***
По прошествии двух недель Себастьян начал привыкать, что каждый, с кем ему удавалось встретиться в палате Сиэля, заочно знаком с ним. Мужчина заезжал к садисту практически каждый день и просто сидел у его постели, не дотрагиваясь и ничего не говоря. В один из таких приездов, он обнаружил дежурившего в ногах больничной койки брюнета, выправкой и вышколенным видом больше напоминающего статую, нежели живого человека. Тот стоял абсолютно прямо и недвижимо, слегка нахмурив брови над оправой очков. Однако, услышав шаги, посетитель повернулся, и оценивающе смерив Себастьяна изумрудными глазами, послал ему настолько презрительный взгляд, что стоматолог буквально прочувствовал желание гостя плюнуть ему в лицо. — Я искренне надеялся, что не увижу Вас здесь, — коснувшись кончиками пальцев оправы, проговорил брюнет и посмотрел на часы: — До конца моего обеденного перерыва осталось четыре минуты, затем я уйду. Будьте любезны, проведите это время за дверью, мистер Михаэлис, — желчно выдавил из себя его фамилию Спирс. В другой раз, когда Себастьян уже собирался уходить, на него налетело существо, которое он изначально принял за женщину, по факту оказавшееся мужчиной, но поведением напоминающее алый ураган. Практически целиком состоящий из всех оттенков красного цвета, гость, едва завидев дантиста, яростно зашипел: — Агааааа, вот ты и попался, гадёныш! Мне уже говорили, что ты сюда захаживаешь! Наконец-то я до тебя доберусь! — с этими словами длинноволосый кинулся в его сторону, и избежать драки помог лишь вошедший в палату врач, пообещавший за подобные выходки запретить доступ сюда им обоим навсегда. Нисколько не смутившись, экстравагантный мужчина кричал Михаэлису вслед не менее необычные ругательства, обещая всё-таки выловить его и обглодать лицо. — Я знаю твой домашний адрес, между прочим, ведь именно я собирал Сиэлю на тебя досье! — проорал он под конец совсем офигевшему Себастьяну. В этот день, вернувшись на работу, стоматолог задумался: простое сложение всех всплывающих фактов говорило о том, что Сиэлю он был нужен не меньше, чем тот — ему. «Досье! Ну надо же…» — недоумевал Себастьян, шокированный и в то же время польщённый столь сильным интересом к своей персоне. Привыкнув также и к тому, что большинство гостей Сиэля, за исключением его родителей и Алоиса, хотят его убить или хотя бы покалечить, в один из тёплых январских вечеров брюнет застал там совершенно необычного посетителя. Хотя, после встречи с Греллем, он искренне полагал, что его уже нечем удивить. У изголовья кровати, боком к спинке стула и расслабленно облокотившись о стену, сидел мужчина с длинными белоснежными волосами, собранными в высокий хвост. Блики ламп, попадая на пряди, вызывали мягкое серебряное свечение, делая их похожими на какую-то мифическую материю. Не спеша подняв такие же белые ресницы, альбинос оторвался от созерцания Сиэля и переключился на вошедшего. Мысленно приготовившись к очередной претензии, Михаэлис отметил, что утончённое лицо кажется ему знакомым. — Добрый вечер, — мягко сказал мужчина, — возле окна Вы можете найти для себя стул. — Добрый вечер, — с лёгким удивлением ответил Себастьян, не веря в то, что его не узнали. Он неторопливо пересёк палату, взял необходимый предмет мебели и устроился у постели ближе к ногам, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу. Не стесняясь рассматривать беловолосого, дантист вспомнил, где же ему довелось видеть этого мужчину. — Вы — солист группы «Аристократы Зла», верно? Адриан Кривен. Гробовщик ответил полуулыбкой и еле заметным кивком, возвращая взгляд к Сиэлю. И, словно совершенно не интересуясь Себастьяном, произнес: — Имея такую огромную силу, Вы не в состоянии понять, насколько хрупки бывают вещи. Вы заметите это, лишь когда от них останутся одни осколки… Я тоже знаю, кто Вы. И знаю, как много Вы значили для него. — А я, кажется, начал понимать это только недавно, — спустя время негромко произнёс Себастьян, блуждая взглядом по мониторам аппаратов жизнеобеспечения. — Всё это время я думал, что нужен Сиэлю лишь как очередная игрушка. Особо приглянувшийся трофей, если позволите. — Все мы — его трофеи, — обронил Гробовщик, проскользив кончиками ногтей по руке садиста, — Он, знаете ли, очень любит меня: в этом я ни чуть не сомневаюсь. Толпы фанатов любого возраста и пола готовы на что угодно только за ночь со мной, а я хожу на сессии к Фантомхайву. Он делает со мной совершенно безумные вещи, а я ему за это ещё и плачу, — улыбнулся уголком губ альбинос. — Насколько мне известно, у него довольно много неординарных и ярких личностей среди нижних. Утрата любого из таких клиентов расстроила бы Сиэля до глубины души. Но Вы — не сочтите за оскорбление — обыкновенный стоматолог. Привлекательный, но стареющий. И тем не менее, именно Вы получили от него то, о чём многие из нас мечтают годами. И, кстати, довольно быстро. Вас совершенно точно нельзя назвать трофеем. Скорее наоборот: наш любимый садист стал венцом Вашей незначительной, ничем не выдающейся коллекции половых партнёров. — Это как раз один из смущающих меня фактов, — согласился Себастьян. — Что я могу ему дать? Такой… обычный. — Сердцу не прикажешь. Как бы банально это ни звучало. Видимо, есть в Вас что-то, остро необходимое ему. Но это точно не мудрость. Вы судорожно хватались руками за соломинку, именуемую «привычной и упорядоченной жизнью», не понимая, что держитесь лишь за пустоту. Найти подходящего тематического партнёра — дорогого стоит, и на мой взгляд, здесь нет места страхам и сомнениям. Подобным отношениям непременно следует давать шанс, — поджал губы Адриан, закончив речь. Брюнет не нашелся с ответом, и остаток отведённого для визита времени прошёл в полном молчании.***
Следующие две недели прошли без изменений. За это время Себастьяну «посчастливилось» неоднократно пересечься в больнице с Клодом и несколько раз — с Гробовщиком, вызывающим своим безразличием и спокойствием что-то наподобие желания подружиться. Согласовав с Фаустусом время посещений, чтобы наконец прекратить взаимно неприятные встречи, дантист стал невольно видеть Адриана чаще и уже не стеснялся изливать ему душу, даже если в голове творился полный сумбур. Первый день февраля выдался пасмурным и бесконечно дождливым. Завершив работу, Михаэлис привычно доехал до госпиталя и припарковавшись неподалёку, вышел из машины под ливень, кутаясь в черный плащ. На улице было безлюдно, не считая высокого пепельноволосого мужчины, стоящего у ступеней больницы под большим зонтом. — Зачем ты сюда ходишь? — вместо приветствия спросил металлист, приглашая Себастьяна под зонт. — Сам не знаю, — честно признался тот. — А ты? — Здесь спокойно, — выдал неожиданный ответ Гробовщик. — По крайней мере, было до сегодняшнего дня. Я ждал тебя. А то сейчас понабегут — не отобьешься. Стоматолог недоумевающе нахмурился, заглядывая Кривену в лицо. — Сиэля отключили от аппаратов и перевели в другое место. Теперь он находится в вегетативном состоянии. Конечно, от этого ничуть не легче: он всё ещё может умереть, или же остаться овощем на многие годы. А может, он пойдёт на поправку. Все мы хотим верить в лучшее. Поэтому в скором времени его палата наполнится обрадованными гостями. Он ведь теперь, вроде как, слышит… Грелль и Клод совершенно точно принесут цветы, — вполголоса рассуждал мужчина, словно с самим собой, — Тебе, должно быть, тоже следовало взять. Будь у меня твой номер — я бы предупредил. Ладно, пойдём, покажу, где он сейчас обитает, — распахивая перед брюнетом дверь, задумчиво проговорил солист. В отделении нейрохирургии на втором этаже обстановка была куда более приятной. Бледность больничных коридоров разбавляли живые растения и места для отдыха, а рядом с сестринским постом имелся автомат с кофе. Посетителей здесь было значительно больше и мужчинам даже пришлось отстоять небольшую очередь, прежде чем их отметили и, выдав халаты, разрешили пройти в палату. Белая дверь с номером «226» распахнулась им навстречу и выходящая оттуда пожилая санитарка, завидев их, радостно сообщила: — Проходите, проходите! Мистер Фантомхайв как раз проснулся, я только что сменила ему бельё и подгузник, а до ближайших процедур ещё 40 минут — так что вас никто не потревожит. Прогоняя из мыслей образ доминанта в упомянутом гигиеническом аксессуаре, Себастьян мотнул головой и заострил внимание на объёмном букете белоснежных лилий, который уже успел заполнить своим удушающим ароматом всё помещение. Сделав поспешный неглубокий вдох, он кашлянул в кулак и опустился на стоящий возле кровати стул, а уже после позволил себе посмотреть в лицо садиста. Сапфировые глаза, от которых Михаэлис уже почти успел отвыкнуть, выглядели огромными пятнами среди неестественно обтягивающей мышцы кожи. Его взгляд не выражал ровным счётом ничего; находясь в положении полулёжа, в которое ранее привела его санитарка, садист упирался взором в стену напротив, никак не реагируя на приход гостей. Видеть любовника в таком состоянии оказалось сложнее, нежели «мирно спящим» в окружении проводов: прежде, не видя его глаз, стоматолог не мог до конца понять реальность происходящего. — Это снова я, — мягко произнёс Гробовщик, — я пришёл с Себастьяном. Сейчас он сидит рядом с тобой и смотрит отнюдь не с врачебной выдержкой на твоё новое положение. Странно, ведь истекающие гноем десны и разрушенные зубы смотрятся достаточно непривлекательно для того, чтобы в конце концов обрести такого рода закалку. А может, он и правда переживает, — задумчиво постучал по подбородку кончиком длинного ногтя солист, — Я думаю, он расскажет нам об этом попозже. А ты — большой молодец, и я искренне верю в то, что ты выкарабкаешься, — ободряюще завершил он и присел на край постели в ногах. — Сиэээээльчик! Ты проснулся! — распахивая дверь, завопил тот самый красноволосый псих, обещавший обглодать Себастьяну лицо, — Дай-ка я на тебя взгляну! Ах, ты моя прелесть, ну наконец-то я снова вижу твои глаза! — счастливо скалясь, продолжал ликовать Грелль. — И ты опять здесь?! В прочем, ладно, я в слишком хорошем настроении. На вот, цветы в вазу поставь, — деловито обратился он уже к дантисту, нетерпеливо протягивая тому охапку алых роз. Сконфуженный всей этой обстановкой, мужчина решил не спорить и, приняв букет, встал со стула, развернувшись к прикроватной тумбе. Но едва он успел дойти с вазой до раковины, которая находилась буквально в полуметре от него, как дверь отворилась снова. — Всем привет, — устало поздоровался Алоис, тут же опускаясь на стул, на котором прежде сидел Михаэлис. — Я ненадолго: работы тьма. Да и к посещению рекомендовано не более трех гостей одновременно. — Я уже ухожу, — тут же сообщил Себастьян. — Здесь действительно становится слишком шумно. Испытав сиюминутное желание хоть что-нибудь сделать, невзирая на толпу «зрителей», брюнет медленно погладил исхудавшую кисть Сиэля, который тут же сомкнул пальцы, поймав его ладонь. — Что это такое?! — мигом встрепенулся Грелль. — Этот докторишка привёл нашего Мастера в чувства одним движением руки?! — Это один из безусловных рефлексов, являющийся нормой в вегетативном состоянии пациента. Он не понимает, что держит руку и тем более — что мою́, — бесцветно произнёс брюнет, со скорбью высвобождая пальцы из сухого костяного кольца. — Мне не положено разбираться во всех этих медицинских нюансах, у меня другая специализация, — фыркнул Сатклифф, — Но надеюсь, осознанно он сожмёт уже чью-то другую ладонь. Вот хотя бы Гро. Да, кстати, Гро, а чего ты молчишь? — тут же переключил он своё внимание на Адриана. — Давно вы тут сидите? Вам удалось побеседовать с врачами? Что они го… Брюнет бесшумно вышел из палаты, оставив за дверью непрекращающийся поток речи спецагента. Задержавшись ненадолго у автомата с напитками, он снял халат и пожелав дежурной сестре хорошего вечера, в прострации отправился в машину. Сев за руль, и даже не собираясь поворачивать ключ, он уставился на здание больницы. Несколько минут в голове звучал голос этого красного остряка и пробегали картинки увиденного в палате. Затем мысли перебросило в тот вечер, где он вот так же сидел, глядя в полупустой стакан, и размышлял о возможности совместного будущего. «А аристократ зла верно подметил. Я — стареющий, но, видимо, недостаточно взрослый человек…» — подумал он про себя. — Как я мог так слепо и безрассудно вести себя, не видя реальности? Сиэль и я — это как чёрное и белое. Неужели я не видел, что всё вокруг него словно из фарфора? Из фильма или лирической баллады… И все эти его знакомые — один одного интереснее. Куда я лез и чего добился? А дальше что? Пытаясь представить различные варианты будущего, мужчина не заметил, как прошло больше часа. — Вот опять… — прервал он собственный мыслительный поток и сфокусировался на часах: — Какой смысл предполагать, что может быть?***
Начав утро выходного дня с чашки крепкого кофе и пары тостов, Себастьян отвёз дочь к няне и поехал прямиком на Kensington High Street — в цветочный салон, выбрать букет в палату Сиэля. «И зачем я этим занимаюсь?» — думал мужчина, уже рассматривая разнообразие бутонов всех видов и оттенков. — «Всё равно ведь он их не увидит…» Не смотря на эти мысли, мазохист подошёл к выбору букета довольно придирчиво. Сразу же отказавшись от излюбленных длинноволосыми партнёрами по несчастью роз и лилий, он находил все прочие цветы недостаточно элегантными, слишком простыми или же напротив — кричаще-вульгарными; скучными, блёклыми, женскими… Всюду был какой-то изъян. Наконец, пройдя в последний зал, Михаэлис остановил свои метания на чёрных каллах. Воронкообразные чашечки тёмных бутонов имели тонкую бордовую окантовку, будто бы кто-то нарочито аккуратно макнул их в загустевающую кровь. Решив, что такой букет Сиэль бы точно оценил, брюнет взял 15 тяжелых стеблей и дождавшись, когда продавец перехватит их чёрной атласной лентой, довольный направился в больницу. В палате мужчина обнаружил Гробовщика, волосы которого сегодня были заплетены в косу, а сам певец, закатав рукава рубашки и стерильного халата, помогал санитарке укладывать Сиэля в постель. — Доброе утро, — поздоровался Себастьян, решив не спрашивать, что здесь происходит. — Доброе утречко, — в своей радушной манере ответила женщина, — милейший господин Кривен любезно помог мне с противопролежневыми процедурами, — поделилась она. — К счастью, нам пока что неплохо удаётся беречь господина Фантомхайва от этой напасти. — Что ж, славно, — натянуто улыбнулся стоматолог, стараясь не представлять себе обнажённое тело садиста, поражённое пролежнями. — Я принёс цветы. Бегло глянув на тумбу и обнаружив отсутствие свободной тары, санитарка пообещала, что через несколько минут будут развозить завтрак и заодно принесут ещё одну вазу. После чего, сгрузив на тележку медикаменты и инвентарь, удалилась. — Он выглядит, как живой скелет, — резюмировал Михаэлис, осмотрев прикрытого до пояса простынёй парня. — Ну да, немного похудел, — невозмутимо согласился Адриан и добавил: — Алистер порывается привезти ему манговое парфе и суфле из лобстера, но лечащий врач считает это лишним. — Я много думал последние пару дней… — уже привыкший к причудам знакомых Сиэля, проигнорировал последнюю новость Себастьян, но не продолжил фразу. — И…? — склонил голову набок альбинос. — Что будешь делать, если он придёт в сознание? Что ты скажешь ему? — Я боюсь, что он придёт в сознание. Именно потому, что так и не понял, что мне ему сказать, кроме «прости». Огромное чувство вины гложет меня за то, что я избегал диалога и в целом вёл себя непорядочно. Но я боюсь, что вместе с сознанием к Сиэлю вернутся и его чувства, а брать на себя ответственность за его реабилитацию я не готов. Таким образом, если он очнётся, морально будет чувствовать себя ещё хуже, чем тогда, когда решился на суицид. — Завтрак! — с грохотом вкатив металлическую тележку в палату, громко оповестила служащая больницы. Себастьян тут же встал со стула, уступая женщине место, но к его удивлению, Гробовщик остановил её на полпути к постели. — Позвольте, я? — Господин Кривен, — с улыбкой всплеснула руками санитарка, — Вы просто наш Ангел-хранитель! Если так пойдёт и дальше, мне придется делиться с Вами своей зарплатой, — хохотнула она, передавая длинноволосому поднос с едой. — Да бросьте, ещё так много пациентов требуют Вашего ухода, как можно не помочь? — улыбнулся мужчина в ответ, присаживаясь на постель Фантомхайва, — Хотя, думаю, Сиэлю бы понравился мой вид в коротком медицинском халате, — уже тише добавил он в то время, как женщина выходила за дверь. Себастьян, получивший обещанную вазу, устроил свой букет рядом с остальными, после чего сдвинул их все на край, освобождая на поверхности место для подноса. Укрыв плечи и грудь садиста белым полотенцем, Адриан придвинулся ближе и взял тарелку. Твёрдой рукой поднеся ложку с супом ко рту, он коснулся ей нижней губы, а когда рот Сиэля на рефлексе открылся, осторожно отправил содержимое внутрь. Стоматолог внимательно наблюдал за процессом, сначала удивляясь тому, как ловко у мужчины это выходит, а после разглядывая общую сюрреалистическую картину, которую являли собой эти двое. Парень, бывший некогда воплощением красоты и утончённости, напоминающий теперь пугающую некачественную куклу, и в буквальном смысле вышедший из-под огней софитов безупречный мужчина, распространяющий ауру привлекательности и вожделения на много метров вокруг себя. Каждая деталь внешнего вида певца всегда была тщательно продумана, делая конечный образ эталонным. Даже в обычной жизни, вне гастролей, он прочно удерживал статус иконы для многочисленного сообщества неформалов не только в Великобритании, но и в других странах. Движения его всегда были грациозны: и когда он вальсировал на съёмках клипа с актрисой, изображающей покойницу, изящными пальцами оглаживая её покрытую трупными пятнами кожу, и сейчас, когда он промакивал салфеткой бледные губы тяжелобольного. — Ты во мне так дыру просверлишь, — не поворачиваясь к собеседнику, заметил певец. Рука, украшенная несколькими оккультными кольцами, отправила в рот очередную ложку, но в этот раз часть содержимого полилась обратно. Оранжевая струйка тыквенной жижи, сползающая по подбородку, отнюдь не добавляла овощеподобному юноше привлекательности. Себастьяну стало нехорошо. Максимально некстати мужчине вспомнился их секс, и приоткрытый от страсти рот лежащего под ним Сиэля исказился, став расслабленным от немощности. Глаза садиста дрогнули, чуть закатившись; к горлу брюнета подступила тошнота. Решив переключить внимание на что-то другое, он сосредоточился на тонком платиновом кресте, качнувшемся в мочке уха Гробовщика, когда тот склонился ближе к Фантому. — Видимо, он наелся или устал, — спокойно предположил Адриан, обтирая испачкавшегося Верхнего. «Моё поведение виной тому, что с ним случилось», — мысленно укорил себя за отвращение Себастьян, но так и не смог совладать с ним. В это время Сиэль со стоном замычал, выталкивая обратно оставшуюся на языке пищу. Подцепив ногтями новую салфетку, альбинос терпеливо продолжил бережный уход за юношей. — Не думаю, что это зрелище намного хуже того, что в свою очередь доводилось видеть Сиэлю на работе. Чего только стоят недостаточно тщательно подготовленные к аналу гости… — равнодушно заметил Кривен. Себастьян внутренне вспыхнул, стараясь сохранить лицо невозмутимым. «Как только он успевает всё замечать? Мои эмоции… и тот косяк с неудачной чисткой… неужели Сиэль говорил ему? Или просто совпало?» — закрутился рой мыслей в голове пристыженного врача. — Я… — Не оправдывайся, — махнул рукой певец, возвращая почти пустую тарелку с колен на поднос.