***
День не задался с самого начала. Во-первых — труп блондинки в шесть утра. Во-вторых (и самых важных) — Таня. Из-за первого пункта у неё было плохое настроение. У Майского, соответственно, тоже — градация его состояния напрямую зависела от Тани, как бы сильно он не хотел обратного, но поделать ничего не мог. Казалось, хуже уже быть не может, но, как оказалось, очень даже может — несчастные сорок километров до Катамарановска растянулись на полтора часа из-за ужасной дороги и не менее ужасной погоды. Ночью всё разнесло и размыло жуткой грязью, к обеду же ударил противный морозец, всё заиндевело, заискрилось — тускло-белое на жёлто-коричневом. И, конечно, сам город. Катамарановск был странным со всех сторон — очень тихим, очень спокойным, почти спящим… Это в двенадцать-то часов дня! Но факт оставался фактом — пока они ехали к полицейскому участку, то встретили только одну упитанную собаку в ошейнике с золотистым бубенчиком и очень милую кудрявую девушку в тёплом клетчатом платье, распахнутом бежевом пальто и смешном чёрном берете. Хоть она показала, куда ехать, прежде чем стремглав убежать в здание НИИ, и вовсе напоминающее постройку столетней давности, которая со дня на день рухнет на головы своим работникам и превратит местных гениев в картофельное пюре. Таня хмурилась — у неё к маленьким городкам была особенная нелюбовь. Кажется, что-то связанное с отчимом и сестрой… Майский не помнил точно, но все эти выезды обычно убивали танино настроение в ноль, сколько бы она не улыбалась. Его не обманешь! Однако в этот раз всё было хуже обычного. Местные менты были очень странными. Случайно выловив за шкварник какого-то зелёного стажёра, Майский узнал, что обещанный им в помощники полковник ловил какого-то Игоря на болотах. Ждать его пришлось с полчаса, и вот лучше бы не дождались — приятный на вид усатый дядька с огромными глазами-пуговицами, в парадном кителе на пару размеров больше, воссиял до неприличия счастливой улыбкой, и, даже ничего не спрашивая, просто всучил им папочку с делом, заведённым на скорую руку. И — можете себе представить? — отправил разбираться самостоятельно! А у него, мол, дел много, некогда, некогда… — У нас, голубчики, как? У нас преступности почти нет. То есть, есть конечно, но, у-ху-ху, совсем немножко, совсем чуть-чуть… Одна редисочка, и ту — вам! Ищите-ищите, у-ху-ху, я к Малиновским — под угрозой расстрела не сунусь! А то ведьма эта мне весь участок загадит своим картофелем, у-ху-ху… Какая ведьма? Какой участок? Почему загадит? Вопросов была куча, ответов — ни одного. В общем, от одного взгляда на этого доморщенного полковника у Майского началась аллергия. Ему на секунду показалось, что он попал в цирк, причём не гостем, а явно клоуном. Это чувство усилилось втройне, когда их выставили за порог и захлопнули дверь прямо перед носом. Над участком сиротливо висела бумажка, где синими буквами на белом фоне каллиграфически-красиво было выведено: «Милиция». Красками. Катамарановск всё ещё жил в СССР, хотя СССР давно не существовало. Майский задумчиво поскрёб затылок; Таня принялась натягивать перчатки на руки. Шапка смешно сползла ей на лоб, и Майский не удержался — поправил. Она бросила на него благодарный взгляд из-под ресниц и шмыгнула замёрзшим красным носом. Даже в участке не отогрелась. — Слышишь, Танюш, я смотрю, у них тут ещё Советский Союз… Таня шмыгнула носом ещё раз. — Да нет, у них тут девяностые, судя по всему. Смотри. И кивнула в сторону гопоты, маячившей около ближайшего продуктового сгорбленными серо-синими тенями. Гопота насчитывала собой четырёх человек, и — Майский удивлённо округлил глаза — приятную девушку в берете из НИИ, которая что-то серьёзно им втолковывала, уперев руки в бока. Гопота слаженно кивала и сплёвывала шелуху от семечек на асфальт. У Тани затрезвонил телефон. Она вытащила трубку из кармана, включила сразу на громкую связь, и из динамиков послышался ехидный голос Тихонова, который, судя по всему, выспался к часу дня, восполнив силы за несчастные пять часов сна. Когда первый раз звонил, во время их выезда из лесополосы — вспомнил про полковника, перед тем как уснуть, то вообще еле языком ворочал. А теперь ничего так, бодрячком. Хотя они все тут привыкли спать минимально… Но Таню Майский жалел. Сильнее всего ФЭС вместе взятого. — Ну? Что там местная полиция? Узнали чего? Майский только хмыкнул. Как же. У таких узнаешь! — Вань, местная полиция ещё морально милиция. Сунули нам дело, забаррикадировались в участке и на контакт не идут. Таня тонко хихикнула. Тихонов явно сдерживался, чтобы не заржать, голос стал ещё ехиднее: — Оно и понятно. Чужаков там очень не любят. Я чего звоню, собственно? Вычёркивайте Сапогова из списка посещений, он только сегодня утром прилетел из США, можете к нему не идти. Идите сразу к Малиновским! Майский и Белая переглянулись. Знали бы ещё, куда идти! Сергей шумно выдохнул и склонился прямо к динамику: — А ты, гений компьютерный, случайно адрес нам не подскажешь? Тихонов помолчал с секунду. — Очень хотелось бы, но не подскажу. Я звонил Малиновскому и его жене, не взяли трубку. В офис тоже, но секретарша послала меня лесом, а в деле три разных адреса… Короче, вы там как-нибудь сами, а я пока пробью, где он там ночует обычно… Майский почесал подбородок. — А сразу ты это сделать не мог? Белая затаила дыхание. — Не мог, — огрызнулся Ванька, — Галина Николаевна сказала, что у них там такая система безопасности, что хрен разберёшься с первого раза. А если лезть — то у него своих спецов хватает, раскусят, так она мне потом руки оторвёт и с ногами поменяет. Ей бы вообще Малиновских трогать не хотелось, сам знаешь… Майский знал, конечно. Он дела Романа Малиновского не вёл, не участвовал и не дышал, но был наслышан — Круглов с допросов выползал выжатым, как лимон. И ненавидящим — ненавидящим девяностые, бизнесменов, деньги, Катамарановск и Романа Малиновского в частности. — Короче, — обрубил Тихонов, — спроси у полковника. Если он не знает, то тогда я полезу. Жену его на допрос из-за пары сообщений не вызвать, так что он, скорее всего, пошлёт вас лесом, — добавил нехотя, — по делу Оганесяна он Круглова не то что лесом послал, а пообещал показать. Так что ты там это… Поосторожнее! Поосторожнее. Ванька отрубился. Майский вздохнул. — Чё, обратно к полковнику? Таня поджала губы. — Тебе хочется? Вот и мне нет. Под ногами захрустела грязь, присыпанная инеем, как сахарной пудрой. Налипла на подошву густыми комьями. — Так у кого спрашивать-то? В офис к нему поедем тогда? Таня ткнула пальцем в гопоту. Девушка в берете уже куда-то умчалась, и после её исчезновения на гладких лысых макушках местной шпаны загадочным образом оказались тёплые вязаные шапки совершенно вырвизглазных цветов — кислотно-жёлтая, светло-зелёная, тёмно-фиолетовая и ярко-красная. — Вот у них спросим. Эй, пацаны! Гопники синхронно задрали головы, но с корточек подняться не соизволили. Переглянулись между собой. Белая закатила глаза и шустро зашагала им на встречу — маленькая, раздражённая и очень, очень опасная в таком взвинченном состоянии; Майский послушно потрусил за ней, как верный пёс. — Пацаны, подскажите... Гопники переглянулись ещё раз. Наконец тот, который сидел чуть выше остальных, главарь собачьей своры — симпатичный молодой парень в синей олимпийке, лениво пихнул в плечо парня в жёлтой шапке. Лицо главаря — молодое и бледное, портил только тонкий белёсый шрам на брови и свежая царапина на щеке. Он подвигал челюстью. Взглянул на Таню тёмными злыми глазами, будто полоснул лезвием. Майский был на сто процентов уверен, что в кармане спортивок найдётся не один ножичек… ФЭСовскую форму гопник изучил очень внимательно, едва ли взглядом не облизал. Брезгливо наморщил нос. — Павлуха, — с явной неохотой протянул он, не меняя позы, — подскажи-ка волчице. Павлуха важно приосанился. Майский примерно понимал, что им могут подсказать и уже приготовился дать отпор отборному словесному поносу, подобный контингент вежливостью и умением фильтровать базар никогда не отличался, но шпана его очень удивила — названный Павлухой торопливо подскочил поближе и вытянул шею, как встревоженный гусь. И никаких тебе оскорблений. Даже странно. — Тончик, документики пусть предъявят и сразу подскажу! Тончик снисходительно кивнул, будто делал одолжение. — Шаришь. Документики-то покажешь, волчица? Таня даже не моргнула. Сунула руку в карман куртки, выудила маленькую красную книжечку и заботливо поднесла к явно неоднократно сломанному носу Павлухи — тот сросся криво, осталась горбинка. Пацан внимательно осмотрел удостоверение со всех сторон, едва ли не обнюхал. Майский на секунду подумал, что на зуб попробует. — Волки нынче на гастроли ездят, слыхал, Тончик? Московские пожаловали зачем-то. Зачем, кстати? — Павлуха сощурил один глаз, второй был затянут фиолетово-желтым синяком, — чего надо? У нас никакой преступности нет, — шпана за его спиной щербато заухмылялась. Тончик только закатил глаза — видимо, шутка ему не понравилась. — Ты бы язык… — Таня резко наступила ему на ногу, и Майский прикусил свой. Вовремя: шпана на него уставилась по-волчьи недружелюбно, враждебно, пацаны нахохолились все, как воробьи. — Нам очень нужен Роман Малиновский, — оборвала Белая и примирительно вскинула ладони. Книжечку уже засунула обратно. Тончик вскинул рассечённую бровь. — Малина нах? Ничосе… — Не совсем он, — терпеливо принялась объяснять Таня, — а его жена. Вы знаете, где их можно найти? Трубку они не берут. Тончик дёрнул исполосованной щекой. — Конечно, не берут, — медленно согласился он, — у неё вчера день рождения был. Спят ещё, наверное. — Так что насчёт адреса? — поднажала Таня; гопник задумчиво подвигал челюстью, будто решал какую-то сложную математическую задачу. — Сносно, — вдруг решил он, — Павлуха, объясни, как проехать. Павлуха втянул носом воздух, шумно выдохнул и неожиданно ясно, коротко и на пальцах начал объяснять, куда ехать. Даже налёт тупости куда-то делся. Пока пацан одухотворённо вещал, Майский осмотрелся по сторонам — было тревожно-тихо; город мирно спал. Наконец, Павлуха выдохся и закончил. — Спасибо, — вежливо поблагодарила Таня. — Спасибо в карман не положишь, — с намёком прохрипел Тончик; Таня, не изменившись в лице, передала Павлухе несколько сложенных вместе купюр. Точник улыбнулся чуточку довольнее, будто передумал откусывать им головы. Таня с Майским направились обратно к машине. Краем глаза Майский уловил, как шпана всей гурьбой поспешила в продуктовый, оставив Тончика одного — тот выдрал трубку у дружка в зелёной шапке, отошёл за угол и кому-то позвонил. Майский уже догадывался — кому.***
Малиновский встретил их хлебом-солью. Огромный мужик — реально огромный, как медведь гризли, высокий, плечистый, туго затянутый в гладкий малиновый пиджак и строгие чёрные брюки, улыбнулся, блеснув идеальными белыми зубами. Хотя улыбкой это назвать было сложно, скорее уж дружелюбно осклабился. — Майор Майский и капитан Белая, ФЭС. На удостоверения взглянул одним глазом, мимолётно. Донесли уже, небось, кто, когда и откуда. — Уж кого-кого, а вас я не ждал, — довольно пробасил Малина, далеко не сонный. Лохматой макушкой он почти упирался в верхний косяк двери, — чё, соскучилась по мне ваша Галина Николаевна? Я по ней — очень, — Малина улыбнулся ещё шире и протянул руку. Как только рожа от такой довольной лыбы не треснула? Майский, естественно, протянутую ладонь пожал — рукопожатие ожидаемо оказалось крепким и жёстким. Внезапно взгляд Малиновского остановился на Тане. Сначала скользнул равнодушно, потом застопорился, вспыхнул узнаванием. — Кисуль, да я тя помню! Чё, в тёмненький перекрасилась? Тебе идёт. Таня побурела, но явно не от гнева, скорее уж от смущения. — И вам добрый день, Роман Дмитриевич, — невнятно поздоровалась она, вытаскивая нос из-за шарфа, — долго мы вас искали на этот раз. Дозвониться до вас невозможно, а ваша секретарша желанием общаться не горит. Малиновский добродушно хохотнул. — Есть такое, кисуль. Так чего надо? Таня потопталась на месте, потом оттеснила Майского хрупким плечом и подошла поближе. Тот подавил острое желание задвинуть её себе за спину. — Вы бы очень помогли нам в расследовании, если дали возможность пообщаться со своей женой. Полуночно-синие глаза Малиновского насмешливо сузились. Он приветливо распахнул дверь пошире и отступил вглубь дома, пропуская незваных и нежданных гостей в коридор. — Ну как же мне на помочь доблестным сотрудникам правопорядка. С женой, так с женой. Киса, сюда поди! Гостеприимный хозяин позволил им разуться, предоставил меховые белые тапки в новой упаковке и кивнул взъерошенной головой на лакированную деревянную вешалку. — Щас всё будет. Он даже вежливо принял у Тани куртку, сам сунул её шарф куда-то на полку, а потом выругался. Майский опустил взгляд вниз, на до блеска натёртые белые плиточные полы — к чёрной брючине намертво приклеился лысый кот откровенно жуткой наружности. Страшная тварь была тщательно запакована в розовый свитер. Малиновский осторожно подвинул кота ногой. Воровато огляделся. — А ну брысь, чудище! Чудище обиженно вильнуло гибким лысым хвостом и помчалось наверх по лестнице, смешно виляя голой задницей и шустро перебирая розовыми лапами. Майский огляделся. Дом Малиновского сильно отличался от застывшего в восьмидесятых города — бывший бандит отгрохал себе нехилые хоромы. Мраморные столбы, новейшие высокие ворота с электронным датчиком, сияющие золотистые люстры — о достатке здесь кричало всё, даже любезно выделенные им тапки. Майский не удивился бы, узнав, что они сделаны из какой-нибудь редкой дорогостоящей овцы. Какое-нибудь легендарное золотое руно… Малина явно любил жить на широкую ногу. — Так насчёт жены… — снова попробовал Майский. Малина от него отмахнулся, едва шевельнув пальцами. В отсвете люстры блеснул перстень-печатка. — Да щас она подойдёт, оденется только… Кис, слышала?! Оденься! Таня спрятала улыбку; Майский только пожал плечами. Мало ли, какие тут порядки царили… Может, жена Малиновского любила нудизм. Они успели даже рассесться на щедро выделенном диване, повинуясь взмаху милостивой барской руки, а кухарка в накрахмаленном белом чепце принесла резной чайничек и несколько фарфоровых кружечек. Самому Малине кухарка плеснула коньяка в стакан. — Будете? Бутылку оставь. Майский тут же вежливо отклонил заманчивое предложение. Ещё со вчерашнего не прошёл ком из текилы и виски, стоящий поперёк горла. — Нельзя, при исполнении. Малиновский понимающе хмыкнул и выпил коньяк залпом. Розовое чудовище уже вернулось и теперь радостно обтиралось об его ногу. Мужик морщился, но стоически терпел. Кухарка торопливо уползла, в дверях чуть не столкнувшись с хозяйкой дома. «Киса» оказалась хорошенькой молодой девушкой, даже моложе, чем на фотографии. Тёмно-рыжая, светлокожая, в жидком шёлке летящего розового платья, перехваченного широкой лентой на поясе. Короче говоря, Майский чуть горячим чаем не подавился — контраст между супругами был поразительный, и Евгения Малиновская на фоне своего мужа казалась смехотворно-маленькой и смехотворно-юной. Убить она могла только комара. И то — сомнительно. — Здравствуйте, — она уселась напротив и забросила ногу на ногу, обнажив белые колени, — чем я могу вам помочь? Майский всё-таки не удержался, само с языка сорвалось: — И сколько же вам вчера исполнилось? Девушка обаятельно улыбнулась. — Двадцать пять. Таня сдавленно хрюкнула в чашку с чаем; Майский неловко прочистил горло. — С прошедшим вас… — Чё, заскочили с днём рождения поздравить? — Малина вопрос явно не оценил, посмурнел и потерял примерно половину своей доброжелательности. Процедил колюче, весь ощетинился: — Ближе к делу давай, у нас на пустой трёп времени нет. Он устроил громадную лапу на кресле, перекинул так, что длинные рыжие волосы слегка щекотали ему предплечье. Двумя пальцами ухватил кончик пряди, потеребил; «Киса» мягко коснулась его запястья затылком, словно успокаивала. — Не будь таким грубым. — И не собирался. — Я заметила. Они схлестнулись взглядами. Секундой позже синхронно улыбнулись. — Благодарю за поздравление, мне очень приятно, но… Что вы хотели? — Киса рассеянно плеснула взглядом студёных зелёных глаз, томных и влажных. Таня неловко передёрнула плечами. Майский поставил чашку на столик, упёр локти в колени. — Действительно. Скажите, в каких отношениях вы были с Нателлой Стрельниковой? Рыжие брови удивлённо дрогнули, розовый рот сложился в недоумённую букву «О». — Нателла? — недовольно переспросила девушка, — А причем тут она? Опять донос нарисовала, что ли? Да нет у меня никаких тараканов! Эта швабра блондинистая просто бесится, что… — Тих-тих, успокойся, — умиротворяюще прогудел Малиновский, нежно тронув жену за плечо, — раскудахталась, как курица, слово человеку вставить не даёшь. Давай, майор, чётко и по делу: чё случилось? — Нателлу Наумовну вчера убили. Малиновская побелела. Длинные чёрные ресницы, тщательно прокрашенные тушью, поднялись и опустились, она резко повернула голову в сторону мужа и растерянно сложила брови домиком. Тот чуть наклонился вперёд, татуированные костяшки пальцев побелели, когда он крепко сжал спинку кресла. Недоверчиво сузил глаза: — Че, прям всамделишно? Майский твёрдо угкнул и развел ладони, перевернув их вверх. — Всамделишно. Зарезали, три ножевых. Мертвее всех мёртвых. Малина хмыкнул, потом щёлкнул языком о нёбо. — Туда ей и дорога. А Киса тут причём? Чё, хотите сказать, она Натку пришила? Он вдруг гоготнул — будто его очень развеселила эта мысль — чуть наклонился вперёд, сгрёб не успевшую даже пискнуть жену в охапку и усадил к себе на колени. Погладил по волосам, как кошку. — Не придумывай, майор. Чушь порешь какую-то. Она вон над рыбой дохлой — и то рыдает, какое ей убийство? Таня примирительно проговорила: — Ничего личного, Роман Дмитриевич. Мы не пытаемся... Оклеветать или оскорбить вашу жену. Обычная процедура, мы обязаны задать несколько вопросов. Это наша работа. Малина посверлил Таню мрачным взглядом с десяток долгих тягучих секунд. Потом по-медвежьи трогательно обнял жену ещё крепче. — Ну задавайте. — Какие отношения у вас были с Нателлой Наумовной? — У меня никаких. А Киса цапалась с ней вечно, — он указал подбородком на сжавшуюся в его объятиях девушку, — бабы, что с них взять. Не нравились друг другу, бывает. Это ж не мотив? — Не мотив, — покладисто согласилась Таня, не дав Майскому и рта раскрыть, — когда вы видели Нателлу в последний раз? Малина фыркнул. — Так вчера и видел. Она приезжала. Подарок вон подарила какой-то даже, но надолго не задержалась — поцапалась со всеми, как всегда, да и укатила. Таня кивнула. — В котором часу это было? Малина наморщил лоб, вспоминая. — Да нормально так уже… Приехала она к одиннадцати уже, уехала через полчаса, вроде. Плюс-минус по минутам. — А подарила что? Малиновская вдруг встрепенулась. Высунулась из-под руки мужа. — Книжку. — Книжку? Какую? — это поинтересовался Майский. Покойная была похожа на ту, кто подарит своей не-подруге кислоту, причём плеснёт в лицо, а не притащит книжку. Киса поджала губы. Скулы у неё порозовели, уши — тоже. Майский подумал, что от смущения, но оказалось, от гнева. Тихая ярость разлилась обиженно, голос тонко дрогнул: — Справочник идеальной домохозяйки. «Как удержать мужа в семье, если вы тупая истеричная сука» или что-то такое. Я выбросила в мусорное ведро сразу же после того, как на Нателла уехала. Малиновский глухо ухнул. — Чё, серьёзно? Жена выразительно промолчала, и он погладил её по плечу. Жадно уткнулся носом в волосы. — Где вы были с двенадцати часов вечера и до часа ночи? — Да полно людей её видело, майор, куча гостей, мы как раз в это время последних и провожали. Дома она была всю ночь, спала. Со мной. Слыш, Кис, — он слегка тряхнул её, мягко, — иди-ка ты наверх, я сам тут побазарю. Киса послушно поднялась с его колен, бледная, с покрасневшими глазами, будто она собиралась заплакать. Малина перехватил её руку и быстро поцеловал пальцы. Она погладила его по щеке, после подхватила урчащий лысый ужас на руки и спешно ретировалась, напоследок коротко попрощавшись; Малина проводил её уход взглядом — внимательным и напряжённым. Он молчал, пока лёгкие шаги наверху не затихли и не раздался звонкий детский голосок. Прислушивался, пока всё окончательно не стихло, и только тогда плеснул себе коньяка в рюмку, уже без помощи кухарки. Вытащил портсигар из-за полы малинового пиджака и торопливо закурил. Глаза у него нехорошо потемнели, лицо ожесточилось, разом потеряло всё радушие, оставив после себя расчёт и недовольство. Недовольства было много. — Ты, майор, зачем пришёл? Бабу мою пугать? Обломаешься. И ты, и начальство твоё. Майскому очень хотелось сказать гадость и не одну. Мол, это жена? А мы думали — дочка. Но сдержался, не стал — связываться не хотелось, некогда и того не стоит, да ещё Таня намертво прилипла к боку, не отодрать и с мясом. Нельзя с Малиновским ссориться. — Значит то, что ваша жена была дома, никто подтвердить не может? Кроме вас, разумеется? — тактично завернулся Таня. Малина вальяжно откинулся поглубже в кресло и широко расставил ноги. Пальцами побарабанил по лакированному подлокотнику, затянулся. — Кисуль, да дома она была, говорю же. Гостей провожала в это время. Во скок Натку пришили? Между двенадцатью и часом, ты сказала? Ну, Алик с Ксюхой как раз только уезжали, они всегда последними уходят. У нас камеры везде стоят, — он ткнул крупным пальцем в сторону белого горшка с огромным синим цветком, над ним и правда висела камера. Судя по всему, одна из, — я, так и быть, велю Жорику переслать записи вашим спецам. Ищите, кто там и за что Натку грохнул, но в следующий раз сюда советую приходить с ордером как минимум. Как максимум — ваще не приходить. Ферштейн? Майский промолчал, но Малина не был дураком — прочёл бессилие в их глазах и довольно оскалился. Ничего у них не было, кроме пары сообщений. А это совсем не доказательство. Малиновский спешно докурил и сунул окурок в пепельницу, очень аккуратно, чтобы не насорить на чистые полы. — Вот и отлично, — закончив, он хлопнул себя по ногам и поднялся, — раз мы всё решили, то идёмте, я вас провожу. Правда проводил — точно также, как и снял, помог Тане надеть куртку, достал шарф с полки. — Мы приносим извинения… — начала она. — Не стоит, кисуль, — Малина задумчиво пожевал губами, — ничё, не смертельно, но зря. Мы ничем помочь не сможем, вам бы лучше с Гриней поболтать, он, может, чё и знает… — тут Малина сам себя оборвал, нахмурился, — не, вряд ли. Натка последние года три шухарилась по-жёсткому, редко я её видал. Это… Захар точно чё-то знать должен, — увидев непонимающий взгляд, поспешил добавить, — брат гришкин. К нему сгоняйте. Бывай, майор. Кисуль, передавай Галине Николаевне горячий привет от меня, я соскучился, — он кивнул и захлопнул дверь у них перед носом. Всё было ясно. Таня сделала шаг вперёд, но Майский придержал её за руку и приложил палец к губам. Таня послушно остановилась. Из-за двери донеслось громкое, но мягкое, почти нежное: «Кис, ты чё там? Расстроилась, что ли? Ты чё, ну… Щас я поднимусь…». Всё затихло. Они отошли на приличное расстояние, старательно игнорируя глазастые кусты и лысого бугая, истуканом стоящего у ворот. — Что думаешь? Больше так не выйдет, нам тут явно рады не будут. Майский потёр подбородок, доверительно понизил тон: — Да ничего, ясно всё. Нателла приехала, сделала гадость имениннице и уехала. Ну, на словах, конечно… Щас Ваня посмотрит записи с камер, скажет… Но вряд ли там будет что-то. Было бы — Малина сожрал эти записи у нас на глазах. Да и вообще… Нахрена его жене убивать Стрельникову? Ну цапались и цапались, из-за такого не убивают… Таня посмотрела на него каким-то очень странным взглядом: — Плохо ты знаешь женщин, Серёж. Лысый громила выразительно посмотрел на часы.