***
Юнги, не оборачиваясь, быстрым шагом идёт в противоположную от клуба сторону, уповая на то, что Хосок отвезёт Тэхёна домой. Да, он поступает по скотски, бросая младшего, но Юнги не может вернутся туда, не сможет вновь посмотреть на него. Остановившись посреди тротуара, Юнги садится прямо на холодный, сырой асфальт, обхватив голову руками, ероша и без того пребывающие в беспорядке волосы. Хочется кричать от непонятного внутри чувства, которое словно монстр, из какого — нибудь фильма ужасов, пытается вырваться из него наружу, разрывая органы, отдирая кожу. Сердце, кажется, подскочило до самого горла и теперь с ума сводит своим неестественно громким стуком, от которого не спастись, душит, перекрывая путь кислороду, грозясь и вовсе задушить, если Юнги сейчас же не встанет и не вернётся к Паку. Да, именно это душило Юнги, именно то, что он ушёл. Сейчас его сердце, голова, задница, да всё, чем он когда — либо думал, говорили ему о том, что произошедшее в машине, не было неправильным. Неправильным было то, что Юнги струсил и снова кинулся в бега от своих желаний. Невыносимо. Поднявшись на ноги, Юнги бежит обратно к клубу, но заметив пустующее место на парковке, снова падает на асфальт, укладываясь на спину. Его не волнует холод, что одежда станет мокрой, и грязной. Уже просто плевать. Хочется просто растечься грязной лужицей на этом самом асфальте, и испарится с первыми лучами солнца. Юнги смотрит в затянутое тучами небо, где ни одной звезды не видно, горько ухмыляется, что ему даже в этом не везёт, и прикрывает глаза, не желая подниматься. Но услышав шум приближающейся машины, от которого сердце снова ускоряет свой ритм, хочется до покалываний в кончиках пальцев, открыть глаза и обернутся, проверить, чья машина остановилась напротив него, но на деле Юнги лишь сильнее жмурит глаза. — Так и воспаление лёгких заработать можно, а я насколько помню, ты больницы не очень любишь, — проговаривает знакомый голос. — Он уехал домой, его отца сейчас дома нет. Адрес могу напомнить, если вдруг забыл, — в голосе слышится улыбка на последних словах, а сами слова вынуждают открыть глаза и присесть, глупо уставившись на лицо парня, виднеющееся через спущенное стекло. — О чём ты говоришь? — устало спрашивает Мин. — Ты меня прекрасно понял, — со вздохом отвечает, — хочешь играть дальше в своё забытье, на здоровье, но не пались так сильно и не выкручивай себя наизнанку, только бы к нему не идти. К тому же, сегодня у тебя есть такая возможность, которую я, не советовал бы упускать. — Почему именно сегодня? — храбрится Мин. — Или в другой день к нему пойдёшь ты? — Возможно, — пожимает плечами Чон, — мне ни разу не нравится его заинтересованность тобой. — Открыто произносит, и чтобы парень совсем перестал сомневаться, добавляет, — Считай, что сегодня я даю тебе возможность надоесть ему, поэтому поднимай свой зад и не благодари. — Увидев, как Мин собирается что — то возразить, Чон вытягивает ладонь вперёд, не давая словам сорваться с губ парня. — «Прямо как Тэхён» — проносится в голове Мина, такое неожиданное сравнение. — И не нужно говорить о том, что тебе всё равно, иначе ты бы не пожирал его взглядом в клубе, и не залез бы на него в машине. Заднее окно у него без тонировки, что позволяет наслаждаться прекрасным видом внутри салона машины, — добавляет, забавляясь реакцией парня. — Так это был ты, тот, кто проехал мимо и просигналил? — спрашивает, хоть уже и догадывается о том, что ответ будет положительным. — Но тогда зачем ты сейчас меня к нему отправляешь? — Я спугнул вас, потому что, как я и сказал ранее, через заднее стекло, всё отлично видно, и твоё лицо было очень легко узнать. Сомневаюсь, что тебе нужны слухи, если, конечно, останешься там работать. А ему они сейчас подавно не нужны. Да и просто интересно, впустит ли он тебя, если ты придёшь. На счёт Тэхёна можешь не волноваться, у Хосока хоть и стоит на принцессу, но по нему видно, что мальчишку он в обиду не даст. И так как у меня сегодня хорошее настроение, не смотря на попытки многих его испортить, могу вызвать тебе такси, либо к нему, либо домой. Решайся. Юнги, обхватив колени руками, слегка подрагивая, обрабатывает в голове поступившую информацию. Поехать домой, казалось ему самым правильным вариантом, и в том, что Хосок позаботится о Тэхёне, у Юнги сомнений не было, но так ли правильно ли это будет? А если Юнги всё же решится и приедет к Паку, а тот его действительно на порог не пустит, или вышвырнет с первыми лучами солнца? Тут ещё нужно подумать, какой вариант развития событий хуже. Или же каждый из них правильный? Чонгук сказал, что даёт Юнги возможность надоесть Чимину. Так почему бы действительно не воспользоваться ей и прекратить этот цирк? Чимин хочет его тело? Ладно, хорошо, Юнги его ему даст, только пусть насытится уже и оставит в покое. — Ну, так что решил? — не спрашивает, а скорее давит Чонгук, внимательно наблюдая за мыслительным процессом на лице парня. — Я поеду, — не колеблясь и не уточняя, куда именно собрался ехать. Уверен, что Чон и так поймёт. — Я уже вызвал, будет меньше, чем через две минуты, — ухмыльнувшись, отвечает Чон и бросив, — удачи, — поднимает стекло автомобиля, пока его не окликает Мин. — Чонгук, подожди. Это прозвучит странно, но ты приходил ко мне в больницу? — Заходил, — решая не отрицать, кивает, опуская стекло, — кеды тебе занёс, недозолушка. — Пристально глядя исподлобья, добавляет. — Только ради этих кед? — Нет, ты мне понравился, немного. Я действительно волновался, когда узнал, но эта симпатия оказалась не настолько сильной, — улыбнувшись, и пожав плечами, отвечает Чон. — А мандарины, ты их принёс? Там ещё записка была. — Да, я сначала хотел зайти и вручить лично, но увидел, что ты не один, поэтому решил оставить записку. Твоё такси приехало, — кивает Чон в сторону разворачивающейся машины, явно желая скорее закончить разговор. — Подожди, — вскрикивает Мин, видя как парень, снова тянется к кнопке, чтобы поднять стекло, — ответь только на один вопрос, пожалуйста. В записке ты спрашивал, знаю ли я о значении цветов, что были у меня, почему? — Ох, это, — Чонгук откидывается на спинку сидения и его лицо перестаёт быть таким по — детски милым, приобретая серьёзный, задумчивый вид. — Это были красные маки, да? — получив кивок от Мина, Чонгук хмыкает, — да, вспомнил. Я ещё удивился тогда, мол, кто мог подарить тебе эти цветы. Либо это человек абсолютно не разбирающийся в них, и решивший выглядеть оригинальным, либо это тот, кто слишком хорошо в них разбирается и знаком со значением. И я даже не знаю, что хуже. — Почему? — тихо спрашивает Мин, когда тишина затягивается. — Моя тётя выращивала цветы и знала их язык лучше, чем человеческий, — тщательно подбирая слова, начинает отвечать, — говорила, что красные маки, говорят о стремлении к удовольствию. Не знаю, конечно, как ты, но я бы не радовался такому подарку. А теперь иди, — не дожидаясь ответа, Чон отъезжает от Юнги, припарковавшись напротив клуба и, выйдя из машины, проходит внутрь. Юнги, посмотрев вслед парню, слышит гудок от такси, и нехотя поднимается с асфальта, ковыляя к машине и залезая внутрь. Игнорируя взгляд водителя, через зеркало заднего вида, Юнги отворачивается к окну давая волю своим мыслям, которые, после разговора с Чонгуком, стали ещё запутаннее. А так же появились новые сомнения. — « А что если, я ему не надоем сегодня» — вдруг, выстреливает в голове вопрос, перекрывая собой, все остальные. — «Его приход в больницу, его слова сегодня, эта улыбка, его шёпот, когда он говорил, что могу завязать ему глаза, если не доверяю» — вспоминая недавние моменты, голова уже кругом идёт, а последняя фраза, сказанная Паком — «я ждал встречи с тобой, Юнги». Юнги готов с ума сойти! Мин внутренне кричит, с силой вертя головой, стучит ладонями по вискам, привлекая внимание водителя. — «Нет, нет, нет, Юнги, нет! Он просто хочет тебя ещё разок трахнуть, вот и всё. Ни о какой глубокой симпатии и речи быть не может». Серьёзно, это ведь не какая — нибудь примитивная сказка или дорама, где в глупого, бедного просточка, влюбляется богатый парень и все эти розовые сопли. Это реальная жизнь, где такой, как Юнги, не мог понравится, такому человеку, как Пак Чимин. Таким, как он, нравятся ему подобные, и это не плохо. Просто Паку наверно захотелось разнообразия, или у него специфичный вкус на партнёров. Нет, Юнги не сомневался в том, что он красив и желанен, но, желанно всегда только тело, точнее, одна его часть. К тому же, была уже у Юнги подобная сказка, спасибо, больше не нужно. -» А что, если после этой ночи, всё останется так же? Если, ему будет этого мало? Что тогда?» — Приехали, — оповещает водитель, остановившись. Прослеживает взглядом за тем, как, растрёпанный парень смотрит в окно, а после переводит на него вопросительный взгляд. — В заказе, указано остановится на расстоянии пятьсот метров от указанного дома, это здесь, — объясняет водитель. — С вами всё хорошо? — решается спросить, когда Юнги уже открывает дверцу. — Да, спасибо вам, — тихо произносит Мин, выходя из машины и, тут же обхватывает себя руками, пытаясь спастись от пронизывающего холода, от которого не спасала тонкая сырая рубашка. Смотря на возвышающийся вдали дом, Юнги приподнимает уголки губ, и мысленно благодарит Чонгука, который, на удивление точно подметил, что остановись бы он прямо у дома, Юнги бы даже не вышел из машины. А так у него есть возможность пройтись, набраться смелости, в последний раз обдумать всё. А был ли в этом смысл? Юнги снова садится на тротуар, обхватив колени руками в попытке хоть немного согреться. — «Если я сейчас приду к нему, то есть вероятность того, что он отстанет от меня, выгнав на утро, — снова задумывается Мин. — Так же, есть вариант, в котором он меня и на порог не пустит в таком виде, — оглядев свои грязные, сырые брюки и рукава рубашки. — Ну и последний, тот, что из ряда фантастики это тот, в котором он не оставляет меня, даже на утро». «Так какого же ты боишься больше всего?» — проносится в голове чужим голосом, что пугает Юнги, но пугает не наличие этого голоса извне, а то, что он не знает, что ответить. Просидев так ещё около двадцати минут и окончательно замёрзнув, Юнги, всё же кое — как поднимается на ноги и, трясясь, бредёт к дому, в окнах которого почти не горел свет. Спокойно пройдя через открытые ворота, Юнги поднимается по ступеням, ведущим к главному входу, сжимает зубы, чтобы не тряслись от холода, набирает в грудь больше воздуха и нажимает на кнопку дверного замка, боря в себе желание сбежать, пока дверь не открылась. Но данная мысль, не успевает, превратится в действие, когда дверь открывается, выпуская на Мина тёплый воздух, и открывает вид на женщину, которая как — то странно смотрела на него. — Здравствуйте, — перебарывая чувство неловкости, начинает Мин, так как женщина, продолжала, молча разглядывать его, — я к Чимину, то есть, к Пак Чимину, — исправляется Мин. — Могу я его увидеть? — С трудом сдерживая дрожь, спрашивает парень. — Да, — туманно, словно вырванная из своих мыслей, отвечает женщина, и делает шаг в сторону, давая Юнги пройти, — он в своей комнате. Вас проводить, господин… — Женщина запинается, давая понять, что парень, должен, представится. — Юнги, просто Юнги, не господин, — спешно отвечает Мин. — Юн.ги? — переспрашивает женщина, делая ударения на последнем слоге. — Да, и я знаю дорогу, спасибо, — Юнги кланяется и сбегает к лестнице, не задумываясь о странной женщине. Перепрыгивая через две — три ступени, мысли Юнги были наполнены только надеждами на то, что комната, в которой он проснулся тем утром, принадлежала Паку. Минуя лестницу, и не заметив того, как пробежал по коридору, Юнги резко тормозит у двери, из — под которой виднелась слабая полоска света. Подняв руку вверх для того, чтобы постучаться, Юнги тут же опускает её, решая сначала восстановить дыхание. Юнги надеялся, что сбито оно именно из — за бега, а трясёт его до сих пор из — за холода, а не из — за нервов и страха. Просто тело, почему то не хотело принимать обволакивающее его тепло, стен этого дома. Во всяком случае, внутрь оно его точно не пускало, позволяя там вьюге снежной завывать. — «Может, всё — таки уйти, пока не поздно? Ты совсем дурак, тебя видела эта женщина, как ты потом будешь объясняться? — снова штурмует себя вопросами, отвечая на последний тем, что Чимин, вряд ли не спросил бы. Вздохнув, Юнги тихо стучит по лакированному дереву костяшками пальцев, и тут же делает шаг назад, готовясь бежать, словно вор, которого поймали с поличным. Прислушиваясь, и не услышав, никаких звуков по ту сторону двери, Юнги разрывается от мыслей о том, что парень спит, и не стоит тревожить его, тем, чтобы постучать ещё раз, так как Пак, мог просто не услышать его слабый стук. Ещё раз вздохнув, Юнги заносит руку в воздух для повторного стука, когда дверь неожиданно открывается, от чего Мин тут же прячет руку за спину и прикусывает губу, смотря на стоящего в проёме, лохматого, в домашней одежде Чимина. Чимин же смотрел на, явно нервничающего парня и моргал, несколько раз с силой зажмуривая глаза, боясь, что это просто видение, но сколько бы раз он не закрывал глаза, открыв их, он видел мнущегося и мелко подрагивающего, на пороге парня. В сырой рубашке, гнездом, как и у самого Чимина на голове, грязных штанах, но всё такого же нереально прекрасного. Не в силах подобрать слов, Чимин делает шаг в сторону, кивая парню, чтобы тот прошёл. Юнги, видя этот кивок, ещё какое — то время мнётся, но всё же отлепляет, казалось, налитые свинцом ноги от пола и делает шаг вперёд, замирает на секунду, и делает ещё один, а после ещё, пока не переступит порог комнаты. Услышав слабый щелчок дверного замка, Юнги моментально обхватывает себя руками, а почувствовав прикосновение тёплой ладони к холодной спине, вздрагивает, не давая себе, повернутся. — Дождя вроде не было, — на грани слышимости, хрипит Пак. — Асфальт ещё мокрый, — в тон ему отвечает Мин, мысленно моля парня, чтобы не убирал ладонь. — Замёрз? — всего одно слово, Юнги уже лужицей под ногами Пака растечься готов, а потому слабо кивает в ответ, не в силах выдавить из себя даже звука. — Тебе нужно согреться и сменить одежду, душ прямо и направо, одежду я тебе принесу. — Юнги неуверенно кивает, медленно ступая в сказанном Паком направлении, пока сам Чимин удивляется тому, как у него хватило сил произнести всё это и не запнутся, но ещё больше Чимина не просто удивляла, а даже пугала такая его реакция на этого человека. Сколько парней и девушек переступали порог этой комнаты, которую он никогда не закрывал после этого, сколькие принимали у него душ, но такого волнения Пак никогда не испытывал, как и не делился своей одеждой. Разве что Чонгук самовольно брал у него рубашки, когда Пака долго не было дома, и уж точно Чимин не испытывал радость от того, что кто — то (Юнги) будет ходить в его рубашке. Запустив руку в волосы и сжав их у корней, Чимин готов закричать от реальности происходящего, потому что чувствует боль, но картинка не меняется, а со стороны ванной слышится звук идущей воды, значит, это не сон. Подбежав к шкафу и открыв его, Чимин перебирает висящие там рубашки, позже подумал о том, что парень может застесняться и стал искать футболку с какими — нибудь штанами, но так и не определившись, что принести парню, снимает с вешалки одну из рубашек, и достаёт обычную белую футболку, с серыми спортивками. — Пусть сам выбирает, что одевать, — бубнит себе под нос, пока подходит к двери ванной комнаты, и снова застывает. — Нужно ли постучать? — сам себя спрашивает, хоть и не делал этого никогда. Да и видел он его голым, не рассматривал особо конечно, в силу своего не очень, мягко говоря, трезвого состояния, а так же моментом, когда он нуждался только в одной части тела, но видел же. Набрав в грудь воздуха и, коротко постучав, Чимин осторожно приоткрывает дверь, стараясь смотреть не в сторону запотевшей душевой кабины, а в пол, подходит к тумбе, оставляет там вещи и тут же выбегает, закрывая за собой дверь, опираясь на неё, чувствуя острую нехватку кислорода. — Нужно покурить, — отлепившись от двери и дойдя до комнаты, падает на пол у кровати, облокотившись на неё спиной, поднимает выпавшую из его рук, на момент стука сигарету, закуривает. Цепляется взглядом за стоящую неподалёку, открытую бутылку коньяка и понимает, что пелена лёгкого опьянения, которой он добился с большим трудом, моментально спала с него, как только он открыл дверь комнаты. — «Как же ты решился?» — мысленно спрашивает Пак, выпуская в потолок облако дыма и прислушиваясь к звукам воды из ванной, до сих пор боясь того, что это сон. Если же Чимин боялся того, что происходящее окажется сном, то Юнги снова хотел уйти в состояние отторжения реальности. Раздевшись и встав под горячую воду, Юнги, только в этот момент стал осознавать то, что сделал. Что он приехал к Пак Чимину домой, зашёл в его комнату, а тот вместо того, чтобы выгнать его после того, как Юнги сбежал, хоть целоваться и первый полез, так ещё и такого грязного и мокрого, отправил его греться в душ и принёс сменную одежду, предварительно постучав. И казалось бы, что в этом плохо, особенно в том, что Пак постучал? Постучать перед тем, как зайти, тем более в ванну, это просто правила приличия, но почему Юнги так страшно от этого? Этого ведь чёртов Пак Чимин, в постели которого, помимо брата, было ещё неизвестно, сколько людей, а теперь, он ещё и его директор. Как реагировать на это нормально? Ко скольким людям он так же заботливо относился, перед тем, как выбросить с самым хладнокровным видом? Отличается ли от всех этих людей Юнги для Пака? Хочет ли сам Юнги, быть отличительным, другим, особенным? С каждой новой приходящей мыслью и вопросом, думать становится тяжелее и страшнее. Чувствуя, как кожа начинает гореть, а голова кружится из — за слишком горячей воды, Юнги нехотя, выключает воду и выходит из кабины, кутаясь в большое, мягкое полотенце. Подойдя к тумбе, Юнги видит на ней футболку и штаны, а с другой стороны аккуратно сложенную нежно — голубого цвета рубашку. Понимает, что парень дал ему выбор, и от этого на лице расплывается неконтролируемая улыбка, а рука уверено тянется к предмету одежды. — Будь, что будет, — проговаривает, глядя на своё отражение в зеркале и впервые, без доли сомнений и страха, лишь с частичкой смущения, идёт к Чимину. Чимин, слыша шлёпанье босых ног по полу, отлепляет голову от спинки кровати, и отрыв глаза, уставляется на Мина, кажется, забыв в этот момент, как дышать. Первое, что видит Пак, это обнажённые, цвета молока, стройные ножки, сглатывает. Поднимается выше и видит края своей рубашки, которая едва доходила парню до бедёр, видит, как сминает он манжеты длинных рукавов, в своих пальцах. Поднимается выше и сглатывает ещё раз, когда в ряде застёгнутых пуговиц, замечает, что две верхние дразняще расстегнуты, открывая вид на выемку промеж ключиц и шею, которую хочется прямо сейчас исцеловать, как и всего парня. Смотрит на то, как подрагивает кадык, как парень закусывает нижнюю губу, сдерживает себя, чтобы не впиться прямо сейчас в эти вишневые губы. Следит за стекающими каплями с волос парня и проклинает чёртову рубашку и самого себя, ибо хочется разорвать в клочья эту ненужную тряпку, чтобы видеть, куда стекает каждая капля, а после, по её следам, дорожки из поцелуев проложить. — Согрелся? — хрипло произносит Пак, не отрывая взгляд от шеи парня, на которой красуется оставленный им же в машине, розоватый засос, который настолько правильно смотрелся на этой молочной коже, что хотелось кричать, как сумасшедший. Хотя почему «как», когда Чимин себя именно таковым и чувствовал, видя перед собой это прекрасное создание. — Да, уже не холодно, — в тон ему отвечает Мин, и садится на пол рядом с блондином, вытянув ноги и облокотившись на спинку кровати, повернув к нему голову. Чимин стараясь не смотреть на эти ножки, с поджатыми пальчиками, слепо тянется к пачке сигарет и, найдя, протягивает её Мину. — Спасибо, — глухо благодарит и, закурив, следит за тем, как рассеивается неровная струйка дыма. Чимин тоже закуривает и не отрываясь смотрит на сидящего рядом парня, но сейчас по другому смотрит. Не так, как в день, «знакомства», и не так, как до этого в клубе или в машине. Смотрит не прямо, а глубоко, заселяя в эту одинокую глубину, маленькие росточки нежности и тепла, от которых у самого голова кругом идёт. Юнги же, видя этот взгляд, сам раскрывается, позволяя глубже, в самые потаённые уголки души проникнуть, в этот раз не боясь, не отворачивая лица, не зарываясь в себе. Уверен, что всё делает правильно, что не придётся жалеть, что не будет больно, и он не останется снова, один. Докурив, Чимин тушит сигарету о дно пепельницы отодвигая её дальше, и сев на колени перед парнем, смотрит на его губы, проведя по своим, в этот же момент пересохшим губам языком, возвращается к глазам, в которых безграничное доверие плещется и, пододвинувшись ближе, легко касается влажных, чуть приоткрытых губ, словно пробуя самый вкусный на свете десерт, смакуя, чтобы каждую нотку многогранного вкуса уловить. Не напирает, не пытается тут же своим языком внутрь проникнуть, даже руками не касается, сжав их в кулаки на своих коленях. Хочется растянуть момент, укутать в своей нежности и ласке этого человека, что оказался смелее Чимина, сам пришёл к нему. Впервые Пак не думает о своём удовольствии, хочет в первую очередь его Юнги подарить, зацеловать каждый миллиметр фарфоровой кожи, забрать всю боль, в том числе лично причинённую, чтобы его мальчик таял от тепла, улыбался и не хотел забывать эту ночь. Покрыв губы лёгкими поцелуями, Чимин спускается губами к манящей шее, слегка засасывая кожу, ловя первый шумный вздох парня. Проводит языком мокрую дорожку вниз, останавливается у открытого ворота рубашки, оставив нежный поцелуй у застёгнутой пуговицы. Отстраняется, кладёт ладонь на бедро парня, не видя в глазах напротив сопротивления, ведёт ею вниз до колена и сам отползает вслед за ней. Видя, как Юнги начинает тянутся вслед за ним, вытягивает вперёд руку, призывая оставаться на месте, и наклонившись, оставляет мокрый поцелуй на колене парня и спускается ниже, продолжая эту дорожку из поцелуев, заставляя смотрящего на него сверху вниз Юнги, захлёбываться от эмоций. А когда губы Пака касаются маленьких, аккуратных пальчиков, Мин тонет, забывая о том, как просить о помощи. — Только не говори, что до меня этого никто не делал? — шепчет Пак, поглаживая ноги парня. — Нет, — на грани слышимости, произносит Мин, думая о том, что с каждым «так» не делают. — Я рад, что я первый, но я хочу побить тех, кто лишил тебя этого удовольствия. Каждая часть твоего тела настолько прекрасна, что невозможно не целовать, — всё так же шёпотом, растягивая слова, проговаривает Пак, заставляя Юнги чувствовать себя самым прекрасным и желанным в этот момент. Оставив поцелуи на каждом пальчике второй ноги, Чимин создаёт дорожку из поцелуев вверх, прикусывает внутреннюю сторону бедра, тут же целуя и засасывая кожу. Приподнимает края рубашки, открывая вид на уже стоящий, с сочащейся из розовой головки смазкой, аккуратный член. Проводит по головке языком, слизывая солоноватую смазку, облизывается, словно довольный кот, и припадает к губам Мина. Этот поцелуй уже не такой целомудренный, более требовательный, страстный. Чимин расстёгивает одну за другой, пуговицы на рубашке парня, желая уже избавиться от этого куска ткани, который мешает в полной мере насладиться красотой этого тела. Отстраняется от губ, облизывает уже затвердевший сосок, прикусывает, вырывая из парня задушенный стон. Снова спускается к подрагивающему члену, стараясь не думать о собственном, который колом стоит с момента, как Пак увидел ноги Юнги, обхватывает член губами, засасывая его, ловит ещё один полустон от парня и понимает, что испытывает от этого куда большее удовольствие, чем если бы он просто трахнул его. Выпустив член изо рта, Чимин проходится языком по всей длине, вылизывая ствол со всех сторон, каждый раз оставляя громкие, с пошлым причмокиванием поцелуи. Подняв голову на Юнги, что растёкся по полу, прикрыв глаза от удовольствия, улыбается, слыша недовольное всхлипывание, требующее продолжить ласку, и шепчет: — Всего тебя вылизать хочу, — и насладившись видом того, как дрогнули ресницы парня, резко наклоняется, заглатывая член до основания, заставляя Мина выгнутся в спине, задыхаясь собственным стоном. Подержав член в горле, выпускает его, играется языком с головкой, дразнит, беря в рот наполовину длины, усиленно втягивая щёки, заставляя Юнги поддаваться бёдрами вперёд. Ухмыляется про себя, позволяя члену, протолкнутся глубже, сжимая пальцами бледные бёдра, на которых скоро растретут багровые цветы. Доведя Мина едва не до оргазма, Чимин выпускает член и спускается ниже, раздвигая ноги парня шире, проводит языком по сжавшемуся колечку мышц, ловя вскрик парня. — Ты же не думал, что я пошутил? — с не сходящей с лица улыбкой, спрашивает Пак. — Замолчи, пожалуйста, — загнанно дыша, бормочет Мин. — Нет, я хочу говорить тебе это, хочу, чтобы ты слышал то, как прекрасен, потому что ты должен слышать это ежеминутно, и не смей никогда думать иначе. Хочу говорить тебе о том, что хочу сделать с тобой. Хочу слышать твои сладкие стоны, которым ты не даёшь полноценно выходить наружу, лишая меня удовольствия слышать их. Юнги слушает и его ведёт от этих слов, посильнее, чем от крепкого алкоголя. Хочет ответить что — то, убедить, что Чимин не должен говорить ему это, что такое говорят не просто желанным, а в первую очередь любимым людям, но вместо слов, из Юнги вырывается стон, который он уже не смог заглушить. Чимин проводит языком вокруг ануса, вжимает парня сильнее в себя, и толкается языком в дырочку, скользя им по раздвинутым стенкам. Тянется рукой к Минову члену, размазывая по стволу предэкулят и надрачивает в такт толчкам языка, оглаживая головку подушечкой большого пальца. Юнги уже не сдерживается, стонет во всё горло, мечется по полу от настолько приятных ощущений, жмурится до бликов перед глазами, не зная, чего хочет больше, чтобы Чимин прекратил уже сладостную пытку, или же наоборот, не останавливался. В это раз, чувствуя, что парень на грани, Чимин не останавливается, а наоборот, ускоряет движения рукой, стараясь глубже толкаться языком, издавая пошлое хлюпанье, позволяет Юнги кончить ему в кулак, попадая себе на живот, даёт время отдышаться, поглаживая бедра. — Кажется, кому — то снова придётся идти в душ, — довольный, раскрасневшимся, с распухшими губами лицом Мина, Пак встаёт на ноги, и проходит к тумбочке, выдвигает один из ящиков, — только пойдёшь ты туда позже, — добавляет, вернувшись к парню, усаживаясь на его бёдра. Юнги открывает, наконец, глаза, смотрит на улыбающееся над ним лицо и, не зная зачем, улыбается в ответ. — Что ты задумал? — хрипит Мин, мечтая в этот момент о воде. — Ты мучил меня в машине, теперь моя очередь, — видя, очередное недоумение, Пак разворачивает в руке свёрнутый галстук. — Не иметь возможности видеть тебя, когда ты целуешь меня и сидишь на моих бёдрах, просто верх садизма. — Но если ты сделаешь это, то я не буду видеть, как ты смотришь на меня, — всё ещё тяжело дыша, проговаривает Мин, не желая расставаться с этим взглядом. — Не волнуйся, — приближая импровизированную повязку к глазам парня, и завязывая узел на затылке, приближается к уху, медленно спуская с плеч рубашку, — ты будешь его чувствовать, — шепчет. Юнги, чувствуя, как Чимин отстраняется, а рубашку полностью сползает с его рук на пол, оставляя обнажённым, верит. Чимин проводит кончиками пальцев по обнажённым плечам, груди, нарочно задевая соски, ребрам, следя глазами за своими пальцами и, замирает на мгновение. Присматривается, поднимает руки парня вверх, сцепляя их над головой, и не может поверить тому, что видит. Улыбка сама по себе расплывается на лице, грозясь разорвать лицо, рукой невесомо проводит вдоль левого бока в области рёбер, где тонким, каллиграфическим почерком красуется, такое заветное «Et erit tibi more». Руки начинают дрожать, а кончики пальцев покалывать от того, насколько сильно Чимину хочется коснуться этой надписи, которую он так сильно желал увидеть, которую он мог просто не заметить, будь руки Юнги опущены, каждую букву которой желает целовать теперь, просто за то, что они существуют на этом теле. Чимин кладёт ладонь себе на грудь в область сердца, стараясь тем самым не дать ему вырваться, смотрит на Юнги и чувствует ни с чем не сравнимо тепло, счастье и благодарность, что уголки глаз начинает щипать. Хочется просто утопить этого мальчика в той нежности, что самого Пака погребает сейчас под собой. — Юнги, — тихо шепчет Пак и понимает, что кроме этого имени, что сладостью оседает на языке, больше ничего сказать не может. Юнги и не просит. Понимает, что не зря словам Чимина о том, что будет чувствовать его взгляд, поверил. Не знает, чем конкретно вызвано это тепло и топящая с головой нежность, понятия не имеет о том, как его собственное имя, стало таким красивым, настолько ласково Чимин произнёс его. Но чувствует, что это не просто так, что это по настоящему и растворяется в этом моменте, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. — Поцелуй меня, — шепчет, в ответ на зов парня и тут же чувствует, как его просьба готовиться к выполнению. Чимин приближается к лицу Юнги, отпуская его руки, проводит костяшками пальцев по щеке, и касается своими губами чужих, таких нужных и родных. Мягко целует, проводит языком меж губ, приоткрывая их, проталкивает свой язык, нежно лаская им полость рта, оглаживая чужой язык. Чувствует, как тонкие пальчики забираются под домашнюю футболку, отстраняется от губ, только чтобы помочь парню избавить себя от одежды. Млеет от того, как эти руки оглаживают его обнаженную спину, плечи, сильнее к себе прижимают, касаясь подушечками пальцев чернильной надписи. Улыбается в поцелуй, радуясь тому, что не нужно перехватывать чужие руки, ведь только этим самым рукам можно касаться её, только для этого человека это обещание, которое Пак не смел нарушить. — Ты представить себе не можешь, насколько я сейчас счастлив благодаря тебе, — шепчет в губы Пак. — Я больше, — в тон ему отвечает, привставая, вынуждая Чимин подняться следом. Юнги наощупь тянется к резинке домашних штанов, желая сдернуть их с Пака. Чимин отстраняется, встаёт с бёдер Мина сам избавив себя от оставшейся одежды, и подняв несопротивляющееся тельце на руки, бережно укладывает на прохладные простыни. Снова устраивается промеж разведенных бёдер, облизывает дырочку, обильно слюной смачивая, и проталкивает первый палец, пристально следя за реакцией парня. Чимин конечно понимал, что Юнги далеко не девственник, но страх причинить парню хоть малейшую боль, даже самую незначительную, заставлял делать все медленно и осторожно. Добавив второй, замирает внутри плотно обхватившей пальцы дырочки, тянется к вновь вставшему члену, проводит по нему языком, начиная медленно двигать пальцами внутри парня. Юнги, в момент, когда Чимин добавил уже третий палец, мечется по постели, сам на пальцы насаживается, прося уже войти в него. Чимин смотрит на разгоряченного парня, волосы которого разметались над головой чёрным нимбом, наслаждается видом заломленных бровей, выглядывающих из-под повязки, приоткрытых губ, с которых стоны срываются в перемешку с хриплым «ещё, пожалуйста», лаская слух Пака. Ухмыльнувшись, вытаскивает пальцы, и под разочарованное скуление парня, встаёт с постели. Гасит светильник на письменном столе, раздвигает тяжёлые шторы, впуская в комнату, холодный, лунный свет, разглядывая под ним парня, что отдышатся пытался, за тем, как светится в этом свете его кожа, идёт к нему. — Небо звездами усеяно, — полуслышно проговаривает, снимая повязку с глаз Юнги, — но даже они не превосходят тебя в красоте сияния. — Ты так красиво говоришь, что мне хочется поверить, — проморгавшись и, устремив взгляд в виднеющееся через окно ночное небо, с которого ушли тучи, закрывающие, по мнению самого Юнги, настоящую красоту. — Ты не должен в это верить, — повернув лицо парня к себе, за подбородок, и заглядывая в глубину глаз, что могла с глубиной океана посоревноваться. — Ты должен знать это и чувствовать, ведь твоё сияние идёт отсюда, — приложив свою ладонь к сердцу Юнги, Чимин не даёт ему шанса возразить, затягивает в поцелуй, нависая над ним сверху, расставляя руки по обеим сторонам от парня. Трется своим изнывающим от желанием членом о член Мина, с ума от собственной пытки сходит и, отстранившись от губ, тянется к тумбочке за смазкой. В спешке открывает, вылив на пальцы прохладную субстанцию, и приставляет ко входу сразу два пальца, медленно погружая их и разводя, пока Юнги не шипит: — Давай уже. Ухмыльнувшись нетерпению парня, Чимин вынимает пальцы, и проведя по собственному члену, размазав смазку, приставляет головку ко входу, начиная медленно входить, сжимая зубы, чтобы не вбится сразу до конца. Следит за эмоциями на лице Юнги, который, не дожидаясь, сам поддаётся бёдрами навстречу, насаживаясь до упора, выбивая из Чимин шумный, облегчённый вздох, и сам стонет задушенно. Подождав несколько секунд, Чимин начинает медленно двигаться внутри парня, нагибается к губам, воруя с них поцелуи, постепенно ускоряясь, переходя на более быстрые и глубокие толчки, выбивая из Юнги стоны, вслух бесконечное число раз повторяя его имя. Закинув ноги Юнги на плечи, сменив этим угол проникновения, резко толкается, попадая прямо по комочку нервов, медленно выходит, почти до конца и снова резко толкается до упора, выбивая из Юнги уже не стоны, а крики, которые становятся громче, когда Чимин целует лодыжку парня, оставляя на ней засос, ускоряется и начинает надрачивать парню, в такт своим толчкам. Не выдержав больше этой, самой приятной пытки, Юнги изливается себе на живот, впервые кончая с чьим-то именем на губах. Чимин от Юнги не отстаёт, сделав ещё несколько движений, выходит из Мина, с глухим стоном кончает ему на живот, смешивая их сперму и падает рядом с обессиленным парнем. — Теперь, мне точно нужен душ, — прерываясь почти через каждое слово, чтобы вдохнуть воздуха, хрипит. — Там ведь наши дети, — с таким же сбитым дыханием проговаривает, охая от тут же прилетевшего от Мина, шлепка ладонью по плечу. — Придурок, — ворчит, но услышав приглушенное хихиканье, которое постепенно становилось громче, улыбается, а после и сам начинает смеяться вместе с Паком, наполняя комнату искристым смехом. Перестав смеяться, и отдышавшись, Чимин поднимается на ноги и тянет руки к Мину: — Иди сюда, пойдём купать тебя. — Не хочу, — тянет, — я устал. — Тебе ведь не нужно будет идти, я тебя сам отнесу, — не сдаётся Пак. — Нет, просто дай мне салфетки и иди сюда, я хочу обнять тебя. В душ позже схожу, — Юнги проговаривает это так просто, лениво растягивая слова, словно они уже несколько лет живут вместе. Идя к столу, Чимин улыбается этой внезапно промелькнувшей мысли, которая заселяет в душу парня ещё один росток, обещая в будущем, возвести самый прекрасный сад, руками Юнги. — Почему ты так смотришь? — следя за ползущим к нему Чимином, улыбке которого чеширский кот позавидует. — Просто рад, очень рад тому, что ты сейчас здесь, — Чимин открывает упаковку с влажными салфетками и принимается сам вытирать парня. А Юнги, проглотив так легко брошенные парнем слова, не знает что сказать. Блондин в ответе вроде не нуждался, но Юнги тоже хотелось сказать что-то приятное. Логичным было бы ответить, что Юнги тоже рад, более того, он не может вспомнить дня или ночи, когда хоть в десятую долю, чувствовал себя настолько счастливым. Закончив вытирать Юнги, Чимин уходит, чтобы выбросить салфетки и возвращается с бутылкой воды и сигаретами. Протягивает Мину открытую бутылку, дожидаеться, когда парень попьет, и только после, осушает бутылку до конца, протягивая Юнги сигареты. Тоже Закурив, Чимин тянет Юнги на себя, укладывая его голову на своём плече, перебирая уже высохшие, пушистые волосы. — Возможно, я буду эгоистом, но я не хочу, чтобы ты забывал эту ночь, этот момент, — тихо говорит, туша недокуренную сигарету о дно пепельницы. — Может достать одеяло, тебе не холодно? — Нет, — тут же отвечает Мин, мысленно прося прощения за то, что снова ничего не ответил, на первые слова. — Просто не отпускай меня и мне будет тепло, — шепчет, куда-то в ключицы Пака, прижимаясь к нему теснее, словно боясь, что только ослабит объятия, этот человек испарится, оставляя на ладонях Юнги блестящую пыль, придуманного им счастья. — « Я тоже не хочу забывать эту ночь, этот момент. Каждое твоё слово и прикосновение, каждый поцелуй, каждый вдох. Я хочу пронести это в себе на протяжении всей жизни, только вот… только вот насколько долго, этот момент продержится в твоей памяти и будет ли он, хоть на какую-то часть, так же дорог для тебя»? Юнги с силой зажмуривает глаза, стараясь отогнать все негативные мысли прочь, которые, словно стая сговорившихся ворон, налетели на голову Мина, не давая возможности уснуть, с улыбкой на лице.***
Тэхён выбегает из уборной, не видя перед собой ничего, из-за стоящих в глазах, слез, что грозились вырваться наружу, и даже толком не понимал, от чего хотелось плакать больше. От того, что Хосок, на самом деле не безразличен Сокджину, что этот человек, тоже страдает без него, пребывая в руках Намджуна, которые всегда умели только ломать, но не жалеть, нежить и ласкать. И было бы куда лучше, если бы он просто был неуклюжим и ломал вещи, но этот человек, превращал в вещи людей и с удовольствием наблюдал за тем, как они ломались, крошкой осыпаясь в его руках. Второй причиной для слез была его жалость. Ему было искренне жаль Юнги и этого блондина. Тэхен, как никто другой знал, как Намджун любит играть своими игрушками, и от мысли о том, что он снова хочет протянуть свои руки к Юнги, кровь в жилах застывала. А третья причина это то, что Сокджин напрямую связан с аварией, это он сбил Юнги, и Тэхена просто разрывает от этой информации. Он готов отдать все, что имеет, пожертвовать чем угодно, лишь бы отмотать время назад и никогда этого не слышать. Как он будет смотреть в глаза Хосока, когда тот снова будет недовольно ворчать на работников участка, зная, кого он ищет. Какого ему будет, когда Хосок, снова будет смотреть на Джина? — Тэхен, вот ты где, а где Юнги? — Тэхен резко разворачивается, услышав голос Хосока. -«Нет, только не сейчас, прошу» — Тэхен открывает и закрывает рот, в жалкой попытке поймать воздух и хоть что-то сказать. Обеспокоенный взгляд Хосока, не помогает от слова, совсем. Нижняя губа начинает предательски дрожать, а по щеке стекает первая слеза, уродливо деля её на два. -Тэхен, что случилось? Что с тобой? — Хосок, ничего не понимая, делает шаг вперёд, желая прижать к себе парня, успокоить, отгородить от всего, но тот, к удивлению и даже страху Хосока, делает шаг назад от него. Хосок, в полной растерянности и не понимании, осторожно, словно к испуганному зверьку, тянет к нему руку, тихо произнося его имя, как Тэхена прорывает. -Нет, уйди! Не нужно этого делать, как ты не поймёшь? Не нужно жалеть меня, успокаивать и обнимать. Прекрати это делать и просто дай мне уйти, — совсем тихо добавляет, оглядываясь, на проходящих мимо людей, которые с интересом смотрели на разворачивающуюся драму. Людям всегда нравилось смотреть на подобное, на то, как страдают другие. — Я не отпущу тебя одного, — безапелляционно заявляет Хосок, игнорируя взгляды, столпившихся вокруг них людей, словно они одни в комнате. — Хм, насильно держать будешь? — спустя минуту молчания, поднимает на Хосока свой взгляд, в глазах которых красовались голубые линзы, — или, может, оставишь Сокджина и поедешь со мной? Хосок смотрит на Тэхена, слушает его слова, которыми тот, словно клинками в него бросается, не ответить, ни моргнуть, сил не оставляет. Чон чувствует себя рыбой, выброшенной на берег, которая, задыхаясь, с мольбой в своих маленьких глазках на платинового блондина смотрит, который спрятав свою душу, за цветной плёнкой, не даёт даже надежды на то, что поможет рыбке не умереть. Это совсем другой Тэхен. Хосок снова пробует сделать шаг к парню, хочет извиниться, да что угодно сделать, лишь бы вернуть того мальчика, но встречается Чон лишь с вытянутой рукой в жесте «стоп» и таким же бесчувственным взглядом, где нет слез, лишь мокрые ещё щеки служат доказательством того, что Тэхен пару минут назад плакал. — Я ухожу, Хосок, — тоном, какого Чон ни разу от парня не слышал, и не хотел бы слышать, проговаривает Тэ, — если Юнги ещё не вернулся, значит, он курит на улице, и я попрощаюсь с ним там. А ты, — выставляет палец вперёд, видя недовольство Чона и его желание что-то ответить, — оставь меня, прошу. — Тэхен старался сохранять спокойный, не дрожащий тон голоса, но последнее слово, далось ему с большим трудом. Хосок, уже осознав, что сейчас этот парень будет и дальше слать его, надеется, что Юнги все же на улице, и он успокоит парня или поедет домой с ним, что бы Тэхен не оставался один. За столик он вернулся не сразу, походил немного по зданию, в попытке успокоить нервы, а вернувшись, застал там, только Намджуна. — Где все? — осматриваясь по сторонам, в поисках знакомых лиц, присаживается на диванчик. — Джин сейчас подойдёт, остальные, не знаю, я сам только пришёл, — пожимая плечами, Нам пододвигает к себе пустой бокал и откупоривает бутылку виски, — будешь? — указывая на бутылку, спрашивает, продолжающего озираться Хосока. — Н.Да, давай, — бросает Чон, игнорируя ухмылку Кима, на его заикание. — Ну что, все успокоились? — потирая ладони, и присаживаясь на своё место, спрашивает, подошедший Чонгук, — а где Тэхен и Сокджин? — Тэхен ушёл, — роняет Хосок, делая глоток обжигающей жидкости, — Сокджин скоро подойдёт. — Оу, он тоже ушёл? — В смысле тоже? — поднимает на Чонгука, свой тяжёлый взгляд Намджун. — Чимин домой уехал, сказал, что устал, — пожав плечами и не обращая внимания на закипающего Кима. — А Юнги где? — повернувшись к Хосоку, едва сдерживая эмоции, не спрашивает, а давит Намджун. — С Тэхеном скорее всего ушёл, — не зацикливаясь на тоне Нама, бросает Чон. Находится в этом месте не хотелось, а алкоголь, кажется, потерял свою спасительную функцию опьянять и заставлять забывать о проблемах. Но только Хосок ставит бокал на стол и поднимается с диванчика, собираясь уйти, неуклюже падает обратно, не веря, не желая верить в то, что видит. Сокджин шёл к столику, своей привычной походкой, с тем же пофигизмом во взгляде, когда Хосок, впервые увидел его, а так же распухшими губами, по другому завязанному платку, из — под которого виднелись края багровых пятен, и растрепанными волосами. Вывод строится очевидный. Ничего не говоря, Сокджин присаживается к Намджуну, делает глоток из протянутого им бокала, даже не поморщившись, и переводит взгляд на Хосока, в котором второй, ничего, кроме, абсолютного похуизма не видит. Сокджин смотрит прямо, облизывает свои пухлые, раскрасневшиеся губы, ухмыляется, словно говоря — «а что ты думал? Я же говорил, что я ни разу не хороший. Вынырни уже из своих фантазий и прими это». Хосок не хочет принимать, старается бороться с этим, придумать парню оправдания и прокручивает в голове слова Чимина о том, что Хосоку нужно разобраться в чем-то. Но чем больше он смотрит на двух обнимающихся парней, тем больше его тошнит. Становится тошно от того, что ему мог понравиться такой человек, как Ким Сокджин. — Я пойду, — бесцветно роняет Хосок и на негнущихся ногах уходит. Чонгук, провожает взглядом спину друга и, обернувшись к парочке, которая тут же перестала обниматься, недовольно спрашивает: — До дома не могли потерпеть? Ладно Намджун, но ты то Сокджин… — А что я, — подняв холодный взгляд на младшего, перебивает, не желая слушать его нравоучения, — по твоему, я как-то отличаюсь от него? — кивая на Намджуна, — мне абсолютнейшим образом плевать на этого рыжего клоуна, и то, что он здесь, не коим образом не помешает мне трахнуться в туалете с моим парнем. Или ты от меня чего-то другого ожидал? — Джин еле заметно хмурится, замечая, что Чонгук опустил взгляд в пол, как — то виновато ссутулившись, а взглянув вправо, готов умереть на месте. — Зажигалку забыл, — с могильным спокойствием, проговаривает Хосок, нагибаясь к столику, забирая злосчастный предмет за которым не стоило возвращаться, — продолжайте, — не глядя, бросает и уходит, душа в себе приступ просыпающейся истерики. — Какие вы… — Чонгук не договаривается, поднимаясь с места, пока его не останавливает Намджун. — Какие? Говоришь так, словно осуждаешь, хотя сам ни разу святым не являешься. Только спишь и видишь, как на члене брата скакать будешь. Кстати, в ту ночь он тебя при Юнги трахал? Или твоя задница смогла пережить отсутствие его члена в ней? — При чём тут Юнги? — устало спрашивает Чон, закатив глаза. — Или тоже скажешь, что вы его не трахали? Или может, потеря памяти — болезнь заразная? — посмеиваясь, издевается Нам. — Какое тебе дело до того, с кем он спит? Вы уже не вместе, у тебя новый парень, который полностью соответствует тебе, — с ответной издевкой, тянет Чон. — А тебе значит все равно на то, что из-за него твой любимый Чимин перестанет тебя трахать, ну или будет, но только с ним. — Выгнув бровь, спрашивает. — А вам все равно на то, что у вас есть не купленный свидетель? — копируя жест старшего, парирует Чон, следя за тем, как забегали глаза Джина, с которого моментально спала вся эта напускная холодность и безразличие. — Что, принцесса оттаяла? — улыбаясь побледневшему Джину, — так вот, мне плевать как, зачем и почему ты это сделал, в моих глазах ты все равно мразь. Чимину я не сказал лишь по доброте своей душевной. Но, — переведя взгляд на Намджуна, — если ты ещё раз скажешь что-то о моих взаимодействиях с братом, я не буду молчать. И не тебе меня судить, у нас, в отличие от твоих отношений с братом, все взаимно, — видя, но игнорируя вспышку гнева на лице старшего, Чон разворачивается на пятках, слыша кинутое в спину от Намджуна: — Ты его помнишь? - Забудешь, как же, — морщится, словно от боли Чон, зная, что Намджун не видит его лица, — парня ты походу, по его подобию искал, — совсем тихо добавляет и уходит, уже не слыша, разрывающегося смехом Намджуна. — У тебя есть брат? — сведя брови к переносице от недоумения, тихо спрашивает Сокджин, когда Намджун, перестаёт смеяться. — Ага, — вытирая выступившие от смеха в уголках глаз, слезы, — ты, кстати, уже знаком с ним, как и все остальные, — продолжая легко посмеиватся, добавляет Нам. — Что плохого он сделал Чонгуку? — Вот это, — подняв палец вверх, широко улыбаясь, — самое смешное. Ничего. Он ему совсем ничего плохого не сделал, более того, он очень любил его, просто лежал подо мной, а рассказать об этом сам, смелости не набрался, дождался слухов. — Сокджин смотрит на то, как абсолютно спокойно говорит об этом Ким, при этом улыбаясь, какой-то сумасшедшей улыбкой, от которой мурашки по коже. — Но кто будет в чем-то разбираться, пытаться узнать правду? Знакомо, не правда ли? А теперь, поехали домой. — Намджун поднимается с места и тянет за собой обмякшего Сокджина. — Есть ли в тебе хоть что-то человеческое? — одними губами, в спину мужчины бормочет, уверен, что тот не услышал и ответа не ждёт. Но стоило сесть в автомобиль, за рулём которого был вызванный водитель, не отрывая взгляда от окна Намджун тихо пробормотал: — Было, когда-то, наверно, — так же не уверенный в том, что парень, сидящий у второго окна, слышал его.***
Тэхен, опираясь на подсвеченную перегородку, в этот раз даже не читает все эти утешающие на ней надписи, только вниз, на мутную воду смотрит, в слова солиста, той же песни вслушивается, тихо их повторяя. Всё мечтает на концерте этого человека побывать, пусть и по ту сторону света. Вот он, один шаг и все, страданиям конец. А можно сделать шаг в сторону и пройти по этому мосту, по направлению к дому. Тэхен вдруг чувствует, как наушник, словно собирается выпасть из уха, но повернувшись, видит, как чужие пальцы тянут за проводок, от чего наушник, выпадает из уха Тэхена, и перемещается в ухо другого человека. — Мне тоже нравится эта песня, — проговаривает, так же смотря на воду, — но этой версии не слышал. — У неё много ремиксов, — так же тихо, проговаривает Тэ. — Почему ты ушёл один? — Я ушёл с Юнги… — Не ври, пожалуйста. Я знаю, что он ушёл раньше, — добавляет. — Какое тебе?.. — Я спрашиваю, значит есть. Тэхен наконец отлипает от созерцания воды и поворачивается, к все так же смотрящему на воду Чонгуку, открывает рот, но не найдя слов, закрывает его. — Ты можешь остаться здесь, снова выбирая между — в воду и домой, бороться. Или я могу отвезти тебя домой. Сейчас ты нужен ему, — тихо добавляет Чон, вынимая из уха наушник, оставляя его, болтаться, и уходит к машине. — Ты же пил, — пропустив в голос, нотки возмущения, отвечает Тэ. — Можешь позвонить в полицию и нажаловаться на меня, но давай после того, как я довезу тебя, и сам буду подъезжать к дому, что бы идти недалеко было, хорошо? — с улыбкой, повиснув на открытой дверце, отвечает Чон. — С чего ты взял, что я поеду с тобой? — бурчит Тэ. — Потому что факт того, что я пил, не помешал бы тебе стоять дальше на этом мосту, а вот в случае поездки со мной, да. — Тэхен смотрит на довольного парня секунд десять, после чего, фыркнув, отворачивается. — Ты часто слушаешь эту песню? — вдруг прилетает вопрос от Чонгука, заставляя Тэхена застыть с наушником в руке, так и не успев, вернуть его на место. — Да, — зачем-то отвечает. — Может, стоит сменить песню? И я знаю, что как только я сяду в машину и немного отъеду, ты тут же побежишь, поэтому не усложняй себе жизнь, и не заставляй его ждать. — С чего ты взял, что я побегу? И что я ему нужен? — тише добавляет. — Потому что я всегда бегу, даже если знаю, что нужен только сегодня, что я лишь замена. — Отвечает Чон и скрывается в салоне автомобиля. Тэхен встаёт боком и смотрит поочерёдно на воду и на ждущую его машину. Нужно сделать выбор… — Никогда не жалей о сделанном выборе, — проговаривает Чон, как только Тэхен закрывает дверь автомобиля, словно прочитав мысли парня до этого, — своими сомнениями ты не вернёшься в прошлое и ничего не исправишь. Так же, ни ты, ни любой другой человек, не может знать, что было бы, поступи ты по — другому. Последствия будут в любом случае. Хорошие или плохие — это все равно последствия. Научись принимать их, тогда, будет проще. — А ты, принимаешь их? — наконец, повернувшись к парню, что не открывал взгляд от дороги. — Бывают моменты, когда что-то принять тяжелее, но хочешь, не хочешь, от них никуда не денешься. — пожимает плечами. — Не бывает правильного и не правильного выбора. Есть лишь выбор и его последствия. Запомни это и научись принимать. Тэхен не отвечает, какое-то время смотрит на чужой профиль, и отворачивается к окну. Лишь спустя пару минут, подаёт голос, чтобы сказать Чонгуку адрес дома. Приехав и тихо пробубнив «спасибо», Тэхен открывает дверцу и слышит в спину тихое: — Быть заменой — не плохо, почти. Но тяжело и больно, потому что ты не можешь ничего требовать от этого человека, ведь, якобы знаешь, на что идёшь, — Чонгук горько хмыкает, а у Тэхена сердце от чего-то замирает, — но не думай о Хосоке только в этом ключе, ты ему не безразличен, это точно. — Почему ты мне это говоришь? — не оборачиваясь, чтобы Чонгук не увидел скопившиеся в глазах слезы. Уж кому, но ему он их точно не имел права показывать. — Зачем? — Потому что кроме меня, вряд-ли тебе это ещё кто-то скажет, если, кроме тех, кого я знаю, нет кого-то ещё, конечно. Сглотнув вязкий ком, Тэхен так и не находит, что ответить и не прощаясь, выходит из машины, медленно идя к подъезду. — Чёртов купидон, — бросает в отражение зеркала заднего вида и, дождавшись, когда парень зайдёт в подъезд, выезжает из двора, параллельно думая о своём собственном выборе и тяжести последствий каждого, принять которые, будет во всех случаях не просто.