Наблюдая за первым уроком зельеварения в понедельник утром — у первокурсников Гриффиндора и Слизерина — Альбус не знал, радоваться ли честности и заботе профессора Умино о своих учениках или огорчаться правде в его отчете. Когда он увидел сына Люциуса Малфоя, готовящегося бросить печень жабы в котел Гарри Поттера, он решил возмутиться тем, что Северус поощряет такое поведение среди своих слизеринцев. Небрежный взмах палочки остановил ингредиент в воздухе, и, прежде чем снять Плащ-Невидимку и выйти на вид, Альбус увидел, как шок проступил по лицам ученика и учителя.
— Пятьдесят баллов со Слизерина за то, что вы подвергли опасности сокурсников, мистер Малфой, — сказал он без своей обычной теплоты, — и неделя отработок с мистером Филчем.
Мальчик резко повернул голову от неожиданных слов Альбуса, и теперь смотрел на директора с шоком, смешанным с опасением и некоторым благоговением. Встретившись взглядом с юным слизеринцем, Альбус спросил:
— И где вы взяли идею для такой опасной шутки?
Эта подсказка, в сочетании с мягким касанием легилименции, показала ему вспышку урока накануне, на котором Северус «небрежно» прокомментировал тот факт, что добавление крысиной печени на этой стадии сегодняшнего зелья заставит его сильно закипеть, испортив его и, возможно, ошпарив зельевара.
— Класс свободен, — два ледяных слова, прозвучавшие от их обычно веселого директора, заставили учеников быстро собрать свои пожитки и покинуть комнату, причем некоторым хватило присутствия духа сначала погасить пламя под котлами. Взмахом палочки Альбус расправился с остальными горелками и подождал, пока в комнате не останется детей.
Он ненавидел, когда дети видели его таким. У Альбуса Дамблдора было много лиц: добрый дедушка, мудрый профессор, старший государственный деятель — все это было предпочтительнее, чем лицо закаленного воина Света, единственного человека, которого Том Риддл когда-либо открыто боялся. Ему было невыразимо больно, что многие первокурсники теперь явно разделяли хотя бы частичку этого страха. В то время как Том, возможно, наслаждался чужим страхом, Альбус ненавидел его. Страх разделял людей, порождая ненависть и насилие вместо понимания и не принося конца смертям, разрушениям и боли. Он воочию увидел, какой ужасный вред может нанести страх, и с тех пор работал над тем, чтобы способствовать пониманию и прощению, чтобы помочь предотвратить овладение страхом. То, что действия Северуса заставили его
сеять страх вместо того, чтобы бороться с ним, было еще одним грехом, легшим у ног этого человека.
Как только дверь закрылась за последним из уходящих первокурсников, Альбус подошел к жабьей печени, все еще висящей в воздухе. Пока он шел, он позаботился о том, чтобы наложить несколько запирающих и заглушающих чар на дверь класса. Ясно понимая намерения своего работодателя, Северус обогнул стол и вышел ему навстречу перед парящим ингредиентом.
— Прежде чем ты начнешь жаловаться на мою резкость с мистером Малфоем, возможно, тебе стоит поближе взглянуть на то, что именно он решил бросить в зелье своего однокурсника, — тон Альбуса был легким, почти небрежным, и только тот, кто привык читать его настроение, мог заметить скрытый намек на сталь. Привычная хмурость Северуса усилилась при словах Альбуса, но он сделал, как было сказано, прежде чем его и без того желтоватое лицо побледнело еще больше. — В самом деле. По-видимому, инструктируя юного Драко, ты забыл указать, что использование печени ядовитого существа, такого как жаба, в дополнение к заявленным тобой эффектам выделит облако токсичных паров, которые могут вызвать постоянное бесплодие у тех, кто их вдохнет. — Это тоже было сказано тем же вежливым тоном, который можно было услышать от директора на обычном педсовете. Он знал, что Северуса не провести — профессор зельеварения был напряжен, как сжатая пружина, ясно осознавая гнев Альбуса и ожидая его выражения.
— За последние десять лет, с тех пор как ты вернулся в Хогвартс, чтобы встать во главе своего старого факультета, — продолжал Дамблдор, сохраняя спокойствие с помощью значительной силы воли, — и Минерва, и Филиус, и Помона приносили мне отчеты о возмутительном поведении своего нового коллеги. Зная склонность детей приукрашивать и преувеличивать свои рассказы, особенно в сочетании с хогвартской мельницей слухов, я заверил их, что до них доходят лишь слухи и сплетни. В конце концов, ты сам подтвердил это, когда я спросил тебя, и я понял, что ты ищешь искупления для своей… юношеской неосторожности. Я был совершенно уверен, что ты поднимешься над тьмой своего прошлого и станешь образцовым учителем, поделившись своими знаниями и страстью к зельеварению с новым поколением волшебников. Учитывая твой опыт, как дома, так и здесь, в Хогвартсе, я был уверен, что ты будешь последним учителем, кто будет терпеть издевательства или оскорбления среди студентов.
— И все же в пятницу вечером ко мне пришли поговорить два сотрудника. Похоже, что один из них сумел сделать то же самое, что и я, и наблюдал за твоими занятиями в тот день без твоего ведома. Их отчет о твоем поведении был настолько ужасен, настолько возмутителен, что я должен был поверить, что это просто более раздутые слухи… пока не просмотрел их воспоминания. Даже глядя в воспоминания взрослого человека, я все еще не мог быть уверен. Я все еще хотел верить, что все это было просто какое-то недоразумение, что человек, которого я так громко защищал последние десять лет, не предаст так жестоко мое доверие. Таким образом, мы подошли к моему сегодняшнему присутствию здесь, — сказал директор, его голос начал повышаться, — при котором я обнаружил, что наблюдения нашего коллеги были точными, ты не только запугивал и
оскорблял многих своих учеников, но и фактически
поощрял подобное поведение студентов Слизерина.
К его чести, Северус, по крайней мере, не сделал тщетной попытки опровергнуть обвинение Альбуса, явно зная, что его поймали. Он не мог ни отрицать, ни защищаться, потому что его действия были неоправданы. Поэтому у вспыльчивого человека оставалось только одно: либо подчиниться, либо напасть. Неудивительно, что он выбрал последнее.
— Я могу только предположить, что Минерва взяла на себя инициативу в этой жалобе, как она часто делает. А кто же другой? Я видел, что у Флитвика есть навыки, чтобы проникнуть в мой класс незамеченным, хотя именно Спраут всегда чувствует необходимость нянчиться со своими драгоценными маленькими барсучками. Мерлин упаси кому бы то ни было хоть немного дисциплинировать этих маленьких болванов. Как бы то ни было, их не касается, как я провожу свои уроки, если только нам вдруг не придется критиковать работу друг друга. Ты не хуже меня знаешь, что нужна твердая рука, чтобы держать сопляков в узде и проявлять должное уважение…
— Твое определение «в узде», похоже, нуждается в некоторой корректировке, — прервал его Альбус, — судя по этой жабьей печени. Скажи, как, по-твоему, отреагировала бы Августа Лонгботтом, если бы твой крестник сделал ее внука бесплодным и навсегда положил конец роду Лонгботтомов? У Люциуса может быть серебряный язык и кое-какие навыки в темных искусствах, но Августа — грозная ведьма, и она жаждала бы крови. А нанеси такой же урон последнему наследнику рода Поттеров,
национальному герою, и я подозреваю, что вам с Люциусом повезет, если вы спасетесь. Даже юный Драко может обнаружить, что его телохранителей заменили дементорами!
— Поттер, — выплюнул Северус с ненавистной усмешкой, — все всегда возвращается к драгоценному, совершенному,
Поттеру. Как и его отец, он расхаживает по замку, ожидая, что мы все преклонимся перед его величием. Все остальные так отчаянно хотят выслужиться перед высокомерным мальчишкой, что ж, я бы предпочел убедиться, что маленький
герой не зазнается слишком сильно.
Директор нахмурился еще сильнее.
— Я не знаю, за каким учеником ты наблюдал, Северус, но, по моим наблюдениям, в Гарри очень мало от Джеймса. Я видел гораздо больше Лили — ты вспоминаешь женщину, которую ты якобы любил и на чьей могиле поклялся защищать ее сына? — и случайные проблески Флимонта или Юфимии. Нет, если какой-нибудь ребенок в этом классе и ведет себя так, как твой заклятый школьный враг, то это не Гарри Поттер. — Сказав это, он повернулся к висящей в воздухе печени. — Самый близкий аналог молодого Джеймса Поттера, я бы сказал, в Доме Змей. Кажется, я вспоминаю отчет Горация в 1971 году о задержании пары первокурсников Гриффиндора за попытку бросить крысиную печень в зелье одного их однокурсника со Слизерина. Судя по твоему лицу, ты тоже помнишь этот инцидент.
Было ясно, что Северус все еще занят переплыванием египетской реки; требовался более решительный подход.
— Похоже, что вместо того, чтобы преодолеть испытания своей юности, ты принял их, позволив своей ненависти загноиться и превратить тебя в хулигана. Хуже того, ты взрослый человек, издевающийся над
детьми, — Альбус собрался с духом, ненавидя рану, которую, как он знал, нанесут его следующие слова, но чувствуя, что это была единственная надежда заставить этого человека увидеть смысл. — Совсем как твой отец.
Лицо Северуса стало белым как мел, а затем покраснело так, как Альбус никогда раньше не видел. Его голос прозвучал как опасное шипение.
— Как ты
смеешь…
—
Я смею, потому что это правда! — гневно взревел верховный чародей, вся напускная вежливость исчезла, когда банки с ингредиентами по всей комнате на мгновение начали дребезжать на месте от силы его пылающей магии. — Ты
гнобил три четверти своих учеников, одновременно поощряя оставшуюся четверть последовать твоему примеру и помогая им в их усилиях. Своим умышленным пренебрежением к общепринятым протоколам безопасности ты
подверг опасности детей, находящихся на твоем попечении. Ты подорвал дисциплину во всей школе, углубив вражду между факультетами, и нам очень повезло, что никто из учеников, кроме, возможно, близнецов Уизли, не заметил, что твой фаворитизм сделал факультетское соревнование почти неуместными. Я не могу догадаться, скольких перспективных студентов ты своим поведением отвратил от зельеварения, сколько мечтаний разрушил, скольких будущих целителей и авроров лишил страну, которая будет отчаянно
нуждаться в них, когда лорд Волдеморт вернется. Почти нет сомнений, что ты ухудшил и, вероятно, разрушил не одну жизнь, а может, твои действия стоили кому-то жизни. И все потому, что ты цепляешься за свою ненависть к человеку, который умер десять лет назад из-за того, что он делал в
детстве. Больше нет.
— С этого момента, ты будешь обучать всех своих учеников должным, справедливым и беспристрастным образом. Ты не будешь принижать их. Ты не станешь их очернять. Ты не будешь ни злоупотреблять ими, ни подвергать их опасности. Ты постараешься передать знание зелий всем ученикам в меру своих способностей.
— Ты будешь следить за дисциплиной, не обращая внимания на факультет или наследие. Ты больше не будешь ни наказывать гриффиндорцев за выдуманные проступки, ни награждать слизеринцев за мелочи. Если слизеринец плохо себя ведет, ты накажешь его соответствующим образом. Ты дашь понять своему факультету, что поведение, которое ты поощрял последние десять лет, больше не будет допустимо. Во что бы то ни стало, будь строг в соблюдении дисциплины, но будь одинаково строг ко
всем ученикам.
— Я понимаю, что тебе нужно сохранить связи с твоими бывшими товарищами, и я уверен, что они подвергнут сомнению внезапную перемену. Я рекомендую сказать им правду — что я не знал о твоих действиях, а когда узнал, потребовал, чтобы ты изменил свое поведение. Скажи им также, что я пригрозил ужасными последствиями, если твои предыдущие действия продолжатся. Это также будет правдой, — голос Альбуса был едва выше шепота, но холодным, жестким и угрожающим, как кинжал у горла, — потому что, если я обнаружу, что ты продолжаешь вредить и подвергать опасности своих учеников, Хогвартс и Волшебную Британию своими действиями, я отзову всю защиту, которую я тебе предоставил. Я приду к выводу, что польза, которую ты можешь принести как шпион, перевешивается вредом, который ты причиняешь в роли учителя. Я публично поделюсь
всем, что знаю о твоих действиях во время последней войны. Увольнение из Хогвартса будет
наименьшей из твоих забот.
— Твои занятия на оставшуюся часть этой недели отменяются, и все назначенные тобой отработки будут проведены другими профессорами в те же дни. Используй это время, чтобы определить свой дальнейший курс действий и, надеюсь, подготовиться к пересмотру методов обучения, — с этими прощальными словами Альбус повернулся, отменив заклинание левитации на печени с небольшим использованием беспалочковой магии и позволив ей упасть на пол с небольшим шлепком, прежде чем вытащить свою палочку, чтобы отменить заглушающие и запирающие чары, наложенные на дверь класса по пути наружу.
Λ
-----===ͽ < O > ͼ== = — - — - -< O >
V
Ирука обнаружил, что у него есть три очень способных и решительных ученика. Хотя было еще довольно рано, все трое начали демонстрировать некоторые результаты как своих тренировок, так и консультаций.
Быстрее всего, это принесло пользу Невиллу Лонгботтому. Между резким окончанием оскорблений и применением некоторых основных успокаивающих медитативных упражнений (в чем Невилл явно опережал двух других) его работа с зельями значительно улучшилась. Он все еще совершал ошибки, в основном из-за забывчивости и неуверенности в себе, но его любовь к гербологии означала, что эти ошибки касались исключительно животных или минеральных ингредиентов. Помогало и то, что теперь было гораздо меньше попыток саботировать его работу со стороны преподавателя или учеников. Его улучшенная сосредоточенность также начала помогать его практической работе с чарами, хотя с трансфигурацией все еще были проблемы из-за ее опоры на ясную визуализацию. Однако из-за общей недостаточной физической подготовки Невилл все еще пытался догнать своих сверстников в физической части тренировок Ируки.
В то время как Гермиона Грейнджер жадно впитывала каждую крупицу теоретических и исторических знаний, переданных Ирукой, ее очень активный ум все еще оказывался помехой для достижения медитативного состояния. Это была отнюдь не необычная проблема, и Ирука знал, что как только она преодолеет это препятствие, последующие шаги окажутся намного легче для девушки с таким упорядоченным умом. Ни Гермиона, ни ее преподаватели не сообщили о каких-либо улучшениях в ее учебе, но она явно приняла близко к сердцу предостережения Ируки о ее чрезмерном усердии, и далеко не один профессор выразил свою благодарность за то, что она теперь ограничилась более разумными размерами эссе. Переход от выплескивания всех знаний на бумагу к их анализу займет больше времени, но Ирука подозревал, что в конечном итоге это принесет свои плоды в ее практической работе. Однако где Гермиона выиграла больше всего, так это в своей социальной жизни: отступив от своей агрессивной сверхуспеваемости, ее отношения с соседками, по-видимому, начали немного теплеть. Тем временем она начала осторожно обращаться к двум застенчивым мальчикам, с которыми училась у Ируки, и он уже видел, что трое одиноких детей образуют узы дружбы.
Самая большая трудность, с которой Гарри Поттер столкнулся во время своего обучения, заключалась в том, чтобы сохранить дружбу, которую он завязал с Рональдом Уизли в начале семестра. Желание Гарри брать дополнительные уроки в сочетании с растущими связями с Гермионой и Невиллом заставили младшего мальчика Уизли почувствовать себя отброшенным в сторону. Между тем поведение Рональда на Хэллоуин не произвело впечатления на его «лучшего друга». Его обидные слова в адрес однокурсницы (а теперь друга Гарри) были слишком близки к издевательствам на вкус того, кто сам слишком часто становился их жертвой. А неискренность извинений мальчика в ту ночь в сочетании с его отношением с тех пор ясно давала понять, что он все еще не считает эти слова необоснованными. Эти двое не порвали свою дружбу, но теперь явно появился элемент напряженности, которого раньше не было.
Конечно, то, что он проводил больше времени в компании Гермионы и Невилла, и меньше с более пассивным Рональдом, привело к тому, что Гарри приложил больше усилий к учебе, и его оценки подтверждали это. У него уже были замечательные интуитивные способности к практической магии, особенно к чарам и защите, но теперь он начал немного больше понимать теоретическую сторону вещей. Что касается физической составляющей обучения Ируки, то жестокое воспитание Гарри принесло ему небольшую пользу, так как оказалось, что его жилистое тело обладало немалой скоростью, ловкостью и выносливостью. В то время как Гермиона и Невилл работали над своей выносливостью и равновесием, режим Гарри был больше сосредоточен на наращивании силы. Ирука все еще беспокоился из-за маленького роста и хрупкого телосложения мальчика, но все еще пытался убедить Гарри пойти к мадам Помфри на полное обследование.
Вместо того, чтобы работать над улучшением концентрации внимания и памяти, как это делал Невилл, или успокаивать бесконечный поток мыслей, как Гермиона, его медитативные тренировки вращались вокруг лучшего контроля над своими эмоциями. Работа шла полным ходом, и Ирука пожалел, что не может нанять профессионального психотерапевта, чтобы тот оказал его ученику действительно необходимую помощь, но он знал, что Гарри не готов так легко доверять незнакомому взрослому. Кроме того, в Магической Британии, к сожалению, не хватало экспертов по психическому здоровью, и, вероятно, попытка привести немагического терапевта в Хогвартс нарушит несколько законов (он не питал иллюзий, что сможет вытаскивать Гарри со школьной территории так часто, не привлекая внимания прессы, что было бы нехорошо).
В общем, каждый из учеников Ируки делал более чем удовлетворительные успехи.
-――――===ͽ Δ ͼ===――――-
Альбус был менее доволен своими успехами в наблюдении за профессором Умино. После того, как портретная сеть сообщила, что три ученика (включая Гарри Поттера) регулярно встречаются с адъюнкт-профессором наедине, директор быстро поместил хорошо скрытое заклинание прослушивания в кабинет этого человека, где проводились встречи. Он выслушал длинную дискуссию с Невиллом Лонгботтомом на различные безобидные, но иногда довольно личные темы в сочетании с тем, что звучало как элементарный урок окклюменции, прежде чем пришел к выводу, что длительная продолжительность и личный характер таких встреч не оставляют у него ни времени, ни желания постоянно следить за ними. Поэтому он перенес действие амулета на висящий в его кабинете портрет Дилис Дервент, которая, как он надеялся, передаст ему любые относящиеся к делу или касающиеся его наблюдения. С тех пор ее отчеты сводились к тому, что на собраниях не было никакого неподобающего поведения, но темы обсуждения часто были такого характера, что она чувствовала, что ее клятва целителя заставляет ее держать их в секрете. Зная, что характер его предшественницы был безупречен, Альбус позволил ей наблюдать за встречами, несмотря на его желание получить больше информации.
Усилия директора школы также были сорваны в связи с тем, что приезжий учитель уходил из кабинета вместе со всеми тремя первокурсниками. О, он знал, куда они пошли — портрет Филлиды Споры описывал Выручай-Комнату (одно из истинных скрытых чудес Хогвартса, и что-то, что он должен был однажды показать Филиусу и Минерве). В один из дней, когда профессора Умино не было в школе, ему даже удалось открыть версию комнаты, которой пользовались эти четверо, с помощью простого метода запроса того же самого проявления, которое они посетили. Это явно была какая-то тренировочная зона, факт, который ясно давали понять два набора душевых и раздевалок у входа. Но планировка комнаты оставила Альбуса несколько озадаченным относительно точной
природы тех упражнений, для которых она предназначалась. Лучше всего было предположить, что они каким-то образом связаны с необычайной подвижностью этого человека. Раздражающе, казалось бы, что «требования», используемые для создания этой конкретной комнаты, включали конфиденциальность, поскольку контрольные чары, которые Альбус поместил там во время своего визита, внезапно оборвались на следующем собрании группы. Попытка лично наблюдать за собраниями казалась сейчас слишком рискованной, учитывая, как быстро адъюнкт-профессор обнаружил Аластора во время их первой беседы. По крайней мере, его следящие чары за пределами комнаты все еще работали, но все, что он мог понять, это то, что троица ушла вместе, в усталом, но удовлетворенном настроении, которое он часто видел среди игроков в квиддич после тренировок.
Теперь почтенному волшебнику оставалось только гадать, каковы же были планы Ируки Умино. Ему стало немного легче, когда он еще раз подтвердил у Дилис, что ничто из того, что она подслушала, не предполагает ничего подозрительного, неуместного или гнусного, но все же он беспокоился. Профессор Умино мог быть необычайно слабым волшебником, но если он станет враждебным, его скорость и ловкость сделают его неуловимой мишенью в дуэли. Если бы его ученики приобрели подобные навыки, они могли бы оказаться довольно грозными в ближайшие годы, поскольку магическая сила всех троих была гораздо выше среднего. Особенно тревожным в таком сценарии был бы юный Гарри, отмеченный как равный Тому Риддлу… Альбус заерзал на стуле. Может ли это обучение быть предсказанной силой Гарри? Хотя Предводитель Света все еще чувствовал, что любовь сыграет здесь решающую роль, он не мог позволить себе сбрасывать со счетов любую представившуюся возможность.
Как бы то ни было, несмотря на его слегка подпольную деятельность, мотивы профессора Умино все еще казались благожелательными. Хотя Дилис по-прежнему отказывалась разглашать какие-либо подробности подслушанных разговоров, она выразила сильное одобрение иностранному профессору, заявив, что подозревает, что эти встречи со временем принесут большую пользу ученикам, хотя она также, казалось, стала немного меньше любить Альбуса. Последнее он объяснил тем, что так требовательно отнимает у нее время и вынуждает подслушивать частные разговоры. Обсуждение с другими преподавателями показало, что у всех троих есть заметные, улучшения в своей школьной успеваемости, и их дружба, казалось, крепла.
И снова уверенность директора в характере Ируки Умино, казалось, росла вместе с его списком вопросов об этом человеке…
