Провести всю ночь с Чайльдом звучало вовсе не так плохо, как могло показаться. Да, порой мужской смех будил Паймон, которая сразу пыталась запульнуть в источник звука маленькой подушкой, даже не осознавая, что «враг народа» материален, а не остаток сна. Да, к ним заглянула Тоня, по идее для того, чтобы перед собственным сном положить Люмин зашитое и высушенное платье, и, да, это вылилось в умопомрачительную сцену того, как взрослого Предвестника затыкает младшая сестра. О, они с Люмин определённо подружатся…
В итоге ближе к утру Паймон всё же не промахнулась и попала Чайльду прямо в нос, на что в неё полетела перьевая подушка Люмин с шуточными угрозами. И их выгнали из комнаты. По-сути выгнала Паймон. Визгами и шипением на Чайльда вплоть до того, что он сам укрыл её одеялом с головой и потянул Люмин к кухне.
У Люмин, кстати, всё ещё болит голова, шпарит температура, но с Чайльдом это всё отходит на второй план. Вернее, с его речью и тем, как интересно он рассказывает о Снежной. Не с Чайльдом, нет-нет… Они всё ещё враги, просто оказались в удобной ситуации, где поделиться мыслями и наблюдениями за год отсутствия контакта было естественно.
«Сердца Богов», «Натлан» и «Царица» негласно стали табуированными темами. Что совершенно не касалось Предвестников.
— Слушай, — Тарталья обратился ней с тарелкой супа в руках, который сейчас больному организму Люмин был очень кстати. — Если ты хочешь узнать о «других», то тебе дорога к Педролино, он про всех в курсе. Старший и первый и, кстати, больше всех выёбывается, но, думаю, факт это известный и за пределами Фатуи и даже Снежной.
Карие глаза Люмин смотрят на Тарталью внимательно, будто ожидая, что он дальше скажет. За керамической тарой скрывалась улыбка от такого «лестного» мнения о коллеге.
— Хотя, и я могу рассказать кое-что. В пределах тайны и анонимности организации, конечно же.
— Если мне и нужна информация, то я её нахожу сама. Но послушать твоё мнение об остальных я не против. В пределах тайны и анонимности организации, конечно же, — передразнила Люмин.
— С кого начать? С оказавшейся даже не настоящей снежнянкой сучки Синьоры? О, если так, то всё, что я замороженный на собрании различил — это что она ещё и мондская сучка. Поэтому отказывалась от огненной воды, заказывая от имени Фатуи одуванчиковое вино. Это было сущим позором. Я попробовал один бокал — чуть не стошнило. Передай мастеру Дилюку и экс-архонту-теперь-барду письмом, что тем, что они считают напитком Богов, в рядах застрельщиков наказывают.
Кажется, Люмин даже начала вздыхать над новой волной информации, стараясь не подаваться супом. А Чайльд продолжал, явно замечая, что ещё пару подобных монологов, и он впервые услышит смех Люмин. Ради такого даже приукрасить можно. Хотя, с такими Предвестниками и мишура не так обязательна.
— О, она кстати не одна там такая. Скарамучча тоже бодягу инадзумскую хлещет, называя это «воистину достойным дитя электро стихии рисовым сакэ». Может, я чего-то не понимаю, но мой электро Глаз Порчи явно не нуждается в, повторю,
рисовом сакэ. А ещё Скарамучча не умеет готовить. Но это уже строго личная информация! Не спрашивай, откуда я знаю.
— Сёгун Райдэн тоже не умеет, и это тоже строго личная информация, так что тоже не спрашивай, откуда я знаю.
Настала очередь Тартальи сдерживать смех, что получилось гораздо хуже, чем у Люмин. Кажется, в Инадзуме у всех кукол брак на функции «готовка».
— Единственный, кого в этом плане уважаю, но даже я считаю, что «перебор», — это Дотторе. Но он действительно больной на голову, так что неудивительно, если его в лаборатории застанешь с медицинским спиртом и водой для инъекций в гранёном стакане в виде «коктейля». Пульчинелла пьёт без радости, ну, не пьянеет, а Педролино пресекает любые попытки минимальных развлечений для нас, а потом в одиночестве пьёт коньяк. Лицемер с шутовской маской.
Люмин всё же засмеялась, звонко и тепло, не сдерживаясь. И это вызвало ответный порыв смеха у Тартальи.
До момента, пока она не закашляла, явно пресекая рукой приступ ещё большего наката. Или, пресвятая Царица, у неё на руках… Кровь?
Тарталья подбегает быстро и смотрит испепеляюще, отрывая руки Люмин ото рта и замечая, что по подбородку действительно стекает тонкий ручеёк крови.
— Давно?
— В стране Пиро Архонта действительно много… Огня… И она, когда узнала, что Сердце Бога похищено, чуть не сожгла меня заживо. Тогда у меня был в распоряжении гидро-навык. Пар, дым, тяжесть. Тогда я честно проклинала, что не взяла электро или анемо. И проклинала каждого Фатуи и Царицу.
«Ну, молодец, ты сама поставила вето на все три темы и сама же их подняла одной фразой», — хотелось её открыто упрекнуть, указать на нетактичность…
Но есть заботы поважнее. Например то, что у Люмин после «отдыха» на мягком сугробе возможно пневмония. А она ему ещё живой нужна.
Ну, или Её Величеству Царице… Да, точно ей, а не Тарталье. Тарталье вообще никто не нужен в плане «та, которой носишь цветы с конфетами, а потом затаскиваешь в кровать, забыв, как звали».
Но, он более чем уверен, что практика цветы-кровать-прощание на ней не сработает. Да Люмин скорее сама доведёт до койки: любовной или больничной. С первым Тарталье конкретно не везло.
— Так… — мысли шёпотом вслух, и он сам же прикусывает язык. И делает вид, что упорно думал о её лечении, а не о том, как неплохо было бы разделить с ней тот неудобный матрас. Благо, задыхающейся Люмин немного не до того. — Сними свитер.
— Прости, что?.. — Люмин застали врасплох такой просьбой.
— Ха-ха, девчуля, тише. Твоё природное очарование меня не интересует. Пока что, конечно же, — и подходит к Люмин со спины. Необдуманное решение, учитывая, что она поворачивает к нему голову и смотрит… Со страхом. Еле уловимым на дне глаз, но за попытками скрыть своё настоящее лицо, он отлично научился читать эмоции, и уверен, что Люмин боится.
До этого она проявляла максимум гнев и снисходительность. Не страх. Он думал, Люмин железная или актриса в разы лучше него, но, неужели какая-то болезнь заставила её опустить щит бдительности?..
— Подними его. У груди можешь держать, мне нужна спина.
Люмин это только напрягло ещё больше. Бить больного человека — вряд ли то, чем будет заниматься Чайльд. Особенно у себя дома. Или она снова просчиталась, и вся эта ситуация с её внезапным спасением милой семьёй — афера, на которую меч и щит Царицы согласился?..
И по итогу Тарталья не выдерживает и сам поднимает ткань, быстро касаясь динамичными потоками гидро элемента области лёгких, обводя пальцами участки поражения.
Одни из немногих вещей, в которых хорош Дотторе — преподавание и медицина. Ну, или в навыках принуждения к изучению медицины. По крайней мере Тарталье понадобилось не так много времени, чтобы вспомнить, где лёгкие находятся и как поражаются, доставая из подкорки именно его лекции.
Люмин болтает ногами от резкого мокро-холодно-неприятно на коже, но успокаивается, когда отдышка и тяжесть в груди стихают.
— Это… Лечение гидро?.. — Люмин распахивает широко глаза, понимая, что только что хотела достать меч против человека, прямо помогающего ей. — Ты можешь, как Барбара?
— Принцесса, не знаю, о какой Варваре* речь, но владельцы гидро Глаза — лучшие лекари.
— Но, я думала ты…
— Бросаюсь сломя голову в бой, не зная, как самому себе оказывать первую помощь? Знаешь, звучит рискованно даже для меня, особенно учитывая, что полевых врачей у нас не хватает. Полевых врачей с Глазом Бога — подавно. У Предвестников всё с этим настолько плохо, что меня считают лучшим во врачевании после Дотторе.
— Спасибо…
— С тебя тридцать пять тысяч моры!
Звонкий смех Чайльда заполнил кухню, отдаваясь приятным ощущением душевной близости. Зато, теперь Люмин знает, где живёт лучший (по её мнению точно) лекарь Снежной, и что если она одолеет Царицу, то в качестве приза возьмёт Гнозисы и персональное лечение от Чайльда. Хотя, Чайльду бы не мешало самому подлечиться…
Люмин за одну ночь втянулась в его шутки и теперь не плоско игнорирует, а пытается подколоть в ответ. Люмин встаёт со стула, натягивая до колен свитер, одной рукой давя Чайльду на грудь, а второй призывая мешочек моры.
— Может, такой джентльмен, как Аякс, сделает одолжение девушке? И снизит цену до пятнадцати тысяч?
Очевидно, Люмин платить за «лечение» не собиралась вообще. Очевидно, что температура делает её слегка взбудораженной, сумбурной и более похожей на живую, и она просто хочет его поддразнить. Или проверить реакцию. Точно, да, проверить реакцию, «дразнят» только раненых быков красной тряпкой и парочки друг друга.
Пока до Люмин доходит суть её действия, Тарталья в свою очередь понимает две фундаментальные вещи.
Первое — с ним никогда никто не торговался, даже в шутку. Удивительно, что он при этом занимался коллекторством. Видимо, боялись слишком, чтобы снижать цену даже на тысячу моры. И, да, это будоражит, как и спор или драка.
Второе — настоящее имя, слетая с чужих девичьях уст, ласкает слух в разы больше, чем «господины», «мастера» и прозвища, данные Её Величеством или коллегами. Очевидно, он бы даже ради удовлетворения не просил называть его «Аяксом» никакой распутнице — везде есть глаза и уши, в публичных домах, кстати, в большом количестве.
И даже не то, что бы он поклонник плотских развлечений, как некоторые Предвестники, скорее просто здоровый мужчина.
— Чайльд?.. — Люмин даже театрально пощёлкала пальцами перед веснушчатым носом. — Тейват вызывает Чайльда Тарталью!
— Аякса.
Люмин даже сначала не понимает, к чему эта поправка. Он никогда не был против, если его называют по прозвищу даже при брате.
Или, стойте?.. Она вообще знала его имя до встречи с Тоней? Очевидно, что нет. Но, когда девушка упомянула «братца Аякса», то на ум пришёл только один человек.
— Хорошо, Аякс. А теперь, Аякс, я хочу помыть посуду, чтобы мама Аякса не беспокоилась о том, чем её дорогой сын Аякс и его знакомая занимались утром.
Кажется, она не уловила фишку того, что Тарталье это нравится до мурашек. Или наоборот уловила и теперь нарочно хочет сделать «приятно». В любом случае — Тарталья не против.
— Дорогой сын Аякс не меняет заслуженный сон на «знакомых», девчуля. И мама будет рада, если я сообщу ей, что мы провели незабываемую ночь вместе.
Люмин в ответ включает кран с водой, стараясь отвлечься на посуду и не думать, как губы предательски потянулись от подобных слов.
Нет.
Нет, Люмин, ты снова с размаху прыгаешь в ту же яму, которая однажды тебя чуть не убила. Наступаешь на те же грабли, набивая те же шишки. Чайльд подобен лису: очаровательному зверьку, мягкому, податливому, пока не укусит до кости.
— Предал однажды, предаст и дважды… — Люмин бурчит под нос больше самой себе, продолжая отмывать тарелки от капель супа.
К её сожалению, у Тартальи слух разведчика.
Но спорить и убеждать в обратном он не лезет. Люмин права на все те вероятности, которые он сам о себе знает. Ведь Тарталья предаст, сделает больно, пожертвует Люмин, если так скажет Царица.
Но, если Тарталья перестанет быть согласен и с её видением мировой цели, то перебьёт всю Селестию и бросит вызов Бездне. Возможно, к тому моменту Люмин будет жива. Было бы прекрасно сразить Небесный порядок вместе с ней, не так ли?
Никто, конечно, не гарантирует, что Тарталья однажды не будет зарезан «своими», не повешен Её Величеством за деспотизм.
Возможно, он слишком самоуверен в своих амбициях.
Даже несмотря на то, что Тарталья знает очертания своей Судьбы. Небесный Кит — Созвездие обречённого от момента получения Глаза Бога.
И Тарталья боится поцелуя смерти. Ещё больше боится того факта, что его смерть: дату, место, убийцу, — определили узоры на небе за сотни лет до его рождения. Наверное, именно поэтому сейчас он с Царицей.
Потому, что она признаёт тех, кто бросил вызов Небесам, а именно в этом и суть получения Глаза Бога.
Мечта Тартальи — переродиться в мире, где звёзды расположены по-другому и не представляют из себя ничего дальше красивых светил на ночном небе.
Где судьба не зависит от Глаза Бога, а лишь от собственных решений. Свободна ли Люмин так, как он грезит? Ведь у неё нет Глаза Бога, нет определённой стихии. Не должно быть и Созвездия, что значило лишь свободу выбора.
— Люмин, мне тут интересно… — Тарталья на удивление задумчив. Мысли в его голове подобны звёздам, образующим единое полотно галактик. — Как называется твоё Созвездие? Ты знаешь его судьбу? Оно у тебя есть вообще?
Люмин молчит. Молчит долго и вымученно, опираясь бедром о стол.
— Проблема в том, Аякс, — Тарталья поворачивает голову на собственное имя, сейчас звучащее не как шутка, а словно достающее из-под корки «Чайльда Тартальи» истину, — что Звёздным Странникам не место на небе Тейвата.
— Ты уверена, что воюешь за правильную сторону?
***
Чайльд уехал рано утром, сразу после их разговора, просто начав собираться в прихожей. Так и не увидев братьев и оставив Люмин с крутящимся вопросом в голове. И что вообще значит для него «правильная сторона»? Зверство Фатуи, что раздавали оружие самоубийства — Глаза Порчи, — и крали маленьких детей? Великая цель Царицы, с которой решил её не знакомить? Что ж, имей он хоть один аргумент в запасе «правильной стороны», она бы честно подумала. А «от пустой болтовни в желудке не прибавится», как говорила Паймон.
Кстати, про желудок. Мама Чайльда отлично готовит и явно передала навык сыну.
А у Тони отличный голос, о, даже Бог Песен был бы не против составить ей аккомпанемент. На такой комплимент девушка лишь смущённо поправила косы, шепча что-то о том, что Царицу не предаст ради тёплых земель.
Антон и Тевкр — полные противоположности, но дружные. Если Тевкр готов был сбежать в Ли Юэ ради старшего, то Антон не хочет на метр подходить к соседской собаке.
Глава семьи, бывший искатель приключений, теперь же домосед и прекрасный отец, больше всех проникнулся замешательством Люмин, будто читая по её холодному лицу каждое переживание. Не расспрашивал.
— Знаешь, в
его духе убегать из дома. Мы дали имя третьему сыну в честь древнего героя, явно не рассчитывая, что мальчик решит последовать примеру, но свернув не той тропой.
— Аякс так часто сбегал? Что-то не так со старшими братьями? — Люмин сушит влажное дерево для камина силой анемо, продолжая слушать старика. О старших братьях Чайльда она толком ничего не узнала. Кроме того, что это женатые мужчины, а сам Чайльд пару лет как дядя.
— Нет, нет, вряд ли дело в них… Похоже, жажда приключений в нём с рождения. А когда Боги наконец обратили свой взор в его сторону, подводя к обрыву, наш сын упал.
У Люмин перехватило дыхание. Но она не могла ничего сказать, лишь продолжала водить рукой по древесине. Что-то шептало: дальше — больше, страшее, опаснее. Такими как Чайльд не рождаются; огонёк в глазах тухнет не сам.
— Когда ему было четырнадцать, он немного устал. Подростковый период, адреналин в крови… Все мы это проходили. И когда Аякс сбежал из дома, то мы не искали его до вечера. Зря, — голос отца ломается с каждой фразой, боль и самоукор слышны слишком явно. — Нашли жена и Тоня его спустя три дня. Три дня, за которые у нас морщин и седины появилось больше, чем за последние лет пять.
— А куда он убегал, Вы не знаете?..
— Молчит. А шрамы с тех пор у него всё ещё есть. Самое страшное, что когда нашли, то ранам было за месяц. Но шрамы — ничего страшного. В тот день мы поняли, что наш мальчик умер где-то там, в «Королевстве Тьмы», о котором иногда шептал в кошмарах.
«Бездна», — поняла тогда Люмин и могла лишь сочувствующе погладить по плечу старика.
У Люмин с Бездной личные счёты. Её брат… Итэр, неужели с ним случилось то же, что и с Чайльдом? Неужели Бездна действительно убивает всё человеческое в человеке?
Люмин чувствует, как на сжатые на коленях кулаки падают первые капли слёз.
***
Театр. Маски. Лица с фальшивыми улыбками. И Тарталья соответствует каждой детали идеально. Заполярный дворец встречает его поклонами, ещё большим количеством фарса и улыбок, которые въедаются в кожу до желания её разодрать. Но он лишь идёт дальше, изредка похожим образом — лживо растянутыми губами — отвечая тем, кого знает.
Маска на глазах, зимняя парадная форма, струящийся лиловым Глаз Порчи, — Тарталья, что с кукольной охраной движется размеренно вдоль каждого зала, подобен идеально лёгшему мазку для завершения картины.
А в конце анфилады ледяных галерей восседает на источающем холод троне Она… Тарталья опускается на колено, прикладывая руку в толстой перчатке к полу.
Молчание. Хрупкое, в любой момент готовое сломаться.
Царица парой лёгких движений тонкой руки заставляет удалиться собственную охрану и «приставных» Тартальи. Обоим они не нужны.
А тишина продолжается. Ему есть что сказать, даже слишком, но он ждёт Её первых слов. Это тоже своеобразная часть игры, которая давно Ей наскучила, а Тарталье подавно никогда не нравилась.
— Маска тебе не к лицу, Тарталья. Сними и взгляни на меня, — и Тарталья снимает. Она же остаётся в чёрной, закрывающей всё лицо «ширме», из-под которой видны лишь два ледяных осколка глаз.
Помнится, когда его, избитого, но выстоявшего против Её лучших войнов юнца, привели на это же место. Он ни разу не видел её без маски. Он был уверен, что даже глаза Её — очередная фальшь.
— Ты знаешь, зачем мне Сердца Богов, Тарталья?
— Небесный порядок есть ложь. Звёзды, Созвездия, Глаза Бога — орудия Селестии для поддержки верховного обмана. Собрав все Сердца воедино, Вы сможете стать основной и гармонией этого мира.
— Бред, — Царица встаёт, и Тарталье кажется, что он лишь маленькая снежника в Её руках, совсем кроха. — Мы идём по пути безумия, Тарталья. На котором Небеса в любой момент могут обрушить кару на эту страну, на континент, на саму суть Мироздания, как было однажды. Как в тот день, когда я отказалась от людского имени, и Анна стала Царицей.* Как в тот день, когда моя Любовь сгинула в метели.
Тарталья всегда находил в Ней отклик себя. Оттого и служил столь преданно.
Но, Она продолжала говорить, а он слушал.
— С тех пор я поняла, что Архонты обречены на конец. И, что бы ни твердила сёгун Инадзумы, вечность подобна льду. А даже лёд однажды растает.
Тарталья делает негромкий щелчок пальцами, и на его вытянутой руке появляется алая фигурка. Сердце Бога Пиро Архонта.
— Я не выбиваю конкурентов с доски, Тарталья. Мы все ра́вно серые пешки. Я планирую уничтожить Гнозисы, чтобы освободить архонтов и людей. Освободить Тейват от избранности получивших Глаз Бога и лжи Созвездий, — Царица крутит остаток воли Мураты в длинных пальцах. — И, если
девочка хочет прийти сюда, то пусть идёт, не боясь. Нам есть о чём поговорить.
Тарталья сглатывает комок в горле. Трясёт, трясёт, т-р-я-с-ё-т… Ещё утром, сидя с Люмин, он думал, как будет сражать Архонтов одного за другим в случае чего, снова спустится в Бездну. И как легко сможет отдать Путешественницу на растерзание, если это исполнит волю Царицы о мире, в которым слились все элементы, и нет границ и обмана.
— И ты не бойся, Аякс. Когда-то я была архонтом Любви, и даже сквозь корку льда всё отлично вижу.
— Вы не правы. Аякс умер в Бездне. Пред Вами — Тарталья, Ваш верный меч и щит, один из Предвестников грядущего Спасения или Апокалипсиса. Тот, кто принесёт Вам голову Звёздной Странницы и обрушит небосвод, если Её Величество так прикажет.
Царица может лишь усмехнуться и сделать короткий жест, чтобы Тарталья встал, поклонился и медленно, сдерживая дрожь в коленях, зашагал к выходу.
Ни один вопрос не задан, но кажется, будто все ответы получены.
____
* Барбара и Варвара — это одно и то же имя. Первое — европейская локализация, а второе — славянская соответственно, ну кто у нас Варю не видел. Делалось исключительно для того, чтобы потешить
русскость снежнянность Аякса. : з
*!!! Как мы знаем, ничего доподленно про Царицу неизвестно кроме фраз Тартальи и архонтов. Так что вся её история, которая расскажется чуть позже, будет СПЛОШНЫМ ВЫМЫСЛОМ.
Анна, как её имя (наподобие Эи и Макото), взято с Аны Шариак из Хонкая. Образ Царицы, как архонта идеала Любви также теоретичен. Маска представляет из себя схожее с тем, что носит Херршер Льда — https://images.app.goo.gl/LjEZrxmBp6BJAyH56.
