The need for you.

Зайдя в подъезд, Тэхён, какое – то время гипнотизирует взглядом лестницу, взвешивает в голове сказанные Чонгуком слова и свои собственные мысли и, набрав в грудь больше воздуха, бежит на свой этаж, перепрыгивая по две-три ступени. Заворачивая к своей квартире, Тэхён ловит чувство дежавю, видя Хосока сидящего у двери, разве что теперь у двери именно Тэхёна, а не Юнги. Постояв ещё минуту на месте, Тэхён решается и подходит к парню, что сидит на полу, обняв колени руками и свесив голову к груди, отчего лицо закрыто растрепавшимися рыжими волосами. - Да, можешь назвать циничным эгоистом, я это и сам знаю, но прошу, не прогоняй меня, не сегодня. – Куда – то себе в грудь бормочет, а Тэхёна разрывает от противоречивых желаний прижать к себе этого человека и извиниться за всё, что наговорил ему в клубе и ударить несколько раз по голове, чтобы не осталось там этих ужасных мыслей о том, что Тэхён мог бы прогнать его. Захотел бы не смог. - Ты не такой, - опустившись рядом на корточки, и проведя рукой по таким любимым уже волосам, которых хотелось касаться, каждый раз, зарываться в них пальцами. – Прости меня, я не должен был говорить тебе всего этого. - Я такой дурак, - словно не слыша слова Тэхёна, сжимается весь, словно хочет, уменьшится до маленького комочка. Тэхёну невыносимо смотреть на такого разбитого старшего, в груди что – то сжимается до противного скрежета, появляется даже, желание отвернутся, не смотреть, ибо сам от этой картины по полу растечётся грязной лужицей и не собраться обратно. И Тэхёну впервые хочется поддаться этому желанию, отвернуться, сделать вид, что не видит. Но на деле с силой зажмуривает глаза на секунду, делает глубокий вдох, словно это поможет в какое – то подобие живого человека собраться. Прижимает к себе этот комочек боли, с рыжей макушкой теснее, чтобы Хосок почувствовал, что он не один, что никто его не прогонит и кто – то готов разделить с ним его боль, забрать половину, да хоть всю. Взамен тепло своё отдать до последней капли, для Хосока не жалко, жалко видеть его таким и не иметь возможности помочь. Тэхён не хочет знать, что произошло, за это казалось короткое время, ему достаточно состояния старшего, не хочет ещё в душу ему лезть, бередить совсем свежие кровоточащие раны своими расспросами. Если Хосок пришёл к нему, значит, ему это действительно было нужно, значит сегодня, сейчас, он нуждается именно в нём и Тэхёну этого достаточно. Он плюнет на себя, но не даст Хосоку умирать от своей боли в одиночестве. Тэхёна конечно разорвёт позже, и он сам будет в ком – то нуждаться на деле же, в одиночку будет эти осколки своего разбитого сердца глотать. Но это будет потом, завтра, он успеет пострадать, поплачет в подушку, в душе, на мост снова сходит. И теперь не только постоянно там играющую на повторе песню слушать будет, а так же будет прокручивать все сказанные Чонгуком слова, эту встречу, со своей первой и такой же несчастной любовью, которая, как иронично, произошла там же, где была последняя, на мосту смерти. Да, Тэхён это всё непременно успеет сделать.

***

- Здравствуйте, - неуверенно проговаривает, под пристальным взглядом высокой, молодой девушки, - я к Чимину, то есть, к Пак Чимину. - Прокашлявшись, исправляется, с некоторым испугом в широко раскрытых глазах, - могу я его увидеть? - Да, молодой господин у себя в комнате. Тебя проводить? – наклонившись к мальчику, спрашивает девушка, - молодой господин… - замолкает, жестом руки предлагая мальчику представиться. - Юнхэ, просто Юнхэ, не господин, - размахивая руками и крутя головой из стороны в сторону, - я сам дойду, спасибо. – Поклонившись, мальчик убегает, скрываясь на витиеватой лестнице. - Чимин, - осторожно приоткрыв дверь, зовёт мальчик, - Чимин, ты спишь? - А говорил, что страшно и один ты сюда не пойдёшь. - Мальчик вздрагивает от внезапного появления старшего за спиной, оборачивается, тут же натыкаясь на улыбающееся лицо. - Зачем пугаешь? Знаешь, чего мне стоило прийти сюда? И та странная женщина внизу, она меня господином назвала, - мальчик прерывает свою быструю, взволнованную речь, заслушиваясь заливистым смехом старшего, который легко подталкивает его в комнату. - Почему ты смеёшься? – надув губы и сведя брови к переносице, отрывается от созерцания светящегося лица. - А почему ты назвал Молли странной? – вдыхая кислород, но не переставая улыбаться. - Ну, я же сказал, она назвала меня молодым господином и так странно смотрела на меня, а ещё, мне кажется, что она была не рада меня видеть, - уже без того энтузиазма, что был минутой ранее, грустно добавляет, опустив взгляд в пол. - Эй, с чего ты взял? Молли мой друг, и я уверен, что она разглядывала тебя просто потому, что была удивлена, что ко мне кто – то пришёл, а не потому, что была не рада тебе. - Подожди, это значит, что я первый, кто пришёл к тебе в гости? – Поднимая взгляд от пола, к которому вернулось привычное для него, сияние, уставляется на старшего. - Да, - кивает Чимин, - ты мой первый гость, не считая иногда приезжающего двоюродного брата. - Здорово, - хлопая в ладоши, радостно подпрыгивает на месте мальчик. - Нравится быть первым? - Немного, мама говорит, что нужно быть единственным, но я всё равно рад. - А хочешь быть единственным? - А это возможно, хён? - Да, потому что только тебе, я всегда и по - настоящем рад - кладёт ладонь на место, где частые удары сердца чувствуются, - и называй меня хёном почаще, - грустно добавляет, безжизненно роняя руку. - Но я хочу называть тебя по имени, - снова обижается. - Я тоже этого хочу Юнхэ, очень, но когда ты называешь меня по имени, я начинаю забывать, что я твой хён, и начинаю слишком сильно тебя любить. - Разве это плохо? – снова сделав бровки домиком, искренне недоумевает мальчик, - я ведь тоже тебя люблю, очень сильно люблю, Чим… - Хён, - не смотря на обиду мальчика, снова исправляет.- Давай, пока что, я буду только хёном. - Хорошо, - спустя долгие пару минут молчания, уступает, - но имей в виду, когда я вырасту, ни разу хёном не назову, только по имени звать буду. - Ладно, главное господином не называй, иначе я тебя стукну… Юнги открывает глаза, уставившись в потолок, в попытке понять, где закончился самый странный в его жизни сон, и началась реальность. Повернувшись, он видит лицо мирно спящего Чимина, волосы которого упали ему на лоб и глаза. Не сдержавшись, Юнги тянет руку к этому лицу, осторожно убирая непослушные пряди с лица, смотрит заворожено, кончиком пальца приоткрытых губ касается, в очередной раз их мягкости поражается. Едва касаясь, невесомо, проводит пальцами по скуле, шее, плечу, спускается по руке и замирает, словно только сейчас по - настоящему от сна пробудился. Юнги резко присаживается в постели, обхватывает руками вмиг потяжелевшую голову, в которой обрывки всех его снов, словно киноплёнка перед глазами закрутились. Жмурится сильнее, не желая её смотреть, да только та, кажется, на сетчатке глаз выжжена. Юнги в ужасе раскрывает глаза, уставляется ими на рядом лежащего, на боку парня, на выведенное под рукой тату, мысленно материт себя за то, что в ту ночь его не заметил. Поднимается с постели, рукой рот зажимая, чтобы не вырвался предательский всхлип, осторожно в ванну ступает, боясь разбудить парня, думает только о том, как одеться и поскорее сбежать. Прикрыв дверь ванной и, приложив ладони к губам, всеми силами держит себя в руках, точнее пытается, чтобы не дать с губ сорваться крику и убиться в очередной приступ истерики, который уже начинает затапливать с головой. Горло саднит, а голова, словно трещинами покрывается, грозясь на куски распасться, залить кровью идеально чистый, цвета персика кафельный пол. - Не может этого быть, это же не реально, так не бывает, - найдя свои вчерашние брюки, и кое - как натянув их дрожащими руками на голое тело, подходит к зеркалу, смотрит на своё отражение, которое словно другой человек, насмехается над мертвенно – бледным, растрепанным, испуганным пареньком. Юнги проводит кончиками дрожащих пальцев по своей тату, и ему кажется, что с них кровь стекает, в ужасе, снова в зеркало уставляется, и видит в ней не себя, а испачканного сажей и кровью мальчика, который смотрит на него в ответ и улыбается. - Что ты дрожишь? Боишься, что все твои сны, правдой окажутся? Мальчик в отражении смеётся, да так громко, что ушные перепонки едва не лопаются. Юнги зажмуривает глаза, и зажимает уши руками, наивно надеясь, что это поможет не слышать. По щекам градом катятся слёзы, а губы всё шепчут: - Нет, это не правда, сон, только сон. - Долго ли ты ещё будешь прятаться за сны? – доноситься из зеркала насмешливым тоном. – Ну же, расскажи, чего ты на самом деле боишься, Юнхэ? - Нет, я Юнги! - срывается на крик, и бросает первый попавшийся под руку предмет, которым оказался флакон одекалона, в зеркало, смотрит на то, как его отражение покрывается уродливыми трещинами, но образ улыбающегося злобным оскалом, перепачканного мальчика – подростка, никуда не уходит. Наоборот, теперь с каждого отдельного кусочка зеркала на него смотрят эти глаза, а в голове этот ужасающий и переворачивающий нутро смех стоит, которым теперь целый хор смеётся, обещая Юнги с ума свести. Чимин морщится от попадающих в глаза солнечных лучей, зарывается лицом во вторую подушку, пока не вспоминает, что не должен был проснутся один. Сев в постели и нахмурившись, Чимин смотрит на пустующую половину кровати, впервые не довольный этим и, окликнув Юнги, заворачивается в простыню, от внезапно пробравшегося в комнату холода, но в ответ слышит лишь доносящийся из ванной шум, звуки разбитого стекла и крик Юнги. Не думая ни секунды, Чимин врывается в ванну, смотрит на стоящего перед разбитым зеркалом, дрожащего Юнги, осторожно шагает к нему, протягивает руку, шепча его имя. Но не успевает Чимин и коснутся его, как парень в ужасе, отскакивает, показывая своё заплаканное лицо. - Юнги, что случилось? – Пак замирает на месте, боясь сделать шаг, ведь Юнги может снова отпрыгнуть и угодить прямо в осколки. - Не подходи, - хрипит Мин, выставляя руку. - Хорошо, я не буду, - мгновенно соглашается, пристально следя за движениями ног Юнги, - но давай выйдем отсюда, и поговорим в комнате, хорошо? – стараясь сохранять спокойствие, которым от Чимина на самом деле и не пахнет. - Нет, - кричит Юнги, мотая головой, - уйди! - Хорошо, - сжимая руки в кулаки, стараясь собрать те крупицы самообладания, которые в нем ещё остались. Хочет понять, что произошло с парнем, что его так напугало, а главное, как ему помочь. - Твой бок, - указывает дрожащей рукой на тату Пака, - почему у тебя это? – срывающимся голосом прикрикивает, отступая назад. - Юнги, там стекла, - вытягивает руки, делает шаг к парню, но замирает, когда Юнги снова поднимает руки и задушено выдавливает: - Не подходи, - глотает слезы, боли в пораненной уже ноге не чувствует. Хочет сбежать, но куда не знает. - Хорошо, - проглотив неизвестно откуда взявшийся ком в горле, который с каждой секундой, глядя на Юна становится больше, грозясь напрочь перекрыть доступ кислороду, обещая Паку задохнутся собственным сейчас бессилием. - Я же обещал, - отвечает на заданный вопрос, удивляется тому, как голос сложно удерживать ровным, а Юнги мотает головой из стороны в сторону, отшатываясь назад. - Нет, нет, это все не правда, это не может быть правдой! - Юнги кричит в истерике, оседает на пол, руками в волосы зарывается, давит на виски, не знает, что с этой разрывающей на части головной болью делать, куда сбежать, от этого противного голоса в ней, который продолжает смеяться и нашептывать Юнги, чтобы он признался. Чимин уже не сдерживается, подрывается к загнанному пареньку, боль и страх которого на физическом уровне ощущает, прижимает к себе сопротивляющееся тельце, приподнимает и уводит из ванной, подальше от осколков, которыми тот уже успел поранится. Не дойдя до комнаты Юнги обмякает в его руках, тянет вниз своим весом, заставляя Чимина присесть вместе с ним на пол. - Юнги, - напугано шепчет Чимин, уже не в силах сдерживать свои эмоции. - Почему, - хрипит парень и поднимает на него свои глаза слезами и страхом затопленные, - почему ты называл меня Юнхэ? Чимин деревенеет от этого вопроса, глядя на словно загнанного в угол зверька Юнги. Успевает подумать о том, что произнеси бы он этот вопрос при других обстоятельствах, то возможно съязвил бы, мол, опять в потерю памяти играет, но видя эту истерику, эти слезы, от которых глаза себе вырвать хочется, лишь бы не видеть, понимает, это не сыграть. Неужели, Юнги правда не помнит? Всматривается в практически белое лицо, видит, что не хочет на самом деле Юнги ответ слышать, но и соврать, промолчать не может. - Потому, что это твоё имя, - осторожно, с паузами, отвечает, боясь реакции, которая может последовать после его слов, которой ждать долго и не приходится. Юнги снова, как в бреду вертит головой, стучит по ней руками, которые Чимин пытается поймать, безустали повторяя, что это не правда, что его имя Юнги и все это просто очередной сон, кошмар, от которого он обязательно проснётся, только вот, как назло, не просыпается. Чимин кое - как перехватывает его руки, чтобы парень не покалечил себя ещё больше, теснее к себе прижимает, покачивается, словно младенца убаюкать пытается, пока тело Юнги и правда не обмякает в его руках. Гладит его по голове, шепча какие-то слова успокоения, сам не верит, что они хоть как-то помочь могут, но что ещё делать, просто не знает, проклинает себя за это. Позвав спрятавшего лицо где-то в груди Юнги, но не услышав ответа или просто какой-то реакции, Чимин поднимается на ноги с ним на руках и проходит в комнату, бережно уложив на кровать притихшего и уставившегося пустым взглядом в потолок парня. Чимин смотрит на него, проводит рукой перед лицом Юнги, но тот не реагирует, ещё больше подкатывающую панику чувствует. Ищет глазами отброшенный ночью неизвестно куда телефон и, найдя его на полу у стола, хочет вызвать скорую, как слышит слабое: - Только не врачей, пожалуйста. Чимин тут же подбегает к кровати, присаживается на её край. - Юнги, с тобой все в порядке? - Пак сам себя матом кроет за этот тупой вопрос. Тут любому будет понятно, что парень далеко не в порядке, но что ещё спрашивать и делать, просто не знает. Вызывать врачей, после этой жалобой просьбы тоже не хочется. Понимает, что возможно поступает неправильно, что сам он вряд ли парню поможет, но боится сделать хуже. Остаётся ведомым своими эмоциями, которые верх взяли, слушается просьбы. Юнги продолжает стеклянным, безжизненным взглядом гипнотизировать потолок и большую люстру, где не видит ни одной лампочки, сходство с ней чувствует. Без лампочек это просто красивый каркас, от которого толку никакого, насколько бы красивым не был – пустой и света не подарит. Юнги себя таким же ощущает, мёртвым, пустым, словно он не зеркало разбил, а свою душу, от которой теперь ничего не осталось, только тело, которое ещё может как – то функционировать, но не хочет, смысла в этом не видит. Оно кажется неимоверно тяжелым, словно его распороли, вынув все органы наружу, и свинца раскалённого внутрь влили. В горле пересохло, лицо стянуло от высохших на нём слёз. Голова всё так же раскалывалась, и трещала, словно на неё натянули ведро металлическое и стучат по нему без остановки, и вместе со звуком этих ударов в голове звенела фраза Чимина - «потому что это твоё имя». Юнги не хочет верить. Не хочет верить в то, что те ужасные картинки, которые подбрасывало ему сознание, которые он всячески пытался блокировать, не позволять им вырываться наружу и завладевать его мозгом, на самом деле воспоминания, а не просто сны. Юнги и раньше казалось, что он умирал, всячески отторгал все те факторы, которые заставляли его душу прощаться с телом, убегал, но сейчас не спрятаться, не скрыться, ведь настоящий монстр, от которого бежал Юнги, на самом деле всегда был с ним. Он и является тем самым монстром, это его люди должны боятся, избегать и ненавидеть. Именно сейчас он чувствует свою настоящую смерть, как Мин Юнги, которого никогда и не существовало, которого он просто выдумал, чтобы скрыть за его фальшивой оболочкой то чудовище, что сидело в нём. - Нет, я не в порядке. – Одна фраза, максимально честная, искренняя, состоящая из такого маленького количества слов, но как же сложно её произнести, ещё и вслух, ещё и не наедине с самим собой. Но, не смотря на всё это, такая нужная. – У меня болит голова, очень сильно, я хочу пить, но ещё больше, - Юнги говорит настолько тихо и неразборчиво, что Чимину приходится едва не вплотную ухом к его губам прислониться, чтобы хоть что – то расслышать. - Что ещё ты хочешь, скажи мне, пожалуйста, - шепотом молит, сжав в своей ладони, холодные тонкие пальцы. Юнги отрывает свой взгляд от потолка, медленно переводит его на Чимина, лицо которого до сих пор гримасой страха и беспокойства искажено. - « Я хочу исчезнуть, и чтобы ты исчез» - думает, а вслух, кое – как проговаривает, - та женщина, вчера открыла мне дверь, её зовут… - Запинается, глаза зажмуривает, вязкий ком гадкой гнили, который не выплюнуть, проглотить пытается. Не хочет спрашивать, но чувствует ударивший в нос фантомный запах гари, который словно переполняет лёгкие, и если Юнги сейчас промолчит, то просто задохнётся от этого внутреннего чёрного дыма, который от его сожженной души поднимается. – Её зовут Молли? – произносит такое неприятное для себя имя и уверен, что видит, как изо рта в этот момент чёрный дым выходит, морщится, словно от боли, молит про себя Пака, чтобы он промолчал, соврал, да что угодно сделал, лишь бы не подтверждал его слова. Это от физической боли умирают, от моральной умереть куда сложнее, так, чтобы вместе с телом, чтобы закрыть глаза на этой самой кровати, где всего несколько часов назад он себя по настоящему живым и любимым почувствовал, и больше не открыть их никогда. Не чувствовать хорошего, но и плохого тоже. - Так вот, кто тебя впустил вчера, я думал, что это Чонгук тебя привёз, иначе мне бы доложили о тебе, - удивлённо отвечает Пак, отодвигаясь к ступням Юнги, которые уже покрылись корочкой засохшей крови. – Да, её зовут Молли, - молитвы снова были в пустоту, а Юнги проклинает свою живучесть и слабость одновременно. Живучесть, как правило, за то, что до сих пор жив, а слабость как минимум за то, что у него нет сейчас сил, истошно завопить. – Всегда было любопытно, почему она тебе не нравилась? – оторвавшись от осматривания пораненных ног, Чимин пристально вглядывается во всё так же смертельно – бледное лицо, которое теперь едва не прозрачное, а взгляд ни на чём не сфокусирован. Юнги и правда не видит перед собой Чимина, очертаний спальни, совсем ничего, лишь чувствует, как в глазах слёзы по новой скапливаются и ещё больше ненавидит себя в этот момент. - Мне нужно домой, - шмыгнув носом, Юнги пытается присесть в постели, но тут же натыкается на преграду в виде рук Чимина, которые пытались удержать его в положении лёжа. - Погоди, куда? Юнги, расскажи мне, пожалуйста, что происходит? - Мне нужно домой, - всё - таки скидывая с себя чужие руки, кое – как поднимается на ноги, тут же шипя от боли в пораненных ступнях, в которых кажется, ещё остались осколки, голова кружится, отчего парень падает обратно на кровать, подхватываемый Чимином. - Так, хорошо, - набрав в грудь больше воздуха, Чимин уходит и возвращается с аптечкой, и стаканом воды, помогает Юнги попить - сейчас я уберу осколки, обработаю тебя, а потом отвезу домой, хорошо? – Чимин заползает на кровать, присаживаясь по-турецки, и кладёт на свои ноги, правую ногу Юнги, которая больше всего нуждалась в лечении. - Нет, - мотает головой Юнги, - мне нужно домой не в Сеуле. - Пусан? - Инчхон. Получается одновременно, отчего замирают оба. - Так ты, - первым отмерев, Чимин пытается собраться с мыслями и не пойти на поводу негативных эмоций, где Пак проклинает сам себя. Ведь Юнги на самом деле был так близко, какие – то тридцать километров, у них столько времени был общий знакомый, и даже не один, с горечью усмехается, но почему они встретились только сейчас? – Ты был в Инчхоне? – тупо уставившись на парня, что так же смотрел на него. Юнги не отвечает, слабо головой кивает, которой двигать совсем не хочется. Казалось, что ещё немного, и она просто взорвётся от переизбытка в ней вопросов и недостатка ответов, получать которые, как бы странно, не было, тоже не хотелось. Хотелось лишь исчезнуть и обо всём забыть. У Чимина за эти сутки тоже вопросов скопилось столько, сколько пятилетний ребёнок за месяц не задаст. Он планировал проснутся с Юнги в обнимку, принять душ, а после, за завтраком, поговорить. Выяснить, куда исчез парень после пожара, какие вообще у него были причины для исчезновения, смены имени, а самое главное, фальшивой могилы с его именем. Как оказался в Сеуле, точнее, зачем появился здесь, если скрывался, и просто как жил все эти годы. Но видно, что Юнги сам ничего не понимает, но чем – то очень напуган, что в первую очередь заставляет Пака переживать. Он уже знает, что пожар не был случайностью, но каким местом тут Юнги замешан? Закончив обрабатывать пораненные ступни, Чимин поднимает взгляд на Юнги, который, облокотившись на изголовье кровати, свесив голову, кажется, уснул. Не зная хорошо это или плохо в его состоянии, решает всё же не будить его, осторожно опускает его голову на подушки. Накрывает прохладное тело принесённым одеялом, и одевшись, покидает комнату. Чонгук морщится от неприятного ощущения тряски и, открыв глаза, хмурится ещё сильнее, не может понять, что видит, явь или настолько реалистичный сон. - Прости, что разбудил, но у тебя ведь есть номер Хосока? – даже слыша голос и чётко видя перед собой лицо старшего, которое выглядело как минимум взволнованно и максимум напугано, вместо привычной маски холодного безразличия, от которого Чонгук ещё сильнее жмурится, не найдя в себе сил поверить в присутствие старшего. Чимин всегда держит обещания, и он обещал никогда не заходить в комнату Чонгука, а так же, ему плевать на удобства других, и он не извиняется. Точно сон. - Чонгук, - Чимин прикрикивает, отчего парень присаживается в постели и только теперь, начинает верить в реальность. - Да, - хрипит Чон, потирая глаза, - да есть. Что – то случилось? – достаёт телефон из под подушки и передаёт его старшему. - Не знаю, - тихо бормочет в ответ и, забрав телефон, покидает комнату. Выйдя в коридор, Чимин снимает блокировку экрана, зная, что пароль это его дата рождения, быстро находит номер Хосока, благо, Чонгук всех и всегда подписывал именами, и нажав на кнопку вызова прислушивается к таким мучительно долгим и особо раздражающим сейчас гудкам. - Чего тебе? – раздается в динамике сонный, раздражённый голос. - Хосок, это Чимин. Юнги… он у меня… мне надо… короче, приезжай, - не имея возможности более, связно изложить свои мысли, бросает Пак, надеясь на положительный ответ. - Что случилось? Хотя ладно, сейчас буду, - тараторит и сбрасывает вызов. Чимин с некоторым облегчением выдыхает, хоть и не до конца уверен в правильности своих действий, вариантов больше не видит. Хосок знает Юнги уже много лет, а потому, как надеется, Чимин может помочь. Вернувшись к себе в комнату, Чимин проходит к кровати смотрит на казалось бы, мирно спящего парня, только вот его неестественная бледность и нахмуренный лоб, разрушает этот мираж. Постояв так ещё немного, Чимин проходит в ванну, созерцает этот мини погром, восстанавливая в памяти картинку, которую на самом деле хотелось бы забыть, закопать под слоями сотни метров земли и никогда не откапывать, но он хочет хотя бы попытаться понять. Оживить в памяти этот образ напуганного собственным отражением мальчика, прочесть в его глазах хоть что- то кроме страха и какого – то… отвращения? Вопросы, он спрашивал Пака о тату, собственном имени и Молли… Цепляясь именно за последний вопрос, Чимин несётся на кухню, надеясь застать женщину там, но другая горничная сообщает, что у Молли сегодня выходной и в доме её нет. Уже собираясь звонить ей и для начала узнать, почему она так легко впустила в дом, ещё и позволив самостоятельно дойти до его комнаты, Юнги, Чимин слышит звон дверного звонка и нетерпеливый стук в дверь. Решив, что с женщиной он разберётся позже, Чимин открывает входную дверь, впуская лохматого Хосока, который сразу спрашивает где Юнги, а за ним плетётся такой же заспанный и лохматый Тэхён. Кивнув в сторону лестницы, Чимин идёт впереди парней, запускает их в свою комнату, и когда Хосок видит лежащего в постели Юнги, хватает Чимина за ворот футболки, шипя: - Что ты с ним сделал? Тэхён испугавшись, отскакивает от парней, а Чимин, не обращая внимания на гнев Хосока, убирает его руки со своей шеи и молча, тащит за собой. Зайдя в ванную, Хосок мрачнеет ещё больше, разглядывая погром, следы крови на полу и разбитое зеркало, открывает рот, но тут же закрывает, тупо уставляясь на зеркало. - Это я хочу у тебя спросить, что, чёрт возьми, происходит с Юнги? – выдержав паузу, начинает Чимин. – Ты его друг на протяжении долгого времени, я уверен, что подобный срыв происходит с ним не в первый раз, поэтому будь так любезен и расскажи мне, пожалуйста, с чем это связано. - С чего я должен тебе что – то рассказывать? – знает, что не стоит сейчас огрызаться, но и сдержать себя не может, слыша это наглое заявление. – Если он захочет, то сам всё расскажет… - Ты издеваешься сейчас? – Вскипает Пак, - ты видел его в таком состоянии, когда он боится собственного отражения? Когда постоянно пытается убедить себя в том, что происходящее не реально, что это сон, выдумка и всё, что угодно, только бы не признавать происходящего? Видел, как белеет, словно труп и говорит, что он не в порядке? И ты говоришь, что он сам расскажет, если захочет? – Чимин выдыхает, запуская руку в волосы, ходит нервно взад – вперёд, сам сейчас разбить что – нибудь, хочет, желательно свою же голову. Чимина всегда бесило, когда он что – то не понимал, а сейчас он не понимает абсолютно ничего, он не знает что делать и это чувство какой – то тупой обречённости сжирает его заживо, хочется избавится от него и как можно скорее. - Хосок, я понимаю, что ты заботишься о нём и правда уважаю тебя за это, но сейчас он не справляется, ему нужна помощь и я искренне хочу помочь ему, но помоги мне понять, как это сделать. Зачем ему нужно в Инчхон? – похлопав по карманам брюк и достав пачку сигарет, Чимин протягивает одну Хосоку, которую тот принимает и тоже закуривает, присаживаясь на пол. - Он собрался в Инчхон? – переспрашивает Чон, отпинывая ботинком осколки и тоже усаживается на пол. - Да, он сказал, что ему нужно домой, туда. С каких пор у него дом в Инчхоне? Я знаю, что он не из Сеула, но… - Всегда там был, во всяком случае, там мы познакомились, ну, точнее его отец этому поспособствовал. Я приезжал туда к матери и видел, как он шатается вечно один вдоль берега на пляже. Изначально попытался завести разговор, но он убежал, а ко мне подошёл его отец и просил не обижаться на него, что у него была серьёзная травма и ему сложно знакомится с новыми людьми, похлопал меня по плечу и ушёл. А у меня загорелась цель, что я должен познакомится с этим мальчиком и помочь ему. Только спустя несколько лет, когда он уже перебрался ко мне в Сеул, я узнал, что у него была травма головы, в следствии которой полная амнезия. Знаю, что он долгое время лечился у психиатра, из – за ночных кошмаров, которые то проходили, то снова появлялись и наблюдался в больнице из – за постоянных головных болей. Сам он мне этого не рассказывал, я знал только про кошмары, так как часто был их свидетелем, когда он жил у меня. Остальное, да простит он меня, узнал сам, чтобы в случае чего знать, как помочь. – Хосок замолкает, выпуская дым и следя за тем, как маленькое облако поднимается к потолку, хочет надеяться, что не пожалеет, рассказав обо всём парню, доверяется предчувствию, которое ещё никогда не подводило. – И не пожалел, потому что подобные приступы действительно были и каждый раз страдали именно зеркала. Чаще всего всё начиналось из – за этого чёртового браслета, с потерей которого он наконец, вроде, смирился, но и сны хорошо добивали. - Браслет? – откинув в раковину окурок, переспрашивает Чимин и выставляет вперёд руку, на которой висело два одинаковых браслета. Следит за тем, как буравит его взглядом Хосок, явно ждущий объяснений. – Это сложно объяснить, - опуская руку, пытается отмахнуться. - Ну, уж постарайся, - кривит рот Хосок. – Только не говори, что это ты чёрт возьми, - опустив голову, устало вздыхает. Чимин на это лишь недоуменно смотрит и теперь сам ждёт объяснений. - Вчера Чонгук спрашивал, как получилось так, что мы все знакомы, но Юнги вы увидели только сейчас, - нехотя начинает Чон. – Я же говорю, что у него были кошмары, он часто говорит во сне, и очень часто произносил твоё имя, только вот, когда просыпался, не помнил этого. Я в тайне разговаривал с его врачом, и он сказал, что он может сам блокировать эти воспоминая и не всегда хорошо, их восстанавливать, хотя в его случае ситуация спорная, так как это стало проявляться на нём физически. Я сначала не запаривался за твоё имя, пока не увидел у тебя такой же браслет, подумал, что бред и не может быть, но, не знаю, - пожимает плечами. – Я опять же посоветовался с его врачом, и он сказал, что пока Юнги не стабилен, а в тот момент он был очень не стабилен, лучше перестраховаться и не допускать вашей встречи. Единственное, за что я был благодарен Намджуну, так это за то, что он не особо любил приводить его в свою компанию, так что вы бы не пересеклись. Потом у них был максимально хреновый последний год, а потом ещё почти два года восстановления после этих отношений Юнги. - Значит, ты привёл его чтобы мы познакомились? – даже не имея права злиться на Хосока за то, что тот так долго прятал от него Юнги, понимает, что парень просто боялся сделать хуже и что сам Чимин, знай бы обо всём, поступил бы так же. - Да, хоть и рисковал очень сильно и волновался, но я тоже просто хотел помочь ему. Чтобы там не было в его прошлом, то, что он пытается убежать от него, ни к чему хорошему не приведёт, хотя меня наизнанку выворачивает от того, что это ты, а когда увидел, как вы целовались на вечеринке, убить тебя хотел, потому что не так я всё планировал. Я хотел именно сам вас познакомить, но там оказался Намджун, я узнал, что он с Джином и короче… хреновый я друг, - выдыхает. - Не вини себя, твой план сработал, мы познакомились, хотя я сам всё отдал бы, лишь бы прожить ту ночь по другому. – Чимин закуривает, снова чувствуя, как на его плечи ложится этот придавливающий к полу груз вины. - Но всё - таки, что произошло? Во снах, точнее из того, что я слышал, он либо отчаянно звал тебя, либо наоборот, в страхе бежал. Что произошло тринадцать лет назад? Чимин молчит, буравит взглядом пол, давит в себе приступ тошноты, не хочет рта открывать, не хочет погружаться в тот день, вспоминать, рассказывать. Не хочет, но и в тоже время понимает, что если он действительно хочет разобраться во всём и помочь Юнги, то должен сам перестать быть трусом и убегать от того дня. - Это был пожар, - помолчав, отвечает, - пожар в нашем семейном особняке, в Пусане. Мы промокли в море, я учил его плавать, и пошли ко мне, чтобы высушиться и переодеться, его родителей не было дома, у меня была только мама, отец в отъезде. Я помню, как мы почувствовали запах гари, прислуга всюду носилась, в попытке спастись, потому что разгорался пожар слишком быстро, шёл из подвала. Я довёл его почти до выхода и сказал уходить, сам побежал проверять маму, но пол провалился и я задержался, а потом, помню, как видел его лицо в огне, перед тем, как отключиться. Вынесла меня горничная, мама не спаслась, Юнги, а если быть точнее, Юнхэ, как мне сказали, тоже. Я подумал, что он не послушался и побежал за мной, но сейчас, я не знаю что думать. И что самое странное, его мать, тоже погибла там, хотя ни её, ни его отца не должно было быть там, но по официальной версии, они, не застав ребёнка дома, пошли за ним к нам, а увидев пожар, бросились туда и никто оттуда не вышел. – Заканчивает, пристально глядя на Хосока, который, так же пристально смотрит на него. - Но отец Юнги жив и зачем было менять имя? – принимает у Чимина очередную сигарету и снова закуривает, уставляясь в потолок. - Мне тоже это интересно. Раньше я думал, что произошедшее и правда случайность, и Юнги просто оказался не в том месте, но с каждыми новыми подробностями, мне меньше в это верится. Я не думаю, что Юнги испугался самого пожара, он держался молодцом, это я точно помню, заплакал только тогда, когда я ушёл. Я думаю, что он увидел что – то, что не должен был увидеть, и именно это его напугало, а так же и оставшегося в живых его отца, что он подстроил свою и сына смерть и наверняка радовался потере памяти сына. - Хосок, - просовывает макушку в дверной проём Тэхён, - Юнги, кажется, просыпается, - тихо шепчет и проходит внутрь. - Хорошо, - кивает и поднимается с пола, - осторожно не поранься и тут накурено сильно, - начинает, а Тэхён кивает и выталкивает его из ванны. - Я слышал ваш разговор, - неуверенно начинает Тэ, - это ты приносил ему цветы? - Да, - Чимин кивает, не обращая в начале особого внимания на парня, но резко повернувшись, уставляется на него, - ты знаешь что – то, чего не знает Хосок? – скорее утверждает, чем спрашивает и, получив одобрительный кивок, полностью разворачивается к парню. - Он рассказал мне о сне в котором вы говорили о тату, когда нашёл в орехах ту записку, сказал, что набил свою, после того сна. Ещё говорил, что он пытался узнать правду, но его отец не позволял ему этого сделать, даже фото матери не показывал, не говорил, где они жили до Инчхона и всячески пресекал все разговоры о прошлом. Но потом, когда Юнги достал его с расспросами, отец обвинил его в смерти матери, сказав, что если бы Юнги послушался его и перестал туда ходить, то ничего бы не случилось. С каждым произнесённым Тэхёном словом, Чимин всё больше мрачнеет. Да, родители Юнги не были богаты, но ни одна из сторон никогда не выражала недовольство из – за того, что мальчишки дружат, и как можно обвинить собственно сына в подобном? Чимин всю свою жизнь ненавидел своего отца и считал его дерьмом, коим он и являлся, но никогда не думал, что где – то ещё случается подобное. Даже сейчас, будучи взрослым и отлично зная натуру людей, Чимин не может представить в своей голове то, что Юнги запрещают к нему приходить. Тэхён явно не врёт, ему не зачем, но что - то не вяжется. Или Чимина тоже подводит память, или кто – то из взрослых очень хорошо притворялся, любезно улыбаясь друг другу, а детский взор упустил это из виду, или Чимин не знает чего – то ещё, упускает какую – то важную деталь. - Он говорил что – то ещё? И почему он рассказал об этом тебе, а не Хосоку? – спрашивает, когда парень смолк, и добавляет, - не подумай плохого, просто вы вроде не так давно знакомы. - Да, я тоже был удивлён, когда он рассказал, но я думаю, что он это сделал для того, чтобы показать, что доверяет мне, чтобы я мог доверится ему и тоже рассказать то, что меня гложет. Когда он прочитал твою записку, он сказал, что ему страшно. И что он не знает, что почувствует, если окажется, что мальчик из его снов, которого он считал своей выдумкой, или хотел таковым считать, окажется реальным. – Тэхён смолкает, словно не знает, стоит ли продолжать говорить, Чимин не торопит, даёт парню время собраться, за что Тэхён его мысленно благодарит, но в этот раз решает не молчать. – Чимин, ты ведь знаешь, кто я? – спрашивает и Чимин, прекрасно понимая, о чём парень, утвердительно кивает. Тэхён сглатывает и продолжает, - я уже видел такой приступ Юнги, он толком не рассказал, но я знаю, о чём он говорил. Как я понял из вашего разговора с Хосоком, эта была ваша первая встреча, которую и ты хотел бы изменить? – Чимин, стараясь соображать быстрее, снова кивает, вроде понимая ход мыслей Тэхёна, - Чимин, он упал в грязь с тобой, и даже то, что вчера он ушёл к тебе сам, не отменит этого факта. Он ненавидит себя за это, а поэтому это будет ещё одной причиной… - Почему он не признается и продолжит убегать, - заканчивает за него Чимин, видя, как тяжело парню даются слова. Снова закурив, Чимин смотрит в пол, хочет кричать, но на деле молчит, дымом ядовитым лёгкие наполняет, хоть и тошнит уже от него, всё равно затягивается, что бы хоть чем – то это не вмещающееся в него, разрушительное чувство притупить, заглушить. – Ты предлагаешь мне отпустить его сейчас? – выдохнув, поднимает усталый взгляд на парня, который, как и он выглядит помято. - Я не знаю, - искренне отвечает Тэ и тянется пальцами к сигарете, забирает её из пальцев Пака, пригубляет фильтр, морщится от неприятного вкуса, возвращает сигарету. – Я сам ходячий мертвец и могу лишь распознать тех, кто идёт к этому, но не спасти, - треснуто улыбается. - Ты ещё не мёртв, - принимая сигарету, и сделав последнюю затяжку, отбрасывает её в раковину, - потому что утопленники даже не пытаются кого – то поднять на поверхность, а за собой тянут. А ты пытаешься, всегда пытался. – Поднимается на ноги и идёт к выходу. - Если придётся отпустить его, ты сможешь это сделать? – не оборачиваясь, спрашивает. - Если это сделает его счастливым – да, отпущу. Исчезну из его жизни словно я, это ненужные линии на рисунке его жизни, которые нужно стереть, чтобы он получился красивым. - «Но любить не перестану, потому, что впервые я влюбился в маленького мальчика, который научил меня этому чувству, а сейчас я влюбился снова, во взрослого молодого человека, которому хочу дарить эту любовь, если он позволит». - Не озвучивает, покидает ванну, готовясь к самому больному наверно разговору и нежеланием провожать из своей комнаты, дома, жизни, одного и того же человека, уже во второй раз. - Я взял у тебя кофту, - проговаривает Хосок, как только Чимин проходит в комнату, на что второй просто кивает и смотрит на уже одевшегося Юнги, что сидит на кровати, уставившись в пол. - Как ты себя чувствуешь? – хрипит, не может от раздирающего глотку чувства отделаться, нутром чувствует, что уходя, этот человек скажет не «пока», а «прощай». - Я в порядке, - так же хрипит, взгляд от пола не поднимает, врёт. - Я не знаю, нужен ли он тебе ещё, но, - Чимин замолкает, понимая, что нет сил продолжать. Продолжит говорить и позорно на пол, в ноги Юнги упадёт, моля не уходить, моля вспомнить. Хотя, всё, что касается Юнги, не может быть позорно, это единственный человек, в ноги которого он с гордостью упадёт. На деле, присаживается рядом на корточки и, сняв с запястья браслет, кладёт его в раскрытую ладонь Юнги. - Я буду эгоистом, и не отдам тебе твой, потому что хочу, оставить хоть что – то от тебя себе. Юнги не отвечает, смотрит на браслет, а когда Хосок с Тэхёном подходят к кровати, забросив его руки себе на плечи, в одной из которых он браслет сжимает, помогают ему идти к выходу. - Чимин, - окликает его, когда уже переступил с помощью друзей порог комнаты, смотрит на мгновенно поднявшегося, на ноги парня, пытается с эмоциями справится, и не упасть на пол, ползя к нему на коленях, прощения молить. На деле сглатывает очередной ком рвущихся наружу очередных слёз, за которые ненавидит себя ещё больше, и выдавив тихое: - Молли не друг, - опускает лицо и даёт ребятам знак уходить. Чимин слышал эту фразу, прекрасно её понял, хоть и точных обстоятельств такого статуса для этого человека не знает, но верит. Приковывает себя к полу невидимыми цепями, чтобы следом не сорваться, он принял браслет, он признал, дал подсказку, но не остался. Чимин плюёт на собственное «не хочу» и принимает решение Юнги, соглашается с ним, знает, что не смирится, будет и дальше жить лишь им, только теперь уже по - другому. Если раньше, маленький мальчик Юнхэ был для него одновременно и самым тёплым воспоминанием из детства и одновременно горечь от потери, но с этим можно было жить, то сейчас, Юнги, это огромное чувство, не умещающееся внутри грудной клетки, которое грозится разорвать и уничтожить, если его тому самому, единственному не подарить. Юнги тогда правильно сказал, что океан и небо одинаково чувствуют друг друга, но он не учёл одного, если небо, потеряет свой океан, если он высохнет, то и небо существовать не сможет, оно расколется, и пеплом осядет на белоснежных ладонях. Юнги на носочках осторожно ступает по полу, не хочет доставлять друзьям неудобства, но не может полностью встать на ноги и идти самостоятельно. Отпусти бы они его сейчас, он бы просто скатился на пол и там бы остался, в той же позе. Думать о том, что хочет вернутся к Чимину, запрещает, говорит, что даже на подобные мысли прав не имеет, а если и возвращаться, то только для того, что чтобы о смерти просить, потому что прощения не вымолить, за такое не прощают. Юнги знает, что должен был рассказать всё Чимину, а не сбегать в очередной раз, ведя себя, как трус, но не может. Оправдывает себя тем, что этой ненависти, которая обязательно появится на дне чужих глаз, после его слов, не вынесет, не сейчас. Всё, на что способен был Юнги, это дать маленькую подсказку, по которой, он уверен, Чимин сам докопается до правды, если продолжит копать. И к тому времени, Юнги надеется, сможет выдержать и принять его ненависть. Сердце от этих дум сжимается, а в голове продолжается смех, который злорадно шепчет, чтобы Юн не врал себе. А потому, садясь в машину друга, едва не скулит, ведь признаёт правоту этого противного голоса. Сколько бы времени не прошло, Юнги не сможет, справится, принять, особенно после того, сколько любви, нежности и тепла в этих глазах он видел. И Юнги хотел бы сказать, что нуждается в этом взгляде, ещё раз, хотя бы раз ещё его увидеть, почувствовать эту заботу в голосе, эти ни с чем не сравнимые, нежные прикосновения, но прикусывает язык, на землю, где нет ни неба над головой, ни океана под ногами, вернуться себя заставляет. Да, именно такой теперь у Юнги будет мир. Всю оставшуюся жизнь, которая в его надеждах, будет не долгой, он проживёт в высохшей пустыне, где нет солнца, звёзд, воды. Где единственным глоточком живительной влаги, будет солнечный мираж, в котором он вместе с Чимином, сидит на берегу океана, положив свою голову ему на плечо, глядя на то, как океан сливается с небом, превращаясь в одно целое, как и они сами. Нет, скорее, это будет каплей яда, которую Юнги будет принимать на завтрак, обед и ужин с улыбкой на лице, в надежде на то, что когда нибудь, этот яд его всё же убьёт, но умрет он с улыбкой на лице, пребывая в мире, самого желанного в миража.