Этот

В самом начале не было ничего. Только пыль, пустота и Они. Этот осознал себя в той пустоте, рядом с Ними, лишь когда что-то начало происходить, меняться. В черной пустоте возникали миры, их строил кто-то очень несчастный, кого Они усадили на жесткий трон, приковали как раба. В конце концов, вокруг Этого тоже соткался мир, яркий, постепенно оживающий, наполняющийся звуками и теплом жизни. Он один остался посреди этого мира непроглядным черным пятном, таким большим, что мог бы собой заслонить солнце, если бы захотел. Но у него не было желаний, не было целей. Впервые Этот увидел человека, когда пересчитал в этом мире, кажется, уже всех букашек. Человек был почти таким же маленьким, как те букашки, его могло убить что угодно, но за жизнь он цеплялся с упорством, очень удивившим Этого. Совсем скоро оказалось, что в темноте, опускающейся на мир вместе с заходом солнца, живут другие создания, похожие и одновременно отличающиеся от Этого. Они ничего не делали, только ждали своей возможности напасть на человека и с Этим в контакт не вступали, будто были немыми или вовсе неразумными. Что сам он не нем, Этот узнал случайно, когда из любопытства решил повторить звуки, вылетавшие у человека изо рта. Человек любил разговаривать с деревьями и букашками, даже с куском камня, но говорить с Этим ему, кажется, не понравилось. Человек заорал и убежал, хотя Этот был уверен, что повторил всё в точности как надо. В итоге человек умер. Это произошло совсем быстро, и мир вокруг Этого сразу же разрушился, истаял без следа, чтобы на его месте возник другой, и в него пришел другой человек. Который умер даже быстрее первого, и его сменил уже следующий. Так продолжалось… долго. Этот не смог бы сказать. Люди приходили и гибли, одни сразу же, другие – выживая упорно год за годом, но в конечном счете итог всегда был один. Этот не нападал на них, хотя мог бы, редко с ними говорил, потому что собеседники из них не получались. Или из него. Но он наблюдал, отчасти потому, что заняться ему было больше нечем, отчасти из любопытства – люди были все разные, но все-таки похожие между собой и так сильно отличавшиеся от него. Из их разговоров с самими собой Этот узнал о людях многое, многое узнал о мире, в котором находится и о мире, из которого этих людей выдернули. Узнал о значении всего, что происходит вокруг, о хрупкости человеческого тела и о еще большей хрупкости их разума. Узнал об их мечтах и страхах, о радостях и горестях. В один из дней Они созвали всех их, своих молчаливых слуг, чтобы отпраздновать воцарение нового короля. Куда девался старый, никто не сообщал. Празднование вообще было больше похоже на черный смерч с миллиардами глаз, кружащийся в глубоком подземелье, в Тронном зале вокруг одного испуганного человека, такого же маленького и хрупкого, как и те, что остаются на поверхности. Тогда мирам было дано название – Постоянство, и Этот счел его очень удачным. С приходом нового короля миры видоизменились, но Этот не успел толком обвыкнуться, как человека на троне сменили другим, затем – еще одним. Короли и королевы сменяли друг друга, перекраивая Постоянство на свой вкус, но ни у кого из них не хватало сил усидеть на троне хоть сколько-то долго. Этот проживал день за днем в их бесконечной веренице, он узнал от людей, что на настоящем небе должны быть звезды, и что их так много, что не придумали еще такого числа, чтобы описать их количество. И, кажется, дней он прожил гораздо, гораздо больше. Хотя жил – это не подходящее слово для него. Существовал. Наблюдал. Слушал. Ждал. Пока однажды, проследив за гибелью одного из «своих» людей, не остался совсем один. Мир, который должен был разрушиться, чтобы на его месте соткался новый, никуда не делся. Будто бы произошла ошибка, сбой. Этот ждал много и много дней, пока мир не замолк совсем, пока в нем не погиб последний зверек и последняя букашка. Даже солнце на небе замедлило свой ход настолько, что нужно было следить за ним неделями, чтобы только заметить, что оно сместилось немного. И когда Этому стало казаться, что он уснет вместе с этим засбоившим миром, навсегда врастет в землю и забудет всё, о чем когда-либо думал – появился он. Новый человек. В ту же минуту всё в мире ожило, наполнилось звуками и жизнью, солнце бодро покатилось к горизонту, будто тоже радо было наконец размяться. Но этот человек… Этот понял сразу, что с ним что-то не так. Нет, он появился, как все, выпал из портала, заботливо созданного Ими, и в первые минуты выглядел пораженным тем, что с ним произошло. Но уже совсем скоро… Этот никогда такого не видел: человек – мужчина, в этот раз это был мужчина – просто уселся на землю там же, куда его выбросил портал, и просидел так до самой ночи. Когда темнота сомкнулась вокруг одинокой фигуры, можно было не сомневаться – ему конец, но мужчина вздохнул, тяжело и очень устало, и это был первый звук, услышанный Этим от него – пошарил рукой рядом с собой, и через несколько секунд вспыхнул факел, да так ярко, что никто из собратьев Этого не смог бы подойти близко. Впрочем, оглядевшись и прислушавшись, Этот понял – они были здесь только вдвоем. Такое происходило впервые. Значило ли это, что теперь он должен убивать людей? Ему совсем не хотелось. Это было вовсе не интересно. Так они и провели всю ночь – Этот вглядывался в сидящего в круге света человека, а человек – не смотрел, кажется, совершенно никуда. Следующая ночь ничем не отличалась от первой. Более того, день не отличался тоже, человек так и не сдвинулся с места, безо всякого интереса скользил взглядом по деревьям вокруг, трогал пальцами траву, на которой сидел, и никак не реагировал на живущих своей жизнью животных. Один раз кролик даже запрыгнул ему на колени, оттуда перебрался на голову и там просидел несколько часов. Этот нашел случай очень забавным, но человек, казалось бы, вовсе этого не заметил. У человека были грустные темные глаза, всё время немного прикрытые будто бы от усталости, короткие черные волосы, делающие его лицо еще грустнее, а кожу – еще бледнее. Он не улыбался, вообще ни разу не изменился в лице, выражающем бесконечную скуку и безразличие. На четвертый день мужчина все-таки поднялся на ноги, Этот очень удивился, как он не умер еще от голода, и удивился еще больше, когда тот все-таки сорвал несколько ягодок с куста, повертел на ладони, отправил в рот и пошел дальше с таким видом, будто этого ему хватит минимум на месяц. Совсем скоро выяснилось, что шел человек без какой-либо цели, часто останавливался, просто чтобы посидеть, глядя прямо перед собой и ничего вокруг не замечая. К собственному удивлению, Этот понял, что подобное поведение его… злит. Или раздражает? Он до сих пор не слишком-то хорошо разбирался в человеческих эмоциях, но забавным оказался тот факт, что в этом они с человеком были, кажется, похожи. Этот решил напугать его. Дождался вечера, когда вокруг бредущего через хвойный лес человека сгустились глубокие тени, и появился перед ним. Соткался из воздуха, как густой и непроглядно-черный туман, заполнил вокруг собой всё пространство и, дождавшись, когда мужчина остановится – распахнул свои глаза. Их у Этого было много, он не знал и сам, сколько. Расположенные по бесформенному телу в беспорядке, светящиеся молочным белым светом, все они уставились на человека. На лице его наконец-то появилась какая-то эмоция. Этот не был уверен, но больше всего было похоже на радость и облегчение. Точно не на страх. Человек стоял и ничего не делал, и тогда Этот спросил, и его голос, как и всегда был похож на десяток разом заевших граммофонных пластинок. Этот не знал, что такое граммофон, и зачем в нем должны заедать пластинки, но так его голос охарактеризовал один из людей, с которым у него вышел, хоть какой-то диалог. Сейчас он спросил: – Не боишься темноты? – Нет, – просто ответил человек, мгновенно поскучнев обратно. Подождал еще немного и просто пошел в другую сторону, без каких-либо опасений повернувшись спиной к огромному многоглазому монстру, каким Этого нарекли другие люди. Когда прошло много дней, а кровожадные гончие так и не явились, когда человек пересек огромное болото в полнейшей тишине, и ни один из его обитателей не шевельнулся, в попытке напасть на него, когда он улегся спать в кромешной тьме и на утро встал, как ни в чем не бывало. Тогда Этот понял. Перед ним был новый король Постоянства. Почему не было коронации? Почему он здесь, а не в Тронном зале? Этот мысленно позвал, но Они не отвечали. Тогда он спросил у самого человека, снова явив ему себя, и снова ничуть не напугав. – Ты теперь здесь король? – Да. – Это Они так сказали? – Да. Снова никаких эмоций. Человек недавно подобрал оставленную кем-то трость и теперь, кажется, ходьба вызывала у него немного меньше неприязни, чем раньше. Этот не отставал, всюду следовал за ним, пытался разговорить хоть немного, но всякий раз получал односложный ответ. – Ботинки не жмут? – Нет. – Осень выдалась на редкость теплой. – Наверное. – А ты не слишком разговорчивый, да? – Да. – Ты здесь по своей воле? – Нет. – У тебя из кармана что-то выпало. Книжка? – Она ничего не умеет. Это было первое предложение длиной больше одного, слова, что Этот услышал от нового короля. Книжка и вправду была, небольшая, черная, без каких-либо опознавательных знаков и, кажется, вовсе с пустыми страницами. Но король зачем-то поднял ее с земли, досадливо повертел в руках и запихал обратно в карман. Она была его. «И я его», – неожиданно для самого себя понял Этот. «Я здесь, чтобы служить новому королю». Во время прошлых коронаций несколько его сородичей всегда оставались в Тронном зале, чтобы служить правителю Постоянства. Этот не знал, чем конкретно они занимались, не знал, что случалось с ними после, когда король сменялся новым. Но сейчас определил для себя совершенно четко, сомнений быть не могло, хотя Они молчали, не посылая ему никаких приказов. Король молчал тоже и тоже ничего ему не приказывал, даже никак не отреагировал, когда Этот озвучил ему свою готовность служить. Он вообще не был расположен к беседам, и Этому быстро становилось с ним скучно. Когда было совсем уже невмоготу, он собирал свое тело в подобие цилиндра, чтобы защитить человека от дождя, или в плащ, ложился своему королю на плечи и стелился за ним клубящимся покрывалом. Должно быть, выглядело внушительно, но король никак не реагировал и на это, словно ничто во всех мирах не могло вызвать у него ни единой эмоции. Но однажды что-то изменилось. Этот уловил, как шаг нового короля замедлился, хотя он определенно никуда не пришел, остановился посреди огромной и на редкость пустынной каменной равнины, уселся прямо на землю, привалившись спиной к единственному на многие метры вокруг валуну. И прикрыл глаза. Так он просидел почти сутки, не двигаясь, сделавшись по цвету почти как тот камень – серым и совсем безжизненным. Но когда Этот потянулся, выпростав из своего бесформенного тела подобие щупа, и потрогал его за руку, то очень удивился, получив по нему шлепок. Отдернул тут же, но сразу же потянул другой щуп, юркнул им под штанину и обвился вокруг лодыжки. Он прежде не касался людей, но разве должны они быть такими ледяными на ощупь? – Я, конечно, не эксперт по людям, но если так и будешь здесь сидеть, то замерзнешь, – Этот почти уже не ждал от короля ответов, он стал сам себе напоминать тех людей, которые от одиночества и скуки ведут беседы со всем, что их окружает. – А если замерзнешь, то умрешь. И станешь костями. Здесь много костей, и в этом не будет совсем ничего нового. К его удивлению, король ответил, хмуро дернув ногой в попытке сбросить его с себя. Не испугался, не удивился прикосновению сотканного из тьмы чудовища. Просто не слишком убедительно пытался от него избавиться. Скорее даже уйти он хотел не от самого физического контакта, а от разговора. – Не умру. Просто замерзну. А кости не так плохи, кости всем нравятся. От них куча пользы. Можно что-нибудь из них сделать или на худой конец болтать с ними. Я видел, многие так делают. Этот помолчал, переваривая не ответ даже, а то, что услышал столько слов разом из уст своего короля. И значит, он все-таки провел сколько-то времени в Тронном зале, раз мог наблюдать за другими выживающими? Почему же всё-таки не было коронации?.. – Если замерзнешь, ты не умрешь? По-моему, умрешь. И как мне потом с тобой болтать? Ты же отвечать не будешь. Это скучно. Справедливости ради, человек и так раньше не был щедр на беседы, но Этот всё равно не уходил, не оставлял его одного ни на минуту. Королю надо служить, для того он и король. Но, если уж на то пошло… пускай делает что-то для Этого в ответ. Развлекает. – Не знаю. Вряд ли, – для того, кто должен развлекать, голос у короля был на редкость скучающим. Он бросил попытки скинуть с себя теневые щупальца и просто позволил им разрастись, обвивая обе его ноги до колена. – До сих пор ведь не умер. А я пробовал. Тут попросту не от чего. – Это Они не дают тебе умереть, – со знанием дела ответил Этот, сжимаясь на чужих ногах покрепче и ощущая, как они потихоньку начинают согреваться. – Им всегда нужен правитель, и Они будут оберегать его до последнего. – Что-то не вижу своей короны, – человек состроил кислую мину, но тут же почувствовал, как на голове у него укрепился сгусток тьмы. – О. Полагаю, теперь я официально коронован? – Я буду твоей короной, – довольно проурчал Этот, без труда поддерживая часть своего тела в виде аккуратной небольшой короны, а остальную его часть продолжая обматывать вокруг ног человека. – Хотя, конечно, даже так на короля ты не тянешь. Больше – на замерзающего насмерть бездомного парня, который так упорно пытается умереть. – Нельзя умереть, если не чувствуешь себя живым, – король пожал плечами, выглядя при этом до смешного беззащитным. – А у тебя есть другие варианты? – Если у меня не было бы других вариантов, стал бы я с тобой болтать? Предлагаю тебе жить. А для этого тебе даже не нужно ничего делать. Неплохой вариант, м? – Очень интересное предложение, я прямо ощущаю его новизну, – на унылом лице короля даже появилось что-то вроде кривой ухмылки. – Еще предложения будут? – Я отнесу тебя в лагерь. И ты проявишь чудеса инстинкта самосохранения и разведешь костер. Ободренный тем, что его королек проявил хоть такие-то эмоции, Этот без предупреждения обхватил всё хрупкое человеческое тело целиком, заколыхался, складывая из своего тела удобный кокон и приподнялся на многочисленных тоненьких ножках-щупальцах. – Лагерь? – человек зазвучал самую малость удивленно, и Этот возликовал, ощущая свою победу. Вот какой он, сумел, вытянул из этой куклы безжизненной хоть что-то. И заговорил, споро переставляя те части своего тела, из которых соорудил опоры: – Здесь жила до тебя девочка. Нежная, веселая, не в пример тебе. Со светлыми такими косичками. И она обустроила чудный лагерь на милой зеленой полянке, ты, кстати, три раза мимо прошел и не заметил. Всё-всё там себе сделала: костерок, котелок, палаточку цветочками украсила, спальничек на меху, рядом целый садик ягодный высадила, птичку завела в красивой клеточке, припасы всегда на зиму готовила, медок, все дела… Померла. Гончие загрызли, даже косточек не осталось, а то я бы с ними поболтал. Новый король ничего не отвечал, Этот даже подумал, что он уснул, пока не почувствовал, как его с интересом ощупывают изнутри, и тогда в ответ немного пощекотал ладонь. Трогать тут же перестали. Лагерь оказался ровно таким, как Этот его описал, с той только разницей, что цветочки давно уже завяли и иссохли, опав вокруг палатки сморщенными почерневшими комочками, на дне чудесной клетки белел крошечный птичий скелетик, а спальник выглядел промерзшим и слежавшимся. Сладкий медок в холодильнике покрылся густым слоем пушистой плесени, зато ягоды на обширной плантации покачивались на ветках перезрелыми красными гроздьями, тронь – и лови прямо в рот. Этот аккуратно сгрузил свою ношу у давным-давно остывшего кострища, пихнул незадачливому корольку в руки огниво, подкинул сухих веток и травы и принялся деловито взбивать спальник, подкидывая его вверх и ударяясь о него всем телом. Способ был странным, но, как ни странно, сработал, и Этот с довольным видом обернулся к костру, предвкушая, как мягко и сладко его королю будет сегодня спаться – не в пример лучше, чем на голой земле. Однако вместо занимающегося костра Этот увидел как человек без энтузиазма чиркает куском кремня о железку, двигая руками так медленно, что сам скоро снова замерзнет насмерть, что уж говорить о том, чтобы высечь искру. – Ты ведь разумное существо, да? – Этот со значением постучал тонким отростком по его виску. Он давно узнал, что та часть, что отвечает за мысли, у людей располагается именно в голове. – Должен понимать, что я не отстану. – Хорошо-хорошо, подловил. Я разведу огонь. Есть шанс, что он отпугнет одного приставучего парня от меня подальше? – голос короля оставался совершенно ровным и бесстрастным, и Этот удивленно помолчал с минуту. Ведь он его не ловил, человек волен уйти в любую минуту, и Этот не станет его удерживать. – Нет. Без шансов, я не уйду. Но обещаю, что буду вести себя тихо. – Ты? Тихо? – Как кролик. Очень-очень тихо, – словно бы в подтверждение своих слов, Этот уменьшил тело в размерах, собравшись в клубящийся комок тьмы не больше метра в диаметре, и несколькими глазами проследил, как у человека всё-таки получилось высечь искру, и она упала на сухую траву, мгновенно разгораясь в жаркое пламя. Ему не очень нравился огонь, от него тепло и щекотно, но ради его грустного короля можно и потерпеть. – Как тебя зовут? У тебя же есть имя? Король утомленно отложил огниво и подобрал колени к груди, обхватив их руками. – Тристан. И я терпеть не могу кроликов. Может, ты будешь как ммм... бабочка? Они совсем тихие. Этот немного помолчал, обдумывая ответ. Тристан. Имя очень шло его грустному королю, хоть он ничего и не смыслил в человеческих именах. – Могу быть и бабочкой. Кем угодно. У меня нет определенной формы, если ты заметил, – в подтверждение своих слов, Этот сделал свое тело плоским и мягким, набрасывая себя на спину и плечи Тристану как одеяло. – А у тебя ступни холодные. Даже сквозь ботинки чую. И ты сейчас простынешь, будешь кашлять и не сумеешь со мной говорить. Если будешь сидеть на голой земле. Так что лучше ложись на меня. Он не дал королю согласиться или возразить, просто подался весь назад, утягивая его вместе с собой в темноту палатки, которая хоть немного, но защищала от холодного ночного воздуха. Тристан не дергался и не сопротивлялся, только подобрался всем телом от неожиданности, но тут же расслабился, откинулся на бок, обхватил себя руками за плечи. – Разве я могу лишить тебя удовольствия вести со мной эти увлекательнейшие беседы? Этот не нашелся, что ответить. Конечно, Тристан может. Просто перестанет отвечать, и всё. И ведь он король, ему достаточно просто приказать, и Этот подчинится, замолкнет навеки, если того пожелает повелитель Постоянства. Но он ничего не желал и ничего не приказывал. Только лежал тихо и неподвижно, как мертвец, и подал голос, когда Этот уже подумал, что он заснул. – А ты? Есть у тебя имя? – Нет. Я ведь не рождался, значит, и имени мне дать было некому. Да и зачем? Они нас даже не различают, мне кажется. Его король снова долго молчал, и заговорил снова неожиданно, сбив Этого с толку: – Тебе нравится какое-нибудь? Имя. Наверняка, никто не будет против, если я дам тебе его... – Мне нравится твое. Но если нас будет двое с таким именем, это будет странно. Так что надеюсь, ночью тебя осенит. Во сне приходит много хороших мыслей. Я слышал об этом. Не знаю, так ли это, но надеюсь. – Свое не отдам... Этот озадаченно притих. Кажется, Тристан… пошутил? Новый король Постоянства стремительно задремывал. Промычал что-то совсем неразборчивое, пошарил рядом с собой рукой, и Этот, чутко уловив его движение, сплющил небольшой отросток из своего тела так, что он стал похож на человеческую ладонь. Тристан немедленно ухватился за эту ладонь, будто за соломинку, его грустные брови приподнялись и расслабились, и наконец, он задышал ровно и спокойно. – Доброй ночи, Тристан.