Война неприкаянных

Я пойманный зверь, в клеть посажен на цепь... Смеются: "Забудь о свободе! Забудь небо, лес, солнце, поле и степь, И о вольной своей природе. Отныне ты раб, дрессированный шут. Не рычи и не скалься - смирись". Приручая, чредуют и пряник, и кнут, Но душа зверя просится ввысь. Она плачет, кричит, умоляет, грозится, Иступлено бьётся о прутья... Смеются опять надо мной кровопийцы - Смейтесь, но вы мне не судьи. Вновь ведёте меня на арену в цепях, Но душа зверя сил придаёт: Цепи рву я у вас на глазах, и вот страх Вашу гниль с головой выдаёт. Крича и толкаясь, бежите вы прочь, Не зная куда - лишь б скорей. Я свободен, и ждёт меня ветер да ночь, А вас - рабство в клетке моей!.. *** Ураган по имени Вики как обычно опоздал на пару десятков минут, но при встрече налетел с обнимашками с такой непосредственностью, что совершенно нечего было противопоставить. Эта излучаюшая позитив расхитительница магазинов одежды, с которой мы были знакомы около года, искренне считала меня своей лучшей подругой, несмотря на то, что я могла месяцами вообще не выходить на связь. Я не могу питаться ни энергией, ни чувствами обычных смертных, кроме Вики из-за её до сих пор не ясной особенности, но «видеть» их чувства — очень даже, как на ладони. Более того, я лучше других бессмертных могу манипулировать чувствами людей, моë внушение может держаться на них очень долго. Эх, как же жаль, что конкретно эти мои умения не распространяются на бессмертных… Мне потребовалось относительно немного времени, чтобы, покопавшись в воспоминаниях Вики и сопоставив известные факты, выяснить, что её мама — та самая Ребекка Уокер, о которой мой наставник, презирающий непризнанных за человеческое происхождение, когда-то отзывался столь противоречиво. Но это абсолютно никак не объясняло каплю божественной энергии в самой Вики, и сколько бы я ни копала дальше в этом направлении — тупик. Пока что. На удивление, Вики как-то незаметно перестала для меня быть только объектом исследования, занятной задачкой и пищей. Конечно, у существа, рожденного убивать и воспитанного наставником, презирающим смертных, не может быть подруг, но… Наверное, так привязываются к приятной привычке: пока она есть и приносит успокоение, ты о ней и не думаешь, но если вдруг что-то мешает этой привычке — невольно чувствуешь легкий дискомфорт. Многие ангелы и демоны, взирая на людей как на придорожную пыль, неустанно восхищались человеческими произведениями искусства, полностью перенимая лучшие из них, и при этом умудряются упорно не замечать противоречия. По их мнению, таланты людей — божественное дыхание, и ни самосовершенствование, ни вдохновенное упорство людей в оттачивании способностей не играет тут никакой роли. У самих же бессмертных практически нет земных талантов, вроде рисования, стихосложения, — за весьма и весьма редким исключением. Парадоксально, но вечные ангелы и демоны, по образу и подобию коих сотворены люди, не могут своими руками создать ничего столь же вечного, а вот мотыльки-однодневки из пыли и праха и вшивые Непризнанные — могут. Во многом именно поэтому я, рожденная на земле и прожившая на ней немало времени, не могу согласиться с наставником, ведь в своем презрении к людям Карниван тоже сам себе противоречит хотя бы потому, что ценит земное искусство. А отец и вовсе со всем присущим ему пафосом и тягой к мозолящему глаза символизму назвал меня по имени несчастной девушки из греческих мифов — Пандорой. В мифологии Пандора — живое несчастье, сотворенное богами в наказание людям. Боги создали девушку, которую наделили всеми возможными достоинствами, но лишили собственной воли, и она, сама того не желая, принесла в мир людей разрушение и казни, всего лишь открыв из любопытства один ларец. В целом, если отбросить метафоры, меня создавали со схожей целью, и так же, как эта мифическая девушка, я — бессловесная марионетка, которой нечего противопоставить своим кукловодам. До поры до времени… Меня тоже безумно привлекает земное искусство, но, в отличие от крылатой братии, я вижу и признаю в людских талантах отнюдь не только дар Шепфы. В этом может убедить лишь собственный опыт, а у меня он есть: впервые осознанно вернувшись в мир смертных, я занялась танцами. Ничто так не восполняло горечь несбыточной мечты о любви родителей, о свободе воли и о полете, как танцы. В танце я могла создать и пережить, пропустить через всю себя любую эмоцию, от головокружительного счастья до разрывающей сердце печали, от всепожирающей ненависти до чего-то похожего на любовь, — иначе говоря, прожить множество жизней, куда более наполненных смыслом и светом, чем моя настоящая. — Вот так вообще потрясно. Попробуй только не купить, я буду плакать кровавыми слезами. — оценила Вики наряд, который она же для меня и подобрала. Черные кожаные штаны, обтягивающие так, будто в них и родилась, но почему-то не сковывающие движения; удлиненный темно-красный топ со шнуровкой на груди и короткими рукавами-крыльями; высокие каблуки. Фигура у меня очень даже, и мода в родном Аду более чем откровенная, но редко одеваюсь подобным образом — просто потому, что красоваться не перед кем и бесконечные тренировки тоже к подобному ее располагают. Сделанный в салоне макияж прекрасно подошел к наряду: аккуратные стрелки, красивые блестящие теплые тени и тушь сделали мои хищные, странные даже для бессмертных разные глаза просто огромными; корректор выделил и без того заметные скулы, совсем легкий тональник сделал тон кожи идеальным, а матовая помада соблазнительно подчеркнула мягкие линии маленьких, но пухлых губ. Образ тусовщицы завершался элегантным клатчем и волной пышных медных кудрей чуть ниже лопаток, которые завивались мягкими мелкими кольцами. У рожденных ангелов и демонов не бывает кудрявых волос, поэтому в детстве служанка постоянно мне их выпрямляла, а ещё прятала мои солнечные веснушки, пока мне это не надоело. Именно так мне хотелось сегодня выглядеть: непривычно, ярко, немного вызывающе. Вики полностью угадала. Это к слову о человеческих талантах: мало того, что Вики прекрасно рисует, она ещё и потрясающий стилист, подбирающий такие наряды, которые выделяют достоинства и подходят настроению. Она — ходячий наглядный сборник причин, по которым я не считаю людей слишком уж хуже и ничтожнее бессмертных. Ведь на первый взгляд в ней нет совершенно ничего примечательного, кроме яркой красоты; и даже её почти совершенная красота словно лишь подчеркивает впечатление, будто видишь перед собой фарфоровую куклу, яркую снаружи, но с пустым взглядом и полую внутри. Только познакомившись с Вики поближе, можно понять, что она вовсе не такая уж легкомысленная, совсем не глупая и не пустая. На самом деле она расчетлива, хоть и импульсивна, может быть проницательной, есть мощный скрытый стержень и таланты. Просто это все не на поверхности, на поверхности лишь бесконечная общительность, мягкая улыбка и «длинными ресничками хлоп-хлоп». — Ты бы мне еще латексный костюм предложила. — все-таки прокомментировала я, любуясь собой. — Почему нет, с твоей фигурой — можно. Кому продать душу за такую задницу? — вертясь перед зеркалом, ответила она. — Так и запишем: «продает душу за задницу, хотя у нее и своя выдающаяся». — хмыкнула я. — Очень в твоем духе, Вики. В Аду тебе выделили бы отдельный котёл, за уникальность, так сказать. — Если бы существовал Ад, демоны приняли бы меня за свою, — озорно и самоуверенно подмигнула та, — Впрочем, тебя тоже, особенно в этом горячем прикиде. Как говорится, ад пуст — все черти здесь. Так что, думаю, не одна невинная душа сегодня падет к нашим ногам и закажет нам коктейли за свой счет. Фыркнув, я направилась к кассе. Оплатив покупки, мы поехали в клуб — также выбранный Вики, главной местной тусовщицей. Музыка порой била по моим чувствительным ушам своей излишней громкостью, но была такой «качающей», что очень быстро вовлекла в себя, в разгоряченную толпу танцующих, в бездумный и освобождающий танец. Земной алкоголь действовал на меня ослабленно, но всё же действовал, и после третьего крепкого коктейля потек огнём в крови, вкупе с танцем вовлекая в какой-то блаженный транс — странное и прекрасное состояние, когда ты одновременно ощущаешь и каждый изгиб тела, и в то же время — внетелесный полет; когда мир вокруг слегка растушевывается, и есть только ты сам, свободное движение и ритм. Насчёт коктейлей и «загубленных душ» Вики оказалась права: к нам постоянно липли знакомиться, причем подчас столь вульгарно, что от участи получить холодный коктейль на голову их спасало лишь моё нежелание тратить вкусный напиток на всякую гадость. Но попадались и вполне адекватные парни, с которыми Вики охотно болтала, походя на пресытившуюся хищницу, которая охотится лишь ради забавы, поиграться с жертвой и бросить. Ну а я, скрывая за приступом свойственного бессмертным превосходства банальное неумение флиртовать, просто возвращалась на танцпол, ощущая полную эйфорию и высекая в разноцветной полутьме клуба энергетические искры своим идеально тренированным телом. Так прошло пару часов, или, может, чуть больше — ощущение времени где-то потерялось. Я и не думала останавливаться, намереваясь уйти в такой отрыв, чтобы вся моя тьма и боль сегодня ненадолго спрятались, оставив легкость и пустоту. Коктейль за коктейлем, танец за танцем, и вот в моей голове, наконец, лишь долгожданная звенящая пустота и пузырящееся веселье. Танцпола, переполненного людьми, вдруг стало мало, душно, и мой не в меру зоркий взгляд обратился на ныне пустующую небольшую сцену, а именно — на пилон. Играла подходящая, смутно знакомая музыка, и прежде, чем намерение оформилось в мысль, тело уже приблизилось к цели. Пилон податливо и знакомо «лег в руки», позволяя скользить и замирать, виться змей и падать в пропасть — здесь и сейчас позволяя забыть обо всем, почувствовать себя частью этого грязного, но неиссякаемо интересного мира. В радужном клубном свете, под десятками заинтересованных взглядов, в обстоятельствах и поведении, за которые дома меня подвергли бы самым жестоким наказаниям без суда и следствия, я ощущала такой земной, человеческий кайф одного мимолетного мгновения — чувство, недоступное другим бессмертным… И вот это самое неповторимое мгновение было разрушено, когда чьи-то руки внезапно буквально оторвали меня от пилона. Мои отточенные рефлексы сильно тормозили из-за алкоголя, расслабленности и забытья, поэтому отреагировала я лишь тогда, когда неизвестный самоубийца, закинувший меня на плечо, как мешок с картошкой, уже вынес меня на улицу. Едва не уткнувшись носом в перья знакомых крыльев, от осознания резко протрезвела, и, мысленно матерясь, как не положено принцессе, парой точных ударов заставила похитителя меня отпустить. «Похититель» выронил меня, не стесняясь в выражениях, и в следующую секунду я уже наблюдала впечатляющий, горящий праведным гневом взор родных алых глаз брата. — Люци, ты совсем охренел, так набрасываться?! — вспомнив, что лучшая защита — это нападение, и ощущая пробивающуюся сквозь туман опьянения злость, процедила я. — Хочешь подраться — так и скажи, всегда к твоим услугам, но мог бы место и время получше подобрать, а то я слегка не в форме. — Да уж вижу. Знаешь, когда я отпустил тебя на землю праздновать одну, как-то не ожидал найти тебя в хламину пьяной, чуть ли не раздевающейся на радость всем желающим, так что действую по обстоятельствам. Я бы вообще не додумался тебя сегодня искать, как идиот уверенный, что ты нормально развлекаешься, но отец приказал найти тебя по какому-то срочному делу. — огрызнулся он, попытавшись снова меня схватить и без споров утащить домой. Не было смысла спрашивать, как Люцифер нашел меня, если бессмертные не чувствуют мою энергию на земле, потому что такое уже случалось. Почему-то Люциферу и изредка Карнивану удавалось как-то едва уловимо различать мою энергию на земле, и после долгих раздумий на эту тему, я могу лишь предположить, что это связано с моей эмоциональной привязанностью к этим двум демонам, ведь эмоции тесно взаимодействуют с другими слоями ауры бессмертного. Брат — единственный по-настоящему близкий и родной, ну а Карниван… наставник и воспитатель, который считает меня просто будущим оружием, но все же относится с большей теплотой и вызывает больше доверия, чем родной отец. Всё бы ничего, но этот обвинительный, едкий тон мгновенно вывел меня из себя. — С каких пор ты стал послушным папенькиным сынком? — легко увернувшись от захвата, усмехнулась я, проклиная каблуки. — А на то, что мне до трясучки, до смерти осточертели его приказы, тебе теперь тоже стало плевать, как и им всем, да?! Знаешь что, я должна хоть раз в жизни ему это сказать. Передай папочке, что я не буду сегодня никого убивать, пусть свои приказы и тренировки засунет себе в жо… Не успела договорить эту сладкую фразу со вкусом надкушенного запретного плода, когда меня вновь попытались скрутить и я на автомате выдала серию ударов по наиболее болезненным для бессмертных точкам — куда сумела дотянуться, естественно, ибо этот предатель реагировал быстрее мысли. К слову, я обожала с ним драться, потому что Люцифер стал единственным доступным мне противником, которого практически никогда не удается победить, как ни изворачивайся на пределе сил. И несмотря на то, что он — единственный, кому на самом деле небезразлична я и моя жизнь, брат никогда меня не щадил, но всегда поправлял в свойственной ему язвительной манере, зная, что когда-нибудь эти навыки могут меня спасти. Ограничение было лишь одно: он не использовал свою божественную энергию, а я её не вытягивала — то есть, грубо говоря, драка исключительно на физических возможностях. Вот и сейчас мы дрались самозабвенно и любя — в полную силу, разбивая до крови и выкручивая все кости, беспощадно, — как самые заклятые враги, а не брат с сестрой, готовые умереть друг за друга. Благо, зрителей вокруг не наблюдалось — отчего-то улица пока оставалась безлюдной; но в самый разгар битвы, когда Люци зафиксировал почти поверженную меня на земле и ощутимо так придушил, лишая остатков сил, вдруг что-то со свистом рассекло воздух и смачным ударом приложило Люци по виску. Такой удар мог бы дезориентировать смертного, но брат отклонился вбок и упал со мной рядом скорее по инерции и от полнейшей неожиданности, однако моментально, почти не видимо глазу вскочил одновременно со мной и обернулся. Готовые сделать это нападение последней глупостью, которую нападавший успел совершить в своей жизни, мы так и замерли в боевой стойке, потому что… Потому что «нападавшим» оказалась Вики. В своём сексуальном коктейльном платье, на шпильках, с отчаянным выражением лица и с сумкой наперевес. Довольно тяжелой сумкой, благодаря «всему самому необходимому», что даме непременно нужно таскать с собой. — Полиция уже едет. Не знаю, чем ты думал, урод, когда так «беспалевно» утащил из клуба мою подругу — такие, как ты, очевидно, думать априори не умеют — но ответишь каждый удар, понял?! А сейчас в твоих интересах не усугублять положение, поэтому отошёл от нее, быстро! Тут же из клуба потек заинтересованный народ, кажется, собранный по викиному зову и озирающийся в поисках действия, развернувшегося за углом. И только теперь я осознала всё увиденное и вышесказанное. Вид Люцифера, застывшего с ошалелым недоверчивым выражением лица, окончательно меня добил: одной рукой останавливая кровь из стремительно заживающего носа, я согнулась пополам в приступе даже не хохота — дикого ржача. — Люци, ахаха… Тебя поколотила девчонка. Человек. Сумкой! — едва не похрюкивая, кое-как выговорила я. — Ууу, Вики, я тебя люблю. Фух. Повтори на бис, пожалуйста? — Какого.?! — отмерший, наконец, братец выдал цветастую фразу, которую смело можно считать блестящим образцом жанра и заносить в анналы истории. В глазах его вспыхнули потухшие было огоньки гнева, и подрастерявшая браваду Вики испуганно отшатнулась на добрый метр. А после перевела на меня взгляд, полный безграничного недоумения. — В смысле ты смеешься?.. Тебя утащил и избил какой-то извращенец, а ты ржешь, как ненормальная? Это… защитная реакция такая? Перехватив Люцифера, двинувшегося было к не в меру болтливой жертве, и новый приступ веселья, я как можно ровнее ответила: — Ты мне точно не поверишь, но если вкратце, конкретно этот отдельно взятый извращенец — свой, ручной, безопасный, это мой брат. А то, что мы деремся, как два конченых отморозка — для нас в порядке вещей, и, прошу заметить, я его отделала не хуже. Недоверие крупными неоновыми буквами высветилось на лице смертной, очевидно, вознамерившейся сократить свою и без того непродолжительную жизнь, и я поняла, что она собирается закричать — наверное, чтобы нас наконец нашли, — поэтому закрыла ей рот ладонью. — Так, понятно. — вторую ладонь приложила к её виску и, глядя в перепуганные голубые глаза, четко проговорила: — Забудь всё, что ты сейчас видела. Спи. Проснешься через минуту. Такого рода внушение, непосредственное управление действиями смертного, удается только нефилимам, поскольку требует филигранного воздействия на тонкие материи. Вики тут же обмякла, провалившись в глубокий сон, а я развернулась к злому и хмурому брату. — Ладно, раз надо, пойдем. Испортил мне всё веселье… Впрочем, то, что тебя побила смертная своей походной косметичкой, я буду припоминать тебе до скончался веков. — Если не заткнешься, я просто сверну этой куколке её фарфоровую шейку, хотя она, вроде как, пыталась твою задницу спасти. — прошипел Люци, призывая водоворот. — И почему я не удивлён, что даже среди смертных у тебя такие неадекватные подруги?.. — А сравнивать не с чем, знаешь ли, — уже оказавшись дома, ответила я. — Потому что я знаю всего нескольких бессмертных, ибо папочка держит меня в полной изоляции в нашем мире. Чтоб, не дай Шепфа, Шепфа обо мне не узнал. Люци это никак не прокомментировал; поджал губы и суровая складка обозначилась меж бровей — как всякий раз, когда речь заходила о том, что ни он, ни я не в силах изменить мою предрешенную жизнь. И, как всякий раз, у меня на сердце теплело от одного лишь осознания: ему не всё равно. Тем не менее, сегодня он нашел меня и тащит к отцу, хотя не раз бывало, что буквально загораживал меня от него своей спиной, когда отец порвался избить или начинал требовать — больше тренировок, больше жертв. Видимо, на этот раз что-то необычное и действительно важное, раз Сатана поднапрягся и смог уломать моего несговорчивого братца оказать содействие. Мысль немного остудила мой гнев, поэтому дальше я шла за братом уже более спокойно, флегматично поглядывая на камеры с заключенными в них душами. Все люди, кроме Непризнанных, после смерти попадали в Небытие; но находились среди них души настолько грязные, скопившие столько негативной энергии, что даже Небытие их не принимало, поскольку они не были достойны вечного покоя. Такие твари, прогнившие насквозь, обретали жуткое подобие бессмертия, вид вечно разлагающегося трупа и вечные наказания, соответствующие их проступку. Они-то в большинстве своем и «населяли» тюремные камеры Ада, соседствуя, чаще всего, с заговорщиками — заговоров в демонических кругах всегда было пруд пруди. Вот их-то — демонов-заговорщиков и души грешников — отец и приказывал мне уничтожать на моих тренировках. По отношению к душам это всегда был акт милосердия, но… легче мне становилось от этого не слишком ощутимо. И вот, мы дошли до шикарного отцовского кабинета. Оба мы с братом ненавидим его так сильно, как вообще можно ненавидеть помещение — именно там отец бил нас чаще всего, с самого раннего детства. Искоса глядя на вошедших нас, Сатана коротко бросил: — Люцифер, выйди. Подозрительно сощурившись, теперь брат взглянул на меня с очевидным беспокойством и не двинулся с места. — Ты не расслышал? Выйди. Нам предстоит важный разговор. — под этим тяжелым тоном и взглядом отца Люци всё же нехотя подчинился, и когда за ним закрылась дверь, отец продолжил, вперив в меня равнодушный, пустой взгляд: — Я не буду в этот раз спрашивать с тебя за то, что ты сбежала, когда я запретил тебе спускаться на землю. Потому что сегодня тебе предстоит сделать важный шаг. Настало время тебе узнать: нефилимы не имеют крыльев лишь до определенного момента, и, чтобы силы полностью раскрылись, нефилим должен в день своего рождения пройти испытание. То же самое испытание у Священной рощи, которое проходят Непризнанные. — Что?.. — решила, что ослышались. — Какие крылья, какая роща?.. Священную рощу могут видеть только три её хранителя и сам испытуемый, то есть, умерший смертный… — Именно поэтому, — тут отец перебил мой бессвязный поток мыслей, с такой улыбкой, будто я сказала забавную шутку, — ты сегодня умрешь.