***
Хотелось немедленно закрыть глаза, оказаться в тёплой постели и окунуться в блаженный сон. Но у неё не было такой привилегии, Маша обязана слушаться. Несмотря на своё максимально сонное и разбитое состояние, ей нужно проигнорировать это и отстоять службу. Сегодняшний день обещает быть долгим, наполненным весельем и воспоминаниями. И по идее, она должна идти и праздновать. Но куда? У неё есть только Бог, монастырь и церковь. Больше ничего. Как и всегда, она считала, что это всё, что она заслужила. Девушка была не в курсе, живы ли мать и брат, что с ними и как они живут. Если честно, желания не было, даже мимолетного интереса. Из умерших был отец, за которого она молилась и никогда не забывала. Но не факт, что в монастыре ей разрешат этого. Обидно. Были ли у неё мысли бросить всё и начать другую жизнь? Да. И за это она молилась, лишь бы получить прощение. Сейчас промелькнула мысль, что вся её жизнь это искупление. Почему-то стало грустно. Лебедевой не хотелось этого чувствовать, но по неизвестной причине казалось, что она упускает что-то. Какую-то призрачную надежду на жизнь вне? Потянет ли она её и заслужила ли? Опять. Опять всё сводится к тому, что она должна заслужить. Разве это правильно? Мысли о правильности стали преследовать её, как только Мария увидела другую жизнь, что практически излучала Крис. От девушки веяло свободой и счастьем. Для неё же счастьем было помолиться пять раз в день, потому что обычно удавалось только три. Именно из-за таких мыслей всю ночь она провела на измене, мучаясь в бессоннице, а дражайшие молитвы, проигнорированные Богом, не помогали. Сна не было, а страх только настигал, аккуратно пробираясь в разум и захватывая его, подчиняя одновременно с этим. Проспав от силы часа два, Мария была не в состоянии рационально мыслить, поэтому кивнула на предложение святого отца прийти после праздника к нему. Только через час, когда служба была закончена, осознание ситуации ударило, словно молния. Он был приближен к Богу, но почему ей было страшно? Отчего тряслись все внутренности, а сердце билось в разы быстрее? — Мария, вы будете с нами в этот день? — поинтересовался мальчик, неуверенно смотря на монахиню. — Да. — искренне улыбнулась она, беря того за руку. Что может сделать святой отец Марко такого, раз интуиция била тревогу? Словно включённая сигнализация, высветила на главном экране «не иди»? Стоит ли прислушаться? Маша не понимала саму себя и не знала, как лучше поступить. В такие моменты ей становилось тошно от самой себя, ведь осознание того, насколько она беспомощна, окончательно ломало её. Неужели мать, привносящая в голову мысли о никчёмности Лебедевой, была права? Мимолетная мысль об этом пронзала до глубины души, окончательно расшатывая её сознание. Порой ей казалось, что однажды она разделится на две части, которые будут сводить её с ума. Одна часть говорит о долге быть обязанной тем, кто дал кров и смысл, а с другой ей хотелось убежать, найти себя познавать мир. И всё это только от разговора с Крис, которая делались впечатлениями о своей жизни, что наполнена адреналином и страхом. Но такой ли образ жизни ей нужен? Она восемнадцать лет не может найти саму себя, хотя другие уже успели себя познать, и от этого ей хотелось содрать свою кожу. Почему она не такая как все? Почему она не как другие монахини, что уверены в своём предназначении, или почему она не как остальные люди, которые познают себя в другом? Господь, неужели она никогда не найдёт себя? Господь, кем ей нужно стать? Господь, есть ли смысл в её существовании? Маша просто существует изо дня в день, выполняя то, что ей сказали, но ей это не нравится. А может, стоит ненавидеть эту Крис? Ведь именно из-за неё в светлом разуме монахини появились сомнения. Или та просто стала спусковым крючком? Девушка сама себе задаёт данные вопросы, не зная, есть ли на них ответы, что могли бы в разы упростить ей жизнь. Вот только вместо поиска ответов Маша идёт к детям, собираясь развлекать их. Это её обязанность.***
Похолодало. Словно резко всё изменилось, для всех погода испортилась или только для неё? Мария всё больше засомневалась в правильности своих действий, может, ей стоит пойти в монастырь, а не в церковь, где её ждут? Изо всех домов слышатся песни, где-то люди танцуют, а на главной площади собрались незнакомцы друг для друга, но этот день объединил их, переплетал на эти часы их судьбы. Ни у кого не было забот, все они исчезли, оставляя только желание почтить память тех, кто больше не с ними. Горечь. Вот, что испытывала Маша, подходя к нужному месту, она все восемнадцать лет была одинока, ей не понять и не разделить эти чувства с теми, для кого это важно. Эта мерзкая и неприятная горечь была в горле, обволакивала собой всё, заставляя появиться желанию сплюнуть и запить, лишь бы больше не ощущалось это гадкое чувство. Увы, это не было возможно. Её отделяло десять шагов от двери, отчего волнение сковывало тело. — Мария, вы пришли, — неприятно улыбнулся отец, поднимаясь с лавочки. — Я молился за свою семью, что покинула меня. — Соболезную. — Присядьте возле меня. Она не хотела. Но она подошла и выполнила то, что просили. Кто она, чтобы сопротивляться? — Ты здесь не так давно, но знаешь, я рад что Бог дал нам тебя. — грубая мужская ладонь опустилась на её бедро, начиная поглаживать. Машу мутило, сегодня она ела только два раза, но несмотря на это, усилившаяся горечь во рту начала вызывать рвотные рефлексы. В это время, святой отец приближался к ней, сокращая дистанцию всё больше. — Вы слишком близко. Но ответа не последовало, только мерзкий хохот, от которого хотелось зажать уши и убежать. Но она сидела и не находила в себе сил пошевелиться. Грязные руки вернули в детство. Тихая ночь, когда мать в очередной ночной смене. Маша пытается заснуть после тяжелого школьного дня. Было много занятий и домашнего задания. Хотелось просто выспаться, но вместо этого она слышит звук открывающейся двери. Снова. Он снова пришёл. Лебедева не поняла, как начала плакать, несмотря на то, что он даже не приблизился. Она подсознательно готовилась к неприятным ощущениям. За что ей всё это? — Даже не думай вырываться. — Святой отец, что вы делаете? — нашла в себе силы монахиня. — После развода я был таким одиноким, но твоё появление скрасило мою жизнь. — вторая грешная ладонь опустилась на грудь, сжимая. — Уберите руки. — Прекращай, ты же хочешь. Дурочка, я видел твой сжирающий меня взгляд. Что он несёт? Маша даже не допускала мыслей, что могли опорочить её. — Нет... Нет! — отчаянно взмолила она. — Прекращай. — уже разозлился мужчина, начиная заводиться сильнее и грубо сжал запястье. — Я не хочу. — прошептала монахиня, резко осознавая, что ей пора бежать. Собрав все силы, она попыталась вырваться, но мужчина только сильнее сжимал одной рукой, а второй пытался пробраться под платье. Лебедева испуганно смотрела, ощущая чужую ладонь уже на горячей коже, начиная дрожать. Девушка не заметила, как прокусила нижнюю губу, чтобы не закричать, ведь мозг помнил, что нужно молчать, иначе мать разозлится и ударит. Места, где он касался её, хотелось содрать. Настолько это было мерзко, настолько жгучая ненависть к своей слабости поражала её душу и сердце. Неужели она настолько грешна, если это в очередной раз происходило с ней? Он уже хотел поднять подол, как Маша резко двинула ему ногой в живот, стоило тому подняться с места. Она вскочила и побежала сторону двери, но остановилась. Её догонят. Ей нужно время. Монахиня поворачивается назад, взглядом находит подсвечник и хватает его, ударяя уже почти пришедшего в себя Марко, после чего он падает на пол. В этот момент Маша выбегает из церкви. Холодный воздух обжигает лицо, а дышать кажется чем-то странным и невозможным. Постепенно осознание ситуации начало ударять в голову, отчего предательски подступили слёзы, а горечь была настолько сильной, что сглатывать было тяжело, хотелось вывернуть желудок, лишь бы это чувство исчезло. Она поняла, что вернуться будет невозможно. Дороги обратно нет, мосты сожжены. Её мир разрушился. Всё разрушилось. То, во что она верила, то, что делало её живой — уничтожено. То, куда она могла пойти стало чужим. По ощущениям, её мир, который был более-менее устойчивым, разрушился из-за конца света. Демоны, которые скрывались под ликом святых, обнажились, показывая свой аспидный цвет кожи, звонко смеялись в лицо Маше, словно показывая, что её жизнь — садистская игра в руках кукловода. Тот, кто был приближён к Богу, хотел совершить непростительное. И кто виноват? Сама ли Маша? Или он уже был гнилым? Что дальше? Как ей жить дальше? — Дева Мария, а чего ты тут сидишь? — выпившая Крис, которую ноги неосознанно привели сюда, улыбалась при виде монахини, вот только, — Блять. Ты что, плачешь? — она сделала шаг вперёд, пытаясь разглядеть чужое лицо и была удивлена, увидев слёзы. Услышав голос, Мария вздрогнула, чувствуя, как страх окутывает её, а она начинает трястись. В то время Крис, которая планировала поговорить по душам, резко меняет желание на то, чтобы узнать, что произошло. — Блять, стой. Окей, я не приближаюсь, — подняла руки девушка, отходя на пару шагов назад. — Ты в порядке? Мария отрицательно кивает, упорно пиля взглядом землю под ногами Крис. — Я могу подойти? Только после неуверенного кивка, Штрэфонд делает маленькие шажки навстречу. Она осторожно кладёт на машино плечо ладонь, а та, словно обжигаясь, отодвигается. Этого мига хватало, чтобы уловить тот факт, что Лебедеву практически трясло. — Пошли присядем. — Нет. Нет. Прошу, не надо. — отчаянно забилась, словно пойманная птица, Маша, начиная чувствовать приближающуюся панику. Крис оставалось только гадать, отчего такая реакция у обычно спокойной и отстранённой Маши. — Дева Мария, я в душе не ебу, почему ты в таком состоянии, но ты же в курсе, что я не трону тебя? — В нашу первую встречу ты приставила к моей шее нож. А Штрэфонд выдохнула, действительно выдохнула, услышав тихий голос. — Может, я так заигрывала? — Разве это нормально желать женщину? — Воу, ну ты конечно загнула. А разве это не нормально? Дева Мария, ты живёшь в средневековье? — отрицательный кивок. — Я могу желать и мужчин, и женщин, главное, чтобы человек достиг возраста согласия. У меня нет предрассудков. — Извини. Я не в праве тебя осуждать. — хотелось прикусить себе язык. — Ты и правда невинная настолько, что даже страшно. Кто-то может этим воспользоваться. — Я выгляжу так? — после непонимающего взгляда девушки, она пояснила. — Как та, кого можно использовать. Штрэфонд нахмурилась, пытаясь включить подбуханный мозг и проанализировать. Если сопоставить состояние и слова, то... Неужели? — Кто? Кто так посчитал? — Наш святой отец. — от нахлынувшей обиды, Маша закусила губу. Она только-только пришла в себя, но желание расплакаться нахлынуло новой волной. — Ты хочешь плакать. Я вижу, — выругавшись на испанском, Крис делает шаг к ней, — Не отстраняйся, я не буду тебя трогать, — сделав ещё пару шагов, Крис раскрыла джинсовую куртку, отворачиваясь. — Я не смотрю, можешь плакать. Лебедева пару секунд глупо смотрела на Крис, осознавая сказанное и после закивала, чувствуя, что сдерживаться больше не может. Девушка уткнулась в чужую ключицу, закрытую чёрной рубашкой, и перестала сдерживать внутреннюю боль. Во время жизни в монастыре Лебедева отдавала всю себя Богу, желая стать лучше. Её целью было стать достойной, чтобы никто больше не считал её грязной, желающей своего брата. Хотелось заслужить прощения и забыть о прошлом. Но в итоге она была глупой и слепой, угодившей в собственную ловушку обмана. Она сама себя убедила в том, что здесь сможет заслужить быть счастливой. Первое время она могла успокаивать себя этим, но с каждым годом вера утекала, ведь легкость исчезала, каждый раз, оставляя её в тишине, что терзала лабиринты памяти. Пока Маша освобождалась от этих негативных эмоций, осознавая свою ситуацию, Крис сжимала до боли челюсть. Ёбаный мудак. Да и она не лучше, блять. Штрэфонд приходила и несла чушь, но ради всех святых, она бы никогда не стала трогать ту, что настолько невинна и наивна. Да, она такая же грешница, возжелавшая монахиню, только у неё были тормоза и какие-то границы, а эта сволочь хотела воспользоваться. Крис не была спасительницей. Не была, но хотела взять ответственность за эту святошу. Тем более, она в долгу. Штрэфонд протянет ей руку помощи, а через время они разойдутся. Маша резко отошла от Крис, кидая взгляды ей за спину, где была дверь в церковь, из которой вышел святой отец. — Грязная сука, я тебя вижу. Подойди ко мне. — Падре, ну же, сделайте шаг и я выстрелю вам в колено. Клянусь, ощущения будут не из приятных. — ядовито прошипела Крис, оборачиваясь и закрывая собой обзор на Машу. Этот ублюдок напомнил отчима, отчего мгновенно ненависть выросла в тысячу раз, а желание пристрелить эту тварь было почти неконтролируемым. — Ты ещё кто такая? — злобно кинул он и резко заткнулся, увидев направленный на него пистолет. — Исчезни, чёрт. Увидев, как тот испуганно убегает, она рассмеялась, жалея, что так и не выстрелила. — Избавь нас от лукавого или как там. — посмотрела Штрэфонд на девушку, скрывающуюся за её спиной. — У тебя пистолет. — И нож. — Господь... — испуганно посмотрела она, садясь на лавку возле церкви. — Мне некуда идти. Он точно обвинит меня в совращении. От собственной ничтожности Мария закрыла глаза, желая исчезнуть, раствориться в этом шуме на фоне под счастливый смех окружающих. Почему Крис это делает непонятно. Но в следующую секунду она тянет Деву на себя и быстро целует, по крайней мере, ей так казалось, но вместо этого она долго изучает чужие губы, сминая их до тех пор, пока не перестаёт чувствовать чужую дрожь. Она отстраняется и долго смотрит в глаза напротив. — Прекрасная Дева Мария, возьми меня за руку и следуй. — Я не трону тебя. — Пошли. Лебедева плохо слышала и понимала происходящее, но протянула руку, что тянет её в неизвестность.***
Она нарушила столько своих правил, которым следовала двадцать четыре года, что сидит в прострации, смотря на Деву Марию в её подряснике. Да, она гуглила название этих одеяний. — Эм, у меня есть длинная рубашка и шорты. Это не богохульство? — Если ты хотела разрядить обстановку, то кисло. — Ну, я попыталась. — пожала плечами Крис. — Я согласна на твои условия, не мне качать права. — Дева, если ты чем-то недовольна, то говори. Это норма. — сказав это она удалилась. Вернувшись с вещами, Штрэфонд указала на ванну, а сама села на кровать. Она. Привела. К. Себе. Монахиню. Бывшую. Блять? Пиздец. Протянуть руку помощи казалось тогда логичным, а сейчас безумным. Вот только Крис не из тех, что идёт на попятную. Раз она что-то сделала, то должна нести ответственность. Даже такую. Даже если эта монахиня вышла из душа и сейчас Крис увидела девушку в повседневной одежде. И кажется, Бог её наказал. Мокрые длинные волосы цвета горячего молочного шоколада первыми бросались в глаза. Она наконец-то увидела их. Следом она увидела стройное тело, даже тощее, хотелось откормить. Блять. Крис уже минуту тупо пялится. — Эм, — она встала со своего места. — Ты голодна? — Да. Неудивительно! Закричал внутренний голос. Она точно не находилась в рабстве? — Пошли тогда на кухню. — Ты поцеловала меня. Ну ёб твою мать. Прекрасная маркиза, вот нахуя? — Верно. — Почему? Маша, не могла бы ты перестать быть такой простой? Штрэфонд хотелось взмолить Господу о пощаде. — Чтобы успокоить. — Это был мой первый поцелуй. Пожалуй, это то, что я хотела сказать. На совести сыграть хотела? Засчитано. В этот раз Штрэфонд даст этой святоше поиграть с ней, позволит многое, но только из-за своего больного альтруизма. Сейчас она нашла что-то интересное, то, что будоражит как настоящий адреналин. Дева Мария — удовольствие. Только её Богу известно, какое будущее будет у них, совместное ли оно или они разойдутся, но сейчас они будут связаны. Единственный минус сегодняшнего дня — это ссора с Сибил, что видимо поверила в своё превосходство и решила укротить её. Разве это не смешно? Очевидно, что девушка была послана. После того, как Крис разложила продукты, она стала выжидать, пока Мария что-то выберет, и после стала готовить. Не то чтобы она умела, но принцип знала. Ей повезло, что та была не особо придирчива и принялась есть, перед этим предложив помолиться. Штрэфонд отрицательно покачала головой, а Дева не стала настаивать. Штрэфонд боялась начать диалог, но словно почувствовав волну, та начала что-то расспрашивать. Это был легкий разговор, не затрагивающий сегодняшний день. Рано. Ещё слишком рано. Не дай Боже, спугнёт и считай пропало всё. Прежде, чем лечь спать, Крис вышла на улицу покурить, видя, что праздник в разгаре. А ведь она могла бы быть там. Печально. — Ложись на кровать. — вернувшись сказала она. — А ты? — слегка сморщилась Лебедева, почувствовав неприятный запах. — Я посплю на полу. — Я против. Штрэфонд посмотрела на Деву Марию как на безумную, удивляясь реакции, но быстро вспомнила, что та живёт по божьим законам. Поэтому соглашается и идёт на поводу, ложась рядом с бывшей монахиней. — Слушай, а твой Бог не разгневается, если я чисто случайно тебя обниму во сне? — Я ударила святого отца подсвечником. — Поняла. — в мгновение сдулась Крис, с улыбкой отворачиваясь от неё. Завтра начнётся их безумное путешествие. Осознавая то, что произошло, довольствуясь тем, что монахиня в её одежде и пахнет её шампунем, Крис удовлетворённо заснула. Несмотря на то, что Лебедева была крайне взволнована сегодняшним днём, девушка почему-то спокойно заснула не на территории монастыря, а у той, кто сначала угрожала ножом, при этом позволила дать слабину и показать себя настоящую.