Мне перья дергали из крыл… А я — летала! Пытались воздух перекрыть… А я — дышала! Меня пугали — не люби… А я любила! Пытались памяти лишить… Я - не забыла! Мне говорили, боль сильна… А я — терпела! Не смей врагов своих жалеть! А я — жалела. Меня опять сбивали с ног… Но я вставала! Мне говорили: не найдешь!… Но я искала! Твердили все: и не мечтай! А я мечтала! И если даже рухнет мир… Начну с начала!
~Галина Кузьмина~
*** Тяжело в учении — легко в бою. Эту истину мне разными путями вбивали в голову с рождения. Учиться, совершенствоваться, чтобы стать живым смертоносным оружием — это мне навязывал отец; учиться, чтобы обрести силу самой решать свою судьбу — это откровение принес мне наставник. Как бы то ни было, жить в постоянном движении, меняться и менять — черта, свойственная смертным, то, чего неустанно требовала моя человеческая половина. И небесная школа могла дать многое лично мне, а не только моим кукловодам. Быть на хорошем счету, дружелюбной и обаятельной, но при этом не слишком выделяться из толпы — задачка не из легких, особенно для той, которую растили в изоляции, но я понемногу справлялась. Зарабатывать репутацию немного недалекой, но очаровательной и приятной в общении Непризнанной претило моей натуре от слова совсем, но позволяло занять наиболее выгодную позицию для дальнейших действий. Для начала мне нужно было разобраться, что за бессмертные меня окружают, каковы их привычки, привязанности, стремления, — короче говоря, быть предельно наблюдательной, но не показывать этого. С этой информацией мне гораздо проще будет медленно, но верно воздействовать на общий эмоциональный фон, накаляя и склоняя к радикальному разрешению разногласий. В этом состояла одна из двух данных мне основных задач. Иронично, но в этом пункте указания от отца и от Карнивана полностью совпадали, а вот конечные цели кое в чем серьезно разнились. Моего «любимого» папочку в финале ждет большой сюрприз… впрочем, и наставника тоже. Ради этого я готова на такое, что впору бояться самой себя. Среди Непризнанных больше всех выделялись в силу своих способностей и характера деятельный Донни, вспыльчивая Моника и сорвиголова Энди; кроме того, мне приходилось общаться с Лорой, поскольку она была моей соседкой и ревновала к каждой девушке, которая осмелилась смотреть на её Энди дольше необходимого. Из ангелов взгляд невольно цеплялся за надоедливого Астра, упорного и сильного Дино и дотошно правильную Лилу. Среди демонов же было много интересных личностей, тот же Ади, который считал своим хобби ставить на уши всю школу. В преподавательском составе своеобразный интерес представлял каждый. Я показательно средне училась, ни с кем не сближалась больше необходимого и блекло одевалась, как все Непризнанные — в черные, белые, серые и прочие приглушенные тона. От дружелюбной улыбки к ночи сводило скулы, но это приносило свои плоды. Просто наблюдая за взаимными подначками ангелов и демонов, уже ставшая всем привычной я, пока никто не обращает внимание, филигранно воздействовала на сознание и эмоции спорщиков, превращая пустячную перебранку чуть ли не в драку и смертоубийство. Воздействие давалось легко, ибо ложилось на благодатную почву, по-сути я просто вытаскивала на поверхность всё то, что слишком долго подавлялось. Я знала, что являюсь лишь маленькой частью большой игры для обоих своих кукловодов, и ещё даже не приблизилась к тому, чтобы начать свою партию, но всё шло размеренно, по плану, пока не появилось кое-что немного из него выбивающееся. Точнее кое-кто. Глазам своим не поверила, когда однажды в класс, запыхаясь и опаздывая, прибежала Вики Уокер. Та самая Вики Уокер, которая должна была в этот момент счастливо проживать свою земную жизнь, но против шаблонов моей картины мира появилась здесь, сверкая новоприобритенными крыльями. Между тем, пробежавшись взглядом по классу и наткнувшись на меня, Вики так округлила глаза, словно это я свалилась тут как снег на голову. Она на целую минуту замерла как вкопанная, не обращая внимания на чьи-то приветствия и подколы. — Дора… Неужели ты тоже?.. А я-то всё беспокоилась, что ты с последней командировки так долго не выходишь на связь… Хотела пригласить тебя отметить мой диплом… — рухнув на пустое место рядом со мной, Вики взглянула на меня потерянно и печально, с каким-то немым надрывным криком. И только тут до меня наконец дошло. Если Вики здесь, то это значит только одно: там, на земле она… умерла. Мне в грудь словно воткнули острый кусок льда. Странное, очень странное чувство для моего отрастившего толстую корку равнодушия сердца, сердца прирожденного палача. Чувство, слишком похожее на боль и сожаление, неподдельное сочувствие. Оно испугало меня, заставило забиться глубже в свой панцирь. — Да, я погибла в авиакатастрофе, когда летела в командировку, — нашлась с ответом, — Но ты… Мне очень жаль, Вики. Как это произошло? — Автокатастрофа, — так же шепотом ответила она, стараясь параллельно ещё и не потеряться в ходе урока, слушая ворчливого, вечно угрюмого Фенцио. Затем, вновь глядя мне в глаза, крупно вздрогнула и зажмурилась, как глубоко опечаленный ребёнок, и вдруг порывисто меня обняла. Ужас, скорбь, абсолютная растерянность и отчаянная потребность в поддержке от кого-то близкого окутали её таким плотным, удушливым коконом, что я чуть не поперхнулась, ощущая отравленную горечь на языке. Я была достаточно привязана к миру смертных и провела там достаточно времени, чтобы понимать и догадываться, как много Вики потеряла. Но дело было не столько в этом знании, сколько в том, что мне было иррационально не всё равно именно на это бедовое создание. Кажется, я всё же переоценивала свою толстокожесть, и долговременное общение с шебутной смертной, которое было для меня искренней отдушиной, не прошло бесследно. Успокаивающее приобняв в ответ, я «съела» немного её боли, чтобы приглушить, помочь с ней справиться. Словно разряд молнии проглотила, но физическая боль мне гораздо привычнее душевной. Тут же наткнулась на вопросительный взгляд Люци, глупую саркастичную реплику Ости и, конечно, на замечание от Фенцио, который почему-то смотрел на Вики с плохо скрываемой неприязнью. Мысленно возблагодарила Шепфа за то, что в ночь своего дня рождения на земле я стерла из памяти Вики эпизод с появлением Люцифера, потому что сейчас у меня вряд ли получилось бы сделать это, а вопросов возникло бы немало. Вообще-то если Вики додумается сопоставить факты, кое-какие неудобные вопросы всё равно возникнут, но может обойтись и без этого, поскольку она поглощена переживаниями. Нас отправили на задание к смертным, а между тем я наконец с привычной холодностью взвешивала плюсы и минусы дружбы в новых условиях с дочерью серафима, которая точно привлечет всеобщее внимание хотя бы своей фамилией. Впрочем, у Вики было и без того немало… выдающихся достоинств, в чем вскоре убедилась вся школа. *** Говорят, что ребенок — это чистый лист, на котором можно написать всё, что угодно. В меня же не «записывали», а вдалбливали подчинение, и до сих пор иногда в кошмарах приходит день, когда мне очень наглядно объяснили: я не человек, не ангел и не демон, а дрессированное животное. Я была ещё совсем молодой девушкой, почти подростком, и бунтарский дух зрел во мне буйным цветом, иногда прорываясь сквозь прилипший к лицу «намордник». Между тем, по аду давно уже шли слухи, что Сатана нашел для особо неугодных новый, жуткий вид казни, отдавая бессмертных на съедение неведомому чудовищу. То есть мне. Лица жертв, которых мне приказывали уничтожать, размывались перед глазами, словно это было одно безликое ничто, словно это не были скулящие о пощаде живые демоны, чем-то прогневившие правителя, либо же души грешников. Но однажды ко мне привели с таким же приказом одну из немногих, кого я знала, и кто был мне небезразличен. Моя кормилица и няня, Астарта. Дочь одного из высших демонов, она, конечно, не любила меня — ей было запрещено меня любить — но и не боялась, не ненавидела, иногда дарила мимолетную ласку, которая была мне в раннем детстве смертельно необходима хоть от кого-нибудь. Моя полукровная природа вызывала в ней нескрываемое отвращение, но это не выливалось в агрессию, и долгие годы — до того, как я сблизились с братом — Астарта была единственной, кому было не совсем плевать лично на меня. Ну или мне просто очень хотелось в это верить. Потом её отстранили от моего воспитания, и я сохранила о ней лишь несколько смутных лет теплых воспоминаний. И вот теперь я стояла перед ней в камере пыток, наблюдая перед собой избитую почти до неузнаваемости девушку, измученную пытками, с потухшими глазами того, кто уже не верит в спасение. — В чем она провинилась? — впервые за годы в разговоре с отцом голос мой дрогнул. — Выдала своему отцу тайну существования нефилимов. Ещё немного, и это вылилось бы в большие неприятности для нас. Убей её. — Почему я? Ты же знаешь, что я не смогу… — горький ком застрял в горле, но последним усилием воли я остановила слёзы. Он не должен их видеть. — Я преподаю тебе новый урок, глупая девчонка, — прошипел Сатана, схватив меня за горло и заставив смотреть на мою едва живую няню. — У тебя не должно быть ни слабостей, ни привязанностей — ничего, что способно помешать исполнить мою волю. Ты — оружие. Когда я отдаю приказ, ты не имеешь права задавать вопросы. Усвой этот урок, или я заставлю. Я отказалась, наивно полагая, что какие бы муки за это мне ни подготовили — я уже привыкла и знаю их все. Но в этот раз Сатана был более изобретателен. Меня саму поместили в одну из камер пыток, что было вполне привычным, я уже чуть ли не здоровалась с оковами и всякими изощренными устройствами как с родными. Но обычно за непослушание и выходки меня держали в этой камере максимум неделю, теперь же я оказалась там на месяцы. Время, и без того расплывчатое в Аду, вовсе смешалось, но совершенно точно я там его провела немало. По сути своей мы, нефилимы — вампиры. У нас есть своя собственная энергия, но очень-очень слабая, как у смертного, неощутимая для бессмертных, в остальном же мы существуем за счет поедания чужой. Когда нет намерения убить, это происходит абсолютно без вреда для «жертвы». Но в условиях жесточайшего и длительного голода нефилим перестает себя контролировать и ест сразу уже не поверхностную, а жизненную энергию жертвы, что неизбежно заканчивается смертью. Примером тому служили первые нефилимы, те самые, которых ангелы когда-то заманили в ловушку и заперли на земле. Да, нефилимы не могут питаться ни поверхностной энергией, ни эмоциями смертных, но могут получить доступ к жизненной энергии человека — напрямую через кровь жертвы. У нас есть клыки, которые проявляются в битве или из-за голода. Однако даже жизненная энергия хрупких смертных слаба, и одному оголодавшему нефилиму нужно досуха выпить очень много людей, чтобы насытиться. Отчасти именно поэтому ангелы наслали на землю Всемирный Потоп, хотя тот уничтожил не только озверевших нефилимов, но и ¾ жизни на земле. В генетической памяти смертных сохранился образ кровососущего чудовища, переродившийся в легенды о вампирах. Среди низших демонов есть те, у которых тоже есть зачатки вампиризма, но в этом плане они с нефилимами и рядом не стояли, и не они были прародителями кровавых земных мифов. Обо всём этом мне когда-то в порядке тайны поведал Карниван, и я до сих пор теряюсь в догадках, откуда наставнику известно столько подробностей, которые ангелы тысячелетиями вымарывали из страниц и из памяти. Как бы то ни было, факт оставался фактом: я и мне подобные в состоянии сильного голода превращаемся в лишенных разума кровавых чудовищ. В обычных условиях для такого голода потребовалось бы пару лет полного измора, но пытки значительно ускоряли этот процесс, поскольку регенерация высасывала энергию. И в тот момент, когда раны перестали на мне ускоренно заживать, словно у обычного человека, а мой измученный разум пребывал в глубокой коме, оставляя лишь голые звериные инстинкты, меня на цепи, прямо в кандалах куда-то потащили из камеры. Кажется, я бросалась на своих мучителей, как бешеная собака, ощущая ток живительной крови в их жилах, но не уверена — перед глазами был лишь плотный алый туман, а на лице железный намордник. Затем намордник с меня стащили и тут же куда-то втолкнули, со скрежетом заперев за спиной дверь на засов. И тут я вновь почувствовала её. Кровь. Совсем рядом, только руку протяни. Чей-то умоляющий голос и перепуганный стук сердца были для меня не более чем фоном — я не слышала и не чувствовала ничего, кроме своей всеобъемлющей жажды. С утробным рыком впилась зудящими от нетерпения клыками в горло беззащитной, крепко закованной жертвы. Крики. Вкус железа на губах. И темнота. Очнулась я от звука тяжелых шагов совсем рядом. С усилием приподняв свинцовые веки, едва вспомнив кто я и где я, увидела ненавистное лицо Сатаны. Отец высокомерно ухмылялся, пренебрежительно глядя с высоты своего немаленького роста на моё распростертое посреди холодной камеры изнеможденное тело. — Астарта была предательницей и дочерью предателя. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я не прощаю неповиновения, и осознала своё место. Если ещё хоть раз посмеешь ослушаться или тем более предать — на её месте может оказаться твой любимый брат. С этими словами, от которых я похолодела до мозга костей, он носком своих идеально начищенных туфель повернул мою безвольную голову в обратную сторону, и я увидела то, что выжженным клеймом навсегда отпечаталось в моем мозгу… истерзанный, полностью обескровленный кусок мяса, который когда-то был моей няней. Я усвоила урок, отец. Но — вот неожиданность! — совсем не так, как ты хотел мне его преподать. — Дора! Да проснись же ты, наконец! — чей-то знакомый голос начал вытягивать меня в настоящее, но где-то на полпути между сном-воспоминанием и явью я почувствовала характерный зуд, какой бывает перед проявлением клыков, и ток крови кого-то, кто находится в опасной близости от меня — словно бы кошмар готов был вот-вот повториться наяву. Поэтому я в панике с силой оттолкнула от себя незадачливого помощника, так, что тот врезался в стену, и окончательно проснулась. — Ты что, с катушек слетела?! Какого черта это сейчас было? — ошалело воскликнула Вики, непонятно как оказавшаяся в моей с Лорой комнате. — Извини, — придя в себя и поняв, что переборщила, я тут же подскочила к ней и помогла подняться, — Не ушиблась? — Моральную травму точно заработала, — немного нервно хмыкнула та. — Ты так кричала, даже рычала во сне, словно раненое животное, и никак не просыпалась, я уже думала на помощь кого-нибудь звать… А где твоя соседка? — Улетела на ночной променад, — пожала плечами я, — А ты-то как тут оказалась? Не на всю же школу я орала, в самом деле. Вики вдруг прищурилась с каким-то нехорошим подозрением. — Бессмертным никогда не снятся сны просто так, только вещие. Что именно тебе снилось? — Я… не помню… — экстренно собрав в кучку свои актерские способности, «растерянно» пробормотала я, как будто отчаянно, но безуспешно пытаясь вспомнить. Вики посмотрела на меня с легким недоверием, но ничего не сказала. — Так что привело тебя в мою скромную обитель на ночь глядя, подруга? Что-то случилось? Она тут же отвела глаза и нахмурилась, словно желая, но не решаясь в чём-то признаться. Затем, наконец, тихо ответила: — Не спалось. День был… насыщенным. Я… мне очень нужно поговорить с кем-то, кто может меня в полной мере понять. Ты — всё, что у меня осталось тут от земной жизни, кроме мамы, которую я ещё даже не увидела вновь, и, насколько я понимаю, ты тоже отказалась выпить то «лекарство», заставляющее всё забыть. У тебя есть на меня немного времени? Или ты устала, хочешь дальше спать? Вздохнув, я покачала головой, жестом предлагая Вики расположиться на кровати. «Вскрывать» души, во всех смыслах, — то, что у меня неплохо получалось, но особенность ситуации была в том, что для Вики я почему-то тоже открывала маленький кусочек своей души. Возможно, всему виной было то уязвимое состояние, в котором я оказалась из-за воспоминания, но как бы то ни было мне тоже захотелось хотя бы иносказательно поделиться своей болью. Просто поговорить. Она поведала мне, что, оказывается, погибла не случайно, а была убита, и еще со дня своего первого задания на земле пытается выяснить личность преступника. Это вполне в духе Вики и я полностью её понимаю в этом стремлении, однако то, что она выяснила, насторожило. Её убил кто-то из бессмертных, а это, вкупе с её семейными связями и отголоском божественной энергии, которую я ощущала в ней ещё на земле, складывалось во что-то очень подозрительное. А главное — то, что это случилось именно сейчас, почти одновременно с моим появлением в школе, наводило на мысль, что Вики и её смерть тесно связаны с… тем, что грядёт. Мда. Нерадостно, мягко говоря. Зато подробность про моего дражайшего братца, решившего по-рыцарски помочь Вики, меня повеселила. Надо же, какие мы благородные, а ведь ещё недавно считал Непризнанных низшим звеном в пищевой цепи, грязью под его царскими ботиночками. Люцифера воспитывали с этим предубеждением, и даже то, что его любимую сестру считали вообще чуть ли не полуразумным животным, а он был с этим в корне не согласен, не поколебало его в этом. Мне было бы очень любопытно узнать, удастся ли это Вики, если бы не жирные «но». Во-первых, сближение с Непризнанными считалось нарушением дурацкого закона Неприкосновения, за что могут даже казнить. Во-вторых, серьезность отношения Люци к девушкам, которые вились вокруг него как мотыльки, оставляла желать лучшего, и мне бы не хотелось, чтобы единственная девушка, которую я могу хотя бы с натяжкой назвать подругой, осталась с разбитым сердцем. Проболтав с Вики полночи до возвращения Лоры, мы разошлись по комнатам с легким, светлым, непривычным для меня чувством дружеского тепла.