***
Солнце несчадно жгло спину сарацина, мчавшегося в Дамаск. От этого ему ещё больше казалось, что сам Всевышний не хочет, чтобы он приезжал на эти земли. Будучи весьма наблюдательным, Асалан одним из первых заподозрил неладное. И когда убедился в своей правоте, отделился от каравана. С защитой людей там есть, кому справиться. Да и некому, похоже, на них сейчас нападать. А вот о надвигающемся войске Христовом нужно предупредить. Он гнал коня без остановок, имея минимальный запас воды и провизии. У самых ворот сарацина повалило наземь. Часовые переглянулись и двинулись к нему. Им хватило только взглянуть на него ближе, чтобы понять — он из своих. — Отведите меня к господину. У меня для него срочные вести, — без приветствия хрипло заговорил мужчина. Опираясь на предложенную руку, медленно поднялся. Сверкающие клинки охраны были убраны в ножны. — Конечно, брат. Тебя же вроде посылали с отрядом. Вы должны были охранять караваны. Неужто снова нападение? — обеспокоился часовой. — Хуже, друг мой. Война у нас на пороге, — их лица ещё больше перекосило. Гнев и досада отразились в глазах. Один страж взял под узды лошадь соратника, медленно и с трудом уводя её за собой. Другой повёл вестника к воротам. — Асалан, так тебя прислали, чтобы объявить войну? — уже на входе был задан очередной вопрос. — Нет. Есть лишь то, что я видел. И этого достаточно, — и он качнул головой…***
Я сидела на мягких подушках в покоях местной госпожи. Честно сказать, я не знала, как себя вести. Мне в Иерусалиме в своё время пришлось тяжко! А здесь и вовсе чуждые даже в моём времени традиции! Хотя о чём это я? Моё время теперь — здесь… От упоминания Иерусалима сердце снова начало ныть тупой, тянущейся болью. Оно, как птица с клетки, мечтало вырваться с груди. И лететь к нему, только к нему. — Ты впорядке? — с раздумий меня вырвал женский голос. Речь была с акцентом. Но уже более приятная, мягкая. Увидев вошедшую, я благоразумно поднялась и поприветствовала её. Хотя признаюсь, ноги были со мной не согласны. От непривычной позы они сильно затекли и беспощадно ныли. Мне многого стоило держать лицо. — Да, конечно, — я растянула губы в вежливой улыбке, — иногда раздумья похищают меня из реальности, — супруга султана кивнула мне, приглашая присесть. И я снова опустилась на своё «удобное» местечко. — Мне довелось познакомиться с вашим супругом. Признаюсь, не по своей воле. Мне казалось, что после нашего разговора мы всё уладили. Если можно так выразиться… Я должна была сидеть в отведённых мне покоях до тех пор, пока меня не отправят в Иерусалим. Поэтому не скрою. Вы удивили меня своим приглашаем. Вам за это ничего не грозит? — немного обеспокоилась я. — Нет. Будь спокойна. Мне было дозволено повидаться с тобой, — собеседница слегка улыбнулась, отпив из кубка. Я из вежливости осторожно пригубила свой. — И всё же, почему вы хотели меня видеть? Не то, что бы я не рада знакомству. Наоборот. Мне в радость выйти за пределы четырёх стен. Уж простите, но запирать меня там было жестоко, — я продолжила задавать вопросы и, конечно, высказывать своё мнение. Знали бы, сколько накипело в душе… С недавних пор в голову начали лезть плохие мысли: а нужна ли я ему? Ищет ли меня мой король? И как он вообще без меня? — Не одной тебе в тягость эти стены. Порою и я от них схожу с ума. И пусть такие слова не к лицу супруге султана. Признаюсь, я позвала тебя, чтобы поглядеть на ту, кто смог вернуть к жизни прокаженного короля, — ответ меня шокировал и в тоже время возмутил. — Балдуин Иерусалимский — давно не прокаженный. Неужто слухи обо мне и вправду настолько распространенные? — мой голос на удивление был твёрд. — Не слухи, а слава! Многие считают, что ты… как там по-вашему… ангел? Прощающий грехи. — в голосе моей собеседницы звучало… Восхищение? — Скажи, как ты это делаешь? — этот вопрос поставил меня в ступор. Что мне ей сказать? Что я из будущего, где медицина уже почти что чудо? Нет. Я едва смогла объяснить это Балдуину. И кроме них с Тиберием никто об этом ничего не знал. Лишь слухи. Говорить об этом едва знакомой женщине другой веры? Боюсь, я получу иную славу. Например сумасшедшей. Или как там у них говорят, шайтана? — Король Иерусалима не грешник. Он скорее мученик за свой народ. Наверное, сам Господь послал меня ему на помощь. И это дар его. Душа моя принадлежит Всесоздателю, а сердце только королю. И жизнь моя без него лишь существование. Без надобности. Без смысла... Ух, что-то меня на красивые речи занесло. — И ты достойна его, — кивнула супруга султана, принимая мой ответ. — Спасибо за добрые речи. Король всегда был ко мне благосклонен. Несмотря на то, что Тиберий говорит, что я несносная. Хотя уверена, он шутит, — с моих уст сорвался смешок. А лицо местной госпожи резко переменилось. — Ты знаешь Тиберия? — она стала бледной, как стена. — Да. Он советник короля… — уже подрастеряв пыл, ответила я. — Надо же… Сколько лет прошло. Не думала, что ещё услышу это имя, — печально размышляла женщина. — Откуда вы знаете его? Или вы слышали ранее это имя? — моему удивлению и любопытству не было предела. Почему-то нарастала тревога. — В основном слышала. И однажды видела издалека. Очень давно. Он супруг моей покойной старшей сестры, — у меня внутри словно что-то оборвалось от непонимания. — Как такое возможно? — говорить дальше я уже едва смогла. — Не знаю точно, как так получилось. Совсем мала я была, когда моя сестра уже путешествовала с караванами. Она не любила изначально этого, а потом внезапно чуть ли не всегда первая просилась. Потом начала задерживаться, иногда возвращалась со следующим караваном. А потом и вовсе не вернулась. Подбросила письмо перед отъездом. Точного содержания я не помню. Но там говорилось что-то о том, что она больше не может скрываться, что отдала своё сердце рыцарю Христа, сказала, что отныне считает себя его женщиной и принимает его веру, как свою... Сказала, что семья наша этого не потерпит, оттого она не станет возвращаться... — Но почему она умерла? — шок всё ещё одолевал мою сущность. Такое и предположить я была не в силах. — Я не знаю, как. Её задушили или отравили. Это сделал мой брат. За отступничество и предательство. С презрением он рассказывал, что она носила ребёнка от неверного. Супруга султана замолчала. Я не знала, что сказать. Точнее, цензурного не было ничего. — Теперь ты знаешь, откуда я знаю Тиберия. После, спустя время, он приезжал к моей семье. И сошёлся в поединке с моим братом. Он отомстил за смерть близких. У него на щеке остался шрам? — уточнила она. — Да. Остался, — теперь я окончательно уверилась в её словах. Нас прервал стук в дверь. В покои, кланяясь, вошла женщина средних лет. — Госпожа, меня прислал повелитель. Он велел нашей… гостье быть готовой отправиться в путь уже завтра, — сообщила она, так и не подняв головы. Мы с супругой султана переглянулись. — К чему такая спешка, Адюасет? Уже пришёл ответ на письмо? — Не могу знать, госпожа. Но я слышала кое-что… не знаю, насколько это правда, — Адюасет замялась, будто размышляя, говорить или нет. — Ну же! — поторопили её. — Говорят, повелитель готовит войско к походу. И что Христиане пошли на нас войной. Из-за неё. Адюасет со злобой посмотрела на меня. Я же не знала, как мне реагировать. Тревога и ликование сплелись в душе. Он готов воевать из-за меня…***
Я не видела воинство Иерусалимское в полном составе. Но воины Дамаска меня поразили. К собственному удивлению, я всё-таки согласилась ехать верхом. — Всё в порядке? — я повернула голову и увидела вороного коня. На нём возвышался Саладин. — Думаю, да, — я нервно улыбнулась, хватаясь за гриву коня. Животина заржала и подпрыгнула на месте, отчего я едва не свалилась. Султан усмехнулся. Благо, что я в штанах. Да, я убедила дать мне мужскую одежду. Точнее, Саладин убедил. Видимо, искренне надеясь поскорее со мной распрощаться. — Твой король весьма вспыльчив. На него это так не похоже. Видимо, мои слова его не убедили, и он слишком дорожит тобой и твоей честью, — мужчина смотрел куда-то вперёд. — Я всё ещё надеюсь избежать битвы, — султан выразительно глянул на меня. — Если ты тоже не жаждешь кровопролития… Держись недалеко от меня. Хочу сразу вручить тебя крестоносцам, а там и дело с концом, — казалось, разговор окончен. Но я решила вставить пять копеек: — А если битва всё-таки начнётся. Что будет дальше? Вы об этом размышляли? — вопрос прозвучал негромко, но был услышан. — Я позволю тебе покинуть поле боя. Остальное решит Аллах, — ответил правитель Дамаска. — Да. Всё в руках Божьих, — согласилась я, нарочно упомянув Господа. Стараясь скрыть ползущую по губам усмешку, я не заметила, как мужчина закатил глаза. Внимание султана у меня отобрали быстро. Навстречу войску мчался всадник с копьём. — Господин, мы завидели на горизонте крестоносцев! Они уже близко, — впопыхах выпалил разведчик. — Ты уверен? Сколько их? — басисто вопросил султан. — Пока что тяжело оценить количество. Однако огромный золотой крест ни с чем не спутать, господин… — порывисто отозвался мусульманин. — Следи за обстановкой, — приказал Саладин. Я пыталась подавить волнение. — Скоро встретитесь со своим королём. Они уже близко, — сказал мне султан. А я не знала, что и думать. Какой будет наша встреча? Что мне ему сказать? Что он скажет мне? Не знаю. Я твердо решила, что теперь признаюсь в своих чувствах. И уже не важен страх. Скрытая любовь сама по себе, как яд. Росток надежды был у меня в душе.***
Сухой ветер развевал белый плащ короля. Трепал гриву вороного коня султана. Мужчины воззрились друг на друга в упор. Саладин читал гнев в глазах короля. Он никогда не видел Балдуина таким. Он никогда прежде не видел его лица. Голубые глаза контрастировали с бледной, лишённой загара кожей. Местами на нём ещё алели шрамы. Король едва открыл рот, но султан опередил его: — Я отправил тебе письмо. И в нём подробно описал ситуацию. И теперь хочу услышать ответ: почему ты решил идти войной на мой народ? Что вызвало твой гнев? Я и пальцем не тронул твою наречённую. Балдуин в долгу не остался, его голос звучал напряжённо: — О чём должен думать мужчина, находящийся в неведении?! Твой посол был мёртв! Твоё письмо залито кровью. И всё. что я знал, так это то, что посол был от тебя. Всё, что я видел, - её имя на пергаменте. И ни слова больше. — И тогда ты решил идти войной… Тогда спешу тебя заверить: леди Диана жива и здорова. Можешь лично в этом убедиться. — Саладин махнул рукой. Это был знак для меня - я должна была подъехать ближе. Я неуверенно повела лошадь вперёд. Чем быстрее сокращалось расстояние, тем сильнее становилось моё волнение. Как же давно я его не видела. Последние секунды - и я спешилась. Голубые глаза сразу вцепились в меня. И тогда я скинула повязанный на голове платок. Мои волосы непослушно разметались по плечам. Глаза в глаза. Сколько беспокойства и облегчения, сколько тоски и счастья. О чём он сейчас думает? Чего хочет? Я так часто мечтала об этой встрече. По ночам мысленно была рядом с ним. И сейчас, когда мы были так близко друг к другу, я не могла его даже обнять. Не здесь. Не на глазах подчинённых и врагов. Этикет в моём времени не позволял того. Я должна думать не только о себе. Так могло продолжаться вечность. Но не здесь… — Мой король, — я решила склонить голову, приветствуя своего короля. Балдуин кивнул мне. Было сложно понять, о чём он сейчас думал. Монарх повёл рукой в сторону, приглашая встать рядом с ним. И я ни секунды не помедлила. — Прекрасно. А теперь я хочу видеть того, кто привёл нас на это поле боя. Того, кто крутил нами, как марионетками, выбрав себе весьма удачную жертву, — уже более твёрдо и озлобленно заговорил Салах-ад-Дин. — О ком ты говоришь? Ты можешь предъявить кому-то обвинения? — вопросил молодой король. — Ты верно улавливаешь ход моих мыслей, — кивнул мужчина. — Полагаю, тому будут доказательства, — монарх склонил голову на бок. — Поверь, моих людей долго пытать не нужно, чтобы они сказали святую правду. Полагаю, ты хочешь смерти того, кто заставил твоё сердце болеть и поставил Иерусалим на тропу войны. Если так, то призови же сюда Ги де Лузиньяна! Король уже не впервые слышал эти обвинения и теперь готов был сам в это поверить. Для того, чтобы убедится в словах Саладина, он покосился в мою сторону. И я, вторя султану и его домыслам, кивнула. — Это правда. Всё произошедшее - вина Ги. В ночь моей пропажи он продал меня в рабство. Его люди убили Сильмэ, — поведала я частично. Я никогда не думала, что могу одновременно торжественно и злорадно усмехаться. Король приказал взять Лузиньяна под стражу. Теперь его будут судить. Войска разбили лагеря. Теперь у обоих правителей были неотложные дела. Например, подписание нового мирного договора. Я стояла недалеко от королевского шатра. Лошадь возвратилась к хозяевам. Признаюсь, она уже порядком мне надоела. Ноги от неё болели. Я была счастлива снова просто стоять на земле. Балдуин подошёл к шатру. Салх-ад-Дин уже ждал его. Но он остановился возле меня. И снова эти глаза испытывали на прочность моё самообладание. — Прости. Нормально поговорить мы сможем только по возвращению. Я безумно рад снова видеть тебя… — он легонько сжал мою ладонь. И ушёл в шатёр, я лишь проводила его взглядом. Мои губы пересохли ещё сильнее, чем прежде. И почему я молчала только что? Немая, что ли? Я глянула на ладонь. Как же мало было этого прикосновения! — Диана, — из раздумий меня вырвал голос за спиной. Знакомый голос. Я обернулась. Передо мной стоял Тиберий собственной персоной. Я только сейчас поняла, как мне не хватало его общества. Как я соскучилась по его подколам. И решила в очередной раз чихнуть на эти правила. Это же не король, верно? Это Тиберий, которому не нужно терять репутацию. Он давно её потерял, в чём я любезно ему помогла. Недолго думая, я кинулась обнимать друга. Он крепко обнял меня в ответ. Похлопав друг друга по спине, мы отошли друг от друга. — А ты всё так же любишь этикет, — заметил он. Я по-новому взглянула на шрам на его щеке, невольно вспоминала услышанную историю. — А ты всё занудничаешь, воитель, — я искренне улыбнулась. — Ты представить себе не можешь, как мы переживали за тебя. Король весь извелся! Я всё пытался доказать ему, что дело в Ги, — поведал он мне. От упоминания тамплиера я поморщилась, как лимон съела. — Ох, Тиберий. Если бы вы знали, как я себя изводила. Чт пережила. Если бы он знал. — Хочется верить, что всё худшее уже позади. — Главное верь в это, — посоветовал мужчина. Я окончательно впала в раздумья. Мне не верилось, что я наконец-то снова увижу Иерусалим.