Алая арфа

Посчитав про себя до десяти, Кит поднял голову и уставился на темноту за окном, пробитую яркими пятнами фонарей. Он уже несколько недель раздумывал над тем, что нужно бы купить шторы или хотя бы приспособить какое-то покрывало. Конечно, он мог попросить Марту повесить карниз попрочнее и достать ему занавески, но здраво полагал, что благотворительности Марты, которая просто не хотела, чтобы огромный особняк стоял пустой, не хватит на такую щедрость. Да и просить ему всегда было стыдно, если это выходило за рамки их договора. С Мартой, девушкой и подругой Чарльза, их познакомил собственно молодой доктор. Когда, размазывая сопли по лицу, Кит тщательно пытался подобрать слова, чтобы объяснить, почему именно он хочет бросить хорошую школу, почему не может вернуться в приход и почему (в очередной раз!) вообще не хочет иметь ничего общего с прошлой жизнью, Чарльз - внимательно, между прочим, слушая все эти сумбурные объяснения, - привёз его почти за город. Метро здесь ещё ходило, но уже пересекалось, как потом понял Кит, с пригородными электричками, до центра было далеко, но это было последнее, о чем Кит вообще думал в тот момент. Помнится, он сказал, что ему не хватит денег на оплату аренды комнаты в таком старом доме, и вот тогда Чарльз, применив свою власть над маленьким подопечным, буквально за шиворот втащил его по лестнице, сунул в руку стакан солёной воды и подтолкнул к раковине. Вместе со рвотой и непереваренным вином и пивом, из Кита словно вышла какая-то больная часть, не позволявшая думать. Его вывернуло наизнанку раза четыре прежде, чем полегчало. И именно тогда, провожая Кита наверх, Чарльз объяснил, как тут все устроено. Марта, кулинарный фотограф в женском журнале, получила особняк в наследство, но продать до достижения ею тридцатипятилетнего возраста не могла. Вот и организовала что-то вроде коммуны, чтобы не жить одной в доме с привидениями. В привидения Кит тогда не поверил. Похоже, что зря. Кстати, о привидениях. Ему необходимо было взбодриться. Поэтому волевым усилием он поднялся, снял с подоконника чайник и отправился долить в него воды - покупка новой техники, умершей от неправильного использования, совершенно не входила в его планы. Строго говоря, деньги у Кита водились. И не то чтобы маленькие - юноша чётко осознавал, что порой его заработок, если можно назвать это так, превышает заработки большинства его друзей (ну, пожалуй, за исключением новичка Генри, но тут Кит мог только предполагать, задавать такой вопрос впрямую он считал верхом неприличия). Но, во-первых, согласно договору, который они негласно заключил с Чарльзом, за колледж Кит платил сам, тут Чарльз обозначил свою позицию совершенно четко. Сумма выходила изрядная, хоть и чуть меньшая, чем светила впереди за университет. Далее. Конечно, Киту бы следовало придерживаться того, что называлось фитнес-питанием, чтобы сохранить и поддержать фигуру, но юноша вообще вспоминал о том, что ему стоит перекусить, когда желудок начинал прилипать к позвоночнику, и это стоило ему таблеток от гастрита. И рецепта на них, но это уже совсем другая история. Также ему требовалось посещать массажиста, косметолога, парикмахера, выглядеть с иголочки, насколько это возможно (да-да, это был сарказм), и все-таки платить, пусть и немного, за жилье. В перечень трат та же входили расходы на химчистку, на проезд и хотя бы что-то хотелось оставлять в кошельке на кофе, так что к концу месяца от примерно четырёх тысяч не оставалось почти ничего. А ещё у Кита был секрет: он отчаянно копил на отступное, поэтому сумма, которую он мог тратить, уменьшалась не «на», а «в». И, по сути говоря, к концу месяца он мог абсолютно спокойно назвать себя нищим. Вода из крана перелилась сквозь бортик чайника и мелодично журчала в раковину, когда Кит, наконец, опомнился. Вынырнул из своих нескончаемых размышлений, закрыл воду и длинно выдохнул: - Твою мать. - Ага, - отозвалась пустая зеркальная темнота. - Поддерживаю ваше мнение, сударь. Кит, который уже почти смирился с происходящим, с этим странным голосом - в своей голове? в зеркале? - фыркнул: - Погоди. Вернулся в комнату, поставил чайник нагреваться, устроился за столом и повертел в руках карандаш. - Совсем все туго? - Голос из ванной доносился приглушенно, Кит, строго-настрого запретивший себе размышлять о том, что все происходящее ненормально, что это признаки сумасшествия и прочее, впервые расслышал странные, незнакомые ему интонации, более четкие гласные и согласные, похожие на латынь. - Ну... Ну почти. Он ответил, сам не очень понимая почему. Наверное, потому что устал сидеть в тишине. И даже если со стороны он выглядел как полный идиот, разговаривающий сам с собой, - пускай. Никто не видит. - Честно говоря, у меня есть большое желание сказать тебе все, кузнечик мой, что я думаю. Но... - Не нокай. Либо по делу, либо заткнись. - Так, воняй уже своим дешёвым пойлом и подбери мозги с пола. Писать под диктовку ты, я надеюсь, умеешь? - Что?.. Я... - Да что за постоянная манера переспрашивать? Кто вообще занимался твоим воспитанием? Да или нет?! – вспылил голос. - Да. - Кит заварил себе свежую порцию кофе в красной рекламной чашке «Нескафе» и взялся за карандаш. - Я готов. - Готов он… есть похлёбку из варёных котов... Итак, начнём. Двадцать третьего апреля в городе Страдфорд-на-Эйвоне в графстве Уорикшир был найдён мёртвым один человек... Чайник кипел. Кит писал. Он давно не чувствовал такого прилива азарта и вдохновения, казалось невозможным прерваться даже на минуту – хотя прерываться все же приходилось, чтобы раз за разом наполнять кипятком красную чашку. Юноша уже потерял счет тому, сколько кофеина попало в его организм, но казалось - стоит остановиться, и вдохновение просто уйдет. Голос - его внутренний ли, голос призрака или он сам, говоривший вслух, - диктовал довольно четко факты, не самые известные для широкой общественности. - Похоже, что самоубийство - один из самых тяжких грехов в любом течении христианства, будь то католическая вера или же англиканская, - вовсе не являлось запретным или табуированным для писателя. Если внимательно проанализировать произведения Шекспира, то можно заметить, что оно является центральным сюжетом или же просто случается на страницах его пьес тринадцать раз. Самым известным примером, конечно же, является «Ромео и Джульетта». Кит поставил точку, поднял голову и понял, что статья выходит отнюдь не хвалебной. Нет, он не писал ничего оскорбляющего достоинство и память поэта, он вообще, оказывается, как мог обтекаемо обходил все острые углы, но материал, который он обязался предоставить Саутвеллу, словно бы попахивал душком. Такой сладковатой гнильцой, будто от тухлого мяса, ещё немного - и он рисковал переступить ту грань, когда заканчивается литература и начинается нечто бульварное. Но, поразительно, ему все ещё удавалось удержаться на этой самой грани. В ванной что-то звякнуло, булькнуло. Голос стих. - Не слышу звуков усердного написания. - Голос странно, почти по-манчестерски тянул гласные. Кит был готов поклясться, что когда он сам разговаривает вслух, акцент если и слышен, то совершенно другой. - Погоди, - юноша отложил карандаш, потёр лицо и сделал просто огромный глоток из чашки. - Думаю, бессмысленно спрашивать, откуда ты все это знаешь? Да ты даже не говоришь мне, кто ты такой! «И что делаешь в моей комнате, и почему заставляешь меня чувствовать себя шизофреником, и вообще, Кит, ты же прекрасно знаешь, что призраков не бывает, это все реально чушь, ну правда, бредятина, сюжет для паранормального тв, а то, что ты там выдал – результат твоей работы, поэтому пиши дальше и гордись молча. А если ты уже съехал настолько, что для того, чтобы что-то писать, тебе нужно диктовать себе вслух, то ни о какой работе ты вообще думать не должен. Ты как себе представляешь, что вот так вот сидишь в своём закутке и бормочешь под нос, как будто у тебя микрофон в ухе или спиды в мозгу? Соберись». - А с чего я, собственно, должен тебе что-то объяснять? - Грубости в голосе призрака не было ни грамма, он скорее искренне недоумевал, почему сидящий за столом неразумный мальчишка не даёт себе труда подумать над такими элементарными вопросами и включить голову. - Ты пишешь или нет? - Да пишу, пишу, - буркнул Кит и снова взялся за карандаш. Хорошо, что тот был автоматическим, не было необходимости постоянно подтачивать грифель. - Под именем «Уильям Шекспир» издано 37 пьес, 154 сонета, 4 поэмы. Большинство работ написаны в течение 24 лет с 1589 по 1613 год. При этом нет ни одной записи, что Шекспир получал какой-либо литературный гонорар. Владелец театра «Роза», в котором ставились пьесы Шекспира, тщательно фиксировал все выплаты авторам. Но драматурга Уильяма Шекспира в его бухгалтерских книгах не обнаружено. Нет их и в сохранившихся архивах театра «Глобус»… Всё. Хватит с тебя. - Ага. - Кит ошарашенно уставился на творение своих рук. Обещанная колонка превратилась в полноценную статью, перед ним лежали три исписанных мелким почерком полноразмерных тетрадных листа. «И это все я?» Ну а кто еще? Других тут не водится. - Спасибо - Кит все же решил, пусть это и было очень странно, поблагодарить своего таинственного союзника за сотрудничество. - А... ты, можешь... - Не могу. - Призрак, кажется, догадался о сути вопроса быстрее, чем Кит подобрал слова, чтобы его задать. - Хочешь трепаться - иди сюда. «Была не была!» Юноша поднялся, чуть не уронив стул, успев поймать его, закачавшегося на двух ножках, в последний момент, и направился в ванную. Его таинственный приятель-блондин привычно уже опирался плечом о край как будто бы все ещё припыленной старой рамы и сжимал в пальцах мутный алый бокал. В бокале что-то плескалось, и Кит отчего-то был уверен, что это вовсе даже не вино. Призрак поднёс бокал к губам, сделал глоток, чуть передернул плечами, тихонько выдохнул и открыл глаза. - Ну? - Он вообще был на удивление немногословен, особенно, как уже понял Кит, когда дело касалось его самого. - Перестал писаться в штанишки и решил, наконец, посмотреть в глаза? А вот это уже определённо было хамством. Но Кит, почти привыкший к манере общения своей странной галлюцинации, только покачал головой. - Нет. Мне просто интересно. Что ты вообще здесь делаешь? - Живу, как видишь. - То есть, здесь, в квартире? Взгляд призрака мягко поинтересовался «ты совсем идиот или прикидываешься?», но тем не менее он ткнул рукой куда-то себе за спину: - Там. - А что там? - Кит откуда-то вообразил, что чем проще будет то, что он спросит, тем больше и быстрее ответов он получит. - Мой дом. Ну, что уставился-то? Кит не уставился, Кит изучал его костюм. Край белой манжеты, торчащей из-под рукава куртки.… Или это был колет? Камзол? Как вообще называется эта хрень? В общем, этот край рукава был ему однозначно знаком. Он где-то это видел. Совершенно точно видел, притом не так давно. Но где именно - вспомнить он не мог. - Значит так. - Призрак снова отпил из бокала. - Иди, отправляй своему - кто он тебе там, наниматель? - плод моего гениального ума и вали спать. Морда у тебя такая, что смотреть не то, что тошно, а просто можно эль варить. - Погоди! - Кит хотел было ещё что-то спросить, но его сосед, похоже, счел свой долг выполненным и исчез, как всегда, не прощаясь. - Бредятина, - пробормотал Кит и, вернувшись в комнату, взял со стола тетрадь с твердым намерением спуститься вниз и попросить у Марты компьютер - уж в таком благом деле она не должна была ему отказать. Как выяснилось, во времени Кит совершенно потерялся. К тому моменту, как он спустился на первый этаж, он почему-то был стойко уверен, что стрелка часов не перевалила за десять вечера, но на ночной трансляции канала «Меццо» в правом верхнем углу экрана неумолимо горело 01:12. Это же сколько он просидел за материалом? Внизу никого не было, хотя это было скорее редкостью, чем обыденностью: довольно часто постояльцы засиживались в гостиной и в пристроенной к ней кухне и до четырех утра, но Кит не учувствовал в таких посиделках: он либо работал, либо спал, третьего как-то не случалось. Марта либо уже спала, либо просто не вернулась - из-под двери, ведущей в ее часть дома, не мелькало света. Но общественный компьютер на импровизированной стойке регистрации, на счастье Кита, стоял свободным, и юноша устроился за столом, вбив гостевой пароль и адрес своей почты. Теперь ему предстоял второй этап работы - перепечатать все, написанное от руки, проверить ошибки и факты, перечитать, чтобы поправить стилистику, написать сопроводительный материал с указанием источников и отправить, наконец, Саутвеллу. Отчего-то захотелось бургер. Самый банальный такой бургер, из «Макдоналдса», например. Или просто жареной картошки. Или еще чего-то такого же ненормального. Пасты с колбасками. Короче всего, чего Киту было категорически нельзя. Героическим усилием он отогнал от себя мечты о запретном и, чуть склонившись к слабо подсвеченной синим клавиатуре, принялся за работу. Он уложился в два часа. И теперь перед ним встал следующий вопрос: стоит ли звонить Саутвеллу и сообщать, что его задание выполнено? С одной стороны, Кит чертовски логично предположил, что редактор уже спит и видит как минимум пятый сон; и вообще, ну кому еще придет в голову звонить собственному начальству в три часа ночи, проявляя, возможно, совершенно неуместное рвение? А с другой, если дело действительно настолько срочное, как ему показалось, то, скорее всего, Саутвелл еще в редакции и уж точно занят чем угодно, только не сном. Поколебавшись минуту, Кит все же набрал номер - и оказался прав. - Да? - отрывисто раздалось с другого конца трубки. - Мистер Саутвелл, доброе утро. - Судя по вашему голосу, Кит, это должно было быть иронией, но что-то пошло не так. Кит умудрился не засмеяться, хотя очень хотелось: от облегчения. - Я только что отправил вам материал, пожалуйста, проверьте почту. - Одну минуту. - Саутвелл чем-то защелкал, наверное, мышкой, послышался слабый стук клавиш, и голос его сменился на урчание кота, поймавшего крупную жирную мышь. - Вижу, спасибо. Прекрасная работа, мистер Хейс. - Но вы даже еще не читали! - Кит сказал это быстрее, чем сообразил, что стоило придержать подобное замечание при себе. - Уверен, она достойного уровня, а вы действительно спасли выпуск. Так что заслуженный отдых, молодой человек, и благодарность коллег вам обеспечены. Намеки Кит понимать умел, пусть и не всегда быстро. В этот раз много времени не понадобилось. Попрощавшись и сообразив не желать спокойной ночи тому, кто явно спокойно ее проводить не собирался (да и не те между ними были отношения), юноша еще нашел в себе силы выйти из своего почтового аккаунта, перевести компьютер в режим ожидания и на негнущихся ногах подняться наверх. Вот говорили же Марте, что вполне можно было встроить что-то типа лифта, но идея эта умерла в зародыше. Зато физическая форма в порядке. Это было последней ясной мыслью перед тем, как левая щека Кита коснулась подушки. Барон стоял, небрежно опершись рукой о припыленный подоконник, и смотрел на разгорающийся холодный рассвет. Наконец, решившись, поэт оставил свой бокал на ближайшем столе, сделал несколько шагов вперёд и поклонился спине, обтянутой дорогим бархатом. - Милорд. Я ещё не имел чести пожелать вам счастливого Рождества. Мне показалось, что вы были бы не рады общему поздравлению, к тому же сэр Беккет был несколько чрезмерно горяч и... Он замолчал, опустив голову под взглядом спокойных усталых глаз. Поэт ожидал чего угодно, но не такой хорошей демонстрации разницы между ними. Он поклонился снова, изящно отступив на шаг и махнув рукой у края туфли. Говоря по чести, ему не полагалось заговаривать с титулованными особами первым, но их, пусть и формально, представили друг другу, поэтому шанс завязать беседу прямо так, при скоплении пышного общества, был весьма неплох. - Благодарю, молодой человек. Взгляд поверх его плеча и спокойно-равнодушная интонация не оставляли сомнений: он не ко времени. Поэт помолчал. Ему следовало развернуться и уйти, но он, в приступе какого-то дикого отчаяния посмотрел прямо в ничего не выражающие глаза. Перевёл взгляд на сжимающую бокал руку и, наконец, сообразил обернуться. Человек, к которому он обращался, неотрывно смотрел на незнакомого поэту мужчину, едва ли старше его самого, в джеркине с вызывающе алыми вставками, крученым испанским золотым шитьем, топазами и фламандскими кружевами… - Вам дурно, сударь? Позвольте... - Не дожидаясь разрешения, поэт увлек своего собеседника на воздух. Холод пробрался под узорчатые ткани, остужая тела и чувства, но поэт больше не решался заговорить. Он ждал - неведомо чего, пытаясь понять, что произошло там, в зале, мгновениями раньше. - У вас осталось вино? - наконец проговорил барон, прокашлявшись. - Одну минуту. Поэт вернулся в зал, поймал первого попавшегося слугу и забрал у него весь графин. Вернулся на балкон, скрытый от гостей дверями, занавесями и остролистом и кинул на пол свой джеркин. - Садитесь. - Вы замёрзнете так. - Ерунда. Садитесь и пейте. - Это было похоже на указание, но поэт не собирался вести себя мягче. Он ожидал сопротивления, споров, протестов, но, на удивление, барон действительно сделал несколько глотков прямо из хрустального горлышка. Закрыл глаза, длинно выдохнул и провел рукой по волосам. - Я буду очень признателен вам, если вы, мой мальчик, найдёте способ мне уйти отсюда. Прямо сейчас. - Всяческие уговоры присесть барон проигнорировал, хотя, похоже, сообразил, почему это было предложено: сидя у столбиков, поддерживающих перила балкона, они были бы абсолютно незаметны для любого, кто решил бы выглянуть в окно. Поэт поджал искусанные до синяков пухлые губы, кивнул и не удержался: положил ладонь на плотное сильное плечо и сжал пальцы ободряющим жестом. - Пейте. Хотя бы треть. - Но... - Пейте. - Голос его стал жёстче. - У нас есть два пути: либо вы доверяете мне и я выполню вашу просьбу, либо вы будете терпеть все до полудня. А потом ещё и мессу. Выбирайте. Вместо ответа барон кивнул и припал к графину, залпом стараясь выпить как можно больше. Поэт знал, что стоявший перед ним человек боится высоты, но он сам излазил эти чёртовы стены вдоль и поперёк столько раз, что с лёгкостью мог был найти дорогу даже с закрытыми глазами. Сняв с плеча длинный, на испанский манер чёрный, вышитый золотом, морской шарф, поэт задумался и, не дожидаясь вопроса «что-то не так?», на минуту вернулся в зал. Вернулся с тяжёлым крученым шнуром - видимо, стянутым с одной из гардин. Быстро обвязал его вокруг талии барона, подергал, проверяя на прочность, и каким-то особо хитрым узлом прикрепил к нему шарф. Второй конец привязал к себе и ловко вскочил на перила балкона. Он выпил, и довольно много, но пьян не был; в серых глазах горел бешеный задор, присущий только молодости, отчаянно нарушающей любые правила. Поэт уверенно схватился за ближайшее узловатое переплетение толстых стеблей, с некоторым усилием воткнув ногу в другое «гнездо», и даже попрыгал на нем для уверенности. Стоявший на балконе барон схватился за сердце. - Давайте. Вот так же, ровно как я. Видите, где я приминаю листья? Значит, там много ветвей или уже все крепкое настолько, будто это камень. Не бойтесь и не смотрите вниз, помните, вы не упадёте. - Легко вам говорить. - Нога в дорогой туфле немного дрожала, но хмельная решимость постепенно брала верх, и желание уйти превышало желание спорить. Судя по расцветающему почти детскими красками лицу барона, он давно забыл, каково это - творить вот такие выходки, и сейчас вспоминал - с большим, между прочим, для себя удовольствием. - Не спешите, - поэт осадил излишне проявившееся рвение и чуть подергал свой шарф, привлекая внимание. - Правая нога. Нагнитесь немного и руками вот здесь. Да, хорошо. Ещё немного… Он ожидал большего сопротивления и страха, и без них, похоже, не обошлось. Как только каблуки изящных, по последней придворной моде, туфель коснулись подмерзшей дорожки, его сгребли в охапку и вжали почти до боли в жёсткие стволы, усыпанные красными и зелеными листьями. Отвечая на поцелуй, поэт успел краем сознания порадоваться тому, что это все-таки был не остролист… Отвратительное, пищащее переложение «Турецкого марша», причем, похоже, не в первом повторении, наконец, ворвалось в сознание, заставляя Кита продрать слипшиеся глаза. На левом появилась какая-то плёнка, как будто засохли слезы, и Кит чуть не выдрал себе половину ресниц, пытаясь соскрести все лишнее, словно мумия, снимающая бинты. Каким чудом он умудрился не проспать и вообще расслышать лежащий на столе телефон, было непонятно. Понятно было только то, что ему пора было в колледж. О завтраке уже традиционно пришлось забыть, одевался и умывался Кит одновременно, естественно после этого оказавшись в мокрой футболке, которую спешно пришлось сменить. По спешке и какой-то непонятной злости на свою рассеянность он пару минут тщетно пытался впихнуть правую ногу в левый ботинок, распсиховавшись, чуть не кинул его в стену, уже готовый послать все на, но потом, также на удивление, быстро собрался и, уже буквально на реактивной тяге влетая в метро, сообразил, что снова, кажется, не закрыл дверь. Вбегая в здание колледжа, на ходу здороваясь с теми, кто махал ему или бросал короткое «привет», Кит успел посмотреть на часы и оказаться в аудитории буквально за несколько мгновений до профессора. Выдерживать ещё одну полемику ему совершенно не хотелось, поэтому юноша был очень рад, что не опоздал. Несмотря на общую сумбурность прошедшей ночи, совершенно колоссальный недосып и откровенно прилипающий к позвоночнику желудок, Кит чувствовал – впервые в жизни - прилив гордости. На него положились в ответственном задании, и он, кажется, справился. Во всяком случае, ни Саутвелл, ни кто-либо другой не сообщил ему, что плод его ночных трудов непригоден. Это внушало надежду на то, что он приживется в новом коллективе. Глядя на загружающийся экран компьютера, который транслировался с профессорской кафедры на проектор, Кит мимолетно подумал было о том, что отец Дэррила так просто в покое его не оставит, и в очередной раз напомнил себе, что им с приятелем точно нужно встретиться. С удивлением повертев ручку в руках, Кит нахмурился, проверяя свои ощущения. Да, определённо, Дэррил совершил для него переход в один конец: Кит больше не считал его клиентом, ему захотелось общаться с Дэррилом просто по-человечески, а значит, их плодово-выгодные отношения пора было заканчивать. Что, впрочем, и к лучшему. Потому как в последнюю их встречу, как показалось самому юноше, Дэррил тоже начал ощущать что-то неправильное, по его, дэрриловой, мерке, и не лез с объятиями настолько активно, как обычно. И вообще вёл себя как нормальный человек. И отмазал его от полиции, да. - Итак, леди и джентльмены, прошу внимания. Сегодня мы с вами напишем небольшую проверочную работу. Как вам известно, любой деятель литературы должен уметь оперировать эпитетами и сравнениями, а также обладать необходимыми навыками для описания произведений искусства. В данном случае портрета. Внимание на экран, пожалуйста. Серая картинка мигнула пикселями, на миг зависла, Кит сощурился, потёр глаза, поправляя привычные тёмные линзы и ощутил, что попал в дурной ситком. Во всяком случае, если бы это были «Друзья», «Элен и ребята» или что-нибудь подобное, на заднем плане уже совершенно определённо раздался бы свист толпы и смех. Такой, дебильненький, который обычно символизирует то, что герой серии попал в на редкость глупую ситуацию. Уши заложило ватой, Кит помотал головой, разгоняя непонятный туман перед глазами, и уставился на лицо, которое он видел не далее как сегодня ночью. Кажется... Кит понял, что ничего не понял и не может сказать точно, но этот слегка надменный наклон головы вправо, эти разделённые на пробор волосы... Однако мужчина на портрете, одетый в нежные голубые цвета на манер средневековых ангелов, держащий в руках полупрозрачную белую лилию, был будто бы младше того, что смотрел на Кита из зеркала. Мягкие, совсем даже не полные горькой иронии глаза смотрели с нежностью, теплом и почти щенячьей преданностью, но вместе с тем… достоинством? Да, достоинством человека, знающего себе цену. Не слишком полные, гармоничные для лица розовые губы, чуть приоткрытые, будто во вздохе, тонкий персиковый румянец и кольцо с крупным рубином на мизинце - единственной красной точкой на всей картине. Кит был уверен, что это тот же человек, он напряг все чувства, пытаясь расслышать до предела ясно название полотна, узнать, что за странная галлюцинация его... - Пацаны, кто нарядил Кита? - откровенно заржал кто-то с первого ряда. - Слыш, ирландец, слабо в блондина за двадцатку? - Точно! На него обернулось сразу несколько человек. - Ну нет, там такой пупсик, а ты мрачнююшка. Кит сделал вид, что его сейчас стошнит. - В самом деле, определённое сходство имеется, но спешу вас разочаровать и охладить фантазии, подобные лица и цвет волос были типичными для шестнадцатого века, так же, как и их изображение. «Жаль. Значит просто тенденция и мода». - Итак, дамы и господа, перед вами портрет неизвестного, ранее хранившийся в нориджском соборе. На данный момент вживую вы можете увидеть портрет в национальной галерее. Автор, к сожалению, до сих пор не установлен, но многие склоняются к тому, что изображённый юноша - аллегория Иоанна Предтечи. В чем будет заключаться ваша работа: у вас есть двадцать минут, тридцать строк и запрет на использование слов «молодой», «красивый», «блондин» и «ангел». Первый, кто сдаст мне работу, которая будет соответствовать всем заданным критериям, будет освобождён от экзаменационного теста. Прошу. Время пошло. Кит прекрасно понимал, что такого счастья ему не получить. Несмотря на то, что он довольно неплохо ориентировался в материале и даже сам писал стихи, которые, даже делая скидку на привычку не всегда здраво принижать свои достижения, считал неплохими, действительно мастером слова он не был. Писал - да, неплохо - да, но не блестяще. Поэтому он решил не гоняться за зеброй в прериях и просто спокойно выполнить задание. «Соберись, Итмар. - Он не часто вспоминал это имя, но сейчас ему необходимо было собраться и вернуться в реальность, а мальчика, который в одиночку преодолел немало миль, звали именно так. - Соберись и сделай это». - Молодые люди, смею напомнить вам, что телефоны на время лекции стоило бы выключать или хотя бы приглушить звук. Кит не сразу понял, что звонок доносится из его кармана, а когда понял - откровенно порадовался тому, что сидел с краю. Вылетел из аудитории, про себя ругаясь, на чем свет стоит, и снял трубку. Номер был ему незнаком. - Кит Хейс, слушаю. - Добрый день, мистер Хейс, вас беспокоят... Точно. Ему же должны были написать из клиники. Но, видимо, решили позвонить. Что же, это избавило его от необходимости второй раз искать компьютер и поэтому обрадовало. Определенно. - Да, да, - Кит не дал своему собеседнику договорить и перебил очень нетерпеливо, - я слушаю. Что-то не так? - Напротив. Вы можете быть абсолютно спокойны. Ваши результаты соответствуют норме описанной вами нагрузки. Желудочки не расширены, имеют нормальную форму. Мозжечок и ствол мозга без изменений. Определяются мелкие очаги ишемии, что является нормой при вашем образе жизни - это говорит о небольшом недостатке кислорода, но это довольно легко исправить, если вы будете уделять хотя бы час в день для прогулки. Другими словами, все в полном порядке, никаких причин для беспокойства. Ваш мозг абсолютно здоров. Полную расшифровку анализов мы выслали на вашу почту. Кит слушал и испытывал одновременно облегчение и чувство, граничащее с отчаянием. Он не болен эпилепсией, у него нет рака или каких-либо других проблем с мозгом, но... «Что тогда, вашу мать, со мной творится?! Что?!» - Спасибо. - Он поблагодарил, возможно, чрезмерно сухо, но исправлять ситуацию не стал. - У вас есть какие-либо вопросы? - Нет, сэр. - Кит прижался спиной к стене, ощутив, что дрожит. - Нет. - Хорошо. Берегите себя, мистер Хейс. Кит попрощался и повесил трубку. Нет, определенно, таким новостям стоило радоваться - это совершенно точно. Он и радовался, просто в очередной раз не понимал, во что влип. Но, чтобы не позволить себе впасть в слишком навязчивые в последнее время мысли, Кит вернулся в аудиторию, старательно не замечая вопросительных взглядов (человеческое любопытство - дело такое), устроился на своем месте, придвинул к себе тетрадь и сосредоточился. Как хорошо, что он сразу решил, что все-таки не будет гоняться за дополнительными преференциями, значит теперь он может спокойно работать. Портрет на экране притягивал взгляд какой-то совершенной нереальностью. Невозможно смотреть на кого-то так... полно. С грустью, с обожанием и, как показалось Киту, с долей смущения. Он попробовал повернуть голову и посмотреть на изображение краем глаза: у него возникло стойкое ощущение, что под разным углом лицо юноши будет разным. И он не прогадал. Если смотреть на него вот так, на границе зрения, то видно, что юноша, похоже, несколько старше, чем кажется, резче обозначаются складки у рта и между бровей, но Кит полагал, что это могли быть и просто неровности на самом проекторе, а стоило вернуть взгляд прямо – и снова лицо на портрете становилось каким-то беспомощным и полным абсолютной нежности. Вглядываясь внимательнее, Кит все больше и больше замечал сходство с тем странным призраком из зеркала. Как любой творческий человек, Кит отдавал себе отчет, что склонен к иллюзиям и всяческому приукрашиванию происходящего, но то, что происходило с ним сейчас, было полнейшим бредом. А уж учитывая то, что пять минут назад ему сказали, что он здоров... Мысли снова сделали виток, не давая ему сосредоточиться. Кит вертел в руках ручку и смотрел на пустой лист. В голове не было пусто, но ничего нужного прямо сейчас там не находилось. - Эй, помочь? - Кто-то ткнул его со спины ручкой. Чувствительный укол пришелся прямо между лопаток, и юноша вздрогнул, помотав головой. - Нет, спасибо, - ответил он не, оборачиваясь, и все-таки взялся за дело. «На полотне, которое представлено публике, изображен мужчина неопределенных лет - аллегория небесного посланника, вестника Господня. В то время подобные полотна были не только необходимы, но и модны - позировать в таком образе считалось и честью, и демонстрацией хорошего вкуса. Если взглянуть на лицо изображенного на портрете, то, при первом взгляде, ему невозможно дать больше семнадцати лет, но если изменить угол падения света, то становится ясно, что неизвестный нам мужчина все-таки немного старше. Его светлая внешность резко контрастирует с тем взглядом, который действительно изображен на холсте. Это возможно увидеть, если встать чуть левее от картины и смотреть по направлению его взгляда. Мы не можем знать, куда или на кого смотрит этот юноша, но он, определенно, чувствует некоторую безысходность происходящего и глубокую грусть. Судя по тому, как сложены его руки, как четко обозначены костяшки на левой руке, он тщательно сдерживает тревогу. Для того, чтобы показать, насколько близко кровь подходит к коже, и создать видимый эффект присутствия, художник использовал смеси белых и красных красок. Поскольку нам неизвестно имя модели, мы можем попробовать оценить его статус – например, по одежде, украшенной вышивкой в технике ари, которая зародилась еще в Персии. Именно персы стали добавлять камни и бисер на крючок сверху и нанизывать их на петли. Даже с открытием шелкового пути получить подобную ткань было весьма сложно, а это говорит о возможностях или самого позирующего или того, кто его пишет, поскольку воспроизвести такое доскольнальное видение ткани из собственного воображения почти невозможно. Также, глядя на этот портрет, мы можем, датировать его годами до семнадцатого века и...» - Время вышло, леди и джентльмены, прошу сдать работы. Прекрасно. Прекрасно, спасибо. Спасибо, Дерек. Замечательно, мисс Мадлен, благодарю. Кит, поднявшись со своего места, спустился вниз, чтобы отдать работу лектору. Он ожидал, что за такой малый объем его будут упрекать, но, видимо, сегодня судьба была к нему благосклонна. - Техника вышивки? Вы настолько разбираетесь в подобных вещах, Кит? «А, собственно, откуда я вообще это взял?"» Кит не сомневался в том, что в багаже его памяти на самом деле хранится невероятное количество информации, которая всплывает наружу именно тогда, когда она нужна, - но вот назвать точный источник ее получения он не мог. - Я... - Возможно, это вас удивит, но вы правы. И, знаете, я в последний год весьма активно замечаю у вас неплохие искусствоведческие задатки. Разумеется, я не могу решать за вас, Кит, но если вы позволите дать вам совет, то после экзаменов, на следующий год, я бы порекомендовал вам присмотреться к истории искусств более плотно. - Спасибо, - юноша улыбнулся, довольный похвалой, и тряхнул отрастающими каштановыми волосами. - Напишите мне эссе на пару страниц об истории шелкового пути, но в стиле популярного обозревателя. Так, чтобы заинтересовать кого угодно, вы понимаете? - Хорошо. - Это задание показалось ему не только интересным, но еще и очень полезным: Кит знал, что ему необходимо тренировать руку и стиль письма. Он хотел выработать что-то авторское, что-то свое, узнаваемое, но это что-то, конечно, не должно было быть кричащим или безвкусным. - Я могу идти, сэр? - Конечно. Хорошего дня, Кит. - Благодарю. - Он спешно собрал свои вещи и, глянув на часы, изящно лавируя меж студентами, столпившимися у доски объявлений, направился к выходу. Вообще в этот день у него было еще две пары, но разрешение на работу, полученное в деканате, позволяло узнать задания после лекций и сдать их без посещения и отметки о пропуске. - Кит? Кит! На следующей неделе вечеринка, ты придешь? Он давно знал, что нравится Мадлен, но, как ни старался, при всем желании не мог заставить себя ответить на ее чувства. Однако пообщаться с ребятами поплотнее не помешало бы, да и в самом деле ему не помешает развлечься. - Приду. - Кит улыбнулся и уверенно кивнул. - Будет круто. - Точно, - девушка чуть порозовела, судя по короткому движению, хотела поцеловать его в щеку, но смутилась и отправилась дальше к приятелями на лестнице. И в самом деле, почему он раньше не ходил на эти вечеринки? Хотя бы один раз лишним не будет, а то его окончательно сочтут сычом. Телефон коротко пискнул, привлекая к себе внимание. Доставая аппаратик из кармана, Кит подумал, что неплохо было бы поменять мобильник: этот в последнее время совсем перестал заряжаться, если только не воткнуть зарядку в одну определенную розетку. Но это дело отдаленного будущего, а пока нужно ответить... Дэррилу. Который писал: «Привет! Если не занят - приезжай в гости». Они не договаривались о встрече сегодня, не так уж чтобы плотно общались, но это сообщение оказалось очень кстати. Решив уйти из клуба, Кит должен был, по условиям его работы, подобрать и найти себе преемника. Познакомить его со всеми своими клиентами, предварительно объяснив причину своего поступка. Но даже если он решил бы остаться, то, что он начал чувствовать к Дэррилу, определенно мешало бы ему работать. В общем, в любом случае им нужно было поговорить. Решив не тратить время на смс, Кит набрал знакомый номер и подождал всего пару гудков. - Привет. - Привет, - на заднем фоне шумела вода, видимо, Дэррил что-то готовил. - Что-то случилось? - Кит чувствовал себя немного неловко. Он не привык общаться с людьми вот так... по-дружески просто. «Совсем одичал. В лес повыть еще не тянет?» - Нет, просто хочу пригласить тебя в гости, если ты не против, не занят и это не нарушит никаких твоих планов. Приедешь? Ситуация становилась все более странной. - Да. Да, конечно, с удовольствием. Единственное что - мне нужно в парикмахерскую, но потом сразу к тебе. Что-то купить? - Кит, я тебя умоляю. Приезжай и все. - Ладно, увидимся. - Кит улыбнулся. Дэррил без своих насмешек, подначек, издевательств и попыток вывести его из себя, был совершенно очаровательным и, в общем-то, классным парнем. К этому выводу Кит пришел уже на улице, махая рукой отъезжающему автобусу номер семьдесят в надежде на то, что водитель в зеркало заднего вида увидит спешащего парня и откроет заднюю дверь. Кит уже привык к лондонским автобусам, хотя по-прежнему находил местную манеру не останавливаться на остановках как минимум странной. Давно, когда он столкнулся с этим оригинальным явлением впервые, он был не то что удивлён, а пребывал в крайнем недоумении. Тогда он стоял на остановке, возвращаясь с первой большой самостоятельной прогулки по городу, и никак не мог взять в толк, почему ни один из нужных ему автобусов, видя, что его как минимум ждут, даже не подумал притормозить. Мимо него прошёл добрый десяток «троек», «семь Б» и «двадцаток» прежде, чем он сообразил, наконец, поднять руку и махнуть ею в сторону дороги. Потом, уже в комнате, которую он делил ещё с двумя мальчиками, Кит поделился своим наблюдением и ожидал чего угодно, но только не спокойного ответа, что для Лондона это нормально. Для Дублина это нормально не было. А в родном Портмарноке Итмар и вовсе как правило ходил пешком. Мысль, вслед за автобусом, совершила круговое движение и, как уже часто происходило в последнее время, ни с чего вернулась к Дэррилу, его отцу, странному разговору в машине и отказу самого Кита. Чувствовать себя героем детективной истории было странно и, на самом деле, не слишком приятно, но Кит, смирившись с тем, что спокойная жизнь у него, похоже, закончилась, решил позволить себе плыть по течению. Сходить в гости, как совершенно обычный человек, поболтать, выпить чаю, к тому же это позволит ему решить некоторые личные проблемы. Учитывая то, что Кит сам не собирался вот так откровенно напрашиваться на свидание на чужой территории, решение провидения было очень кстати. Резкий сигнал такси прямо возле дверей вырвал юношу из раздумий. Город жил своей жизнью: мигали светофоры, регулировщик отчаянно махал жезлом, кто-то подрезал кого-то на повороте. Лондон все живее и живее стряхивал с себя последние остатки зимы, возвращая привычный весенний вид тому, что ещё пару недель назад казалось чертовски унылым. Постепенно распускающиеся почки платанов снова вызвали улыбку. Кит вообще сегодня улыбался, наверное, столько, сколько не улыбался за последние пару месяцев. Все-таки зима, какая бы она не была, вызывала у него ничем не объяснимую хандру и тухлую апатию. А еще, как и для большинства людей в мире, как сам Кит был уверен, открытие, что знаменитая на весь мир лондонская погода - такой же миф, как город Биллефилд в Германии, стало очередным событием большой самостоятельной жизни. Ведь многие, живущие стереотипами и привыкшие читать о знаменитых дождях и тумане в романах о Пуаро и мистере Холмсе, совершенно не в курсе, что на самом деле климат Лондона не такой безжалостный к любителям тепла и солнца. Ожидавший сильных зимних холодов и потому требующий себе все возможные одеяла и пледы, Кит был откровенно шокирован тем, как схлопнулось его привычное представление: температура в городе, даже в середине января, за все то время, пока он жил в Лондоне едва ли опускалась ниже нуля. Снег за восемь лет он и вовсе видел всего раз пять, не больше. Но каждый раз это становилось настоящим зимним удовольствием. Кит прекрасно помнил, как после утренней молитвы, перед началом занятий, они с одноклассниками сбегали в большой внутренний двор семинарии и от души мутузили друг друга в по-столичному смешных сугробах или, уже подтаявшим, но от того ещё более крепким снегом играли в снежки. Что бы он там себе не думал потом, но это было хорошее и относительно беззаботное время. Во всяком случае, он всегда знал, что будет делать завтра. И не чувствовал себя беспомощным. По громкой связи объявили нужную ему остановку, Кит быстро нажал кнопку требования открытия дверей и выскочил на улицу, стараясь отойти подальше, чтобы не мешать входящим пассажирам. Они не договорились с Дэррилом о конкретном времени встречи, поэтому Кит собирался спокойно сделать все свои, необходимые сейчас, дела и, сориентировавшись в толпе, привычной торопливой походкой направился к знакомой вывеске.