The need for you.

Глаза приоткрыты, над ними чёрное ночное небо усеянное маленькими огоньками звезд. Тёплые губы снова на губах, веки прикрываются, яркие вспышки под ними, нескончаемый жар и чувство полёта. Губы отрываются от губ, Юнги находит в себе силы приподнять веки, дабы снова устремить свой взор в небо, да вот только видит теперь над собой потолок расписной. Красиво, спору нет, да вот только не небо. Да и не на коленях он теперь сидит, а полулежит на обнажённой, тяжело вздымающейся груди Чона, чьё горячее дыхание опаляет шею. Чимин же сидит напротив, снимает с себя майку и подползает ближе проводя руками по ногам Юна раздвигая их и устраиваясь меж них. Снова утягивает в поцелуй пока Чон играет с сосками Юна, слышит стон задушенный, улыбается в поцелуй. Проводит рукой вверх вниз по члену, истекающему смазкой, и только тогда Мин понимает, что лежит уже абсолютно голый. В голове молнией вспыхивает лишь одно слово « беги», но так же быстро гаснет, когда кончик чиминова языка касается головки, обводит её, после чего пухлые губы смыкаются вокруг члена, а маленькие пальчики сжимают бедра так, что следы точно останутся, напоминая о ещё одном, самом большом грехопадении Мина. Напоминая о том, как он сам пришёл к тому, от чего бежал, как он получал наслаждение от этой пары губ и рук на разных частях своего тела, как стонал от удовольствия, как сам начал насаживаться на пальцы Гука прося ещё. Как возбуждался ещё больше от картины, что застыла перед глазами: губы Чимина на его члене, пальцы Гука в нём, а сам Чон ещё и надрачивает Паку и целует его, когда тот отрывается от минова члена. Мин закрывает глаза и молится всем существующим, и нет богам, лишь бы не вспомнить. Он не хочет помнить себя таким, сгорающим от желания и нетерпения. Не хочет помнить, как он сам забрался на сидящего Чимина и, заломив руку за спину берёт его член и направляет в себя, не хочет помнить, как нетерпеливо насаживается на него, пока Чимин целует его шею, сжимает в руках две половинки и разводит их ещё больше. Не хочет помнить Чонгука, который поворачивает его голову к своему члену и говорит о том, что именно здесь его губы смотрятся лучше всего. Мин бы всё отдал, чтобы не запомнить эту фразу, эту ночь. Этот момент, когда после нежных и плавных толчков Чимина, на смену пришли жёсткие и быстрые толчки Чона, пока он сам ласкал член Чимина не имея возможности прикоснутся к своему. И совсем не хочется помнить, как Чимин, поднимая голову Мина от своего члена и впиваясь в его губы, позволяет оседлать себя, а после пары его толчков чувствует, как к чиминову члену прибавляется палец, следом ещё один. Снова прикрыв глаза, понимая к чему его готовят, и в момент, когда пальцы сменяются на член Чона, Мин готов кричать от разрывающей его переполненности. Словно через толщу воды Юнги слышит неразборчивый шёпот Пака на ухо, но слышит лишь «мы многое делаем вместе», хочет соскочить, из глаз начинают брызгать слёзы, но две пары рук крепко удерживают трясущееся тело. Чимин гладит его по волосам, собирает губами слёзы, что катятся по бледным щекам, шепчет, что скоро отпустит и «давай дойдём до конца». В то время как Чон замер и не двигается внутри Мина, даёт парню привыкнуть и успокоится, не хочет делать больнее ни ему, ни себе. Гладит его по спине, целует в загривок, и на пробу старается протолкнутся чуть дальше, сжимает зубы от такой потрясающе — болезненной узости и трения о Чиминов член. Голова идёт кругом. Чону хочется просто разорвать сейчас этого паренька во всех смыслах, но Чимин кладёт свою руку поверх его, гладит, после чего притягивает его лицо к себе за подбородок, целует, просит набраться терпения. После чего отпускает его лицо и просовывает свою ладонь меж своего и юнгиева животов, начиная нежно водить по его члену, помогая отвлечься от боли. Юнги закрывает глаза, старается максимально расслабится, позволяя Чону толкнутся дальше. Через некоторое время Юнги уже не просто стонет, а кричит от разрывающих его эмоций, двух членов внутри, рук Пака продолжающим дрочить ему в такт толчкам. Юн слышит свои крики, шлепки трёх обнажённых тел, что сейчас слиты в одно целое, слышит стон Чона позади, и хриплое дыхание Пака, которое сменяется на громкое мычание. Слышит это всё и желает оглохнуть прямо сейчас, чтобы не слышать в следующий момент своего охрипшего стона, когда излился в кулак Пака. А после и ещё двух голосов, что кончили прямо в него, оставляя белесую жидкость вытекать из растраханной дырочки. Юнги обессилено падает на потную грудь и, прикрыв глаза, шепчет «не хочу это помнить, этого не было». Чимин целует его в макушку и перебирает меж пальцев мокрые волнистые волосы, слыша, что сказал парень и сам себе говорит, забыть о том, что слышал эту фразу. В момент, когда Чонгук ложится рядом, накрывая всех одеялом, придвигаясь к Мину и кладя на него руку, Юнги уже спит. — Какой — то ты сегодня мягкий, — шёпотом проговаривает Чон, глядя на Пака, что тянется к пачке сигарет и зажигалке лежащей на прикроватной тумбочке. — Это ты какого — то слишком чувствительного выбрал, а рвать такую красоту жалко будет, — проговаривает, выпуская облако дыма. — Почему ты поцеловал его хён? — с ноткой проскользнувшей обиды спрашивает. Чимин задумывается на минуту и понимает, что не может дать точного ответа ни себе, ни младшему. По факту он его не целовал, Юнги первый его поцеловал, но всё же, почему он не оттолкнул его? — Он сам поцеловал меня, я ответил, — отвечает. — Но зачем? — всё ещё обиженно и с нотками недоумения спрашивает. — Гук, не начинай. Просто спи. — Получилось более резко, чем Пак того планировал, но добавлять ничего не стал, туша сигарету и отворачиваясь от Чона. Чонгук обиженно дует губы и теснее прижавшись к Юнги, позволяет своим векам закрыться и отправится в мир сновидений, уже предвкушая прекрасное утро с хёном и новой игрушкой, избавляться от которой, пока не хотелось.

***

Чонгук засыпая представлял себе прекрасное, доброе утро. Юнги же открывая глаза и, стараясь проморгавшись заставить комнату перестать кружится, проклинает это утро. Поворачивает голову влево и видит обнажённую спину спящего Чимина, к которой до того, как открыть глаза прижимался. Поворачивается вправо, там он видит мирно спящего Чонгука, рука которого покоится на миновом животе. Мин откидывается на подушки и закрыв глаза думает лишь о том, что хочет сейчас сдохнуть. В горле небывалая сухость, словно он песок килограммами ел. Тело ужасно ломит, а про зад говорить даже не стоит, он горит и полыхает так, что даже лежать больно. «Нужно сваливать отсюда» — выдыхая думает и, стараясь двигаться, как можно аккуратнее ползёт вниз. Выбравшись из постели Юнги озирается по сторонам в поисках своей одежды, но ничего не найдя хватает с пола первые попавшиеся брюки и майку, спешно одевается и покидает комнату, тихонько прикрывая за собой дверь и выходя в длинный, пустующий коридор. Оглядевшись по сторонам, Юнги замечает лестницу, ведущую вниз, а на ней и свои штаны, в карманах которых слава всем богам хоть за это, лежал его телефон. Игнорируя пытающиеся прорваться в его голову предположения о том, каким образом с него сняли штаны именно здесь и кто это видел, Юнги выходит из дома, попутно вызывая такси, понимая, что в таком состоянии да ещё и без обуви он до дома точно не дойдёт. «Сейчас бы сигарету», думает, окидывая большой дом, который теперь, без всего этого скопления людей выглядит пустым и безжизненным. Невольно бросает взгляд на окна второго этажа и хочет врезать себе за это. Всего на секунду столкнувшись с лицом Чимина и взглядом, которого ему даже не видно, но очень хорошо чувствуется, Мину хочется с себя кожу содрать. Перед глазами с невероятной скоростью, начинает разматываться плёнка прошедшего вечера и ночи, а горло раздирать от просившихся наружу рыданий. Глаза уже начинает застилать пелена и Юнги уже был уверен, что в очередной раз будет чёртовой тряпкой, которая разрыдается сейчас тут, прямо под окном одного из братьев, как слышит звук подъезжающего автомобиля и находит в себе силы отвернутся от дома. Садясь в такси и отворачиваясь к окну, что не выходит на злосчастный дом, Юн всё же не выдерживает и роняет одну слезу на свою колено. Хочется просто закрыть глаза и никогда не открывать их. Почему он всё помнит? Почему не забыл?

***

Чимин тушит сигарету о пепельницу и, услышав стон и шуршание одеяла, доносящийся из постели, возвращается в кровать. Присаживаясь на край кровати Пак, сдёргивает одеяло с лица Чона, который тут же начинает морщится от яркого неприятного света. — Вали из моей постели, — сердито проговаривает, и ложится на вторую половину кровати. — Ну хён, — сонно тянет Чон, — я не хочу. И где наш милаш? — спрашивает, озираясь по сторонам. — Наш милаш? — недоумённо спрашивает Пак не поворачиваясь. — Ага, Юн. Ты его выгнал что — ли? — с долей разочарования спрашивает. — Никто его не выгонял, он сам свалил. И кстати, походу в твоих штанах. — Да чёрт со штанами, почему он ушёл? Я даже номера его не взял, обидно, — тяжело вздыхает. — Смысл парится из — за номера. Если он свалил, то явно не для того, чтобы ты искал его снова, — устало проговаривает Пак и снова закуривает. — Хотелось бы повторить, а пока, — Чон вылезает из-под одеяла и седлает Пака, — буду наслаждаться тем, что есть, — заламывает руку за спину и нащупав стоящий член, начинает медленно водить по нему. Чимин шумно выдыхает и, схватив Чона за руку тянет на себя. — Что ты делаешь? — выдыхает в губы вместе с дымом. — Я хочу сделать утро добрым для нас обоих, — едва касаясь чужих губ, проговаривает, — разве ты не хочешь? — кончиком языка ведёт по нижней, а потом и по верхней губе Пака. Чимин сам не выдерживает и впивается в губы парня, совсем не нежно, кусая больно, до крови, ибо с Чонгуком нельзя нежно, нельзя ласково, с ним только так. Только грубая, животная страсть, на которую Чон сам напрашивается и получает её сполна.

***

Вернувшись домой Юнги не раздеваясь идёт в душ. Открывает краны на полную, не задумываясь о температуре воды, встаёт под льющиеся струи и только там, в тесной душевой кабине, где его окружают только стены, он, наконец, даёт себе волю. Из его горла вырывается душераздирающий крик. Юнги хватает себя за волосы, тянет их у корней, пытаясь, отрезвить себя этой болью, не помогает. Срывает с себя майку, стягивает с трудом поддающиеся снятию штаны и швыряет их за дверь кабины. Хватает гель и, выдавливая едва не весь бутыль на мочалку, начинает, остервенело, до красноты тереть свою кожу, словно мантру повторяя «нет, этого не было, не было, не было. Сон, просто сон, пожалуйста, не было». Хочется смыть, смыть каждый след от губ, зубов, пальцев, ногтей, которые словно выжжены на миновом теле, дразнят своим присутствием и говорят, что долго не дадут забыть. Смыть всего себя в этот слив вместе с водой, растворится в ней, исчезнуть. Юнги трёт и трёт, после чего бросает мочалку, и скатывается по стеклянной стене вниз. Хватает себя за голову и снова кричит, кричит что есть силы, словно это как — то поможет. Не помогает. Юнги стучит ногами и руками по дну кабины, пока не падает лицом под струи воды. Закрывает глаза, вода всё равно попадает в них и в нос, но Юнги всё так же не подвижно продолжает лежать под ними, желая слиться с водой в одно целое. Просто перестать чувствовать, существовать. Жить слишком больно, но Юнги слишком труслив, чтобы самому оборвать её, а потому будет продолжать мучится, пока не подохнет. А смерть его, Юнги уверен, будет не самой естественной и своевременной, даже если он не будет накладывать на себя руки. Пролежав так ещё не которое время, Юн с трудом поднимается, выключает воду и хочет покинуть ванную комнату, как слышит звук пришедшего уведомления на телефоне, который остался в штанах. Юнги хотел бы проигнорировать его и просто завалится в постель, но второе уведомление пришедшее следом, заставило его подойти к злосчастным штанам и посмотреть сообщения. Сколько раз на дню Юнги проклинает себя? За сегодняшнее утро уже около двадцати раз, теперь ещё плюс один. Неизвестный номер: Здравствуй Мини, голова сильно болит? Уверен, ты не много удивлён увидев моё сообщение, но может, составишь мне компанию за ужином? Юнги смотрит на сообщения, на номер отправителя, который он был уверен, похоронил на самых потаённых затворках памяти, снова на текст сообщения, моргает и не верит тому, что видит. Бьёт себя по щекам, снова смотрит, но сообщения никуда не исчезают, ровно, как и номер остаётся прежним. Мин прислоняется к стене и сползает по ней на пол. Негнущимися пальцами печатает «нет», стирает, снова пишет «иди к чёрту». Снова стирает, говорит себе, что не хочет выдавать то, что он узнал номер, что лучше проигнорировать, заблокировать, даже порывается бросить телефон в стену, но уже через минуту снова печатает и на этот раз отправляет. Юнги снова проиграл?..