Все мы изменились

Лютик тревожно огляделся по сторонам и потянул одеяло на себя. Комната веяла холодом и сыростью, что не особо придавало желания предаться волшебным снам. Бард ворочался в постели, думая обо всем, лишь бы это не навевало кошмары. О Геральте, о Цири, да даже о Йеннифэр… но только вот все равно заснуть никак не удавалось. Старая, запылившая комната в крепости Каэр Морхена была не лучшим местом для жилья, но Ламберт, спокойно покачав головой, отдал эту комнату Лютику, ибо мест не было. Приехали все, кто помогал отстаивать честь старой ведьмачьей школы, да и некоторые приехали просто погостить, поэтому Геральт, пожав плечами, взял ключ и отвёл Лютика к нему в комнату, на самый верх самой высокой башни, где раньше стояло оборудование Йеннифэр. Все ещё не уснуть. Поэт метался по скрипучей кровати, скуля от того, что на ней так много пустого места и чужого тепла ему просто не дано. Лютику это надоело. Он кое-как выпутался из плена пуховой перины, надел свои туфли и с большим страхом отправился вниз по лестнице, может, кто-то ещё не спит. … Так и оказалось. В главном зале за столом сидели все ведьмаки, включая Эскеля, который лично сказал Лютику, что пойдёт спать, Йеннифэр и Трисс. Ламберт и Геральт сидели, нахмурив брови, потихоньку опустошая кружки с элем, черноволосая чародейка, скрестив руки на груди, что-то рассказывала, а рядом с ней притаилась Меригольд, аккуратно сложив свои ладошки на деревянном столе. У барда сразу сжалось сердце при виде Трисс. Та сидела вся бледная, без привычной улыбки и блеска зеленых глаз. Она не смеялась и не косила взгляды на подругу, а просто слушала, иногда кивая. Бедная, бедная Трисс. — Лютик? — Геральт первым заметил фигуру в изящной пижаме, спускающуюся по винтовой лестнице. — Почему ты не спишь? — Я не могу заснуть, — ответил поэт, поджав руки к себе. Внизу ещё холоднее, чем сверху. Ведьмак бросил на него оценивающий взгляд и замялся. — Жутко холодно, да на пыль аллергия. — Вылечим, — добавила Йеннифэр, слабо улыбнувшись. Чародейка положила ладонь на плечо подруги и та невольно сжалась. — Я рассказываю о политической ситуации на севере, но так как я почти закончила, буду кратка. Сразу после зимовки нам нужно сваливать с крепости. — Почему? — поинтересовался Ламберт, напрягая кулаки. — Если это опять какие-то херовы заморские властители, то их можно послать куда подальше. — Нет, Ламберт, — Йен покачала головой, поглядывая на белую как полотно Трисс. — все намного хуже. Радовид совсем обезумел. Он планирует захватить всю территорию, идущую на север, а мы находимся в ее числе. — Ты думаешь, его армия выдержит? — Геральт кашлянул. — С тем войском, что на нас идет… — чародейка выдохнула. — Мы поляжем все замертво. Любые заклинания бессильны, даже с моей помощью. Никакой союз или перемирие нас не спасет. С человеком, которым руководит безумие и жажда власти бесполезно спорить. Нам нужно убираться после зимовки. — Я тебя понял, — буркнул Ламберт. — Соберём все, что можем и двигаемся на восток. Там видно будет. — Я рада твоему пониманию, — сказала Йеннифэр, встретившись глазами с теперь ещё больше перепуганным Лютиком. — Что ж, думаю, я высказала все, что требовалось. Я пойду спать, Трисс? — Меригольд тихо ответила отказом и черноволосая ушла, оставляя ведьмаков и барда с чародейкой. — Мы в полной жопе, — икнув, сказал Ламберт, потирая огромный шрам на глазу. Кейра не смогла его вылечить, как бы не старалась. — Вот единственный, сука, раз в жизни нам… повезло, а теперь мы снова хер пойми кто, — он вновь икнул, доливая в себя остатки эля. Трисс смерила его презрительным взглядом, хоть и ничего не сказала. — Ты прав, Ламберт, — ответил Геральт, садясь рядом и пододвигая к себе бочку с пивом. Беловолосый тут же обернулся, похлопав по месту рядом. Негоже, чтобы Лютик так стоял. — Давайте поговорим просто так. У кого какие новости? — Кейра заболела, — тут же промямлил молодой ведьмак. — Да, да, знаю, чародейки не болеют. Но она подхватила какую-то… оспу, что ли?.. Как она ее назвала… в общем, её сейчас лучше не трогать, она ужасно злится на посторонних. — Сочувствую, — тихо прошептал Лютик, стараясь быть не обычным задним фоном. Ламберт поднял руку, мол, все нормально. — Ну а ты как, Трисс? — неуверенно спросил Эскель, догадываясь, что возможно сейчас огненно-рыжая чародейка крикнет какое-нибудь заклинание и опрокинет стол, но этого не произошло. Она скромно чихнула и с легкой, но обворожительной улыбкой, ответила. — Я справляюсь, не нужно переживать… — чародейка помотала головой, привстав со скамейки. Взору остальных предстала деревянная нога, заменявшая настоящую. Светлое дерево сильно отливало на ярком свете. Механические шестеренки имитировали движение колена. Трисс немного смутилась, увидев, сколько взглядов резко окинули её. Чародейка спустила подол длинного платья обратно и продолжила стоять. Садиться ей уже было не комфортно. — Боже мой, Трисс… — ахнул Лютик. Он был уверен, что все ему говорили, будто ногу уже ничем не заменить. Что рыжая молодая чародейка погибнет рано или поздно от всяких зараз, что могут пристать к жалкому кровавому обрубку. Именно таким видел его поэт, впервые увидев Меригольд после битвы. Тогда он впервые почувствовал ярость ко всем лекарям-чародеям, а те лишь угрюмо сопели себе под нос. Даже Йеннифэр не могла ничего сделать. — Знаю, Лютик, — ласково начала огненноволосая, оглядывая новую ногу. — Я тоже думала, что для меня все кончено и эту жизнь я закончу на койке у лекаря, но всё же нашёлся умелец, что сделал её для меня. Теперь я на всю жизнь ему благодарна. — Я вообще горжусь тобой, Меригольд, — подхватил Ламберт, все ещё не решаясь назвать Трисс по имени. — Вот никогда бы не подумал, что чаровницы могут быть такими сильными. — Чародейки, — с нажимом поправила девушка и отхлебнула вина из кубка. Щеки ее были бледные. — Чародейки, Ламберт. — Так, думаю, на сегодняшний день нам историй хватит, — Геральт встал со скамейки, брякая мечами. — Завтра мы уберем снег около крепости и мы продолжим обсуждать вести. Наверное, и у нее найдется, что рассказать. — У кого, у неё, Геральт? — спросил бард. Остальные тоже кинули на седого ведьмака вопросительный взгляд. — Завтра приедет Цири. Прислала весточку, — коротко ответил Геральт. — Она мчится сюда через Туссент, срезав дорогу. Сегодня её примет во дворце Анна, а завтра она будет уже на подъезде в Каэр Морхен. — Резвая девка, — пробубнил Ламберт, улыбаясь. — Сколько себя помню, всегда была шустрой. — Да, только теперь ей… сколько, семнадцать, Геральт? — поинтересовалась Трисс. — Угу, — кивнул ведьмак, все это время не спуская глаз с Лютика, что уже выпивал вторую кружку. Чародейка это заметила и первой предложила всем пойти спать, и никто не отказался. … Лютик всё ещё ворочался. Заснуть в Каэр Морхене — это самая непосильная для него задача. Вот завлечь одну девушку, а потом вторую, узнав позже, что они обе родные сестры и к тому же верующие — это легко. Наконец навязчивые мысли утихли, и бард, каким-то волшебным образом умудрившись принять нормальное положение для спины, утихомирился, мирно засопев. … Утро в крепости началось не очень. Первое, что услышал поэт за своё пробуждение, были крики и грозный голос Йеннифэр, что командовала во дворе. Ведьмаки, по её мнению ужасно плохо убирают снег и никакими чарами это дело не спасти. Ламберт уже устал плясать под дудку чародейки и просто ушёл к себе, оставив Геральта и Эскеля на растерзание Йен. Лютик торопливо оделся и выглянул в окно. Погода была чудесной, если не сказать, замечательной. Шел снег, так, что аж глаза болели, солнце поигрывало лучами на белоснежных крышах Каэр Морхена, а горы отсюда казались великолепными для пейзажа какого-нибудь известного художника из Новиграда. Выйдя из башни, бард резко прикрыл рукой глаза. Их слепило невозможно, а всё из-за отражающего снега. Геральт молча, и с каменным лицом, водил лопатой по снегу. Четко и в одном ритме. Эскель же делал все наоборот, кривляясь чародейке в спину. А та неторопливо колдовала в воздухе, размахивая изящными руками в черных перчатках. Снег комьями собирался в одну кучу возле парадного входа, где уже собралась нехилая такая гора, где уже можно и на санках покататься. — О, Лютик, чудесно, — заметила поэта Йеннифэр, скривив губы в улыбке. Обсидиановая звезда чуть дрогнула при её голосе. — Как раз ты меня и заместишь. У меня кончаются силы и поэтому ты мне поможешь. Ты все равно спал дольше всех. Йеннифэр ослабила магию и огромная куча искристого снега тут же шлепнулась рядом, развалившись. Лютик кивнул, понимая, что иначе гнева черноволосой он не вынесет. А истерики Йеннифэр закатывала ещё какие. — Лютик! — поэт резко обернулся, выронив лопату из рук. Геральт окликнул его через весь двор. — Подойди! — Сейчас! — крикнул он в ответ, не смотря на уже ненавистную лопату. Бард быстро подошёл. — Слушай, я тут доубираюсь и мы с тобой пройдемся. Надо сходить кое-куда, — ведьмак снова кашлянул, но лишь для небольшой паузы. Зимней одежды на нем не было, в отличии от Лютика, что укутался в два шарфа, тёплый кафтан и плотные штаны. — Куда? — вопросил поэт. — Цири надо встретить? — Нет. Мы пойдём проведаем Весемира. Давно мы уже с Ламбертом к нему не ходили, а тут уж… надо почтить память, — Геральт усмехнулся. — Конечно, я тебя подожду. … Геральт закончил довольно быстро, ну, по мнению Лютика. Теперь двор блистал от ровного слоя белых снежинок, а гора, которую сделала Йеннифэр, стала ещё больше и поэт уже даже подумывал предложить ведьмаку покататься на ней. — Эскель! — громко крикнул беловолосый. — Мы закончили! — молодой ведьмак откликнулся и показал большой палец вверх. — Все, пошли. Бард кивнул и проследовал за Геральтом. Беседа у них не задалась с самого начала, хотя тут даже и начала не было. Лютик молча шёл за ведьмаком и рассматривал диковинные растения, пока его спутник прорубал путь сквозь лес. Потом они неспешно плыли на лодке, а поэт пытался не смотреть на ведьмака, потому что тот прожигал в нем дыру, глядя только на него, остальную работу выполнило ведьмачье чутье. Наконец они высадились на небольшой островок, где высился холм. На том холме уже можно было отчётливо видеть красивый монолит и горящие свечи. — Мы ненадолго, — произнёс Геральт, задумчиво смотря на холм. — Я положу цветы, что мне дала Йен. — Как скажешь, — согласился Лютик, не споря. Вообще спорить с ведьмаком в такие моменты было бы его самым ужасным решением. Он знал, когда беловолосый злится или грустит внутри себя, то он говорит отрывисто и смотря в одну точку. Так происходит и сейчас. Геральт двинулся по маленькой тропинке, ведущей наверх, а поэт пошёл следом, осматривая новое место памяти Весемира. Все красиво и очень… удручающе. Лютик не сомневался, над всем этим постаралась Трисс. Видна ее рука, даже зимой все цветет и благоухает. Яркие рыжие цветы неизвестного барду названия росли здесь повсюду, испуская в воздух алую пыль, где летали светлячки, озаряя темное пространство. На вершине холма был украшенный рунами и мудрыми изречениями старого ведьмака монолит. Некоторые слова нельзя было разобрать — почерк разный. У подножия монолита стоял гроб, на котором расположились белые лилии. Ведьмак медленно подошёл к гробу из красного дерева, держа в руке крохотный букетик из черно-белых роз. Естественно, Йеннифэр. Геральт аккуратно положил цветы на крышку, стараясь поставить их ровно, чтобы холодный ветер их не сдул. Беловолосый постоял ещё чуть-чуть, а Лютик ему не мешал. — Все, пора возвращаться, — проговорил Геральт. … Вновь прорываясь через надоедливый терновник и ели, Лютик разглядел вдали чью-то лошадь. Причём именно возле двора. Шаг поэта ускорился и ведьмак пошёл вместе с ним. Дойдя до каменной лестнице, послышался звонкий смех и лязг меча, единственного. Бард был вне себя от счастья. Когда он наконец добрался до двора, он увидел именно ее. Того, кого все ждали долгие годы после битвы. — Цири! — вскрикнул поэт, улыбаясь. Девушка обернулась и сразу расползлась в широкой улыбке. Шрам на глазу до сих пор немного смущал Лютика, но сейчас это было неважно. Ведьмачка бросилась ему навстречу, стискивая в крепких объятиях. — Как же долго! — Лютик! Милый мой друг! — девушка засмеялась. Йеннифэр слегка дернула губами вверх, однако полностью улыбнуться себе не позволила. — Я так скучала! — девушка чуть ослабила хватку, улыбаясь всем остальным. Снег в её волосах казался невидимым, но бард смог разглядеть все снежинки до мельчайшей. Ее меховой ворот был изжелта-белый, повидавший многое, Трисс уже так смотрела на него, мечтая поскорее подправить. — А где Геральт? — Ну приветствую, Цирилла, — седой ведьмак лишь не подавил в себе ухмылку, на большее он не был способен сейчас. Но этого и не надо было. Цири радостно кинулась и ему на шею, крепко обвивая своими руками. — Тише, тише, сейчас задушишь ведь! — Боже мой, как я рада всех вас снова увидеть, — ведьмачка снова обвела окрестности Каэр Морхена своими изумрудными глазами, в которых так и читались воспоминания девушки об этом месте. Она помнит, когда Ламберт учил ее прыгать по столбам, Трисс мучила ее учением Старшей Речи, Весемир поучал нудными книгами про гулей и альгулей, а Геральт наблюдал за всем со стороны, но всегда был готов прийти на помощь, либо же дать нравоучений. — Мы тоже, Цири, — мягко сказала Йеннифэр. — Ну же, пойдемте все внутрь, чего на морозе стоять. Все потихоньку прошли в большой зал, только Лютик и Цири задержались на входе. Девушка перехватила руку поэта, затаскивая того в небольшую каморку. — Цири, ты чего? — возмутился бард, оттряхивая кафтан от снега. — А с того, Лютик, что нам надо с тобой обсудить кое-что… — ведьмачка насупилась, но глаза её искрились. Меховой воротник оттаял, из-за этого выглядя не в очень презентабельном виде. — Это правда?! — Что правда? — искренне не понимал поэт. — То что ты прислал мне свою балладу, пока я была на юге! Это же… — О нет, — Лютик схватился руками за шапочку. — Ты все-таки прочла? Я же отправил её случайно, когда был пьян! Вот вашу мать… — Так это по-настоящему? — вновь спросила Цирилла, озираясь по сторонам. Властный голос Йеннифэр уже кликал их со столовой. — Ты и правда?.. — Да, да… да, я влюблен в Геральта и сложил об этом балладу, но я не знал, что она все-таки дойдёт до тебя. Я вообще ничегошеньки не помню! — Не переживай, Лютик, — девушка добродушно улыбнулась, кладя руку другу на плечо. — Я никому не скажу, но и ты пообещай, что когда-нибудь ты с ним поговоришь. Даже пускай на это три года уйдет. — Ладно, обещаю, — ответил Лютик, направляясь к залу.