Огромное непонимание настигло Машу, стоило вернуться Штрэфонд и игнорировать её целый день. Ощущение, что тебя не замечают, приравнивая таким безразличным отношением к пыли напрягало. Изначально Крис вела себя иначе, наоборот, проявляла активные знаки внимания и отвлекала от назойливых и глупых мыслей. Та всегда могла найти тему для диалога или стебать за испанский, даже в церкви умудрялась вогнать Лебедеву в краску. Только сейчас всё иначе... Неужели из-за глупого поступка? Она была слишком наглой, оставив этот необдуманный и невинный поцелуй? С чего резкие изменения? Неужели Маша согрешила даже в этом? Но эта мысль отозвалась глухой болью в висках, напоминая про выводы, сделанные чуть ранее. Именно после поступка святого отца девушка засомневалась в своей вере и правильности некоторых поступков. Может, всё, что до этого ей вбивали через боль — иллюзия правильности? Прямо сейчас внутри неё бушевали эмоции, контролировать которые становилось трудно. А мысли, что эгоцентричная и не знающая ограничений Штрэфонд права и Бог — самообман, который окутал её, как тёплое одеяло, согревая и одновременно оградив от правды, которая могла её разрушить, просто сбивали с ног.
Ведь тогда вся её прошлая жизнь —
иллюзия, созданная и с любовью согретая самообманом.
Стоило Крис уйти на работу, как апатия достигла своего пика, окончательно затягивая в свои неприятные липкие лапы отчаявшуюся Марию. Для неё настал час отторжения самой себя, иначе как объяснить эту ненависть за собственную слабость и слепоту? Столько лет безоговорочно верить людям, внушающим тебе о том, что стоит только лишнюю секунду взглянуть на мужчину, как ты сразу же становишься грешницей. Каждая такая мысль, уничтожающая старые заповеди лже-Бога, вызывала рвотный рефлекс. Она была безвольной марионеткой, которую подобрали на улице, приютили и подарили мнимую защиту. Потому что это был
ад.
Гуляя по живым улицам столицы, наполненным шумом машин, разговорами людей, чьим-то громким и счастливым смехом, смотря на лица людей, казавшиеся в монастыре и церкви одинаковыми, не имеющих никаких отличительных черт, за которые можно было зацепиться, мир казался другим. Каждый человек был уникален. И это огромное отличие от того, что приходилось видеть Маше изо дня в день: покорные девушки, не все из которых были там по собственному желанию, ведь кого-то просто отдали, избавившись от ненужного груза, кому-то было некуда идти и каждая из них нашла там свой
дом. Запреты абсолютно на всё, как и ограничения сделали их закрытыми и несговорчивыми, ведь это считалось порочной связью. Но приставать к монахине не порочность? Где начинается грех и заканчивается вольность старшего? И самый главный вопрос:
Кто ещё был жертвой этого отвратительного мужчины?
Эта догадка окончательно добила, ударяя со всей силы по состоянию и так самоуничтожающей себя Лебедевой, но хуже всего тот факт, что она ничем и никому не может помочь. В этом плане она беспомощнее, чем в далёком прошлом, где она ещё жила с мамой и братом. Сила и возможности святого отца гораздо больше, чем сбежавшей монахини. С вероятностью в тысячу процентов Мария уверяла себя, что слухи о её грязности и аморальности поведения дошли и до России, окончательно сокращая варианты куда можно сбежать. Сейчас она заложница ситуации, не имеющая за душой ни черта.
«За упоминание низшего меня могли бы наказать.» — с горькой, пропитанной сладостью и болью улыбкой думает Маша.
Опустив взгляд вниз, утыкается им в свои руки, сомкнутые в цепочку, а на них бесшумно капают слёзы той, кто больше не знает, в чём смысл её жизни. В голове тысяча и одна картинка из прошлого, словно специально провоцирующая ненависть к самой себе. Всё же, переосмысливать собственную жизнь за пару дней крайне тяжело и больно. Сейчас ей придётся заново учиться жить, научиться коммуницировать с людьми, а не избегать их взгляда, считая себя порочной. Вот только у неё огромные сомнения, что она справится, ведь неизвестно, насколько она сильна и ещё способна что-то черпать из себя, по ощущениям — ничего, отдала почти всю себя Богу. Как же печально и отвратительно одновременно, что то, что она не могла понять тогда сейчас кажется разумным решением. Сбежать. Единственное, за что было обидно — её оставили, сбежали без неё, даже не предпринимая попыток уговорить или направить на
истинный путь, да хотя бы показать другую жизнь, в конце-то концов!
Та, кого учили прощать всех, впервые ощутила ненависть. Сейчас это кажется невозможным, а значит, она сделала шаг назад от Бога.
Сравнивая тогдашнюю жизнь и ту, что есть сейчас, она чётко и ясно понимает, насколько ограничено было её
существование. За пару дней она увидела и узнала больше, чем за восемнадцать лет. Разве не ироничен тот факт, что показала ей это скорее всего преступница? Такое умозаключение сделала Мария, основываясь на фактах: оружие, деньги и она в Мехико. Может, это грубо и неправильно — вот так ставить клеймо человеку, но обманываться в очередной раз нет желания, как и верить в несуществующее. Но выбора нет, поэтому она не делает опрометчивых поступков, которые могли бы усложнить их сосуществование в одной квартире. Ведь как-никак она тут на птичьих правах и на неизвестно откуда взявшееся желание Штрэфонд помочь той, кого в первые минуты пыталась взять в заложники. Но отчего-то Маша доверяет этому человеку и даже открывается. Вот только из-за случившегося есть сомнения в правильности своих действий. Крис во время истерики поцеловала её, а в фильмах она видела, что если кто-то благодарен, то он целует человека. В монастыре это осуждали, но ведь они не там? Поэтому таким образом хотелось отблагодарить и показать признательность за такой насыщенный день, никто и никогда ранее не делал для неё столько, сколько одна только Крис за сутки. Тот день оказался воистину незабываемый, подаривший море эмоций и счастья. Был странный момент на смотровой площадке, та зачем-то погладила её по лицу и смотрела…странно. Такой взгляд Лебедева видела в одном сериале, а после него последовал поцелуй, но не в щёку...
Неужели Крис хотела?
Мимолётная, казавшаяся безумной и нереальной мысль проскользнула в голове, отталкивая на второй план прежние мысли, оставляя только картинки того, чем мог закончиться тот день. Почему-то такие раздумья отдавали странным, тугим узлом в животе, казалось, что внутри всё горит. Она не понимала, что с ней, но ощущение было приятным, таким тягучим и завораживающим… Хотелось продлить это состояние или усилить. Когда это непонятное, одновременно приятное чувство улетучилось, Маша нашла в себе силы пойти позавтракать, после чего возобновила свои уроки испанского языка. Вот только в этот раз не сильно повезло, сериал был неинтересным и она не заметила, как заснула. Пробуждение было таким же внезапным, раздался телефонный звонок, и осознание, что наконец-то Крис с ней поговорит, не на шутку взбудоражило.
Но слова, произнесённые той, немного напрягали.
Внутри неприятно засосало, волнение, услышанное в голосе девушки, бросалось сразу, отчего было не по себе. Что, чёрт возьми, случилось? После того, как кто-то постучался в дверь, страх накрыл с головой окончательно, это не предвещало ничего хорошего, а гудки в телефоне словно сигнализировали о том, что сейчас она одна.
Сделав самое глупое решение в своей жизни, а именно подойдя к двери, она осознала, что за ней никого нет. Сделала ещё одну глупость — открыла дверь и потеряла дар речи. На крыльце была резинка. Та самая резинка, подаренная ею своей единственной подруге Татьяне... Она опустилась на корточки, поднимая её с пола, после чего огляделась по сторонам в поисках человека, который мог бы это оставить. Детская надежда, которая была в ней, когда мать хвалила её, даря веру в то, что теперь будет всё иначе и женщина будет любить и её, сменилась на ту, где она верит, что это была Таня. Но как та нашла её? Почему она в Мексике?
— Блять, какого чёрта ты вышла? — запыхавшаяся от быстрого бега, Крис остановилась перед своим домом, кидая осуждающий взгляд на Деву.
— Я... Я не знаю. — говорить было тяжело, а голова резко перестала работать.
— Чё за херь у тебя в руках? — сузив глаза, та наткнулась на непонятную вещь в хрупких руках.
Но ответа не было.
А терпение Крис медленно исчезало.
— Это подарок. Но человек, которому я это дарила, не может здесь быть. — всё-таки нашла в себе силы Маша и произнесла.
Штрэфонд невольно подумала о том, что люди, работающие на мафию, могли найти того человека, о котором идёт речь, но слишком мало времени прошло, и вероятнее всего то, что тот работает на них. Но она не знала, как это преподнести маркизе. Та слишком многое пережила, а если услышит и эту новость, то что с ней станет? Поэтому вместо ответа поднялась на крыльцо, осторожно положила ладонь на чужое плечо и жестом показала войти в квартиру.
Найдя силы лишь на кивок, Лебедева проследовала за Крис, точнее её вели под руку, потому что сама девушка была не здесь. Ей не верилось, что Таня тоже в Мехико, как она здесь оказалась? Почему не поговорила с ней и ничего не сказала? Каждая мысль приносила глухую боль в районе сердца, этот человек был добр к ней, стал другом и главной поддержкой и оставил её. Какова вероятность, что Маша сама виновата? Как и всегда, выдала желаемое за действительность, а на деле, её даже знакомой не считали.
Из этого потока мыслей её вытащил щелчок по носу и хохот, последующий за ним. С обидой потерев нос, она уставилась на негодяйку, посмевшую так поступить, но была ли Крис таковой? У девушки работа, а она примчалась к ней, а не будет ли у неё проблем из-за этого?
— Ты будешь есть? — поинтересовалась Штрэфонд, отворачиваясь от Девы и направившись в сторону холодильника, всё еще ожидая ответ.
— Да.
Кивнув, скорее всего, самой себе, она принялась разогревать рис с овощами, подмечая, что нужно будет купить ещё продуктов.
Но вместе с этим пришло понимание того, как сильно она испугалась за Машу, ей на самом деле хотелось убить Сибил. А ужасные мысли о том, что эти люди могли бы сделать со святошей, резали без анестезии. Девушка чувствовала огромную ответственность за неё. Если бы с маркизой что-то случилось, то только Богу известно, как она бы пережила это. Сейчас, когда она думает в первую очередь не о себе, а о ком-то другом, поневоле приходится менять свои интересы и приоритеты. Если бы ей предложили эту работу таким образом, как сейчас, то она не сильно бы расстроилась. Им попросту нечем было бы шантажировать её, так как ничего дорогого или ценного у неё не было. Зато сейчас оно есть, и Крис могла потерять его. Вот только что за близкий человек в жизни у Девы? Этот вопрос сейчас её довольно сильно волновал, но задать его она так и не успела.
— Ты избегала меня, верно? — не в бровь, а в глаз.
«Господь, если ты есть, то прошу. Нет. Молю. Дай этой девушке хоть капельку совести и забери эту прямолинейность» — взмолилась Крис.
— Нет, почему ты так думаешь? — сказала, прочистив горло, она старалась звучать уверенно.
— Ты перестала общаться после того, как я тебя отблагодарила. Мне не стоило этого делать? — чужой тихий голос резал по сердцу, напоминая, какая она эгоистичная сука.
— Нет, не подумай.
— Если тебе некомфортно, то так и скажи. Мне нужно знать рамки и где начинается личное пространство.
«Ты где этому научилась, Дева?» — удивилась такой речи Крис.
— Мне было нормально, — не найдя в себе силы сказать этого в лицо, ответила Крис, — Это было приятно. — она ни за что на свете не посмотрит в чужие глаза.
— Так значит, я правильно сделала? — пыталась понять Лебедева.
— Да. Определённо. — а Штрэфонд нагло пользовалась.
— Но так нужно благодарить всех или...
— Нет. Определено. — даже не дав договорить, произнесла девушка, оборачиваясь. — В будущем ты поймёшь, кого стоит благодарить, а кого нет.
Мария лишь кивнула, ожидая свою порцию.
— А кто этот человек, про которого ты сказала? — расставив тарелки, всё-таки поинтересовалась та.
— Её зовут Таня. Мы были в одном монастыре ещё в России, поэтому я не понимаю, как она оказалась здесь.
— А ты уверена, что это она? — попробовала осторожно уточнить Крис.
— Нет.
Маша предполагала, что, возможно, это была не её подруга, но тогда при каком раскладе вещь оказалась в чужих руках — непонятно.
Или же она не хотела этого признавать, как и тот факт, что внизу вновь приятно потянуло, стоило Крис обнять её за талию во сне, крепко прижимая к себе.
***
Следующее утро было более приятным хотя бы потому, что Крис с ней общалась, а та невидимая стена, возникшая между ними ранее, исчезла. Хозяйка квартиры принимала активное участие в изучении испанского, сдерживаясь от пошлых шуток и наказаний. Но нагло пользовалась близостью, когда Мария просила научить готовить, поэтому стояла максимально близко, вдыхая аромат собственного шампуня и сходя с ума от такого долгого контакта. Искренняя и счастливая улыбка были подтверждением тому, какая дрянь Штрэфонд, раз даже не думает отойти немного назад, когда Дева наклоняется или поворачивается, чтобы что-то спросить. Но наказание в виде желания преследует её целый день. Даже когда они пошли за покупками, платье девушки, которое было немного ниже колен, казалось непотребством. Где её прежний наряд? Мысленно она переубивала каждого, кто кидал какой-либо взгляд на неё.
Вот же ублюдки.
После похода в магазин, Крис собралась идти на работу, когда её остановил робкий голос.
— Возьми меня с собой.
Все нутро Крис протестовало, говоря о том, что там будет Сибил. Но чужой умоляющий взгляд был сильнее, поэтому она лишь кивнула.
И жалея сразу же.
В клубе хоть и есть охрана и порядки, но блять, смотреть на посетителей не запрещено. Поэтому приходилось справляться со своей работой сквозь зубы, проклиная каждого, кто пытался подойти и познакомиться с Машей. Благо они чувствовали прожигающий взгляд и исчезали. Головой она понимала, что в будущем, когда они разойдутся и её не будет рядом, многие будут пытаться познакомиться и не только. Тяжело, но принимала и то, что той нужно учиться самостоятельности, вот мысль о том, что сейчас пока рано — радовала. Как и её глаза радовались, встречаясь с глазами Марии. И к сожалению, пристальный взгляд Крис не остался незамеченным, как и момент, когда Сибил подошла к маркизе.
Прошло минут десять, как она потеряла из поля зрения Лебедеву из-за столпотворения людей, но когда те рассосались, то увидела удивительную картину: Маша активно танцует с каким-то левым мужчиной.
Что.
Что блять?
Кивнув и предупредив второго бармена, что ей нужно отойти, наплевала на всё, идя к этой непонятно откуда взявшейся идиллии между каким-то уродом и её маркизой. Подойдя к Марии, Крис кинула взгляд, наполненный ненавистью на этого урода, который тянул свои мерзкие грабли не к тому человеку. Резко притянула на себя, уводя под грустный взгляд Сибил, которая провожала их с невыносимой болью в сердце.
— Какого хуя, Дева? — прижав ту к стене, опустила ладони на талию, удерживая девушку, которая явно не могла удержаться на своих двоих.
— Крис... — пиздецки горячо, по мнению Штрэфонд, произнесла Маша, кладя ладони на чужую шею, — Мне очень жаль. Очень жаль, — кусая нижнюю губу произнесла Дева, выгибаясь и смотря своим мутным взглядом, — И мне очень жарко, кажется, что одежда сейчас расплавится. — сжимала чужие плечи Лебедева, окончательно теряя контроль над разумом, примкнула к губам Крис.
По ощущениям это равносильно тому, если бы они стояли на краю бездны, которая отправила бы в ад за свои грехи Штрэфонд, а невинная Дева Мария с детской и доброй улыбкой подтолкнула бы к краю, вынуждая броситься в адское пламя, где, возможно её плоть бы сжирали.
Именно так себя чувствовала Крис сейчас.
Неумелые поцелуи кружили голову, а разум кричал: «она не в себе», «вы пожалеете» и молил прекратить, задвинуть и забыть. Она так долго держалась, пыталась совладать с собой, лишь бы не причинить ей вред, лишь бы не сделать шаг, который направил бы божье создание в пучину разврата. Штрэфонд честно сдерживала себя, но сейчас она послала всё к чёртовой матери, агрессивно сминая податливые губы, забираясь ладонями под платье, купленное ею же, хотелось его сорвать с этого тела, увидеть и запомнить каждый участок. Она своими недостойными и грешными руками, которые служили ей как заработок, сжимала мягкие ягодицы, мечтая оставить на них свой след. Но вместо этого она стала покрывать поцелуями чужую грудь, облизывая и кусая, но не так, чтобы оставить след. Крис с упоением терзала чужие губы, облизывая и посасывая, мечтая сорвать чужое бельё и проникнуть.
Принести незабываемое удовольствие Деве казалось жизненно необходимым.
Кинув взгляд на стол, недолго размышляя, она кладёт на него Марию, снимая лямки платья, желая поскорее освободить ту от этой ткани, чужие ноги обвивают её талию, а сладкие губы святоши оказываются на шее, кусают и целуют. Пока она гладит внутреннюю часть бедра, плавно введёт вверх, а после чувствует укус. И именно он отрезвляет девушку, заставляя отшатнуться, отойти на несколько шагов назад, чтобы с ужасом осознать то, что она хотела сделать. Это недостойно даже для такой омерзительной особы как она. Как Крис вообще дошла до такого, что накинулась на человека, словно тот кусок мяса, а она не ела несколько недель?
«Блять. Это ужасно. Я ужасная.» — думала Крис, ловя непонимающий взгляд Лебедевой.
Единственной правильной вещью кажется отвезти ту домой.
***
Когда Крис укладывала уже почти заснувшую девушку на кровать, ей хотелось убивать. И уже была догадка, кто это мог быть.
Штрэфонд покинула квартиру лишь когда убедилась, что Лебедева заснула. Она осторожно погладила приятную на ощупь щеку и оставила на ней поцелуй. Только без того желанной Лебедевой, она понимала, насколько её душа сгнила. Не нужно быть глупцом, чтобы понять, такая как Маша никогда бы не танцевала с кем-то в здравом уме и уж тем более, не полезла с поцелуями. Ей нужно было пресечь это на корню, но она не хотела. Она чёртова сука, которая практически воспользовалась ситуацией. И чем она лучше того падре? Им одинаково доверились, а получила то, что никто не заслуживает. Штрэфонд была тем человеком, кого не ценили родители, а мать вообще дальше бутылки не видела. Никто не прививал ей, что такое хорошо, а что плохо. Что можно делать, а что нет. Всё самостоятельно, через пробы и ошибки.
Она ведь знает, каково это, когда тебя желает какой-то ублюдок, а сама чуть не сотворила такое же, уподобляясь им.
Забавно.
Почти так же, как прижимать к стене Сибил, которая отчаянно пытается освободиться.
—
Я к чёртовой матери разнесу твою тупую башку, если ты мне не скажешь, что ты ей дала. — теряя контроль над своими эмоциями, прошипела Крис, прижимая к чужому виску пистолет.
—
Я хотела ей помочь... Расслабиться, — трудно, сквозь слёзы шептала Сибил, чувствуя приближающуюся панику, ей казалось, что она умрёт. —
Это был лёгкий наркотик, я не знаю... Почему получилось именно так.
— Твоя тёлка тупее, чем я думала. — из тени вышел тайный наблюдатель, которого никто не заметил.
— Ты ещё кто?
—
Танк, помоги мне! Я расскажу отцу о твоём поступке. — радостно воскликнула Сибил.
—
Так я здесь именно из-за поручения твоего отца, — гнусно улыбнулась неизвестная. —
Мне не жаль, малышка.
А следом послышался выстрел. Всё-таки кто-то умрёт этой тёмной ночью.
