Алая арфа

Неизвестно, у многих ли существует такая особенность, но волосам Кита она определенно досталась: краска сходила с них, по его мнению, буквально моментально. Вот и сейчас, снимая с волос мокрое полотенце, юноша с некой долей скептического раздражения заметил на нем рыже-ржавые разводы. Это означало, что стирать полотенце нужно немедленно или потом придется покупать новое, и что в скором времени снова придется тратиться на краску. Не смертельно, но неприятно. А еще почему-то волосы у него очень долго сохли, но в данном случае это было скорее преимуществом, потому что намекало, что время ожидания не стоит тратить бездумно, а нужно все-таки засесть за ноутбук и хотя бы что-то выяснить о той самой выставке, на которую его так экстренно затащили работать. Кит подумывал написать Саутвеллу и узнать, не будет ли с его, Кита, стороны произволом несогласованное участие в другом проекте, но, здраво рассудив, что глава немаленькой газеты наверняка знает, кто и что предлагает стажерам, решил не беспокоить начальство. Да и к тому же, как он успел заметить, в газете ценились сотрудники, занятые делом, а сейчас, кроме обозревательных статей о постановке, дела у него не было. А денег хотелось – о эта проза жизни, врывающаяся неумолимым потоком в тонкий ручей писательского вдохновения! Достав из холодильника банку обожаемой Чарльзом арахисовой пасты и нарезанный на американский манер хлеб для тостов, Кит с ходу вытащил пять кусочков. Подумал, убрал два. Снова подумал, покосился куда-то в район своего живота, считая метафизические складочки - которые, к слову, появляются у любого расслабленно сидящего человека, каким бы худым он ни был, - и убрал еще один кусочек. Но два тоста - это лучше, чем ничего, поэтому Кит принялся с огромным наслаждением обмазывать хлеб золотистой ароматной пастой, когда об его левую ногу чувствительно, но мягко потерлись. - Мэ-ву! - Точно? Кот распушился, став окончательно похожим на шар на четырех небольших подпорках, и повторил, словно пытаясь донести до глупого человека: - Мэ-ву! - Ну, я почему-то уверен, что тебя кормили. У кого-то, между прочим, еще полно своей еды в миске. – Кит упорно пытался придать своему голосу строгость, но получалось плохо. Умильные желтые глаза и слегка туповатое выражение мордочки делали свое дело. - Мяам! - Дать мям? Прямо вот точно? А Чарли меня потом прибьет, потому что он говорил, что кое-кому пора садиться на диету. Беговую дорожку будем покупать? Кот, услышав знакомые по ветеринарной клинике слова «беговая дорожка», тут же, прямо где стоял, шмякнулся на бок и взбил воздух лапами, словно говоря, что он на диете уже последние десять минут и отощал настолько, что даже стоять не может, и как можешь ты, жестокосердный, так мучить маленькое несчастное создание, у которого нет сил даже на то, чтобы постоять еще немного, поэтому прекрати, человек, ломать комедию и опусти под стол ложку вон в том вкусном, а я ее оближу. Комедию человек, благо всю жизнь был весьма понятливым, ломать перестал, но ложку не опустил, поднялся из-за стола и отправился в комнату за телефоном, коварно прихватив с собой тарелку – на случай, чтобы кот не решил, что силы к нему чудесным образом вернулись, и не оказался на столе, избавляя Кита от завтрака. Вернувшись, юноша все-таки опустил ложку под стол, давая коту накинуться на угощение с воплем путника в пустыне, наконец нашедшего воду, и, выгадав момент, сделал пару снимков, запоздало порадовавшись тому, что рука с татуировкой в кадр не попала: только ложка и морда животного с блаженно закатанными глазами, чуть прижатыми ушами и носом в арахисовой пасте. Он хотел было отправить этот снимок Чарльзу, чтобы тот не решил ничем таким баловать пушистого подопечного вечером (конечно, можно было просто оставить записку, но Киту просто нравилось, что технологический процесс дошел до того, что можно не тратить лишнее время и просто переслать фотографию), но, сам не особо сообразив, почему, первый снимок отправил на совершенно другой номер. И тут же, словно по взмаху волшебной палочки, погрузился в сомнения, сложившиеся в два слова: а зачем? Вот с какой, собственно, целью он сейчас это сделал? Они с Кристофером не закадычные друзья по переписке, не коллеги по цеху. Не знакомые толком даже друг другу люди, и подобное вторжение в чужое пространство могло быть расценено весьма негативно. Но, с другой стороны, когда они встречались лично, то общались так, что в душе у Кита нет-нет, да и возникала робкая надежда на то, что он вполне мог бы наладить дружеские отношения с этим человеком. Опять же, Кристофер мог просто не разрешить ему писать на мобильный: фраза «Кит, пожалуйста, в следующий раз пиши на почту» никоим образом не вышла бы оскорбительной, просто сразу и понятно обозначила бы границы дозволенного. Ничего подобного юноша, даже совершенно сейчас не доверявшей своей памяти, вспомнить не мог, а поэтому - почему бы и нет? В конце концов, он не отправил ничего неприличного, не написал ничего двусмысленного, просто отправил фотографию кота. Тем более даже не своего. Ну… И всегда можно трусливо сдать назад и написать: «Простите, ошибся номером». Хотя вот это, по мнению самого Кита, будет выглядеть уже неприглядно. Под все эти беспокойные размышления Кит расправился со вторым тостом и все равно чувствовал себя голодным. А значит, стоило подумать о воплощении изначальной идеи с яичницей и сосисками. Оставив телефон на столе и все-таки перед этим скинув фото и Чарльзу тоже, Кит как раз занялся кулинарными подвигами сомнительного качества, когда резкий звук вибросигнала, пробившись через шипение масла, заставил его обернуться. Откинув крышечку, юноша слегка недоуменно уставился на что-то серое, лоснящееся и явно живое. Потом, присмотревшись, понял, что это кончик хвоста, плечо передней лапы, край уха и смазанный угол собачьей пасти. Приписка к фотографии гласила: «Хотел снять нормально, но не получается поймать на одном месте. Доброе утро». Глядя на совершенно импрессионистскую фотографию и ковыряя вилкой в тарелке, Кит улыбался той самой эталонной глупой улыбкой, которую можно встретить на лице у человека, которому внезапно подарили что-то очень долгожданное, бесконечно дорогое и вообще что-то такое, о чем даже мечтать было нельзя. Значит, он все-таки был прав, когда, разглядев брелок на ключах от машины, предположил наличие собаки. Несмотря на странные выходки своей памяти, такие мелкие детали Кит воспроизводил в собственном мозгу с фотографической точностью: вот они выходят из культурного центра, вот он неприлично долго смотрит на руки Кристофера, вот они останавливаются напротив машины. Какой-то, кажется, внедорожник. Синий. Или зелёный? Или вообще не внедорожник? Или... Черт, пора признать, что в непосредственной близости от художника он начинал чувствовать себя неосмотрительно глупым. Щеки у Кита начало откровенно сводить, и, судя по выражению морды Мистера Хардинга, таких ирландцев он никогда в жизни своей не видел, а потому, спешно загрузив в рот ложку остывающего завтрака, Кит взялся строчить ответ. Трижды начинал, дважды стирал, один раз вообще выключил и включил телефон, пытаясь справиться с непривычным, странным для него самого смущением. «Разговор, - прозвучал у него в голове голос Дэррила. - Люди, как правило, разговаривают между собой, знаешь ли. И вообще, расслабься, не на толчке сидишь». Последнее высказывание было настолько в духе молодого мажора, что Кит фыркнул, спешно прикрыв рот салфеткой, стараясь не рассмеяться. Но это, тем не менее, помогло определиться с текстом сообщения и побороть все нарастающее смущение. «Абстрактный портрет собаки, дающий представление о её наличии». Он даже смайлик добавил. Текст сообщения, абсолютно нейтральный, давал Кристоферу на том конце провода полную свободу действий. Кит не хотел заставлять общаться с собой, если собеседник сам не хотел этого: память о том, с какой скоростью от него свинтили в клубе, была вполне себе свежа. «Слушай, ты умный, интересный парень. Захочет он иметь с тобой дело - и хорошо. Не захочет - так ты, вроде, не десять фунтов. Разожми булки и жри». В самом деле, примерно пятнадцать минут было тихо. Кит успел доесть, вымыть тарелку, достать ноутбук и открыть почту, чтобы на всякий случай проверить, не писали ли ему из редакции, но все было тихо. Только напоминание из колледжа о том, что его ждут проверочные работы, к которым следует отнестись со всей возможной серьёзностью, необходимый список литературы для подготовки и... Черт, он совсем забыл! Его же звали на вечеринку. Которую он, вроде как, ещё не пропустил. Значит, нужно будет заскочить в магазин: если все это бесчинство будет происходить в общаге, то приходить с пустыми руками - абсолютный дурной тон. И одолжить у Чарли чистую футболку, чтобы выглядеть поприличнее. Юноша уже и думать забыл о своей переписке, когда телефон надсадно завибрировал снова. «У тебя есть ICQ?» Кит перечитал эту строчку несколько раз прежде, чем перейти к дальнейшему тексту. «Не очень удобно переписываться по телефону». Где-то на небесах открылось синее безоблачное окно, и толстенькие младенцы с бессмысленными лицами синхронно подули в золотые трубы. Возможно даже с крылышками на пятках. Не у труб, конечно, а у младенцев. Разумеется, Кит прекрасно знал об этой программе, очень на его взгляд удобной и прогрессивной - общаться через такие изобретения было гораздо приятнее, чем по электронной почте, создавалась, как ему казалось, иллюзия живого, настоящего разговора, но так как у него самого не было ни компьютера, ни новомодного ноутбука, естественно и не было необходимости в том, чтобы регистрироваться (правильно же, регистрироваться?), заводить номер... Короче, неважно. Необходимости не было. Но сейчас она возникла. Очень срочно, прямо-таки безотлагательно, можно сказать со скоростью бега Усейна Болта. Дождавшись, пока прогрузится браузер, Кит спешно вбил в поисковой строке запрос на установку программы. Наверное, стоило бы предупредить Чарльза о том, что он собирается скачать что-либо на его компьютер, но, как всегда в ситуации эйфории, мозг Кита отключился напрочь, давая всему прочему организму действовать отдельно. - Давай же, ну давай, - подгонял он файл распаковки, нетерпеливо перебирая изящными пальцами по крышке стола. Две минуты. Счётчик внезапно снова прыгнул назад. Шесть. Снова две. Да что ж такое-то, можно быстрее? Минута. Наконец на экране загорелось: «Распаковка завершена. Установить файл?» Кит без колебаний нажал кнопку согласия. Разобраться дальше никакого труда не составило - в самом деле, отличное изобретение. «Теперь есть», - он снова приправил свой ответ скобочкой улыбки и дописал тщательно списанный с экрана номер. «Отлично. Так гораздо удобнее. Если у тебя будет время, можем поговорить вечером». Это было что-то совершенно невероятное, непонятное Киту, сводящее с ума, играющее в крови как шампанское. Взрослый, интересный и - пора признаться, наконец, самому себе - привлекающий его мужчина сам предлагает ему поболтать. О чем? Кит сразу же попытался придумать хотя бы пару тем, но в голове свистел ветер недоверия и ничего удачного на ум не приходило. Хотя, если взглянуть на ситуацию, отрешившись от кучи восторгов, им было о чем поговорить. То, что Кристофер был лишён национальных предрассудков, то, что он относился к своему юному знакомому серьёзно, не выказывая (по крайней мере внешне) ни малейшего осуждения по поводу обстоятельств их знакомства, давало вполне благодатную почву для сближения. Они могли обсудить постановку, литературу, искусство в целом, домашних животных, кулинарию, в конце концов. Киту очень хотелось знать, что нравится художнику, что он предпочитает - хотелось, как будущему другу, а не так, как обычно он делал это на работе. За первую пару месяцев в клубе он выработал чёткий алгоритм распознавания интересов тех, с кем его сводила судьба, но сейчас и обстоятельства, и сама ситуация были совершенно иными - сейчас Кит чувствовал себя как человек, оказавшийся первый раз в совершенно незнакомом городе, стоящий посреди автостанции и пытающийся разобраться в указателях. Указателей этих было слишком много, и нужно было не ошибиться, выбрав верный. Но, с другой стороны, если получилось с Чарли, то получится и здесь, верно? «Неверно. Это, мой мальчик, совершенно другое дело. Чарли знает тебя как облупленного, так что сам посуди». - Черт, ты можешь когда-нибудь помолчать и не спорить со мной, а?! - Кит вспылил вслух и сжал красивые губы в тонкую нить. «А с чего, собственно? Кто-то же должен здесь быть нормальным». - Это ты-то нормальный? Кот, смотревший на мелкого человека своего двуногого, выражал мордой все больше и больше сомнения в том, что двуногие вообще бывают нормальными (нет, ну в самом деле: один то и дело воняет непонятно чем, таскает какую-то двуногую, заикается о какой-то там «диете». А второй вообще вчерашний котенок!), и Кит звучно, аж зубы клацнули, захлопнул рот. Он спорит вслух сам с собой, сам же себе отвечает - цирк да и только. А на том конце провода от него тем временем явно ждут ответа. Он хотел, очень хотел поговорить с Кристофером, он, черт возьми, этого добивался! Но он не одному человеку уже пообещал прийти на вечеринку. И как быть? Разорваться на две части? Вот бы тот, несносный, который донимает его в зеркале дома, сходил вместо него на вечеринку! Ну а что, должна же быть какая-то польза! «Польза от твоей шизы, ага? Дааа». Конечно же Кит понимал, что это просто игра его воображения от усталости, но помечтать-то можно? В конце концов он нашёл компромиссное решение. «Я обещал пойти на вечеринку в колледж, но в десять уже буду дома». Если Кристоферу будет неудобно, значит, он просто не напишет, верно? К тому же, такой ответ избавлял его от неловкости и позволял сказать правду. Боже, как же это было приятно! «Отлично, договорились. Я тоже буду дома примерно тогда же». На этот раз скобочкой приправил свое сообщение художник. За все три года учебы в старшем классе, а потом и на первых курсах колледжа, Кит не успел заработать репутацию компанейского человека. Точнее, как он сам предполагал – и не без оснований, - никакой конкретной репутации у него не было вообще. Он так старательно обрывал все попытки познакомиться с ним поближе, что не завел ни отношений, ни друзей в полном понимании этого слова. Его сокурсники знали о нем ровно то же самое, что и руководство учебной части, куратор и пара лекторов, питавших симпатию к талантливому упорному мальчишке: то ли сирота, то ли воспитанник детского приюта, живущий под социальной опекой врача одной из столичных клиник, подрабатывающий там же и потому периодически являющийся на учебу с огромными синяками под глазами. Пару раз девчонки откровенно проявляли интерес, но Кит, уже пришедший к пониманию, что его жизнь и так не слишком проста, чтобы тащить туда отношения, довольно быстро, хотя и вежливо, обрывал подобные знакомства. Примерно год назад у них с Чарли состоялся «очень серьезный и взрослый разговор», в ходе которого молодой доктор деликатно поинтересовался у своего ирландского подопечного: а интересуют ли его вообще девушки? Кит тогда впервые задумался над этим вопросом. Нет, его совершенно не смущало то, что он занимался сексом и с мужчинами, и с женщинами, но, на удивление, он не мог бы сказать ничего о том, кто или что его привлекает. Сам процесс его не интересовал совершенно: привыкший отрешаться в такие моменты от всего вокруг, Кит клятвенно заверил, что он большой мальчик, все знает о безопасности, что нужно, и если Чарли так сильно беспокоится – это приятно, безусловно, но не стоит того. Разговор-то прошел, а сомнения остались. Сомнения странного рода, которые облекались в очень интересный вопрос: а может ли ему вообще понравиться мужчина или женщина настолько, чтобы Кит сам, по доброй воле захотел близости с ним или с ней? Ответа за год так и не нашлось, и проблема того, что Кит не удосужился научиться нравиться окружающим вне контекста соблазнения, ухаживать за девчонками и вести себя в студенческой компании без натянутости, тоже осталась. В общем-то, это и было причиной того, что Кит до сих пор ни разу не посетил ни одной вечеринки: ни на Рождество, ни на окончание учебного года, ни на чей-либо день рождения. Он всегда отговаривался какими-то делами, долгой дорогой, работой – да чем угодно, находил любой аргумент, чтобы только не признать очевидного факта: отсутствие опыта рождает страх позора. Но на этот раз его за язык не тянул никто, он сам согласился, а значит нужно было включить голову и как следует подумать, как себя вести, что надеть, и перестать вертеть в голове картинку в духе старого фильма: такую, когда главный герой появляется на каком-то мероприятии, и это выглядит в его исполнении настолько дико, что музыка замолкает, изо ртов выпадают трубочки для коктейлей, кто-то зависает в воздухе и прочее, и прочее, и прочее. Эта картинка, нарисовавшаяся настолько живо, что если бы можно было сфотографировать происходящее в мозгу, стала бы открыткой для анекдотов, немного отрезвила. Поэтому, вздохнув не менее тяжко, чем Мистер Хардинг над миской, в которой только-только проглядывало дно, Кит заставил себя подняться, стряхивая блаженные мечты о том, как он поболтает вечером с интересным человеком, и пройти в спальню Чарли. Он бывал тут всего пару раз (один из них, когда валялся с температурой, застудив ноги), имел разрешение входить в комнату, но все равно каждый раз медлил – казалось, что вторгаться в настолько интимное пространство другого человека в его отсутствие как минимум неправильно, а как максимум грубо. Но выбора у него не было, ему нужна была чистая футболка или рубашка, а взять ее можно было только в одном месте – в шкафу в спальне. По сравнению со спальней Дэррила эта комната представляла собой разительный контраст. Если в той квартире все было белым и по мнению самого Кита каким-то показушно-искусственным, то здесь с порога можно было составить примерный портрет хозяина. Нет, конечно, нигде не было раскиданных носков и прочих интимных деталей, но и идеального порядка, когда каждая вещь лежит на отведенном ей сантиметре, не наблюдалось. А еще никакого белого цвета. Раскладной диван, накрытый темно-синим покрывалом, купленным, похоже, на одной из многочисленных блошиных ярмарок Лондона, небольшой письменный стол, поставленный рядом с окном, но так, что на него всегда падал свет. Бежевые обои и стена, увешанная плакатами с рок-концертов, байкерских слетов, какими-то памятными флаерами из «Хард Рок Кафе» по всему миру: Париж, Венеция, Флоренция, Мельбурн – где-то Чарли бывал сам, что-то привозили его многочисленные приятели. Шкаф, тоже не новый, из какого-то темного дерева, стоял за диваном чуть сбоку – по мнению самого Кита не слишком удобно, но хозяину квартиры виднее. Одна створка закрывалась на ключ, другая в лучшие годы тоже, но сейчас, как помнил Кит, открывалась легко и безо всяких приспособлений, а закрывалась с пинка. Обойдя диван и постаравшись ничем в него не вписаться, Кит открыл многострадальную дверцу и понял, почему все устроено именно так: если бы он не удержал створку, она откровенно бы выпала. Что ж, учитывая то, что Чарли, конечно, миллионером не был, но новый шкаф себе позволить совершенно точно мог, это означало только одно: эта вещь ему чем-то дорога, примерно как селезенка. Орган не слишком важный, но почему-то нужный, как говорится. А вот в шкафу – да, идеальный порядок. Рубашки на вешалках, футболки тремя стопками по цветам. В гардеробе Чарли почти не было черного, но все немногочисленное темное было аккуратно уложено на самую низкую полку. Белое, голубое, светло-желтое, красное, ну просто образец педантичности! Кит задумался. Они с Чарли были примерно одного роста, но доктор был значительно шире в плечах и вообще выглядел как нормальный человек, а не жертва кары Господней, а поэтому следовало найти что-то, что не будет висеть на Ките как мешок. Даже если это будет очень модный мешок. Покопавшись несколько минут и стараясь не устроить на полках кавардак (убираться снова очень не хотелось), юноша, наконец, вытащил на свет темно-синюю футболку с какой-то надписью. Приглядевшись, он разобрал полустертое «Итальянцы все делают лучше» и остался доволен. Теперь следовало сделать еще кое-что. А точнее отфотографировать находку, объяснить ситуацию и получить разрешение эту самую футболку надеть. У Чарльза не было привычки отвечать на звонки сразу же, но, то ли Кит был ему в самом деле важен, то ли просто так «сошлись звезды», но этот раз не прошло и десяти минут, как врач ответил, что, конечно же, Кит может взять футболку, он, Чарли, про нее уже и думать забыл и не помнил, что она такая есть и вообще - она что, действительно у него в шкафу валялась? Кит клятвенно заверил, что никаких других шкафов с одеждой в квартире не наблюдается и поэтому сомнений у него быть не может. Подавив порыв уточнить, что же именно итальянцы делают лучше (согласитесь, «всё» - это уже перебор), Кит в странном творческом порыве оглядел кухню. Не то, чтоб ему хотелось есть от того, что было нечем заняться (а бывало и такое), скорее он не ожидал, что так легко получит разрешение. Сам Кит, хотя и был человеком весьма щедрым - спокойно мог одолжить денег, не спрашивая о дате возврата, поделиться своим обедом или кофе, книгами, косметическими средствами, - к одежде относился почему-то довольно ревностно и отметил, что в его случае получить согласие в духе «да забирай мою ненужную футболку» так легко бы не получилось. Не будучи, как говорится, барахольщиком, и не имея склонности к бессмысленному шопингу, юноша довольно сильно привязывался к вещам и, несмотря на провалы в памяти, прекрасно помнил, с чем, с каким именно событием, историей или просто хорошим днем связана та или иная вещь. «Вот оно, мой мальчик, сознание нищеброда». Как же его достал этот проклятый внутренний голос, прям до трясучки, до бешенства! Кит помотал головой, все еще глядя на футболку, и сообразил, чего именно ей не хватало. Чарли, обожающий раскраски по номерам, всегда держал в доме краски, кисточки, какие-то шпатели и однозначно умел ими пользоваться. До того, самого первого, разговора с Дэррилом, Кит даже не предполагал, с чем именно было связано такое хобби, и, поскольку это было совершенно не его делом, просто молча восхищался терпением врача, который мог по полчаса выбирать цвет и закрашивать какие-то цветочки размером со зрачок или выводить цветовые блики на носу у кошки. Теперь история заиграла несколько новыми гранями, все еще, разумеется, оставаясь совершенно не его Кита, делом, но такое хобби сейчас играло ему на руку. Несколько раз становясь свидетелем творческого процесса, Кит отлично знал, в каком из ящиков кухонного гарнитура хранится старая обувная коробка с лаками, баночками и кисточками, и, без труда отыскав нужное, достал несколько ярких, неоновых красок. Обычно Чарли разводил их водой в смеси с яблочным уксусом, но не знающий тонкостей пропорций Кит просто аккуратно разложил футболку на кухонном столе, подложив под ткань на уровне букв старую газету и, аккуратно обмакнув кисточку в неоновую голубую краску, принялся подправлять полустертую частыми стирками надпись. Вот и пригодились навыки черчения, кто бы знал! Их преподаватель математики, который был истовым фанатом графиков и таблиц, был бы счастлив. На нехитрую, но непривычную работу ушел примерно час. Кит даже не заметил прошедшего времени, ощутив что-то сродни такому спокойствию, какое накрывает человека, ушедшего под воду с головой и смотрящего на солнце сквозь неверную дрожащую гладь. На уши ему словно надели теплые меховые наушники, из перегруженного мозга как феном выдуло все мысли, оставив наедине с концентрацией и немного едким запахом краски. Розовый, салатово-зеленый, голубой, отчаянно-желтый плавно переходили друг в друга на ставшей гораздо более четкой и интересной надписи, и Кит любовался делом рук своих, ощущая совершенно искреннее удовольствие. Теперь это действительно была вещь, в которой можно пойти на вечеринку, уже со своей историей, как бы получившая новую жизнь что ли. Второй шанс. Поэтическое начало в душе Кита заинтересованно встрепенулось, намекая на определенный символизм ситуации, но в этот раз он решил не падать в глубокие каньоны литературной фантазии и прозаично отправился за феном, чтобы досушить и закончить свое художественное творение в технике alla prima. Его не было всего пару минут, даже меньше – ровно столько, чтобы дойти до ванной комнаты, найти там фен и вернуться обратно, но идеальное художественное полотно сверкало красками в тех местах, куда руки Кита приложены никак не были. Виновник происшествия сидел на краю стола и, издавая звуки смачные и почти что пошло-непотребные, вылизывал неоново-розовое пузо. Несколько ярких клякс, конечно, не испортили вид футболки, но Кит все равно разозлился. - Хардинг! Сукин ты кот! – в сердцах выдал юноша, отложив фен и пытаясь понять, с какой стороны подступиться к пушистому живописцу. Он понятия не имел о том, что входило в состав красок, которыми он только что красил ткань, и, скорее всего, разумеется, они были безопасны, но все равно не хотелось бы, чтобы Чарли, вернувшись домой, нашел где-нибудь неоновое творчество совершенно иного толка. Мистер Хардинг, как и следовало ожидать, посмотрел на возмущенного ирландца, как королева Анна - на парламент, и продолжил свое действо. При попытке Кита протянуть к нему руки, чтобы взять под разукрашенное толстое пузо, кот зашипел, прижал и без того прижатые уши и крайне недвусмысленно выщерил клыки. «Сукин кот» прекрасно понимал, что именно сейчас с ним будут делать, и был исполнен решимости помешать такому вопиющему акту насилия. - Да щас! – Кит повертелся пару мгновений на месте, оглядываясь, пока не заметил на ручке шкафа под раковиной, в котором Чарли держал ведро для мусора, высокие, по локоть, оранжевые хозяйственные перчатки с прорезиненными ладонями. Он понятия не имел, для чего Чарли такие в обиходе, но, учитывая то, что доктор не хранил в доме ничего ему не нужного, то, возможно, они и нужны были именно для той цели, для которой Кит собирался сейчас их приспособить. Честно говоря, мысль вымыть этого пузатого извращенца посещала Кита уже не первый год. Хардинг был как хороший велюровый диван – потрясающий на ощупь и так же потрясающе эффективно собирающий на себя всю пыль, какая могла только появиться в доме. Можно было буквально вылизывать полы, ножки шкафов и стульев, мыть под диваном, да что угодно делать – котяра находил один-единственный забытый клочок ковбойской свободы и тут же вспоминал о том, что душа его одинокая у одиночки одиноко бредет куда-то там. Другими словами – оказывался в пыли по самые свои приклеенные уши и после этого норовил обязательно забраться на колени. Однажды, не выдержав, Кит хищно сообщил толстяку, что вот прямо сейчас он его и вымоет, но все уперлось в Чарли, который сообщил, что тогда он тоже что-нибудь неприличное сделает и вообще, отстаньте от честного кота, юноша. Но на этот раз причина была более чем весомой, защитников рядом не наблюдалось, и потому Кит, раздевшись до трусов и натянув перчатки, напоминая себе того самого неприличного сантехника из немецких фильмов, одним резким броском подхватил кота под передние лапы, стратегически обезопасив себя от вероятности получить ими в лицо, и на вытянутых руках понес в ванную. Кот пытался отбиваться, пытался пнуть обидчика задними лапами, расцарапать держащие его руки, но габариты пуза сводили все эти попытки на нет. Морда Мистера Хардинга утонула в складочках шкуры, и оттуда торчали обиженно-злобные глаза. Выглядело это все настолько комично, что Кит не выдержал и расхохотался. Сгусток жирной тьмы мстительно зашипел. - Пора худеть, отвечаю. Ну и как тут быть? Его и за шкирку-то не возьмешь! Кот же вытечет сквозь пальцы или еще того хуже - растянет холку под собственным весом. Но года занятий спортом не прошли даром, и, усадив кота в тазик, Кит прижал его одной рукой за холку, пока другой рукой наливал прохладную воду. Как только вода коснулась кошачьих пяток, Хардинг заорал. Не замяукал, не зашипел, не зарычал - он заорал. Звук шел из пасти буквально на вдохе и выдохе, Фаринелли, Доминго и венецианские гондольеры бились в конвульсиях зависти (все вместе взятые, да), а Кит молился, чтоб у него не лопнули барабанные перепонки. И соседи не вызвали полицию, кстати. Осознав, что звуковая атака была безуспешной, Хардинг перешел к тактике молчаливого боя. Мыльная и мокрая шкура выскальзывала из пальцев Кита, как выдра из рук работника зоопарка, кот растопыривал все четыре лапы и отчаянно упирался в ответ на любое движение, пытаясь извернуться и укусить обидчика побольнее. - Да я ничего не делаю с тобой! Ничего ж не происходит! Или что, так и будем грязным ходить? Хардинг!.. - На это раз с губ Кита все-таки сорвалась пара очень крепких слов, но на кота они, разумеется, не произвели должного действия. Вода в тазике была прохладной, в ванне даже душно не было, но Кит взмок как после хорошей тренировки. Перчатки откровенно мешали, но Кит подозревал, что сними он их - и в ту же минуту окажется без рук. Наконец, спустя пятнадцать минут взаимного издевательства, кот был завернут в полотенце, как гусеница шелкопряда, и отнесен на кухню. Осторожно усадив свой драгоценный груз на пол, Кит все-таки снял перчатки и, дабы загладить свою вину, достал пакет с сухим кормом. Хардинг гордо отвернулся, вылизывая переднюю лапу (для разнообразия левую). - Ну и пожалуйста. – Кит пожал плечами, не желая миндальничать со всякими тут шотландскими грязнулями, и потянулся за чайником, но вовремя остановил руку. Надо прекращать порочную практику хлестать кофе в любое время, когда больше нечем заняться. А заняться ему было чем. Прибрать следы кошачьего бесчинства, вытереть полы в ванной, кинуть полотенце после кота в стирку – на все это, если не бегать как ипподромная лошадь, уйдет добрых сорок минут. Кит глянул на часы – времени до выхода из дома у него оставалось еще предостаточно, поэтому он, прежде чем приступить к уборке, сделал невероятно рискованную, потрясающе безбашенную и вообще крайне опасную вещь – заказал пиццу на дом. Пицца входила в список запрещенных для Кита продуктов по нескольким причинам. Во-первых, хорошая пицца - это, к сожалению, недешево. Во-вторых, непонятно как это работало, но даже самая маленькая «маргарита» через день ощущалась тяжестью собственного веса на запястьях. А в-третьих, учитывая нестабильность обычного питания юноши, такой гастрономический разгул мог вызвать у организма не самую приятную реакцию. Но здесь расчет был простым: на вечеринках, как правило, много пьют и много едят. И пищу совсем не здоровую. Особенно на студенческих вечеринках. Какие-нибудь тапас, начос, картошку фри, наггетсы и все в этом духе. Пить алкоголь юноша не собирался, но весь вечер не взять со стола ни крошки, при том, что вся эта синтетика очумительно пахнет, не представлялось ему возможным. Поэтому Кит решил сыграть на опережение: лучше он дома съест половину пиццы, чем вечером всего вышеперечисленного и свалится с приступом желудочных колик. Такое, внешне здравое, объяснение оправдывало в его глазах потерю двадцати фунтов, а потому, закончив разговор с диспетчером службы заказов и еще раз кинув взгляд на кота, Кит осторожно, почти по стеночке, отправился прибирать наведенный ими беспорядок. И тут это все-таки произошло. Хардинг, превратившись в черное пушечное ядро, пробуксовав мокрыми лапами, одним прыжком бросился вперед и, упав по своей привычке на бок, вцепился юноше в левую щиколотку, молча, как бойцовая собака. Накрепко сжав зубы на сухожилии, кот всеми лапами раздирал кожу, стараясь добраться как можно глубже, и отцепляться даже не думал. - Твою мать! – заорал Кит сперва больше от неожиданности, а только затем от боли. Трясти ногой, чтобы стряхнуть котяру, было бесполезно и сделало бы только хуже, вырываться тоже не вариант. Поэтому пришлось терпеть, пока кровопийца насытится, кроя отборным матом кота, его когти, Шотландию, привычки шотландцев, собственную тупость (носки надо надевать!) и задницу Сатаны. Через несколько секунд, которые показались Киту вечностью, кот отвалился от ноги так же стремительно, как и налетел, и, как и следовало ожидать, отправился под обувную тумбочку, собирать пыль. Когда в глазах перестали прыгать черные мушки, а по губам - катиться холодный пот, Кит перевел взгляд на ногу, хотя не очень-то и хотел это делать. Картина была впечатляющей. За годы тренировок и выступлений кожа на ладонях у него погрубела, и даже мелкие мозоли были не видны, но вот щиколоток это никак не касалось! А жаль. Под левой пяткой уже собралась неслабая такая лужица темно-бордовой крови: плохой знак. Кое-где кожа висела полосками, прокол от зубов над косточкой ощущался очень ярко, нога будто бы горела вверх, до колена. Про себя Кит возблагодарил Бога за то, что Хардинг был привитым и домашним котом – а если бы на него так набросился уличный? - И кто только придумал про милых домашних увальней? На кота Кит не злился – в конце концов, он сам виноват. Кот всего лишь выказал ему свое недовольство тем способом, на который был способен. Злился он на себя самого, свою беспечность, удачливость и глупость. Кое-как доковыляв до ванной, юноша взял полотенце для рук, обмотал ногу, невесело подумал, что сегодня в этом доме в стирку пойдут, кажется, все имеющиеся полотенца, и вернулся на кухню. И что, спрашивается, делать? Его бросало то в жар, то в холод, кровь останавливаться не собиралась. Чтобы не залить весь пол, Кит натянул на конструкцию из полотенца полиэтиленовый пакет и положил ногу на и без того угаженный стол, хорошо хоть додумался снять с него футболку. Но вопрос оставался прежним. Что делать? Звонить Дэррилу? Не вариант, тем более он и так уже позволяет себе слишком многое в адрес бывшего клиента. Дергать Чарли? Не вариант под грифом абсолютно – по очень многим причинам. Мелькнула мысль позвонить Кристоферу, но… Они даже не друзья, как он может напрягать чужого человека, тем более из-за собственной глупости? Генри? Но сосед наверняка на работе, да и у него нет, кажется, транспортного средства. «Можно такси вызвать, не находишь?» тут же озвучил свое авторитетное мнение тот самый мерзкий внутренний голос, но Кит не находил: ему не хотелось, да и нечем было бы заплатить за чистку салона. В глазах потемнело, и Кит, больше не размышляя и прекратив играть в недотрогу, длинно зажал двойку на клавиатуре. Томас, как и обычно, отозвался не сразу. - Киит? - вальяжно протянул он. – Что такое, мой мальчик? - Томми, привет. – Кит сам удивился, когда услышал, как хрипло звучит его голос. - Мне нужна твоя помощь. - Что? – Уолсингем моментально сменил тон. Кит даже представил, как тот спустил ноги со стола в зале и подался вперед, опираясь локтями о колени. – Что случилось? - Сейчас долго объяснять, скину адрес, можешь подъехать? Мне в больницу нужно. Секундное молчание было прервано звоном ключей. - Это как-то связано с работой? - Совершенно нет. - Кит дотянулся до стоящего на столе графина с водой, залпом выпил почти половину. – Я сильно порезал ногу, а тут… - Понял. Жду адрес. – На заднем фоне хлопнула стальная дверь, и раздался короткий сигнал разблокировки водительской двери.