Artemisia

Надоедливо и аритмично тикали часы, стук стрелок бил по ушам металлическим отзвуком, заставляя еще сильнее вздрагивать с каждым вздохом. В комнате было пусто лишь пара стульев и дубовый выкатной стол, весь исписанный нецензурной бранью и порнографическими картинками. Одному Богу известно, почему принесли именно этот стол, а не какой-то приличный. Минуты шли мучительно долго, заставляя задыхаться при каждом шорохе из-за двери. Григорий теребил рукав всё того же «стильного» пальто, будто желая разворошить его на нитки и соткать что то новое, да поприличней. Беспокойные судороги, пробирали ноги и били в такт нервным часикам. Полонскому казалось, что утро еще не наступило, что это всё ужасный сон: что он все еще пьет чай с Иванычем в коморке и просто сильно задумался, что не было того ужасного воя, не было тела в лесу, что обнаружил Иваныч, тех холодных будоражащих сознания мигалок в потемках леса, не было того недоразумения в кабинете профессора… От всех этих мыслей живот скручивало голодной истомой, что еще чуть-чуть и пустое его содержимое выльется на этот изгаженный стол. Порочный круг мыслей разорвался стоило только двери отвориться. В нее зашли: немолодой мужчина с усами и молодая девушка «без усов», вместе с ноутбуком и камерой на штативе. -Григорий Полонский? — бархатным голосом спросила девушка и села на стул напротив, пока немолодой мужчина расставлял аппаратуру. -Да. — нервно выдавил из себя Григорий, пытаясь унять свое беспокойство. -Хорошо. Вы не беспокойтесь, это все для ведения протокола. Я Бах Евгения Дмитриевна, сотрудник следственного комитета, капитан юстиции. Это мой коллега Прохор Иванович Дзержинцев, сегодня он будет составлять протокол нашей с тобой беседы. Вы вызваны как свидетель не стоит, так изводить свое пальто. — девушка вкрадчиво смотрела на Григория, хоть она и была достаточно молода, но ее глаза были на порядок старше. -Да, я Вас понял. — Григория пробирала дрожь. -Вы уже ранее беседовали с сотрудниками МВД в неофициальной обстановке, моими коллегами, теперь дело передано нам и все, что нам от Вас нужно, так это снова рассказать всё, что вы знаете. — сказала следовательница. Немолодой мужчина установил камеру и направил прямо на Григория и тут же, загорелся красный огонек — запись пошла. Прохор Иванович придвинул стул и съел где-то в углу стола, раскрыв ноутбук. -Вы, Григорий Алексеевич Полонский, были вызваны на допрос Согласно ч.1 ст. 56 УПК РФ в качестве свидетеля, все данные будут записываться на видеокамеру, а также в качестве письменного протокола. Допрос проводит капитан юстиции Бах Евгения Дмитриевна, составлением протокола занимается младший следователь Прохор Иванович Дзержинцев. — словно заученно и совершенно холодно произнесла девушка, вероятно для официального начала записи. -Так, Григорий, я же могу к тебе так обращаться? — Евгения резко сменила нарочито правильный и официозный тон на более дружественный и естественный. -Да, как Вам будет удобнее. — сказал Гриша. -Хорошо. Григорий, сейчас мы поговорим о некоторых вещах и я скажу о каких именно, ты нам просто расскажешь что было и что ты видел, хорошо? — девушка дружественно улыбнулась. Это могло бы подействовать успокаивающе, но для Гриши, что не спал несколько суток к ряду, эта улыбка казалась выдавленной и сильно асимметричной, словно ухмылка. -Да, хорошо. -Тогда сначала расскажи, что ты видел и что ты делал примерно в то время когда тело было обнаружено? -Если начинать отсюда, то… Сначала я сидел с Иннокентием Ивановичем в сторожке, мы пили чай и я уже собирался уходить, как мы услышали какой-то вой. Будто волчий, прямо из леса, где то в сторону дороги, к деревне, если я помню это точно…. Хм, Иваныч вскочил и пошел проверять, откуда этот звук, мне наказал сидеть и ждать его. В тот момент, когда он туда шел я все еще был в сторожке и смотрел в окно. И…После некоторого времени я услышал выстрел и забеспокоился за Иннокентия Ивановича и хотел побежать к нему, а после прибегает он уже и кричит, чтобы я будил ректорат, что он кого-то… точнее что-то нашел. Да, ну я побежал в корпус, а там верно вы и сами знаете. — на протяжении всего сумбурного рассказа девушка кивала и не отводила взгляд от Гриши, будто глазами пронизывала сомнениям все его слова. -Что ты так поздно делал в достаточно далеком расстоянии от своего жилого крыла? — спросила Евгения. -Я возвращался от своего преподавателя по латинице, брал конспекты — Григорий понимал, что всей правды тут им знать не стоит, то что произошло «его вина», он так искренне и достаточно опрометчиво считал, — позже пошел за ноутбуком, к своей подруге, она подтвердит. Когда возвращался Иваныч заметил меня и предложил выпить чая, я и согласился. Как-то так… -Тебе так поздно понадобился ноутбук, только я не понимаю зачем, расскажешь? — с уточнением произнесла следовательница. -С конспектами я получил новый проект для выполнения, а так как отдать тетрадь стоит до сегодняшнего обеда, хотел поскорее начать. Патрик… Ой, точнее Профессор Гринроуз очень строг к своему курсу, а так как я на «несуществующей» кафедре филологии он меня дополнительно нагружает — в этом была своя правда, тоже самое он сказал Камилле и Иванычу, значит это уже могло зваться правдой. -И часто ты ночью ходишь к нему за конспектами? — подал голос Прохор Иванович. -Нет. Только на этой неделе, я немного пропустил из-за репетиций спектакля, я режиссер. А с Па… Профессором мы хорошо общаемся и я знаю, что он всегда сидит до самой ночи в кабинете, поэтому и заглядываю. — дополнил Григорий, он хотел прекратить говорить о Патрике, потому что тут же вспоминал кабинет, этот чертовски душный кабинет и «его». Хищного зверя. Григорий боялся, что это он, только он виноват в том инциденте в кабинете, то что он зашел так поздно, то что он видел все «тревожные» знаки и игнорировал. Тяжело жить с мыслью, что впереди еще семестр, с НИМ и Гриша искренне не понимал, что делать. Он стыдился рассказать Вику, его дорогому Вику о том, что произошло. Вдруг это положит конец их дружбе, один нелепый поцелуй… Из смутных размышлений Гришу вывел следующий вопрос следовательницы: -Как долго сторожа не было, не помнишь? -Где-то пять или десять минут, сложно сказать на часы я не особо поглядывал. -Иннокентий Иванович уже говорил, как я вижу нашим сотрудникам, что обнаружил тебя вне его сторожки, ты куда то хотел уйти или ты что-то или кого-то увидел? — Евгения задавала вопросы четко, чтобы выведать всю картину.-Я же забеспокоился услышав выстрел, хотел уже сам побежать будить ректорат. Никого не видел, только Иваныча бежавшего из лесу. — слукавил Григорий. Он не был уверен был ли там человек, за которым он гнался или же просто ему уже сняться эти «простыни» и наяву, поэтому о своем «видении» он решил умолчать, к тому же Иннокентий, как он сказал Грише никого не видел, а выстрел из ружья — лишь осечка спускового механизма. Вести следствие по ложному, к тому же наверняка выдуманному, следу не стоит, иначе они никогда не поймают этого «зверя». Немолодой мужчина с усами, что-то продолжительно записывал в ноутбуке, то и дело покусывая свой язык при каждой встречающейся запятой в протоколе. И каждый его стук по пластиковым клавишам, словно нарочно, совпадал с металлическим отзвуком часов, усиливая его в несколько раз. -Я тебе сейчас покажу парочку фотографий. Скажешь если что-то на них тебе будет знакомо. — Евгения достала папку с надписью «Дело» и достала несколько снимков. На большей части из них были обычные вещи: гранатовая заколка с золотым отблеском, очки с черной окантовкой, маленькая кожаная сумочка с инициалами «С.Ю.» — все эти вещи были не знакомы Грише. Полонский кротко помотал головой: -Нет, я не знаю ни одной из этих вещей и кому они могли бы принадлежать. -Ясно… — Евгения спрятала фотографии обратно в папку и тут же вынула еще одну, намного больше предыдущих. — Тогда, мог бы ты ответить, знаешь ли ты эту девушку? Снимок был аккуратно передвинут к Грише. Вся картина, открытая взору Полонского, вызывала ужас и отвращение. Хоть на снимке было только лицо, но гримаса ужаса и отчаяния была видна на нем хорошо: скула черепа была проломлена и из нее торчали опарыши, будто нарочно закинуты в самую глубь гортани, съедая ее изнутри, волосы были вырваны, с жертвы будто голыми руками снимали скальп, виднелись явные проплешины около висков, также из-за приоткрытых губ не было видно передних зубов. Григорий отшатнулся и зажал руками рот из-за всех сил сдерживая то, что так и просилось наружу. Девушка на снимке была до того обезображена, что ее было невозможно узнать. Григорий перевернул и отодвинул фотографию, пытаясь справится с новым позывом. После недолгого времени Гриша жалобно выдавил: -Я не знаю, кто эта девушка. -Хорошо, тогда знакома ли эта девушка тебе, — тут же на столе появилась новая фотография и она была в разы приятнее предыдущей. На ней была молодая девушка лет двадцати с теплыми каштановыми волосами завязанными в пучок, голубые глаза светились от счастья и жизни будто бы смеясь над ранним отвращением Гриши, они проницательно вглядывались за бумажную основу, желая озарить ту мрачную темноту в которую была погружена комната. Рядом с девушкой был мужчина: намного старше девушки, уже с морщинами, так же у него можно было увидеть дыхательную трубку, около носа. Фотокарточка была явно сделана в больничной палате, а снизу подпись «Лето». Но и эта девушка была не знакома Гриши, хотя лицо и казалось знакомым. -Нет, к сожалению она мне тоже не знакома. — ответил Гриша и посмотрел на Евгению, что все так же пристально наблюдала за Гришей. -Это София Юнцова, эту фотографию мы нашли в бумажнике девушки в лесу. Она училась здесь у Вас на четвертом курсе медицинского дела. Именно ее мы нашли в лесу, как ты уже видел обезображенную до неузнаваемости, — следовательница сделала паузу, — Ты не знаешь кто мог бы быть знаком с ней? Может у тебя есть знакомые с ее курса? -Нет, к сожалению я ничем не… — Гриша запнулся, он вспомнил, где он ее уже видел, в кафетерии еще в сентябре вместе с Патриком, хотя может она была просто похожа, мало ли еще девушек с таким цветом волос обучается, -… не могу помочь, простите. -Хорошо. Мы узнали все что хотели. Просим вас никуда не уезжать из этой области, вдруг у нас возникнут еще вопросы. — девушка аккуратно сложила все документы в папку и встала из-за стола, то же сделал и Гриша — резко и неосторожно. -Хорошо, я пойду? — Гриша уже подходил к двери, желая поскорее покинуть помещение. -Конечно и отдохните немного, выглядите измученно. — девушка отвернулась к камере останавливая запись, а Гриша улизнул за дверь, покидая душное и мрачное помещение. Временный штаб следствия оказался в западном крыле академии в самой дальней ее части на третьем этаже. Всюду сновали судмедэксперты, люди с рациями и возможные свидетели происшествия, коим и оказался Григорий. Просто попал не в то время не в то место. Было уже раннее воскресное утро, ведь всю оставшуюся субботнюю ночь и день Гриша с Иннокентием провели в руках, изначально, следователя этой области МВД их не отпускали, покуда они были единственными подозреваемыми и свидетели в этом деле. Но сейчас в 4 часа утра Гриша наконец смог вздохнуть, что не скажешь про Иннокентия Ивановича, который все еще оставался в этом крыле под слежением следствия. С самого субботнего утра студенты не могли уехать в город или же покинуть часть академии, как только предследственный допрос начался. Григорию мало что было известно, как и что происходило в академии, ведь все это время он провел под наблюдением органов охраны и извечными беседами с разными представителями власти. Проходя мимо еще одной открытой двери, где находилась полиция он краем уха услышал разговор двух людей в форме: -И что журналюги уже и сюда добрались? Как они успели? Ведь только вышло объявление о найденном трупе. — сказал один высокий, запивая слова чем-то в кружке. -Ты ж знаешь, везде свой нос сунут мухи проворные, только на такое и слетаются. Скоро их тут будет больше чем учеников и тогда затопчут все улики. — сказал другой и увидев «непрошенные уши» студента, захлопнул дверь прямо перед носом сонного Гриши. «Значит денек точно будет шумным. Журналисты…. их еще не хватало» — подумал Григорий и пошел к лестнице на выход. -Полонский! — вдруг окликнул незнакомый голос чуть поодаль от скопления полицейских. Гриша неуверенно обернулся. -Ваши вещи, вы можете их забрать. — протянул мужчина и скинул рюкзак и все его содержимое на пол перед дверью совершенно бесцеремонно и удалился. «Интересно тут дела делаются, не хочу спорить — лишняя головная боль, а мне и без того хуево» — Гриша собрал вещи с каменного пола и вышел из западного крыла. На улице было темно, как и положенно поздней осенью в такое время суток, лишь яркие вспышки фотокамер ослепляюще били в глаза, где-то на горизонте видимости и гомон резвых голосов резал уши. Все они слипались в один голос представляя из себя сплошной белый шум на старом радио, такой же далекий и безликий. Через мгновение взгляд Гриши прояснился от камерных вспышек и стал виден масштаб всего происходящего около главных ворот. С одной стороны толпа журналистов с камерами и микрофонами требовали ответы на свои вопросы у преграды полицейских, которые буквально «закрыли» все проходы и выходы в академию. Кто-то пытался пролезть через забор, но он был слишком высок для таких манипуляций и тут же любопытный падал. Другие пихали камеры прямо в лицо и требовали прокомментировать ситуацию. По другую сторону баррикад из тел полицейских стоял ректорский совет и даже сам ректор — крупный человек с лицом ястреба и самурайской лысиной, это было даже удивительно, что «сам» Ягужинский спустился, точнее снизошел к ним и стоял под прицелом камер в таком резонансном деле. Выглядел он совершенно не в соответствии с своим постом ректора закрытой академии: он был экстравагантным мужчиной, что обычно не свойственно людям СССР-ской закалки. Вместо обычно строго пиджака — бархатный красный вельвет, который явно ему не по размеру — узковат, да так, что придает «корсетную» фигуру пышному телу — особенно это было видно со спины; вместо классических брюк — ярко красные джинсы, естественно зауженные, и завершение этому «аристократизму» предавали сапоги, можно сказать «мушкетерки» с белой окантовкой по кругу. Со стилем директора мог потягаться только Лекс, Absit invidia verbo*, но последний хотя бы понимал азы модной индустрии поэтому хоть он и выглядел экстравагантно, но никак не нелепо. -Гриша! — прозвучал громкий голос откуда то сбоку и тут же практически из неоткуда появился Виктор вместе с привычной уже компанией студенческого совета. -Боже, Гриша ты в порядке? На тебе лица нет — сказала Камилла и начала ощупывать лицо недовольного Полонского. -Тебя там что пытали, Гришусь? Мы ничего о тебе не слышали с тех пор как ты от Камиллы убежал. — добавил Лекс и «по братски» погладил Гришу по голове. -Нет, нет, нет. Все хорошо. Просто ужасно устал… — сказал Гриша и убрал руки Камиллы с лица, попутно сбрасывая лапу Лекса с головы. -Ну и хорошо. А то мы уже были готовы штурмом брать временный участок легавых — сказала Камилла, — Они не имели права держать вас так долго, почти целые сутки! -Нас они не держали целые сутки. Просто, управление у них по следствию сменилось, поэтому эта волокита верно и затянулась, — пробурчал Гриша, разминая затекшую шею. -Тут столько произошло. Ты наверное не знаешь, что в «открытом» мире происходит. Я когда пыталась выйти из корпуса и пойти в наш кабинет, так меня остановили и стали расспрашивать, запретили выходить и вообще начали обыскивать все комнаты. Просто бесцеремонно! Некоторые еще спали так эти люди в форме скидывали их с кроватей и начинали перетряхивать всё! — Камилла глянула на дверь за которой находился временный штаб следствия, — Ух, если моя мама об этом узнает им не поздоровится. Я уже ей написала, поэтому я и думаю что дело передали следственному комитету. — Камилла говорила разгоряченно и ужасно артистично жестикулировала руками. — Думаю после этого «обыска», хотя это можно скорее назвать нарушением прав человека, и у нас дел в совете прибавится, но и тем «собакам» это с рук так просто не сойдет, нет! Я, лично, соберу голоса на петицию об их наказании и дальнейшем увольнении. Власть имеют, а мозгов как видно у них нет. — Камилла наконец закончила свой огромный монолог. Как видно, студентов вне допросной тоже изрядно замучили раз по-обыкновению спокойная и рассудительная госпожа «серый кардинал» вся на нервах. -Да, вижу и вам досталось от этой… ситуации. — добавил Гриша. -Меня обыск не коснулся, но теперь все пути из академии перекрыты. Даже Скворцов не смог улизнуть, эх, декорации придется отложить. А я такой список написал… — вздохнул Лекс, — Ладно бы просто запретили автобусом пользоваться, так вообще до деревни даже не дойти, а у меня там машина то стоит на сохранении… -Стой… у тебя есть машина и ты ей не пользуешься, а посылаешь Скворцова на автобусе? — возмутилась Камилла. -Так я за бензин больше отдам, чем за все вещи Скворцову! Да и к тому же, как его бизнес окупится без меня? — Лекс горделиво встрепенулся в своем пиджаке с эполетами, бахрома на которых так и вторила в такт его движениям. -Это тоже верно… Хотя наверное из-за тебя он скоро грыжу заработает и все деньги спустит на ее лечение… — вдруг подал голос Вик аккуратно поправляющий ворот рыжего, как и он кардигана. Под такой привычный и родной голос друзей, наконец, можно было вздохнуть. Григорий ужасно устал, да последние дни довели его до состояния, когда даже кружка кофе в руках будет трястись, как при землетрясении. Полонский просто хотел сбежать. Но теперь следствие не позволяет… Их, следователи и правда держали долго, было бы сил побольше, он бы и сам устроил «бунт», но Полонский полностью выгорел уже в самом начале следствия, а от перехода от следователя к следователю не на шутку мутило, или же это был синдром отмены, накрывший его с головой с тех пор как он потерял все свои сигареты. -Я тут принес кое-что, — Виктор протянул пачку еще не открытых сигарет и зажигалку, — Ты, верно, без своей «реанимации» бегаешь уже довольно долго. Я все еще не одобряю, но бросать надо понемногу, а не сразу. — tibi gratias ago*. Я тебя обожаю. — обронил Григорий и тут же зажег одну. — Ты кстати когда вышел из больнички? -Вот в пятницу вечером меня и отпустили, тогда я вернулся поздно и тебя не было, обычно ты возвращаешься под утро, если сидишь у сторожа, больше ты ночью никуда и не ходишь. Но когда тебя и утром не было, а еще я услышал о… трупе. — это слово Виктор сказал дрожащим голосом. -Ты подумал что это могу быть я? — закончил Григорий пристально наблюдая за реакцией. Виктор слегка кивнул. -Дурачок. Меня невозможно убить забыл? Только если сам руки наложу. — пошутил Гриша. -Переставай так шутить! — Виктор слегка толкнул друг в плечо. — Благими намерениями вымощена дорога в ад, Вик. Ты подкармливаешь его зависимость. — Камилла перевела тему. — Давайте перекусим? Гриша от тебя отказов не принимаем. -Это еще почему? — тут же Гришу легонько ударили по затылку. -А потому что тебя в «участке» явно не кормили. — ответил Вик и улыбнулся. -А я, пожалуй, откланяюсь миледи, господа — Лекс сделал небольшой реверанс, — Нужно еще послушать, что ректор, там объявляет. Позже вам перескажу. Лекс легкой походкой, чуть ли не вприпрыжку, побежал следить за комментариями ректора по поводу произошедшего, и верно сделал, ведь именно от Ягужинского зависит, как будет происходить дальнейшая учеба в академии, а также узнать, когда можно будет выехать в город. -Думаю, я лучше уйду спать. Потом поем, не волнуйтесь. Сейчас же четыре ебанных утра ничего не работает. — пробубнил Григорий. -Да, тут ты прав. — почесал затылок Вик и неловко улыбнулся. -А я не понимаю… вы то чего так рано подорвались? -Ну… мы и не ложились. Сначала нас опросили. Мы естественно ничего про это не знали показали фотографию девушки, мы ее тоже не знали. Также столько жалоб свалилось в совет, вот до утра и разгребали, а потом стали тебя ждать. — протараторила Камилла от чего-то «виновато» ботинком протирала землю. -Тогда надо идти спать. — строго сказал Гриша и выкинул окурок прямо у двери западного крыла. -Тут такое дело… — начал говорить Виктор. -Я не смогу вернуться в свое крыло до семи утра. Нам сказали или оставайтесь там или же не возвращайтесь. Я, конечно, пыталась возразить им и сказать, что нельзя вот так выселять студентов, но они сказали, что мы можем затоптать потенциальные улики — сунули свою бумажку с печатью мне в лицо и даже слушать не стали. До них я тоже доберусь, но раз у них есть заверенный законодательством документ, без суда я не смогу доказать, что они нарушают уже, как минимум, десять статей конституции Российской Федерации — добавила Камилла. -Они явные маразматики, все крыло заставили или бомжевать, или сидеть взаперти. Астронавты без звезд, долбанутые к тому же. — Полонский тяжко вздохнул, — Ладно, пошли к нам. Ты не против Вик? — Григорий обернулся на друга. -Я то нет, а вот…. — ответил Вик. -Отлично. — перебил его Гриша. -А где я…. — не успела Камилла договорить, как Гриша ответил до заданного вопроса. -На коврике у входа. -Гриш! -Шучу. Отдаю свою. Вик, чур я у стенки. Гриша устало улыбнулся и пошел вперед, даже не оглянувшись на растерянного Виктора. *** В картонной комнатушке вс оставалось на своих местах: чтобы не происходило, как бы это не происходило и когда. Их комната словно существовала вне времени. Маргаритки также цвели на подоконнике и разбавляли зеленью скудный интерьер. Ни плакатов, ни картин — лишь надпись написанная карандашом еще в начале семестра все так же оставалась на шершавой стене. Ее написал Полонский, наверное поэтому она выглядит слегка корявой. Виктор часто спрашивал о ее значени, ибо не знал данной фразы на латинице, к слову единственный предмет, который Виктор невзлюбил — латиница, а все потому что с детства не мог выучить и трех времен английского, хоть это был родной язык его отца. С горем пополам сдал экзамен иностранного и решил забыть его, как страшный сон. Названия и словарные термины — пожалуйста, но вот грамматика и все остальное со слезами на глазах. Гриша часто помогал Виктору с языками взамен на химию, да смешивать химикаты Полонский обожал, только ни одно химическое уравнение на электролиз или окисление решить, так и не смог, да и не особо ему это было нужно. В тихом забвении комнаты можно было утонуть, так непривычно она пустовала. Как заведено — тут всегда был, хотя бы один человек, если конечно это не учебное время. Вдруг из-за фанерной двери послышались голоса: -Я не позволю тебе спать на моей кровати в ботинках! -Ой, да ладно тебе, это всего лишь кроссовки, тем более они чистые. -Где они чистые? Все в грязи, будто ты из болота вылез. -Я не буду их снимать. — Не будешь? Тогда… Вдруг дверь отворилась с грохотом и на пол упала груда из трех тел. Гриша упал на спину, за руки его держал Виктор, который сел сверху, что бы Гриша не убежал, а Камилла тем временем пыталась снять ботинки: -Вы чего? Совсем умом тронулись? — сказал Гриша, пытаясь выбраться их цепкой хватки Виктора. -А не нужно тут демагогию разводить! — рявкнула Камилла, снимая уже второй ботинок. -К тому же, кто спит в одежде? — спросил Вик и наклонился ближе. -Это удобно. Потом и одеваться не надо. — пробубнил Гриша и отвернулся в сторону — смирившись со своим положением. -Хуйню несешь. Это не гигиенично во-первых, а во-вторых твое тело не отдыхает. — ответил Вик и отпустил запястья друга. -Ты что мне голым предлагаешь спать? -Боже, нет, господи… — сказала Камилла и подошла к шкафу с вещами, — У тебя, что пижамы нет? Ну или хотя бы чего-то в чем можно спать? Камилла открыла шкаф и тут же скептически изогнула бровь в своей манере. Половина вещей была аккуратно сложена, даже можно сказать слишком аккуратно, по цветовой гамме и занимало большую часть шкафа, вторая же половина была черти как разбросана в полках. Труда не составило определить, где были вещи Кельтера, а где Полонского. -У тебя есть что нибудь кроме кофт и рубашек? — Камилла обернулась на все так же лежавшего на полу Гришу. -Где то была футболка с Толстым… — сонно пробубнил Гриша. -Нет, ее больше нет. Он ее еще в октябре превратил в половую тряпку, теперь даже если ее отстирать, то нельзя ее надевать. — сказал Вик и подошел к шкафу. -А в чем он тогда спал? — спросила Камилла у Вика. -Я не его нянька, чтобы за всем следить, к тому же в то время, когда он нашел новое назначение своей чуть ли не единственной футболке я ночевал у тебя или в студ. совете, забыла? — тихо добавил Вик. -И то же верно…. — Голубки, хватит ворковать. Я спал в другой футболке, но теперь она потеряна в прачечной в подвале. Я могу спать и в рубашке, и кофте… — Гриша не желал вставать — лишь сильнее сжал предплечье левой руки. -Тогда… Держи вот это, и прошу не превращай и это в половую тряпку. — сказал Вик и протянул легкую пижамную кофту Грише. -Так она ж твоя. -Как ты знаешь, я от нехватки вещей не страдаю. -Спасибо. -О, я нашла у тебя спортивные штаны, вроде даже чистые — сказала Камилла и кинула их в лицо Гриши. -Можно аккуратней? -Нет, шагай переодеваться. Гриша нехотя встал с пола и пошел в ванную. Он явно был готов так и уснуть на холодном полу, чтобы проспать всю оставшуюся жизнь. Не было ни сил, ни мотивации продолжать что-то делать или же просто существовать. Но тут друзья были правы, иногда очень приятно переодеться во что-то мягкое и уютно укрыться теплым, пуховым одеялом и насладиться сном, а не просто уснуть. Но сном можно было насладиться только тогда, когда тело Гриши было бы уже не способно двигаться, только когда ты до изнеможения устал и твой мозг не станет думать о неприятном и часто пугающих вещах. Только тогда. Сейчас это «тогда». Вернувшись в комнату он увидел Камиллу на своей кровати, что уже мирно укутавшись в одеяло пыталась уснуть. Вдруг она неожиданно сказала полусонным голосом: -Гриша, ты как тут спишь? Я будто в пепельницу угодила. -Таковы издержки бомжевания, наслаждайся сном. — Гриша осмотрелся, Виктора не было в комнате. -А куда он…? -Он забыл в совете таблетки. Гриша промолчал в ответ и решил, что сейчас лучшее время просто уснуть на кровати, пока ее владелец не вернулся. И был прав, сон укутывал с головой с первых прикосновений к подушке. Мягкое бессмертие и сладкое сновидение в пуховой перине манило за собой в мир несбывшихся мечт, кошмаров, а иногда абсурда и сюрреализма заставляя забыть всё: во сне нет ни сегодня, ни завтра, нет вчера — есть сейчас, прекрасный момент наслаждения и восстановления, момент безграничных возможностей, когда ты можешь не помнить о проблемах и тревогах поедающих тебя изнутри, словно черти в плетенке, мучающие своего владельца от того, что он не дает им выход. Сейчас — момент фантазий. Именно во сне он не вспомнит о трупе, не вспомнит о нелепом пальто в котором вынужден ходить и о случае… Этот случай будоражил и вгонял в ужас сильнее, чем труп «неизвестной», этот случай заставлял ноги холодеть, а руки покрываться мурашками, от НЕГО сводило живот судорогой, от НЕГО сердце билось словно сейчас взорвется, от НЕГО глаза опускались в пол и стыдливо испепеляли землю, от НЕГО в горле сыпался ком из нервов мешая хоть что-то сказать, нет, лучше было закричать… Но он не мог, винил себя и хотел забыть, как страшный сон, а может это и было сном его больной фантазии… он же тогда так устал, от ВСЕГО хотелось… умереть… «А как я убежал? Я не помню, я… может мне и правда…» К черту, всё это к черту! К черту царство Морфея, НЕ ОН властвует над всеми снами и мыслями, НЕ ОН дает блаженное забытье в котором с такой жаждой хотел бы утопиться Григорий. Сейчас бы попасть в пещеру в Киммерийской земле, испить из родника забвения: не слышать, не видеть, не чувствовать: растворится как дым и… -Добрых снов, Гриша. — и нежная рука прошлась по спине, выдергивая из оков кошмарного Эпиалиса*. «Нет, пока исчезать я еще не готов…» — вылезая из дремы подумал Григорий.