Нет жестокости более страшной, чем жестокость женщины к мужчине, который любит её, но которого она не любит. В ней не остаётся больше ни доброты, ни терпимости, одно только безумное раздражение.
С. Моэм «Лунный грош»
Ран Хайтани изменял тебе три раза. Первый раз с какой-то дешевой шлюхой из клуба, второй — с твоей хорошей, как ты думала, подругой, — черт бы побрал эту суку, — а третий — со своей хорошенькой пустоголовой секретаршей. Ты уличила его лишь в последней связи, а о ранних изменах тебе рассказал его младший брат, Риндо, когда ты заявилась к нему домой вся в слезах. Ран не знал о том, что ты раскусила его, но, возможно, позже братец рассказал ему. Тебе уже было плевать. Он вернулся домой под утро и тут же уснул после долгой рабочей ночи, и ты поняла, какой именно, заглянув в его телефон. Казалось, на долгую минуту ты перестала существовать в этом мире. Перед глазами пронеслась вся жизнь, неотъемлемой частью которого был Ран Хайтани. Или, может быть, он был твоим миром — поэтому все перед глазами треснуло. Треснул твой дом, небо, земля, и ты сама тоже. Весь мир. А дальше... дальше ты не помнишь, что было. В тот день все стало размытым, темным, искаженным. Как будто в тебе что-то переломилось. То, что происходило потом, было, наверное, серым кошмарным сном. Ладони и губы Рана Хайтани стали такими морозно-холодными, липкими, стало так отвратно и мерзко позволять ему себя касаться. От его голоса под сердцем неприятно свербило раздражением, а улыбки, которые ты считала светом своей жизни, вызывали ядовитую усмешку в ответ, пронизанную отвращением. Но ты все равно его любила. Наверное. Раз осталась, несмотря на сокрушающий в сердце факт измены. Раз продолжила играть роль доброй, понимающей жены, которой он не раз хвастался и называл идеальной. Раз не растоптала, не задушила, не отравила, ни заколола ножом, как хотела сильно-сильно, аж до ненавистного скрипа зубов. Осталась. Продолжила. Не уничтожила. Терпела. Молчала. Улыбалась. Поистине великая любовь. Была. А потом... а потом вернула любимому мужу услугу. Один раз, два, три, четыре... А мальчик лишь улыбался хищно, со знанием дела, целовал горькими губами и... забрал к себе. Странно, странно. Должно быть, ты уже многое позабыла. Все же два года прошло, и за это время твоя жизнь полностью изменилась. Исказилась, переменилась, перевернулась линия любви на твоей ладони.* * *
— Ты как будто знал, что именно сегодня у нас с Раном седьмая годовщина брака, — ты закатила глаза, как только Чонган взял тебя под руку. Шумный город встретил тебя утренним приятным ветерком в лицо и цветущей сакурой. Ты была рада вернуться в Токио спустя два года, даже если он безустанно кричал чужое имя. Вы здесь, конечно, ненадолго — может быть, уже к вечеру Сеул притянет вас обратно, прочь от твоей прошлой жизни и человека, которого ты когда-то любила и нарекла мужем. Сейчас бы лицо его вспомнить. Все равно уже ничего не болит. — Так вышло, — небрежно отмахнулся Чонган, — седьмая годовщина — красивая дата. Жаль, что она ни для кого не имеет значения. Он не говорил этого, но ему не нравилось, что ты все еще носишь старое обручальное кольцо. Сколько бы он не дарил тебе новых драгоценностей, на твоем безымянном пальце до сих пор красовалось золотое колечко, врученное тебе Раном Хайтани целую вечность назад. Оно словно въелось в твою кожу, стало частью тебя, как Ран когда-то был частью твоей души. И так же, как с почти-бывшим-мужем, с ним стоило расстаться. Только чуть позже. Дождаться бы подходящего момента... Именно для этого Чонган взял тебя с собой. Чтобы окончательно оборвать все связи и начать новую, чистую жизнь, не омраченную напоминаниями о когда-то разбитом сердце. — Ты пойдешь со мной в святилище Ямазаки? — как бы невзначай предложил Чонган. Тебе еще не приходилось встречаться с членами клана Ямазаки, и ты бы солгала, если бы сказала, что не волнуешься на этот счет. Будучи официальной женой руководителя печально известного Бонтена, ты не хотела ступать на территорию Ямазаки, не совсем уверенная, что якудза и организация твоего мужа до сих пор поддерживают мир. Тем более в качестве спутницы наследника клана. — Мне надо будет уладить кое-какие дела, — отмахнулась ты, — я здесь за этим. Он понял тебя мгновенно. — Звони мне, если будут проблемы. Ты монотонно кивнула, надеясь, что звонить не придется.* * *
Ты не знала, живет ли Ран Хайтани в той же квартире, которая раньше была вашей супружеской обителью. И живет ли вообще. Тем не менее, ты была твердо намерена заявиться туда, отчего-то уверенная, что там тебя что-то ждет. ...Два года назад, в тот день, когда ты впервые ступила на корейскую землю, ты навсегда оставила своего мужа и дом, отринув былую жизнь и старую себя. Ты не ведала, ищет ли тебя Ран Хайтани, но втайне надеялась, что он хотя бы извинится за то подобие на счастливый брак, в которым вы существовали последний год вашей совместной жизни. Ты и правда до жути хотела, чтобы он объявился на твоем пороге, обнял и попросил прощения за все. Хотя бы позвонил и попросил вернуться — тебе так было это нужно. Он не сделал ничего из этого. И ты не простила. Ни измен, ни лжи, ни пренебрежения. Но раскаялась за свои ошибки — на маленьком клочке бумаге дрожащей рукой криво написанное «прости» осталось звенеть мертвой тишиной в холодной квартире двух некогда влюбленных друг в друга супругов. Одно слово впитало в себя все твои чувства, что ты навсегда оставила в месте, которое когда-то называла домом, прежде чем уйти с чистой и легкой душой. И возвращение туда, возможно, сулило тебе беду. «Звони мне, если будут проблемы». Ах, точно, у тебя же теперь есть он. Ты нервно сжимаешь мобильник, на дисплее которого ярко высвечивается знакомый номер, жалея, что решила вернуться сюда. Почему-то вдруг так захотелось увидеть, вспомнить его лицо... Ты к нему никогда не вернешься — это не обещание, не клятва, это аксиома. Предателей не прощают. Дверь открывается и ты видишь перед собой прехорошенькую девицу с большими наивными глазками в знакомом шелковом халатике. В твоем шелковом халатике. — Доставка? — она приветливо улыбается, чудное создание. Интересно, где он её нашел? — Жена, — ты не сдержала улыбки. Как хорошо, что он, должно быть, еще спит. Видно, выходной, а он не любит просыпаться рано. Девица испуганно округлила симпатичные глазки, и ты поспешила добавить не без усмешки: — Бывшая. Почти. — Разбудить Рана? — робко поинтересовалась девица, судя по всему, не желая разговаривать с тобой. — Нет, не надо. Следующее действие дается тебе очень тяжело. Кольцо, старое обручальное кольцо, уже тебе не нужное, ставшее частичкой твоего тела, медленно скользит по пальцу, прощаясь с твоей рукой. Алмаз и танзанит. Тридцать четыре тысячи долларов. Сейчас это кажется таким неважным. Хочется, так хочется вспомнить его глаза, когда он встал перед тобой на одно колено. Но ты не можешь. — Держи, — несмотря на обуявшее тебя смятение, ты продолжаешь улыбаться. Ностальгически, печально, смирившись с судьбой, — передай ему. Ну... оно может стать твоим, если ты научишься готовить его любимый тирамису, — ты подмигиваешь девице, и не можешь сдержать хихиканья, когда она глядит на тебя непонимающим взглядом. А ведь именно туда он подбросил это кольцо. Уже не важно. Новая пассия любопытно разглядывает символ любви и верности, точнее то, что им когда-то было. — Документы на развод скоро придут, и... А, точно! Скажи ему еще кое-что, — грустная улыбка сменяется озорной ухмылкой, словно ты вспоминаешь что-то забавное, — по сравнению с мальчишкой на добрый десяток лет его моложе, он тот еще профан в постели, — ты приблизила большой и указательный палец друг к другу в хорошо знакомом жесте, — и меньше. Девица нерешительно улыбается в ответ. И сжимает кольцо в ладони. — Я передам. Все передам. — Отлично. Ты уходишь легко и не оглядываясь, даже не переступив порог бывшего дома. Девица закрывает за тобой дверь, еще не до конца осознав, что произошло. Она вздыхает, разжимает ладонь и думает, как бы объяснить все спящему возлюбленному. Особенно последнюю часть... Этого не требуется. Когда она поворачивается, хмурый Ран уже натягивает рубашку. — Дай кольцо, — только и говорит он.* * *
Чонган все еще занят, и ты не хочешь отвлекать его от дел, в которые он не желает тебя посвящать. Это была их общая черта — они всегда держали тебя подальше от их работы, не желая подвергать опасности, и, наверное, правильно делали. Нужно уметь разделять личную жизнь и работу — такой точки зрения придерживался что Ран Хайтани, что Пак Чонган. Ты выпила кофе в каком-то недавно открывшемся кафе, листая ленту новостей в телефоне. Съела один тирамису. Вышла на улицу, чтобы выкурить сигарету. Это странно. Последний раз ты курила два года назад. Обычно в отеле неподалеку с живописным видом на город, один раз — дома на балконе. Тогда тебе это дело нравилось, а сейчас почему-то нет. Тушишь сигарету и отправляешь в мусорку вместе с пачкой. Ноги сами несут тебя в то место. В парк, где два подростка впервые встретились. Где было их первое свидание, где он забрал твой первый поцелуй. Где вы гуляли вместе каждое лето и признавались друг другу в любви, юные и расцветающие. Уже не важно. Чонган не очень любит парки. Ну и ладно. — Здесь началась наша история, здесь она и закончится, — ты поворачиваешься к человеку, чьи шаги тихо следовали за тобой, будто крадучись, — Хайтани. Он такой же, как и два года назад. Рану Хайтани уже за тридцать, но он смотрит на тебя взглядом обиженного, потерянного ребенка. Хочется ему улыбнуться. Ты сдерживаешься. Он того не стоит. Он не твой муж. Он — тень человека, которого ты любила. Воспоминание о твоей пылкой юности, закопанной глубоко под Токио. — Тебе еще не надоел твой мальчишка? — Ни капли. Это все, что ему надо было знать. Ран усмехается, подмечая, что счастье, поселившееся в твоих глазах и уголках губ, делает тебя такой красивой, какой он не видел тебя очень давно. Счастье красит. — Ты не вернешься? — Ни за что. Твоя очередь усмехаться. Однако без горечи, в отличии от него. — Разведись со мной, пожалуйста. На безымянном пальце сияет его обручальное кольцо. А на мизинце — твое. Это выглядит жалко, ты думаешь, просто выбрось их все. — Выбора у меня нет. Тебе интересно, почему он здесь, почему захотел встретиться с тобой. Откуда узнал, что ты будешь здесь? Тебе интересно, но ты не спросишь. — Спасибо за все. — И тебе тоже. Ты рада, что увидела его. Возможно, это последний раз. Ты надеешься на это, вопреки его надеждам. Смешно. Два года назад тебе так сильно хотелось его уничтожить. А теперь ты надеешься, что он будет счастлив. Глядя в его глаза, полные раскаяния, ты все простила. Все равно уже не вернешься, зачем боль в себе держать? «Я освободился», — гласит сообщение, высветившееся на дисплее. Тебе пора идти. — Прощай? — Прощай. Как хорошо, что Токио больше не кричит. Твой безымянный палец теперь свободен. И ты сама тоже. ...Ах да, документы на развод.