A Fool in Love

      • Плохой босс пейринг: Пак Джихо|читатель.        Ты крепко жмуришь глаза и закрываешь руками уши. Клокочущий страх вызывает дрожь по всему телу, и ты лихорадочно трясешься, пытаясь обособиться от всего мира, от жестокого, холодного мира, полного боли и насилия.        Сердце мечется в грудной клетке бабочкой, пойманной в смертельную паучью ловушку. Осознание своего бедственного положение и безысходности царапает твою грудь, но сейчас это волнует тебя меньше, чем приглушенные стоны боли, пробивающиеся к твоему слуху.        Ты открываешь глаза только тогда, когда понимаешь, что вокруг воцарилась тишина.        В надежде, что все произошедшее было сном или иллюзией, навеянной алкоголем, ты открываешь глаза только чтобы увидеть избитое лицо неудавшегося спасителя, лежащего у твоих ног. Сначала он показался тебе мертвым — бездыханный и весь в крови он больше походил на труп, нежели на живого человека, но чужой флегматичный голос мгновенно успокоил тебя: — Что за реакция? Он ведь не умер. Всего лишь потерял парочку зубов и получил по лицу. Это еще мягкое наказание за то, что он сделал.       Ты поднимаешь глаза на возвышающуюся над тобой фигуру. Когда ты успела упасть на колени? Было ли это под властью животного страха, охватившего тебя, когда из твоего несчастного друга выбивали все дерьмо? — Ну-ну, — фигура садится на корточки перед тобой, и ты впервые встречаешься глазами с черным пустым взглядом, мало похожим на взгляд здорового человека. — Чего ты боишься? Тебя я бить не собираюсь. Ты ведь не сделала ничего плохого, так? Это тот глупый пацан пытался украсть тебя, за что и получил по заслугам. Я прав?        Джихо по-птичьи наклоняет голову вбок, разглядывая твое лицо. Ты не можешь выдерживать его взор, тупишь глаза, слезы душат твое горло, всхлипы режут его изнутри. Язык не поворачивается сказать, что ты сама хочешь уйти, сбежать из этого проклятого места, где тебя эксплуатируют, вернуться в свою семью, и что ты сама умоляла друга вытащить тебя отсюда, за что вы оба горько поплатились. — Странный день, — пробормотал Джихо, поднимаясь. — Сегодня уже семь девушек пытались уйти, плакали точно так же, как и ты. Будет плохо, если наше заведение начнет терять персонал... Это ведь всего лишь хост-клуб, неужели здесь так плохо работать?        Медленно приходя в себя под звук его спокойного голоса, ты утираешь слезы, шмыгаешь носом: — Н-нет, босс... — Встань. Как тебя зовут? — Перебивает он. Тон его наращивает требовательность и силу, и это не может не пугать тебя.        Поднимаясь на слегка поддрагивающие ноги, ты, все так же не решаясь глядеть ему в лицо, тихонько выдыхаешь свое имя. — Слушай, (y/n), — он щурится, точно задумывая что-то. — Почему вы все так хотите сбежать отсюда? Вам здесь не нравится? Вы хотите вернуться на улицы Кандонгу? — Нет, просто... — Или я плохой босс? — продолжает атаковать Джихо, задумчиво почесывая щеку. — Наверное, я должен показать, каким хорошим я могу быть...        Ты поднимаешь глаза. Пестрой бабочкой в груди расправляет крылья надежда.        Но неожиданно для тебя его губы растягиваются в улыбке. Широкой, пугающей, не предвещающей ничего хорошего улыбке. — ...ты ведь хочешь увидеть?       ххх ххх       • Папа пейринг: Сон Тэхун/читатель.       Он больше не мог это терпеть.        Каждый раз, когда ты делала это, его щеки предательски пылали, и со стороны это выглядело, судя по твоей победоносной ухмылке, абсолютно нелепо и смешно.        Каждый раз, когда ты делала это, у его отца на секунду краснели уши, почти незаметно, но сын, уже порядком изучивший его повадки, мог сказать, что он невероятно смущен.       Каждый раз, когда ты делала это, Сон Тэхун и Сон Хансу находились на грани сердечного приступа. — Папа, рисовый суп просто объеденье! — Папуль, я сама помою посуду, иди отдыхай! — Тэхун, прекрати называть папу «стариком»!        Хансу, в общем-то, выглядел невероятно гордым и счастливым, что его долгожданная невестка с любовью называет его отцом,.. чего нельзя было сказать о Тэхуне.        Не то, чтобы он был раздражен... Но явно сбит с толку. Он, конечно, тоже знаком с твоей семьей и произвел на них самое лучшее впечатление, но в твоей новой привычке он находил что-то, что его потихоньку снедало. — Эй, — пробурчал Тэхун, нахмурив брови. — Прекрати называть моего отца папой. У тебя ведь есть свой старик.        Хансу деликатно откашлялся, неуловимо вмешиваясь в, казалось бы, неизбежный конфликт.        Ни ты, ни Тэхун не обратили на него внимание, прожигая друг друга пристальными взглядами. — А ты что, завидуешь? — Внезапно твое лицо просияло хитрой улыбкой.        Почуяв что-то неладное, Тэхун беззлобно огрызнулся: — Еще чего. Чему мне завидовать?        Хансу осторожно переводил взгляд то на сына, то на тебя. Что-то ему подсказывало, что настало время удалиться и оставить двух голубков выяснять отношения наедине, но он беспокоился за посуду и мебель на кухне.        Вы оба были не лыком шиты, так что, может быть, ему стоит предложить вам продолжить спор в доджане... или где бы то ни было. Только допьет кофе, так сразу. — Признайся, — ты с нескрываемым превосходством в глазах смотрела на незадачливого возлюбленного. — Ты тоже хочешь, чтобы я называла тебя папочкой. — Что за...        Хансу вновь зашелся в приступе кашля, на этот раз совсем не деликатно и не демонстративно — подавившись глотком бодрящего напитка, который в эффективности явно уступает твоим внезапным вердиктам.        Возможно, такими темпами кто-то в этом доме точно получит сердечный приступ.       ххх ххх       • Неудачный момент пейринг: Ким Кимен/читатель.        Твои руки тянутся к его лицу в немой просьбе наклониться и одарить твои губы поцелуем. Жар, охвативший твое тело, набирающий обороты, плавил внутренности и грыз разум, пока Кимен, казалось, пытался впечатать тебя в кровать и с треском её разломать, с самым сосредоточенным выражением лица.        Его бедра ритмично бились о твои, и непристойный, но уже привычный хлопающе-хлюпающий звук был единственным, что ты могла слышать, захваченная в плен душной страсти и слепой похоти. Вся разгоряченная, с застывшим на грани бодрствования и потери сознания разумом, ты жаждала, чтобы тугой клубок внизу живота распустился оргазмом, и все сильнее прижималась к горячему телу Кимена. Он склонился к тебе, прижимаясь горящими губами к твоему влажному рту. Крупная рука с грубой кожей и мелкими шрамами накрыла твою миниатюрную нежную ладонь в любовном жесте, переплетая ваши пальцы, как единое целое.        Ты стонешь ему в губы. Томные звуки вырываются из тебя доказательством того, насколько он хорош, и Кимен не может не наслаждаться ими.        Ты смотришь в его глаза, подернутые прозрачной пленкой похоти, и видишь в них не только звезды, — весь мир. Словно он был сплетен из всего самого прекрасного, что есть во вселенной, из всего, что делало тебя счастливой. Неконтролируемое наваждение рождается из твоего необъятного обожания, желания и восторга, только чтобы омыть твое раскаленное тело своими холодными водами в преддверии оргазма — спина выгибается, стан прижимается к твердой груди Кимена, голова откидывается на подушки, глаза зажмурены.        Узел внутри тебя пылает огнем, готовясь вот-вот распуститься. Каждый толчок бьет в самую сладкую точку и посылает горящие сигналы удовольствия, и ты невольно царапаешь могучие плечи, оставляя на них длинные багровые царапины — его так называемые боевые трофеи, которыми он не упустит шанс похвастаться в свободное время.        Ты задерживаешь дыхание, желая как можно сильнее прочувствовать надвигающийся оргазм.        Еще чуть-чуть! Пара секунд, и...!        Кимен замирает, словно изваяние. Его бедра, крепко прижатые к твоим, недвижимы, а обуявшее его задумчивое наваждение рассеяло плотную атмосферу в душной комнате. — Мне тут на днях Кёнхон такую шутку рассказал... Только вспомнил... — На его лице засияла нелепая улыбка. В другое время ты бы, верно, была бы рада и этой, чтоб её, шутке, и его драгоценной улыбке, но сейчас...        Неудовлетворенный тугой клубок болезненно-сладко покалывал низ живота.        Как только смысл его слов дошел до твоего воспаленного разума, ты пораженно уставилась в черные глаза. — Хочешь расскажу? — Не успокаивался Кимен. — Ты чего? Ты злишься? Постой, я понял! Ничего не говори! Неудачный момент, да?