***
- Юнги хён, может, поговорим? – тихо проговаривает Тэхён, присаживаясь рядом со старшим на диван. Юнги, как приехал домой и с помощью друзей уселся на диван, не двигается и не говорит уже в течении двух часов. Смотрит в одну точку в стене и если бы всё это время Тэхен не наблюдал за ним, то подумал бы, что тот даже не моргает. В ответ, как и предполагалось, тишина и безучастный вид, которыми Юнги, всё это время кормит младших. Хосок, громко вздохнув на очередную неудачную попытку Тэхёна, разговорить Юнги, уходит на кухню, а Тэхён следует за ним. - Что мы будем делать? Сколько ещё он будет в таком состоянии? – начинает сыпать вопросами Тэхён, как только переступает порог кухни и едва не вплотную подходит к Хосоку, который открыв окно, молча, выдыхает туда дым, не зная, что ответить младшему. – Почему ты молчишь? – забрав из пальцев старшего сигарету и отправив её в полёт, Тэхён встаёт перед лицом старшего, смотрит на него в ожидании ответа, с надеждой на то, что тот сейчас скажет что – то, что успокоит Тэхёна, что даст ему надежду на то, что скоро Юнги будет в порядке. - Я не знаю, - Хосок опускает голову, не в силах выдержать этот полный надежды взгляд на него, который заставляет корить себя ещё больше, - я видел множество его состояний, но такое впервые. Я правда не знаю, что делать, меня сжирает чувство вины перед ним и мне страшно. Тэхён, не в силах выдержать этот полный боли и отчаяния взгляд, которому не уступал и голос, прижимает к себе человека, которого, казалось, не так просто сломать, который даже в моменты тоски от не взаимно – взаимной любви, улыбку показывал, сейчас на части рассыпается. Тэхёну даже начинает казаться, что если бы он его не обнял, то Хосок бы прямо на пол осел сейчас. - Что ты говоришь? Ты ни в чём не виноват. – Гладит по голове, прижимает к себе теснее, чувствуя, как Хосок в разные стороны головой мотает, не соглашается, отстраняется. - Виноват, если бы я не привёл его на ту вечеринку, он бы не увидел его. Я думал, что так будет лучше, но ошибся, и сейчас ему хуже. Это моя вина. – Хосок, безвольно роняет голову на плечо Тэхёна, но почувствовав, как тот застыл, поднимает голову, прослеживает за его взглядом, впивается им в застывшего Юнги. – Юнги, - только и может произнести, а парень, отшатываясь, делает шаг назад, морщится от боли в ступнях и поднимает взгляд на Хосока. Чон сейчас всё бы отдал, лишь бы Юнги не смотрел на него так, ни сейчас, ни когда – либо. - Так вот, для чего ты привёл меня туда, почему так настаивал? – кое – как раскрывая губы и отлепляя язык от нёба, хрипит Мин. - Юнги, - Хосок тянется было к старшему, но тот, отступив ещё на шаг и поджав губы, прикрывает глаза, выглядит так, словно борется сейчас с собой, молчит минуту, после чего поднимает на парней свой взгляд и тихо шепчет: - Уходите, - разворачивается и медленно покидает кухню. - Но хён, - порывается за ним Тэхён, которого, перехватывает поперёк талии Хосок и мотает головой, останавливая от этой затеи. - Я всё сказал, - проговаривает, не поворачиваясь, - сейчас я никого не хочу видеть. Юнги говорит шёпотом, но сколько в этом шёпоте стального осуждения, что оба парня невольно ёжатся. Казалось, что Юнги это «сейчас», сказал лишь для приличия, но имел в виду, «никогда». Хосок берёт за руку шумно дышащего Тэхёна, и уводит его из кухни в коридор. Юнги на них даже не смотрит, едва дождавшись, пока парни оденутся, бредёт на носочках к своей комнате, тормозит на мгновение лишь тогда, когда Хосок бросает тихое, полное вины и сожаления «прости». На Тэхёна, что следом за Хосоком добавляет, что будет ждать его звонка, не реагирует и скрывается за поворотом в своей комнате. И лишь услышав слабый хлопок двери, Юнги отпускает себя и своё тело на пол, распластавшись на нём, заливается слезами. Сначала беззвучно, просто позволяет слезам выйти, чтобы не душили, а после зажмуривается, бьёт руками об пол и срывается на крик, который так долго сдерживал в себе. Сейчас он один, наедине со своей болью, которой вдоволь может напиться и вылить её на пустые стены, не боясь задеть кого – нибудь и потопить в ней, может, не претворяться сильным. Хотя, был ли он таковым когда – то? Сам себя спрашивает и смеется истерически, ведь никогда таковым не являлся. Всегда был слабаком, который не в силах вынести всё происходящее с ним, который всегда ждал момента, когда можно одному остаться и пострадать в своё удовольствие, а после спрятаться в свою раковину и не обращать внимания на происходящее вокруг, предпочитая забвение. Сегодня же, даже ждать не стал, прогнал людей, которые искренне за него переживают, сбросил на них груз вины, как последний трус и лежит теперь, в своих слезах и беспомощности умывается, сворачивается в позу эмбриона и тихо о смерти молит. Потому что слишком больно, тяжело, невыносимо. Это сильным людям такие испытания под силу, Юнги себя таким никогда не считал, претворятся даже толком не умел, а потому просит высшие силы перестать его выдержку проверять, уверяет, что это последний рубеж, дольше он не вынесет. А в голове снова смех вперемешку с криком то – ли страха, то – ли отчаяния, что заставляет уши ладонями зажимать, а из груди вырваться настоящему крику, в попытке другой заглушить, не получается. В голове, сквозь этот крик и рыдания прорывается такое тихое и слабое «борись», а Юнги лишь горько ухмыляется, резко замолкая, и одними губами шепчет в пустоту «не хочу». Закрывает глаза, в душе радуясь и хваля себя за то, что в этот раз не врёт, не говорит «не могу», а так же «буду», он признает перед собой, что сдался. Плевать ему на этот слабо пробившийся лучик света в его сером мире, он опустил руки, уверенный, что у него не хватит сил, что продолжать, а если быть точнее, начинать эту борьбу будет бессмысленно. «Так будет больнее, а мне и этого достаточно», оправдывается, сам на себя чёрные облака тянет, скрывается за ними, желая по этому чёрному вязкому течению вины, плыть, которое пусть его хоть к обрыву, хоть в чёрную дыру, хоть в бермудский треугольник затянет, всё равно уже. Юнги слабак и трус, он это признал. Бегать и скрываться от своих демонов он больше не будет, примет их, как часть себя, научится, возможно, существовать с ними, но не бороться, нет.***
Чимин делает дыхательные упражнения, вдыхает и выдыхает воздух, стараясь успокоиться, привести себя в чувство. Смотрит в зеркало заднего вида, улыбки примеряет, с какой бы ему в этот раз на глаза людям показаться, да вот только не нравится ни одна, в каждой эти трещины притворства отчётливо видны. Вздохнув и отвернувшись от ставшего ненавистным зеркала, Чимин падает затылком на водительское сидение и закуривает, не открывая окна, даёт дыму заполнить салон автомобиля, может Чимин задохнётся и не придётся переживать, пытаться выглядеть целым, тогда как одна его часть пару часов назад уехала, и вернуться обещания не давала. И, казалось бы, плевать, разве кто – то заметит, что человек не человек вовсе, а высохший всего за несколько часов труп, ведь людей всегда волнуют только они сами и их личные проблемы. Да вот только нельзя Чимину расклеиваться, нельзя слабость свою показывать, и похуй, что он тоже человек, которому тоже бывает больно. Нет, в этом мире для Чимина эмоции, это непозволительная роскошь. Стоит только паре человек увидеть его в таком состоянии и всё, можно считать, что его добили окончательно, ведь он показал своё слабое место, показал, что он не непробиваемый, что на самом деле крайне хрупка его броня, которую он годами отращивал. Сколько коварных людей, со своими злыми языками пытались через неё пробиться, ни у кого не получалось, а одному пареньку, достаточно было коснуться его своими тонкими, бледными пальчика и всё, Чимин по швам разошёлся, куски самого же себя осыпающегося под ноги этого мальчишки подбирать не успевает. Да и не пытается вовсе, ждёт, пока полностью рассыпится и жалкий сгусток крови из груди вывалится. Наблюдает за тем, как мальчик поднимает его с пола и уносит с собой, уверяя, что Чимин так справится. И сам Чимин хотел бы в это верить, и верил первые минуты, но успел ощутить какого это, когда сердце в радостном ритме заходится, а потому, не чувствовать сейчас его, слишком больно, невыносимо. Чимин всегда думал, что иметь сердце тяжело, а оказалось, что быть без него ещё тяжелее. Как переживёт его отсутствия и того, из за кого оно биться начало, не знает. Разумнее было бы отменить всё, послать Сокджина к чёрту, позволить себе остаться на полу своей комнаты, где он ещё совсем недавно своими губами на любимом теле дорожки любви выводил, цветущие пионы оставлял. Продолжить прокручивать эти моменты в памяти снова и снова и потонуть в них, не давая сигнала тревоги. - Ну и долго ты ещё сидеть будешь? Чимин выдыхает дым и поворачивает голову к окну, за которым стоял Джин и стучал по нему, усмехается тому, что парень, как всегда вовремя, и открывает дверцу, вылезая из автомобиля, бросая окурок на асфальт. Джин кивает в сторону небольшой кофейни и идёт ко входу, а Чимин, жмурясь от яркого и такого раздражающего сейчас солнца, говорит себе, пока что отказаться от мыслей об утоплении, напоминает себе, что ещё не всё потеряно, что он ещё не всё выяснил. Он не сдастся так просто. Пройдя в помещение, которое освещалось лишь несколькими включенными лампами на потолке и маленькими бра на стенах. Чимин оглядывается по сторонам и найдя друга сидящего за круглым столиком с меню в руках в самом углу, ухмыляется тому, как тот не вписывается в обстановку дешёвой забегаловки. Подойдя к столику, садится на второй жёсткий деревянный стул, облокотившись на спинку, смеряет изучающим взглядом парня, что зайдя в помещение, так и не снял тёмных очков, хмурится и тянется, чтобы снять их, и хмурится ещё сильнее, когда Сокджин отшатывается от него, не давая этого сделать. - Ким Сокджин, - недовольно произносит Пак полное имя парня, зная, как он этого не любит, заставляя того оторваться от меню. - Он не бил меня, успокойся. Просто, в мешки под моими глазами можно картофель складывать, и панд здесь нет, чтобы можно было устроить соревнование, а потому, - наконец отрывается от изучения меню и смотрит на измотанного друга сквозь темные стёкла очков, - я лучше останусь в них. Уверен, хозяевам этого места и так не просто из – за отсутствия клиентов. Я же своим видом последних распугаю. Чимин всё так же сверяет друга взглядом и решает придержать при себе язвительную фразу о том, что обычно Сокджина никто и ничего, кроме его самого не волнует. Дождавшись, когда подошедший официант уйдет, приняв у Джина заказ, Чимин кладёт ногу на ногу и жестом руки показывает, чтобы друг переходил к делу. Хотелось поскорее сбежать. Желательно от себя же, но… - Я хотел поговорить, - не смело начинает Джин, опуская голову, заставляя этим жестом Чимина ещё больше нахмуриться. - Это я понял, но почему выглядишь так, словно перед казнью исповедоваться собрался? – Чимин принимает из рук подошедшего официанта чашку горячего американо, вдыхает аромат свежесваренного кофе, который всегда таким пьяняще – манящим казался, сейчас же ничего не чувствует. Хочет надеяться, что это от того, что здесь его не так вкусно варят, но слышит внутренний голос, который шепчет, чтобы не обманывал себя, и отодвигает чашку, не желая даже пробовать на вкус. - Скажи, это правда, что ты увлёкся Юнги? – Сокджин поднимает своё лицо к Чимину и даже очки снимает в ожидании ответа. - Я им не увлёкся, - помолчав минуту, переваривая любимое имя из чужих уст, отвечает, - я полюбил его, снова. – Чимин опускает взгляд в чашку и шумно вздыхает. Произнести это вслух, оказалось не так сложно, вот только в груди как – то тяжелеет сразу. Старается не задумываться об этом чувстве и на Джина смотрит, который замолк в недоумении. Ухмыляется беззлобно и, помешивая американо, чтобы чем – то занять руки, объясняет, - это действительно он. Юнги – это Юнхэ. - Но разве Юнхэ не… - неверяще начинает Сокджин, напрочь забыв о своём остывающем кофе. - Да, я тоже так думал, но, это действительно так, он выжил. – Сам себе кивает, словно до сих пор убеждает себя в том, что это правда, - но, почему ты спросил о нём? Ты ведь поговорить пришёл и сомневаюсь, что о моих отношениях, - положив ложечку на край блюдца, Чимин уставляется в глаза Джина, который их от чего - то всю встречу прячет, губы жует. - Я должен кое – что сказать тебе, только прошу, выслушай меня, до конца, а потом делай выводы. – Чимин смотрит на друга, хмурится ещё больше от молитвенного выражения лица, но кивает. – Юнги, это я сбил его. Ты обещал дослушать! – Сокджин поднимает руки, приподнимаясь со стула, когда Чимин делает рывок к нему, - я всё объясню, пожалуйста. - Что ты, чёрт возьми, мне объяснишь? – злобно шипит. Чимин впервые за долгие годы не может сдержать своих эмоций, привычное хладнокровие покидает его, глаза наливаются красным. Он хочет прислушаться к голосу разума, который просит его выслушать парня, подсказывает, что именно по этой причине, он был сам не свой какое – то время назад, именно когда Юнги лежал в больнице. Напоминает, что Джин говорил о том, что расскажет, что с ним, когда почувствует, что способен это сделать. Чимин бы рад прислушаться, вот только информация о том, что сидящий напротив человек, едва не убил его любимого и столько времени скрывал это, сильно подкосила. Хочется ударить, убить, самого Джина на капоте провести или же привязанным к машине и по всему городу протащить. - Чимин, пожалуйста, - слышится сквозь вакуум, пока Чимин сжимает руки в кулаки, мысленно отговаривая себя от исполнения этих действий, - выслушай меня, потом можешь делать со мной что захочешь, хоть бей, хоть убивай, мне всё равно. Знаю, что заслужил. – Сокджин с опаской смотрит на друга, впервые его таким злым видит, не узнает, ногой под столом нервно дёргает, секунды до взрыва отсчитывает. Чимин видит, как друг напуган, видит это искажённое чувством вины лицо, вдыхает такой необходимый сейчас кислород, что и до этого безжизненным казался, считает до десяти, понимает, что нельзя срываться и нужно дать другу шанс выговорится. Резко поднимается с места и выходит на улицу. Сокджин сидит неподвижно, порывается побежать за другом, но сам себя останавливает, напоминая себе характер друга. Знает, что тот либо ушёл курить и приводить нервы в порядок, либо уехал, после чего сам перезвонит, когда успокоится. Джин надееться на первое. Чимин закуривает прямо у здания, опершись на его стену, прикрывает глаза, пытается хоть какую – то картинку собрать, где друг не мог умолчать о подобном, вот только не получается. Вместо этого видит образ Юнги, только уже не улыбающегося ему или в приступе истерики, а лежащий на больничной койке, с перебинтованной головой, сломанной рукой и отсутствием признаков жизни. И это всё, пока друг рассказывал о том, как ему морально плохо от того, что происходит в его личной жизни, которую он не в силах поменять. Чимин выдыхает дым и сплёвывает себе под ноги, противно. На языке собирается горечь, которую, увы, не проглотить, не выплюнуть, и вызвана она, к сожалению не сигаретным дымом, а хотелось бы. Пак знал, что его друг далеко не идеален, как и все люди, имеет свои изъяны и недостатки, но в то же время всегда верил в то, что черту он никогда не перейдёт и не способен кому – то по – настоящему навредить, сейчас же его мир словно с ног на голову перевернулся. Он бы наверно не удивился, если бы это был Намджун, да кто угодно, только не этот человек, который от него никогда, нечего не утаивал, не надевал эти фальшивые маски, и с которым сам Чимин мог быть собой. Нужно вернуться, выслушать, выяснить всё, вот только сил нет даже, чтобы от стены отлипнуть. Хочется скатится по ней и, улечься на асфальт, тупо пялясь в небо. Слишком много потрясений на сегодня. Чимин ведь не железный, живой человек, и столько вынести ему вряд ли под силу. Вновь наполнив лёгкие ядовитым дымом, Чимин легонько ударяется затылком о шероховатую стену, бьёт по ней сжатым кулаком, приказывает себе собраться. - «От того, что ты сейчас размажешься по асфальту, никому лучше не станет, ни тебе, ни другу, ни Юнги». Чимин прогоняет от себя образ Юнги в больнице, окунается в момент, где он, свернутым в калачик, на его руках лежал, его слова о том, что он не в порядке, поднимает все эти воспоминания, затягивается на всю силу лёгких и, отбросив сигарету, отлипает от стены. Говорит себе, что пока не разберётся, не даст себе размокнуть, сейчас, он должен быть сильным, если не ради себя, то ради Юнги. Чимин должен взять себя в руки, достать тот самый, запасной мешочек сил, который на самый крайний случай должен у человека иметься и воспользоваться им. Он должен, просто обязан всё выяснить, чтобы знать, как он может помочь, справиться с его, Юнги, демонами – воспоминаниями, удалить из него эту ненависть к самому себе. И пусть даже после он с Чимином не будет, плевать, как – нибудь, но Чимин это переживёт, пересуществует. Лишь бы Юнги ничего не мучило, чтобы он мог улыбаться, не скрывая за этой улыбкой кровоточащие раны, чтобы не избегал своего отражения, видел самые прекрасные сны и просто был счастлив. Чимину этого будет с головой достаточно. Мысленно повторив все эти слова, Чимин возвращается в кафе и садится за столик напротив встрепенувшегося друга. Делает глоток теперь ещё более противного на вкус, остывшего кофе и, сцепив пальцы в замок на столе, кивает Джину, давая понять, что готов слушать. - В тот день мы с Намджуном повздорили, ну, ты это знаешь. Он уехал, сказав, что возможно не вернётся этой ночью и обычно я нормально реагировал на такие его уходы, но в тот день, не знаю, что на меня нашло, я поехал за ним. Я был удивлён тому, в каком месте проходила его встреча, а когда увидел там Юнги, не знаю… - Сокджин замолкает, видя вспыхнувшее пламя в глазах напротив, сжимается, боясь продолжать дальше, тянется дрожащими руками к чашке, которая оказывается пустой, делает глубокий вдох и, уставившись в пустую чашку, тихо продолжает, - я помнил его. Это за ним Намджун пошёл на вечеринке, перед этим поцеловав меня, что сделал тоже для него. Сокджин приподнимает уголки губ в горькой усмешке, казалось бы, всё равно, ведь чувств к этому человеку он никогда не испытывал, но обида, клокочущая внутри не давала покоя. Джин спокойно относился к тому, что Намджун ходит на сторону, при нём мог целовать кого – то и не только, но чувство, что его использовали, кому – то сделав этим больно, причиняло боль самому Сокджину. В этот момент он чувствовал себя не просто игрушкой в чьих – то руках, к роли которой, давно привык, а заменой, использованной заменой. Это для него, оказалось хуже, настолько хуже, что Сокджин впервые почувствовал себя действительно разбитым в руках этого кукловода. – Через окно, я видел, как они разговаривали, как Намджун довольно улыбался и каким недовольным был Юнги в начале их разговора, но после каких – то слов Нама, он словно побелел. Я хотел уехать, когда увидел, что Юнги собрался уходить и даже пошёл к машине, но потом я увидел, как стоило Юнги подойти к двери, Намджун перестал улыбаться, ударил по столу и пошёл следом. Меня словно переклинило. Я сел в машину и видел то, как он ломанулся в сторону Юнги. Понимаешь, этот человек, пошёл за кем – то. Я начал плакать, да, мне было больно от того, что этот человек мог быть хоть в чём – то человеком, но только не по отношению ко мне. Я ехал и давил на газ, почти ничего не видел и я понятия не имею, как и когда Юнги оказался на том перекрёстке. – Сокджин роняет голову на грудь, судорожно вдыхает воздух, которого стало до мизерного мало в помещении, не хочет вспоминать эту картину, - я увидел лишь то, как что – то промелькнуло перед глазами, сначала силуэт, а потом произошёл удар. Чимин, - Сокджин тянется к другу, что прикрыл глаза, берёт его руку в свою, не замечает слёз, катившихся по щекам, - я правда не хотел этого. Я чуть с ума не сошёл, когда начал понимать, что сбил кого – то, а когда вышел из машины и увидел, что это Юнги, я… я не знал, что делать, у меня началась истерика. Подлетел Намджун, посидел над Юнги, начал вызывать скорую, а потом начал трясти меня и кричать, чтобы я уезжал. Он буквально запихал меня обратно в машину, сказал, чтобы я из дома не высовывался и ждал его, а он со всем разберётся. Он был такой злой, и мне казалось, если я не послушаю его, то он меня прямо там прибьёт. Мне было очень страшно. Когда он приехал домой, я сказал, что должен сдаться полиции, потому, что всё это не правильно, а он… - Сокджин замолкает, не знает, откуда ещё взять сил, чтобы продолжить, закрывает руками лицо, чтобы не видеть этого осуждения в глазах друга. Чимин, молчавший, всё это время, смотрит на разбитого, плачущего друга, плечи которого содрогаются. Пытается уложить в своей голову картину и рассказ, и тихо проговаривает: - И тогда он снова избил тебя, - не ждёт ответа, знает, что это так. Вздыхает обречённо и, подозвав официанта, не обращая внимания на растерянный вид паренька, спокойным голосом заказывает чашку зелёного чая, словно не перед ним сейчас сидит и плачет парень. - Он сказал, - всхлипывая, продолжает, - что не позволит утопить репутацию и чтобы деньги, потраченные на нас с отцом, оказались деньгами на ветер. Сказал, что если я посмею открыть рот, то он с меня кожу живьём снимет. Чимин, ты же знаешь, он не бросается словами, не угрожает. Когда я попытался уйти от него или больше времени проводить с Хосоком, он начал шантажировать меня, что расскажет всё ему. Я с ума схожу от этого, я не знаю, что мне делать. – Сокджин вытирает лицо и, безвольно положив руки на стол, позволяет Чимину сжать их. - Ты должен был рассказать мне раньше, - Чимин гладит пальцами ребро чужой ладони, даёт злости испарится и сменится жалостью к другу. – Ты должен понимать, что он не расскажет Хосоку, это пустые слова. Хосок тут же побежит в полицию с обвинениями, а Киму это не нужно. - Я тоже говорил ему об этом, пытался, так сказать, отбиться словами, но он сказал, что у Хосока не хватит возможностей доказать это, поэтому тот просто возненавидит меня, и ведь это правда. Он уже меня ненавидит, - Сокджин забирает руки из чужих, чешет нос и обхватывает руками горячую чашку с чаем, принесённую официантом. Смотрит в своё отражение в напитке, от чего лицо приобретает гримасу отвращения и уводит взгляд. - Он не ненавидит тебя, я же видел его, то, как он смотрит на тебя. Я никогда не видел, чтобы кто – то смотрел на тебя так, как он, и хоть мне он не особо нравится, я был бы рад, если бы ты был с ним. Уверен, он сделал бы тебя счастливым. - О каком счастье ты говоришь? Я едва человека не убил! – Джин обречённо мычит, игнорируя факт того, что они не одни, - я не заслуживаю его. - Джин, ты не хотел, это был несчастный случай, не вини себя. - Да ты не понимаешь! – Парень вскакивает со стула и, взъерошив волосы, нервно ходит взад – вперёд возле столика. – Я мог убить его, - перегнувшись через стол, смотря в глаза напротив, - а вчера Намджун трахнул меня в туалете клуба, и я сделал всё, чтобы Хосок это понял, а потом, он услышал то, что не должен был услышать, что не являлось правдой, но его взгляд, боже, - Джин оседает на стул и падает лицом на стол, едва не задев чашку, - мне в аду вечности не хватит, чтобы искупить это всё. Намджун был прав, я и мой отец, мы оба должны быть в тюрьме, наши руки не отмыть, - куда – то в стол бормочет и Чимин по голосу слышит накатывающую на друга истерику. - Так, - Чимин приподнимает друга за плечи, заставляя того отлипнуть от стола, - сейчас слушай меня внимательно. Ты должен встретится с Хосоком и поговорить с ним, рассказать ему.. - Да ты с ума сошёл? – перебивает перепуганный словами друга Джин, - он меня на месте прибьёт. Вспомни свою реакцию, Хосок же, и слушать не станет… - Он любит тебя, - прикрикивает Пак, чтобы друг обратил на него внимание, - да, он будет зол, в гневе и на самом деле я не представляю его реакцию, потому что за Юнги он, кажется, больше чем за себя переживает. Но я уверен, что он выслушает тебя, может не сразу, но он сделает это и попытается понять. Но ты должен сделать это, чтобы у Намджуна на один способ удержания стало меньше, пора уже вытаскивает тебя из этого ада. - Как ты собираешься это сделать? Он сказал, что отпустит меня только в том случае, если я совсем надоем ему, что будет не скоро. А Хосок, как он сказал, дикий моралист, и… - Да, Хосок такой, но я не думаю что его принципы встанут выше тебя. На счёт Намджуна, я же говорил тебе, продержаться до тех пор, пока я не получу компанию, сейчас я смогу это сделать. Просто немного потерпи и Хосоку ты должен сказать сам, как и Юнги, - Чимин делает глоток чая из чашки друга, стараясь не смотреть на его выпученные глаза, - можешь не спрашивать, я говорю серьёзно. Ты должен объясниться перед Хосоком, если у тебя действительно такие сильные чувства к нему, иначе тебя самого это всё сожрёт и извиниться перед Юнги. И я говорю тебе это не как человек, который любит его, а как твой друг. Уверен, ты и сам знаешь, что должен это сделать. Сокджин лишь вздыхает на это и обречённо кивает головой, он знает. Бросив, что отойдёт в уборную, Джин уходит, оставляя Чимина наедине со своими мыслями. Чимин смотрит другу вслед и соврёт себе, если скажет, что не переживает за него. Сам Чимин особого общения с Намджуном никогда не имел, не смотря на то, сколько лет они знакомы, всё равно мог не сразу узнать его. Ему не нравился этот человек и он искренне не понимал, почему Чонгук общался с ним, но тем не менее, знал, что того не просто так некоторые монстром называют. Хосок с виду всегда глупенький добряк, но когда речь заходит о его друзьях или о справедливости, то того не остановить и на самом деле, Сокджин не просто так опасается говорить ему об аварии. Чимин старался успокоить Джина, вселив в него надежду на то, что чувства Хосока не позволят ему сделать больно Джину, тогда как сам в этом не совсем уверен. Он и сам понимает, что так будет правильно, вот только если Джин пойдёт в тюрьму по этому делу, то на него автоматически повесятся ещё несколько, в которых он виновен лишь в том, что имеет такого родителя, как его отец, а срока там, на пол жизни хватит, если не больше. Слишком высока цена, а потому, допустить этого нельзя. Чимин поднимает взгляд на вернувшегося друга, который немного привёл себя в порядок и вероятно, воспользовался каплями для глаз, так как они больше не красные, приподнимает уголки губ в ободряющей улыбке, надеется, что она не выглядит на столько фальшивой, как её чувствует сам Чимин. - Прости меня, - тихо шепчет Джин, опустив взгляд в стол. - Всё нормально, Джин. Ты молодец, что рассказал всё и скоро мы всё уладим… - Уладите что? – Чимин видит, как вздрагивает Джин, а глаза его наполняются ужасом, когда он смотрит вперёд. Даже у Чимина холодная дрожь по спине прошлась от этого голоса, - привет, Чимин, ты вчера уехал, даже не попрощавшись, а ведь это был твой праздник, не красиво. – Намджун выдергивает из – за соседнего столика стул и усаживается на него рядом с Джином, сверля обоих взглядом, - любимый, я думал, ты решил сегодня дома сидеть? – Сокджин только открывает рот, чтобы что – то ответить, как тут же закрывает его, стоит Чимину встрять. - Я слишком утомился, надоел этот шум, - отвечая на претензию Нама, Чимин переводит всё внимание на себя и откидывается на спинку стула, стараясь не смотреть сейчас на друга, боится, что потеряет всю уверенность, увидев снова его страх. – А ты что тут забыл? Мне казалось, ты избегаешь тех мест, у которых как минимум не четыре звезды, - ухмыляется. - Один человек, однажды доказал, что и в таких местах бывает достойный употребления кофе, - Намджун улыбается шире, заметив вспыхнувший огонёк на дне глаз, - да, думаю мы об одном и том же человеке подумали. Я был тут рядом и решил проверить это место, а вы что здесь обсуждали? – Намджун поворачивается к громко сглотнувшему Сокджину, и всем своим видом показывает то, как сильно он жаждет узнать ответ. - Раньше тебя не интересовало то, о чём говорит твой парень со своими друзьями, - начинает Чимин, - и не советую заказывать американо, он здесь отвратный. – Чимин сцепляет пальцы в замок и укладывает на них голову, глядя на Намджуна в упор. - Интересная вещица, - кивком головы Намджун указывает на приоткрытое поднявшимся рукавом кофты запястье, на котором висел браслет, - не думал, что ты носишь что – то настолько отвратное. Чимин, проследив за взглядом Намджуна, утыкается им в браслет Юнги на руке и, чертыхнувшись про себя, натягивает рукав едва не до кончиков пальцев, проклиная себя и весь мир за то, что не может просто взять и врезать по этой довольной физиономии. Чимин видит по лицу и по взгляду, что Намджуну более чем знаком браслет, если Юнги его и правда никогда не снимал и так долго пробыл с Намджуном, он должен был запомнить его. - У каждого свой вкус, Намджун, неприлично оскорблять его, - Чимин переводит просящий прощения взгляд на Сокджина, который едва заметно кивает ему и встаёт со стула, - а сейчас, вынужден покинуть вас. Пока Джин. – Чимин не оборачиваясь, уходит, а Намджун, развалившись на твёрдом стуле, сжимает бедро Джина. - Знаешь, Чонгук был прав, мы действительно стоим, друг друга, - притянув к себе лицо парня за подбородок и заглянув в опущенные глаза, Намджун считывает лицо напротив, после чего легко касается скул парня своими губами, оставляя на этом месте невидимые ожоги, - так что он сказал? – отстранившись, спрашивает, не переставая давяще смотреть на парня. - Юнги – это тот мальчик, в которого он был влюблен, когда они были детьми, - едва слышно хрипит, - он долгое время думал, что тот погиб при пожаре в его доме, но это не так. Что сейчас между ними я не знаю, не успел спросить, но он любит его, очень любит, - ещё тише добавляет, утыкаясь в чашку с чаем, - больше я ничего не знаю. - Мало конечно, но ладно, хорошо постарался, молодец, - Намджун, улыбаясь треплет парня по щеке и, встав из – за стола, бросает на стол крупную купюру и протягивает Джину руку, призывая встать. Джин кладёт свою ладонь в чужую, поднимаясь на дрожащих ногах и следуя за Намом к выходу. Сев в машину он, как и обычно тут же отворачивается к окну, стараясь игнорировать голос, говорящий ему, что дома, хочет знать подробнее об этой детской влюблённости и в сотый раз мысленно просит у друга прощения, которое ему на самом деле и за всю жизнь не вымолить. - Чонгук, я хочу поговорить с тобой. Не ворчи, мне плевать на твоё настроение, хочу, чтобы ты мне поведал о детской влюблённости твоего братца, а я расскажу тебе её продолжение, которое тебе не понравится. – Намджун улыбается, услышав резкое молчание в динамике, - слышу, ты понимаешь, о чём я, вот и прекрасно. Я буду у тебя в восемь. – Отбросив телефон на сидение, Намджун поворачивается к Джину, смотрит на безучастный профиль парня и потрепав его по плечу, нагибается к его уху и тихо шепчет, - какого это быть тем, кем называл меня, строив из себя ангела? – смеётся, зажмуренным глазам парня и довольный откидывается на спинку кожаного сидения, - прекрасный сегодня день.***
Тэхён идёт с опущенной головой к середине моста, на своё, обычно любимое место и какого же было его удивление, когда он увидел, что оно занято. На том месте, где обычно всегда стоял Тэхён, сейчас стоял высокий парень, с ног до головы завёрнутый в чёрное, руками опираясь на светящуюся в темноте ночи перегородку. И пусть пойдёт град размером с картофелину и ударит его по голове насмерть, если он не знает этого паренька. Тэхён уверен, что стоящий там, хорошо ему знаком, настолько сильно, насколько мозг кричит ему уйти, а кричит он до невозможного громко, перебивая песню в наушниках. Тэхён понимает, что нужно уйти, не нарушать чужой покой и поток мыслей, которые непременно сейчас без остановки крутятся в чужой голове, да и своё, мизерное спокойствие тоже нарушать не хочется. Тэхён думает, что уже сделал шаг назад и готовится развернуться в обратную сторону, вот только на самом деле продолжает топтаться на месте и бездумно пялится на чёрный силуэт. Слишком это всё знакомо, слишком болезненные воспоминания поднимаются из самых потаённых уголков памяти, заставляя стоять зажмуренным истуканом, а после и вовсе сделать шаг вперёд и ещё один. Тэхён видит, как Чонгук повернул к нему голову, смотрит на него своими печальными глазами, а ветер срывает капюшон с головы парня, перебирает отросшие волосы. Тэхён стоит и смотрит заворожено, кажется, даже не дышит. Невозможно дышать, когда твоё воспоминание вживую перед глазами проигрывается, не хватает только самого себя со стороны увидеть. Чонгук отмирает первым, делает шаг в сторону и кивком головы указывает Тэхёну на его место и снова уставляется в воду, накинув на голову капюшон. Не отдавая себе отсчёта о своих действиях, Тэхён подходит к поручню и встаёт рядом с Чонгуком, так же молча, уставляясь в воду, лишь изредка бросая взгляд на не прикрытую капюшоном, часть профиля парня, каждый раз после этого проклиная себя. Чонгук чувствует взгляд, приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке и тянется пальцами к свисающему проводу от наушника парня, тянет за него и перекладывает наушник в своё ухо, после чего улыбается ещё шире. - Ты, наконец, поменял песню, - не спрашивает, скорее, озвучивает факт, ведь в момент, когда он вставил наушник, песня заканчивалась и тут же начала играть по - новой, значит, она на повторе. - Услышал её вчера, и она мне понравилась, - тихо отвечает, стараясь не смотреть на профиль парня, что прикрыл глаза и свёл брови на переносице, вслушиваясь в слова песни. - Мне тоже нравится, - открывает глаза и поворачивается к Тэхёну, - почему не беспроводные? – не даёт Тэхёну что – то сказать, на его слова о песне, кивает на наушники. - В этих звук лучше, - прокашлявшись, отвечает, отворачиваясь к воде, - да и заряжать не нужно. Что ты тут?.. - Ну да, я тоже всё время забываю зарядить, - перебивает и тоже отворачивается к воде, - почему ты снова здесь? - Я первый спросил, - обиженно бурчит Тэхён, смешно сморщив нос. - А я первый пришёл, - безапелляционно заявляет, заставляя Тэхёна ещё больше надуться и сдерживать себя, чтобы не улыбнуться на это очаровательное выражение лица. - Юнги, он выгнал нас, а я переживаю за него, - тихо бормочет, укладывая подбородок на поручень, - я очень хочу помочь ему, но понятия не имею как это сделать, да и он всех отталкивает. Как помочь человеку, который не хочет этого? – поворачивается к парню, заглядывая прямо в глаза, в которых по прежнему мириады звёзд видит, от которых оторваться невозможно. - Не помогай, - хрипло отвечает Чон, запоздало пожимая плечами, а увидев недоумение в глазах напротив, вдыхает, и начинает объяснять, - сделай вид, что тебе всё равно, не говори об этом, не спрашивай, веди себя так, словно ничего не было. Ты должен показать ему, что тебя это не волнует и ты смирился с тем, что он не примет твою помощь, более того, ты не замечаешь его состояния. А про то, что он не хочет помощи, бред это всё, даже самоубийца, желает быть спасённым, и Юнги не исключение, просто он к этому ещё не готов. Тяни не тяни, но если он сам не начнёт двигать ногами, так же на месте останется. Тэхён задумывается над словами Чона, и нехотя соглашается, легко кивая головой. - А ты, кого ты хочешь спасти? – в свою очередь спрашивает, обескураживая этим вопросом Чонгука. - Опыт показал, что я не умею спасать, - горько ухмыляется, опуская голову вниз. Тэхён делает тоже самое, прекрасно понимая, о чём говорит парень. – Так, ты теперь с Хосоком? – не успевает проследить за тем, как вспыхнувший в голове вопрос, моментально оказался озвученным вслух, хочет ещё что – то добавить, но не успевает. - Нет, мы поговорили, но, - Тэхён смолкает, набирая в грудь больше воздуха, в надежде на то, что это поможет ему такие горькие на вкус слова озвучить, - я знаю, что он любит его. Мне чужой любви не нужно. Пока я ему нужен, я буду рядом, а после, отпущу. - Это сложнее, чем кажется, - со знанием дела говорит. – Тебе кажется, что ты сможешь нормально принять факт того, что когда у него всё наладится, он уйдёт, но в действительности, это гораздо сложнее. Я вот переоценил свои способности, - едва слышно добавляет, надеясь, что Тэхён не услышал его, но ветер донёс до него эти слова. - Смотря, как ты об этом думаешь, - отвернувшись от воды и опершись на перегородку спиной, закинув на неё руки, уставляется на проезжающий поток машин, - ты думаешь о том, что хоть и временно, но он твой, я же не думаю об этом и не надеюсь. Не разрешаю себе думать об этом, чтобы потом убеждать себя в обратном, привыкать к тому, что он стал не моим, ведь по факту, моим он никогда и не был. А теперь скажи мне, почему ты здесь? Теперь очередь Чонгука вслушиваться в слова Тэхёна, взвешивать их в своей голове и принимать то, что он прав. Чимин говорил ему те же слова, что он никогда не был, не является и не будет принадлежать ему, всё это внушал себе сам Чон, от того и больнее сейчас отпускать. - Я должен сделать то, после чего, наверняка, возненавижу себя. – Опустившись на асфальт и уложив руки на согнутых в коленях ногах. – А если я этого не сделаю, то возненавижу себя ещё больше, и никогда не прощу. - А третий вариант? – повернувшись к парню и присев на корточки рядом с ним. - Его нет, - горько усмехается, мотая головой. - Есть, у каждой монеты есть ребро, просто люди очень часто забывают об этом или не хотят искать его. - Тэхён с сожалением смотрит на поникшего парня, что собирался сильнее натянуть капюшон, что Тэхён не дал ему сделать. Положил свои ладони на чужие, убрал несопротивляющиеся руки вниз и откинул капюшон с чужой головы, не удержавшись, поправил несколько прядей, упавших на глаза. – Я уверен, ты сможешь найти его, и начни пользоваться своими же советами, смени песню. – Тэхён поднимается на ноги и, не прощаясь, уходит, вдевая второй наушник в ухо. Он примет совет Чонгука и попробует воспользоваться им, а так же, будет надеяться, что и сам Чонгук сможет, справится с тем, что тревожит его сейчас.