* * *
— Что-то стряслось? — Ты хмуришься, оглядывая не очень опрятный вид Чжихуна. Школьная форма, которую он не успел переодеть, была заляпана кровью и грязью в некоторых местах, пиджак помялся, и твой взгляд не мог не уловить еле заметные следы крови на костяшках пальцев Чжихуна. В твоих глазах плескалось недовольство. Тебе уже не впервой приходилось видеть Чжихуна таким, и хоть он всегда был здоров и невредим, беспокойства это не уменьшало. — Снова дрался? Почему на этот раз? — Неумолимо допрашиваешь его ты. Он небрежно отмахнулся от твоих расспросов, сменяя тему разговора. — Неважно, — вытаскивает из-за спины синий букет в надежде, что ты сменишь гнев на милость. — Прости, что опоздал. Ты опускаешь глаза на подарок. — Незабудки? Для меня? Спасибо, конечно... — Смущение распускается на твоих щеках цветом чайной розы. Скульптурные пальчики проходятся по тонким стеблям, лазурным лепесткам, поправляя небольшой букетик, так красиво смотрящийся в твоих руках. — Ты знаешь, что они означают? — Когда ты взглянула на него, он увидел, озорной веселый блеск в твоих глазах, и в груди разлилось непонятное, но приятное тепло. — И что же? — Незабудка — это цветок любви, памяти и верности, — пояснила ты. Уголки губ печально опустились, и глаза твои чуть-чуть, да исполнились тоски. — Хороший прощальный подарок. Он непонимающе нахмурился. — Мои родители разводятся, — с нескрываемым разочарованием сказала ты. — Мама уезжает в Штаты и забирает меня с собой... Через пару дней меня уже здесь не будет. Внутри что-то сжалось. Светлые бабочки, порхающие вокруг сердца, обратились в острожалых пчел, готовых вот-вот вонзить свое главное оружие в самое уязвимое место. — Вот как? — Тон его бесстрастный и спокойный, как плавно текущая река. Где-то в виске безумно колотилась горькая мысль, что расставание неотвратимо. Разум обуяло тревожное липкое чувство, что весь мир намерен разлучить Чжихуна с единственной отрадой его полных крови и адреналина будней. Ты была ложкой меда — меда вкуса василькового лета, пьянящего голову не хуже выдержанного качественного вина, — в его бочке дегтя; волшебной розой, хранимой под хрустальным куполом; драгоценной жемчужиной, которую он упорно прятал от чужих жадных глаз и неаккуратных рук. — Мы могли бы переписываться... — Но, знаешь, это немного не то, — парируешь ты быстрее, чем он успевает закончить. — И... как бы это сказать... Это как оттягивать момент нашего окончательного расставания. Я не знаю, вернусь ли я когда-нибудь в Корею снова... И это будет трудно для нас обоих. Чжихун молчал, пристально изучая тротуар под ногами, как будто это самое интересное занятие в его жизни. Смотреть на тебя не хотелось. Не потому, что твой облик был ему неприятен — эта мысль казалась ему грешной и неправильной, — а потому, что боялся. Боялся, что сожаление в твоих глазах переломит его пополам, как и этот твой переезд, будь он неладен. Ерунда, конечно. Ничто не сможет его переломить. Однако гадкое ощущение, намертво прилипшее к его спине, мерзким шепотом внушало обратное. Перебивало его только твердое и кристально ясное осознание того, что так и должно быть. Скоро Чжихун отречется от своей старой жизни и возложит её на алтарь новой, которая разлучит его с тобой. И, наверное, навсегда. — Это наша последняя встреча? — Да. Это был первый раз, когда ты согласилась на свидание с ним. Как ни странно, сказать Чжихуну было нечего. Он мог бы предложить тебе пойти куда-нибудь. Встретиться завтра или даже послезавтра. Переписываться и не терять друг друга в суете торопливых будней. Попросить тебя остаться, зная, что это бесполезно. Мог бы. “Позволь ей сгореть дотла,” — мысленно сказал Чжихун самому себе. — Да на тебе лица нет, — поддразнила ты его без прежнего энтузиазма в голосе. И без улыбки. Как будто желала добить. — Я подарю тебе кое-что на прощание, поэтому прекрати корчить такую грустную рожу. Когда он поднимает взгляд, в твоих глазах горят искорки, а на щеках — нежный румянец. Чувствует твои руки на груди, а уста — на своих. Он потом и не вспомнит, был ли это его первый поцелуй, и есть ли еще в мире губы, похожие на твои. Поцелуй, длившийся ровно три секунды, — за это же время он сгорел. Или переломился напополам. А сгорела ты. — Все в порядке, — нежным опустошенным голосом говоришь ты с подобием улыбки на лице, не похожая на себя. — Пройдет немного времени и ты даже не вспомнишь это первое и последнее свидание, и окунешься в приключения гораздо интереснее, чем твоя сегодняшняя драка. Но помни об этом маленьком подарке, как о мимолетной любви. Пожалуйста. — А ты будешь? — Чжихун знает ответ, но хочет вытянуть с тебя нечто, похожее на обещание. — Буду. На том и порешили. На том и расстались.* * *
Эта мимолетная любовь — первое и последнее свидание. Эта мимолетная любовь — незабудка, поцелуй, сон наяву. Эта мимолетная любовь... может быть, когда-нибудь нагрянет вновь.