладит её по голове, по плечам, по рукам, по спине. — Меня ненавидят. Не любят. Я не заслуживаю этого. Она всхлипывает и прикрывает глаза, падая головой в плечо женщины, снова заходясь в рыданиях. Мышка-горничная вздыхает и продолжает тихо гладить её.