Дотянуться до тебя

      « — Вы совершили непревзойдённые чудеса волшебства этой палочкой, повелитель, только за последние несколько часов.              Присцилла нахмурилась. Она не понимала, где находится, и почему слышит голос Северуса.              Оглядевшись, волшебница заметила Чёрное озеро и пристань с внутренним помещением, где происходило какое-то движение.              Не раздумывая, она прошла вперёд и открыла дверь.              Северус стоял посреди помещения один. Рядом никого не было. Но и при появлении Присциллы он даже не шелохнулся. Смотрел прямо. Лицо его было вымученным, и сам он был похож на мраморную статую.              Она хотела подойти и коснуться его, но не смогла сдвинуться с места. Ботинки будто бы приросли к полу. Тогда она попыталась позвать его, но и этого сделать у неё не получилось: голоса не было.              Мимо неё проползла змея. Громадная рептилия, несколько метров в длину, извиваясь, скользила по мокрому грязному полу. Её толстая кожа блестела от воды, чешуя переливалась в свете месяца, заглядывающего в заброшенное здание.              У Присциллы бешено забилось сердце. Она ненавидела змей всей душой, она страшилась их, ведь змеи — это её боггарт.              Хотя возможно теперь её боггарт изменился и представлял собой смерть Северуса, поскольку это был тоже большой страх, сидевший внутри неё.              Присцилла не знала. И, пожалуй, не хотела знать и видеть свой настоящий страх.              Закричать при виде змеи у неё не получилось, хоть и очень хотелось. Но пресмыкающееся проползло мимо, совсем не заметив волшебницу. Точно также, как её не замечал и Северус.              — Нет, — прошипел чей-то голос. Он был недоволен. Зол.              Присцилла стала оборачиваться. Но кроме Северуса и гадкой змеи она больше никого не видела.              — Нет, — повторил голос. — Я непревзойдённый волшебник, — голос стал ещё недовольнее, и Присцилла определила, что доносился он из тёмного уголка. Прежде Присцилла этого голоса не слышала. Как и не видела его обладателя: человек или существо показываться из тени не спешил. — Но палочка сопротивляется мне.              Присцилла глянула на Северуса. Он в лице не изменился, но в глазах его что-то промелькнуло. Что-то отдалённо похожее на волнение.              — Нет палочки более могущественной. — Голос его однако был ровным. — Сам Олливандер это подтвердил. — Северус помолчал. — Сегодня, когда мальчишка придёт к Вам, она точно не подведёт Вас. Я в этом уверен.              «Повелитель. Вам. Вас. Мальчишка» — и тут до Присциллы дошло. Тот, кто прятался в тени — Тёмный Лорд.              В ответ на реплику Северуса ничего не последовало.              — Она слушается Вас. И только Вас. — Продолжил говорить профессор Снейп.              — Неужели? — Тон, которым была сказала эта фраза, нёс в себе оттенки сомнения.              Присцилла сглотнула. Говорить она не могла. Снова посмотрев на Северуса, она заметила, как на его лице отразилась неуверенность. Губы нервно дёрнулись, как будто хотели улыбнуться, но передумали в последний момент.              — Повелитель? — Прозвучало растерянно.              — Палочка и правда слушается меня, — хрипящий, шипящий голос, как у курильщика, всё ещё доносился из темноты.              Почему его обладатель не показывается на свет?              — Ты умный человек, Северус. Ты точно должен знать, кому на самом деле она предана.              — Только Вам, — в который раз повторил Северус, — конечно, мой повелитель.              Присцилла скривила губы. Какое унижение: обращаться так к Тёмному Лорду.              — Бузинная палочка не повинуется мне по-настоящему, раз не я её законный владелец. Бузинная палочка принадлежит волшебнику, который убил её предыдущего хозяина. Ты убил Дамблдора, Северус. Пока ты жив, бузинная палочка не может по-настоящему принадлежать мне. Ты был хорошим и верным слугой, Северус. Но только я один могу жить вечно.              Страшная догадка поселилась в голове. Волан-де-Морт так и не вышел из тени. Лицо Северуса выражало полное непонимание и страх.              — Повелитель… — Начал было он, но не успел.              Присцилла услышала характерный звук порезов и заметила, как на белом воротнике рубашки Северуса проступает алая кровь, а в следующее мгновение он падает.              «Нет. Северус». — Присцилла кричит мысленно, потому что вслух кричать не может. Как и не может броситься к нему, чтобы помочь, чтобы остановить кровь.              — Нагайна, — волшебница наблюдала за тем, как змея зашевелилась, — убей.              Присцилла снова закричала у себя в голове, а потом внезапно почувствовала прикосновение к волосам, к лицу.              — Проснись, любовь моя, проснись — ласковый шёпот, до боли знакомый».              Присцилла распахнула глаза. Первое, что она почувствовала: влагу на своих ресницах и щеках и бешено стучащее сердце, не хуже, чем волны о скалы во время шторма.              Кругом стояла темнота. Постепенно стали просыпаться и другие ощущения. Чувство осязания дало понять Присцилле, что в её правой руке находился пульт от телевизора, который уже был отключён.              «Наверное, сработал автотаймер» — промелькнула мысль. «Я не помню, как вырубилась».              Волшебница выпустила пульт из руки и медленно села на кровати. Потёрла лицо руками. Оно было мокрым.              Фаулер нахмурилась.              «Что случилось?» — подумала она, но воспоминания не заставили себя долго ждать.              Сон. Ей снился сон. Сон, в котором Северус погиб.              Слишком реальный. Настолько реальный, что мог сойти за правду.              Присцилла вдохнула, как можно глубже. Плечи поднялись и опустились. Сердце уже не колотилось как бешеное.              Подул лёгкий свежий тёплый ветерок. Присцилла повернула голову в сторону балкона, дверь которого была открыта настежь.              Она снова нахмурилась, потому что перед тем, как лечь в постель, она оставила небольшую щёлку в двери. Неужели порывы ветра были настолько сильны, что открыли её полностью?              Фаулер стала вспоминать, что её разбудило. Хмурилась. Долго. Сильно. И вспомнила, что почувствовала прикосновение и шёпот. Ласковый шёпот, который повторял: «Проснись, любовь моя, проснись».              Но. Северуса не могло быть здесь. Она точно знала, что он бы не пришёл к ней.              Молодая волшебница снова перевела взгляд на балкон. Шторы отодвинуты, дверь открыта.              Или мог? Тогда, почему не остался?              Присцилла снова потёрла лицо. Ей срочно нужна была свежая вода. Встав с кровати, она взяла свой телефон, чтобы посмотреть время.              Три-ноль-пять.              «Чудесно» — подумала она. Сон как рукой сняло.              Умывшись, Присцилла отправилась на кухню. Поставила чайник. Ягодицами опёрлась на столешницу, руки скрестила на груди, в голове проносились картинки недавнего сна. Он был слишком странным. Реалистичным и невозможным одновременно. Как будто она заглянула в будущее.              Чушь. Присцилла не обладала ясновидением. И никто в её магической семье не обладал.              Это не будущее. Это просто страх. Страх за Северуса. Страх, что Тёмный Лорд может его погубить.              Но как же он был реален.              «Я будто бы была сторонним наблюдателем» — подумала Присцилла и слегка дёрнулась, когда кнопка электрического чайника щёлкнула, оповестив хозяйку о том, что вода вскипела.              Присцилла взяла свою кружку из мойки, достала заварку, кинула её в кружку, залила кипяток.              «Неплохо бы и мяты ещё добавить. Или валерианы. А может снотворного», — мысли сменяли одну за другой, пока она шарила по пустым баночкам.              — Даа, — протянула она вслух, — я — зельевар, у которого нет ни одной полевой травы. Надо бы наведаться в Косой переулок, если там ещё совсем никто не закрылся.              Пришлось пить голый чай. У неё даже сладостей в доме не оказалось, чтобы скрасить своё чаепитие.              — Хорошо было Шляпнику, — ворчала волшебница, — у него всегда стол ломился от изобилия сладостей.              Фаулер вздохнула. Посмотрела на соседний стул, на котором лежала газета. Первая страница была посвящена последним громким событиям, среди которых затесалась совсем короткая статья об отставке Чарити Бербедж — преподавателя магловедения в Хогвартсе. Присцилла знала, что Бербедж стала преподавать эту дисциплину в девяносто третьем году, когда сама Фаулер перешла на седьмой курс. Однако лично с профессором Бербидж бывшая студентка Гриффиндора была не знакома и наблюдала женщину только за преподавательским столом во время ежедневных трапез в Большом зале. Да, и, в целом, после того, как Присцилла отказалась изучать маггловедение после пятого курса, она особо не интересовалась новыми преподавателями, которые успели побывать до Бербидж.              Причины отставки профессора в статье не указывались, и Присцилла даже гадать не стала о них. Перевернув страницу, она заметила, что весь оставшийся выпуск был посвящён Памяти Альбуса Дамблдора из рассказа некоего Элфиаса Дожа. Статья была неприлично большой. Видимо этому Дожу было, что рассказать о старике-волшебнике. И Присцилла принялась читать, чтобы скоротать своё время за чаем.              Элфиас очень тепло отзывался о своём друге, о том, как они были близки, о том, как мечтали вместе путешествовать. Присцилла даже не знала, что у Дамблдора, помимо младшей сестры, был ещё и младший брат — Абефорт. По всей видимости отношения между ними были натянутыми, раз Дамблдор никогда не рассказывал о своей семье.              Судя по этой статье Дож, если не боготворил Дамблдора, то очень ценил его дружбу, его внимание, его уважение.              «О покойниках либо плохо, либо никак» — подумала Присцилла, закрывая газету с такой громадной статьёй. Кружка опустела. Больше чая не хотелось.              Но спокойнее не стало. На душе по-прежнему было гадко. Ей даже не было настолько гадко тогда, когда они с Северусом разошлись, и она уехала покорять Колдовстворец.              Наверное потому, что внутри жила надежда на скорую встречу или на какое-то воссоединение. Сейчас надежд на какие-либо пересечения с её любимым мужчиной попросту не было.              «Я хочу видеть тебя каждый день».       «Я хочу этого не меньше».              Губы на губах, руки на теле. Нежно. Любовно.              Между ними были сильные чувства. Настолько сильные, что Присцилле порой казалось, что всё это долгий, долгий сон.              И что она однажды проснётся, а Северуса в её жизни никогда и не было. Не было тех коротких совместных вечеров, украденных поцелуев в стенах коридоров, объятий со словами-обещаниями.              «Нет», — Присцилла помотала головой. «Он был в моей жизни. И будет. Обязательно вернётся».              Самовнушение — привлекательная, но очень опасная вещь.              Присцилла так хотела услышать его голос. Хотя бы издали. Просто послушать эти недовольные, суровые нотки, которые в миг могли стать нежными, ласковыми, страстными.              А его прикосновения. Ему достаточно было пальцем провести по её щеке — и всё, она уже пропала.              Поцелуи, которых не хватает. И никогда не хватит.              Ей было легче жить в России без него, потому что она не знала, каково это — быть с ним, каково это лежать в одной постеле, каково это завтракать, обедать, ужинать вместе, каково это спорить и заканчивать спор поцелуем.              А теперь она всё это знает. Теперь она всё это вкусила. Только вот Северус был далеко.              Часы пробили четыре-ноль-ноль.              Новый день без него.       

      ***

             В двенадцать часов дня к ней заявилась Табита. Вихрем влетев в квартиру, она бесцеремонно уселась на кухне и попросила хозяйку налить ей холодного компота.              Солнце палило нещадно. Середина июля выдалась жаркой. В том году он был значительно холоднее.              Присцилла, не слишком довольная, поставила перед своей сестрой стеклянный стакан и села напротив.              Табита залпом осушила половину и нахмуренно посмотрела на старшую сестру.              — Ты мне не рада. — Сделала заключение миссис Вуд. — Почему?              Присцилла вздохнула. Она не могла уснуть ещё слишком долго. Смотрела телевизор, читала книгу, стояла на балконе, встречая рассвет, слушала лай собак, прогуливающихся ранним утром.              Сон пришёл к ней только в половине седьмого. И она бы с удовольствием поспала бы ещё в свой законный отпуск, который начался у неё с тридцатого июня.              — Я просто не выспалась. — Отмахнулась Фаулер. Ей правда не хотелось никого видеть сейчас. Если только Северуса.              Табита насупилась.              — Ты хотела поговорить насчёт родителей.              Присцилла и забыла. Да, точно. Она ведь просила прийти сестру, чтобы обсудить тему о родителях.              — М-м, да, — как-то растеряно произнесла она, — я хочу уговорить их на время уехать в Америку, к тётке.              Присцилла посмотрела на сестру. На лице её читалось удивление.              — Причина? — Поинтересовалась Табита.              Присцилла пожала плечами. Ей было всё очевидно.              — Волан-де-Морт.              Табита прикрыла рот рукой. Она, как и многие, никогда не назвала его по имени. Но Присцилле было всё равно. После общения с Гарри, Дамблдором и Северусом, она перестала бояться его имени. Не было в нём ничего устрашающего.              — Нечего так на меня смотреть, — сердито произнесла Присцилла, — нужно называть вещи своими именами, людей — тоже.              Табита прищурилась.              — Ты злишься по каким-то своим причинам. — Сестра сделала паузу, раздумывая над своими следующими словами. — Я слышала о профессоре Снейпе. О том, что он теперь на стороне сама знаешь кого. — Присцилла закусила губу. Конечно, слухи всегда распространялись быстро. — Это всё из-за него, да?              Присцилла вздрогнула. Только не о Северусе. Только не о нём. А потому промолчала.              — Между вами что-то было? — Спросила Табита. Присцилла молчала, тогда сестра продолжила наседать. — Ты всё время что-то скрываешь. Почему бы тебе не сказать правду?              Присцилла закрыла глаза. Не поддаваться на искушение. Не поддаваться.              Лгать. Лгать. Лгать до последнего.              — Чего ты боишься? Что я расскажу всё маме?              Присцилла открыла глаза, посмотрела на сестру и неожиданно для самой себя ответила:              — Да, Табита. Ты всегда так делала: всё рассказывала маме. Ты не заметила, что мы с тобой не так уж и близки? — Наверное, не стоило это говорить, но чаша в душе была слишком переполнена. Присцилла и правда слишком много скрывала, жила в одной сплошной лжи, а в последний месяц волю эмоциям давала только в одиночестве. — Я очень люблю тебя, но я всегда молчалива с тобой. Что ты знаешь о моей жизни?              Табита сильно сжала пальцы на стакане.              — А может иногда стоит что-то рассказывать, чтобы что-то знать? — Сдержано ответила ей сестра. — Ты вечно отмахиваешься от моих вопросов.              Присцилла отвернула голову в сторону.              — Потому что всё слишком сложно, Табита.              — Я уже не маленькая девочка, которая при любом удобном случае бежит жаловаться. Если ты скажешь, что это секрет, значит секрет.              Присцилла вздохнула. Она ведь могла что-то да рассказать. Не всё, но кое-что могла.              — Я состою в Ордене.              Кажется, это совсем не удивило Табиту. По крайней мере, голос её остался нейтральным:              — И как давно?              — Два года. — Ответила Присцилла, всё ещё не смотря на сестру.              Повисло молчание. Потом Присцилла продолжила:              — Я была в ночь дежурства в Министерстве, когда погиб Сириус. Меня сильно ранили, и я не смогла полноценно принять участие в сражении. — Присцилла закрыла глаза. — Меня спас Северус. В эту же ночь мы с ним… — Присцилла поджала губы. Воспоминания накатывали. — Переспали. После чего стали близки. Весь прошедший год я раз в месяц была в Хогвартсе: патрулировала территорию вместе с Нимфадорой, когда у Римуса было полнолуние. И, соответственно, я виделась с Северусом.              — Он предал тебя. — Глухо сказала Табита. — В первую очередь, он предал тебя.              «Многое ты понимаешь, сестрёнка».              Ложь. Присцилла должна лгать. Притворяться. И только по этой причине она посмотрела прямо в глаза своей сестре и ответила:              — Да. Он меня предал. И что с того? Люди предают друг друга каждый день. Не маленькая. Переживу.              Пухлые губы Табиты скривилась. Лицо однако было сочувствующим.              — Я вижу, как ты это «переживаешь», — последнее слово она взяла в кавычки, — синяки под глазами, сами глаза на мокром месте при одном только упоминании о твоём профессоре.              «Знала бы ты, что мы оба сейчас переживаем. Я здесь волнуюсь каждую секунду. А он там — в логове змей, убийц, жизнь его на волоске. И я даже не могу поговорить с ним».              — Ты всегда умела поддержать, милая сестрёнка. — Она не хотела, но ирония в её голос просто ворвалась. Общение с Северусом давало о себе знать. — Только вот представь на секунду, если бы на нашем месте была ты и Оливер.              Табита надула губы. Задумалась.              — Это бы разбило мне сердце. — Спустя несколько секунд ответила миссис Вуд. — Я даже не знаю, как повела бы себя.              Вот и Присцилла не знала, как себя правильно вести. Знала только одно: не говорить правды.              И какой смысл вести спор сейчас? Лучше Присцилла посмотрит на выражения их лиц, когда всплывёт правда.              Правда, которую она будет говорить каждому. Правда о Северусе, которую должен знать каждый. О том, как он рисковал своей жизнью, о том, что он абсолютно другой человек: добрый и ранимый, а не такой, каким его привыкли видеть.              — Вот поэтому я не хочу дальнейших дискуссий. Что случилось, то случилось. Что я могу сделать? Вернуться в прошлое? — На секунду Присцилла подумала о маховике и о том, что могла бы вернуться в прошлое и не дать Дамблдору надеть кольцо, но… Она усвоила урок: прошлое не изменить. — Давай мы обсудим другую тему. Я пока не знаю как, но очень хочу уговорить маму уехать. С папой проблем не возникнет, он всегда беспрекословно верил нам, и, если мы скажем, что в Лондоне опасно, значит тут действительно опасно.              Табита откинулась на спинку дивана, скрестила руки на груди.              — А ты не подумала о том, что они захотят забрать нас с собой? А бабушка? Ты думаешь, мама оставит её тут одну?              Об этом Присцилла думала. И даже разговаривала с бабулей. И знала её позицию.              — Бабушка никуда не поедет, — Табита было открыла рот, но Присцилла подняла руку и продолжила, — я уже с ней говорила. Она ни за что не оставит свой дом в Лутоне. А что касается нас… — Присцилла помолчала. — У меня здесь работа, я точно никуда не поеду, а ты замужем. За тебя должен беспокоиться, в первую очередь, Оливер. Мне кажется с папой будет договориться проще. И маме терять нечего: он её начальник. Работа у неё всегда будет.              Табита хмыкнула.              — Если ты всё так продумала, зачем тебе я?              — Может, потому, что двойные доводы будут эффективнее? Если мы насядем на них с двух сторон, то это будет намного быстрее.              — В этом есть доля логики. — Младшая Фаулер-Вуд кивнула. — Хорошо, я в деле. А теперь скажи мне вот что, как ты попала в Орден? Помнится мне, ты столько раз отнекивалась на вопросы мамы.              Улыбка Присциллы была больше похоже на вымученную.              — Сириус предложил. Я согласилась.              Табита возмущённо воскликнула:              — А почему он не сделал мне такого предложения?              — Ну, — Присцилла пожала плечами, — на тот момент ты ещё училась, к тому же у тебя на носу была свадьба. Он и так слишком пёкся об одной племяннице. Если бы ещё и ты в Ордене состояла, он бы сразу поседел. Поверь, в этом нет ничего крутого. Это слишком опасно. Я была ранена, Тонкс тоже была ранена, Сириус погиб, летом убили ещё одну волшебницу, состоящую в Ордене. — Присцилла покачала головой. — Дамблдора, — тут её голос слегка дрогнул, — тоже нет.              Рука, лежавшая на столе, немного задрожала, и Присцилле пришлось положить её на своё колено.              Она заметила, как Табита боролась с тем, чтобы сказать следующее:              — Ходят слухи, — сестра начала говорить вполголоса и слишком печально, — что Дамблдора убил профессор Снейп.              Рука задрожала ещё сильнее. Озноб пробирался по коже.              «Я сделала всё правильно. Я сделала всё правильно». — Присцилла повторяла это как мантру, стоило кому-то упомянуть убийство Дамблдора.              Она знала, что их затея — это очень необдуманный шаг. А всё из-за того, что Дамблдор так захотел.              «— У тебя всё получится».       «— Я считаю, что это неправильно. Ты не должен этого делать, я — тем более».              Но разве у неё кто-то спрашивал мнение? Ей скорее навязали эту мысль, эту «гениальную» идею.              Она всегда знала, что всё пойдёт не по плану. Чуйка её ещё никогда не подводила.              — Меня там не было, Табита. — Очередная ложь. Она всё видела своими глазами. Видела, кто поднял палочку. И видела, кто сказал непростительное заклятие. И от этого в душе было очень гадко.              «— Авада Кедавра.              Зелёный свет ослепил. Беллатриса Лестрейндж громко, истерично засмеялась, когда тело Дамблдора начало падать вниз. Только смех её больше был похож на ор сумасшедшей.              — Браво, Северус, я до последнего думала, что ты струсишь, и сам умрёшь. Но сегодня, — она вскинула свои руки, — ты доказал свою верность Тёмному Лорду и заслужил моё доверие. Идём. Школа теперь в нашем распоряжении.              Северус схватил Драко за шиворот и уволок его со всеми остальными пожирателями».              Её смех долго звучал в голове Присциллы. Он звучал тогда, когда она тащила Билла до больничного крыла, звучал тогда, когда она приехала в Лутон к бабуле, звучал тогда, когда она старалась не расплакаться в её объятьях.              «— Ты всё сделала правильно. Ты спасла его».              Слова бабушки всё равно не вселяли уверенности. Никакой.              — Прости, — тихо ответила Табита, — давай поговорим о чём-нибудь хорошем?              И Присцилла согласилась. Хоть хороших тем было мало, всё же они были.              Ближе к четырём часам дня в квартиру Присциллы заявилась Тонкс. Очень счастливая Тонкс. Глаза её сияли, губы всё время растягивались в улыбке, волосы стали длиннее да и сама мракоборец преобразилась.              Табита к тому времени ещё не покинула квартиру своей сестры, и Тонкс была очень рада видеть младшую Фаулер-Вуд.              — Табита, — радостно воскликнула Нимфадора, переступив порог кухни, — сколько лет, сколько зим, как же я рада тебя видеть, — она обняла её.              Присцилла навела для Тонкс чай и, когда подавала ей кружку, то заметила причину её сияющего вида:              — Боже мой, — прошептала она и схватила Тонкс за левую руку, — это то, о чём я думаю?              Безымянный палец левой руки Нимфадоры Тонкс обрамляло очень тонкое золотое обручальное кольцо. Оно было простым, без каких-либо излишеств, но таким аккуратным, и элегантно смотрелось на её маленькой руке.              Щёки Тонкс зарумянились, и она кивнула в подтверждение слов Фаулер.              — Господи, мои молитвы были услышаны. Поздравляю, — она нагнулась, чтобы крепко обнять свою подругу. — Но, когда? — Присцилла находилась под впечатлением. Наконец-то, Римус принял единственное правильное решение в своей жизни. — И почему ничего не сказали? — Присцилла отпустила руку Доры и села на своё место, ожидая объяснений.              Тонкс неловко пожала плечами и посмотрела на старшую Фаулер извиняющимся взглядом:              — Мы не стали афишировать это. И не стали устраивать пышное торжество. Сбежали на север Шотландии сразу после похорон Дамблдора, там и поженились. Свидетелей нашли в местном кабаке. Там, вообще, очень приветливый народ. — Тонкс улыбнулась своим воспоминаниям. — Я была в обычном зелёном платье, на Римусе был его излюбленный костюм. Но, Боже, мне кажется это была самая искренняя церемония, которую мне довелось видеть. Без лишней шумихи — это было чудесно. Только мы вдвоём. Я и Римус. — Она всё ещё поглядывала то на Присциллу, то на Табиту извиняющимися глазами. — Теперь мы — муж и жена. Я-таки добилась своего, — Тонкс широко улыбнулась, — а теперь мы бы хотели пригласить тебя Присцилла, и тебя Табита вместе с Оливером на семейный ужин. Познакомитесь с моими родителями. К тому же, матушка давно грезит увидеть своих дальних родственниц. — Она повернулась к Табите, — Двадцать первого июля, в шесть вечера устроит?              Табита задумалась. Потом кивнула и сказала:              — Поздравляю, Дора. Вы этого заслужили.              Присцилла была полностью согласна с её словами.       

      ***

             Через три дня Присцилла, наконец, добралась до Лутона.              — Привет, — сказала она, заходя с пакетом в дом бабули, — вот держи, — она протянула довольно увесистый пакет. Бабуля приняла его из рук. — Я обежала половину киосков. Еле нашла несколько номеров. Неужели в Лутоне нет чего-то похожего?              Корделия со смешком покачала головой.              — И близко нет. Все журналы, которые я приносила — не подошли. Там всё скучное и неинтересное.              — Как будто вязание спицами может быть интересным, — проворчала Присцилла.              Бабушка подавила смешок. Она пребывала в прекрасном настроении, и Присцилла даже позавидовала ей: она тоже хотела смеяться и улыбаться, а получалось только через силу.              — О, поверь, это очень увлекательно. Особенно, если не пользоваться волшебством. Я пойду отнесу журналы. Не хочешь…. — Договорить Присцилла бабушке не дала. Корделия задавала ей этот вопрос каждый раз.              — Чуть позже. Хочу сначала пообедать.              Миссис Макмиллан кивнула и пошла наверх. Присцилла посмотрела ей вслед и подумала, что бабушка выглядит гораздо лучше, чем она в свои двадцать один.