Алая арфа

Прежде, чем отправить Уолсингему адрес квартиры Чарльза, Кит сообразил все-таки встать, дохромать до двери, открыть замок и оставить дверь чуть приоткрытой. Мистер Хардинг, так и сидящий под обувной полкой, не проявил к этим манипуляциям никакого внимания: он был уважающим себя домашним котом, улицей и пространством за пределом уютной квартиры не интересовался – а зачем? Там не дают еду, холодно и вообще не место для шотландских аристократов. Когда Кит проходил мимо, ему почудилось, что кот кинул на него взгляд, который можно было бы счесть виноватым, но тянуть руки и пытаться гладить его юноша не стал. Просто коротко вздохнул: - Да не сержусь я на тебя, вылазь уже, – и все-таки насыпал сухого корма. У Чарльза, хоть он и любил шутить о том, что работу на дом брать не любит, хранилось бесчисленное множество всяких инструментов, бинтов, таблеток и растворов, которыми Кит совершенно не умел пользоваться. Он знал только, как промывать дезинфицирующими средствами царапины, как пользоваться пластырем и повязками и как обезопасить себя от неприятных интимных проблем – и все. И чтоб ему догадаться спросить хотя бы год назад о том, как быть в такой ситуации? Кровь не останавливалась, Кит буквально чувствовал, как она вытекает, но ногу жечь перестало, напротив, на смену этому чувству пришел непонятный холодок и онемели пальцы. Пластырем здесь явно было не обойтись, и, хотя Кит не боялся вида крови, тревожить импровизированную повязку он не стал. Черт, плакала его пицца… И о чем он только думает? Вернув ногу на место, то есть на стол, Кит обхватил себя руками за плечи и закрыл глаза. Что ж он такой бедовый-то? Не везет ему чаще, чем везет. Как будто в самом деле проклял кто-то. Собрался, называется, на вечеринку. Злость на самого себя подстегивала, заглушая боль, не давала расслабиться и начать себя жалеть. А этого ой как хотелось! Кто придумал, что мужчины не могут быть слабыми, испытывать эмоции и вообще вести себя как нормальные люди? Те, кто умирает потом от инфаркта в сорок лет, не иначе. Поток не самых приятных мыслей прервали торопливые шаги, звук захлопнувшейся двери и тяжелое дыхание Томаса, который даже не стал снимать изящные щегольские лоферы. - Кит?! В принципе, в этом обращении было все: и недоумение, и страх за происходящее с сотрудником, и удивление, что попросили о помощи именно его, но, к чести Уолсингема, сориентировался он почти мгновенно: кинул на стол ключи от машины, торопливо вымыл руки и, вытирая их одноразовыми кухонными полотенцами, на ходу задал вопрос: - Что нахрен случилось? - Я помыл кота. – Кит не стал придумывать никаких других причин произошедшего, тем более сам же себе недавно пообещал врать поменьше. - Чего?! – Реакция Томми была вполне ожидаемой: он явно искренне беспокоился за бледного, слегка дрожащего Кита, но, вместе с тем, не без труда удержался от смеха. - Ты, прости, что? - Помыл кота. И это его месть. - Ясно. Кот домашний? Твой? У него есть прививки? Где здесь аптечка? Так, снимай эту хрень с ноги, мне нужно взглянуть. – Не дожидаясь согласия, Томас деликатно, но непреклонно потянул с ноги Кита пакет, в котором накопилось немного крови, а потом принялся разматывать полотенце. Краем сознания Кит отметил, что, несмотря на то, что Томас был одет в светлую лиловую футболку, он даже не подумал снять ее, лишь бы не запачкаться. - Аптечка есть. Чарли врач. Вон тот шкаф, около холодильника, левая створка. - Чарли? Твой парень? - Близкий друг. Почти опекун. – Кит улыбнулся, рассеивая все сомнения. Удивительно, но этих слов Уолсингему оказалось достаточно. Достав пластиковый ящик, в которых обычно в гараже хранят инструменты, Томас с негромким щелчком откинул крышку и принялся копаться в блистерах и упаковках. Судя по нахмуренным бровям, нужного там все-таки не обнаружилось. - Надо ехать в больницу, накладывать швы. Хрена у вас, конечно, кот. - Да, я уже понял. – Кит только сейчас сообразил, что, во-первых, так и не оделся и сидит перед Томми в одних боксерах, с окровавленной ногой, весь такой беззащитный, а во-вторых, Томми, несмотря на все это, не позволил себе ни единого пошлого взгляда, намека или комментария. Оказывается, Уолсингем-младший умел вести себя очень прилично. Словно поймав ход его мыслей, Томас поставил аптечку на место и кивнул сам себе. - Одевайся. Где твои вещи? - Футболка вот, - Кит кивнул на свой пятнисто-красочный шедевр, - а штаны… Не знаю. Наверное… Штаны обнаружились на спинке стула, прямо за спиной. Кит отчаянно постарался не покраснеть. Удалось это ровно до того момента, пока Томас не стал помогать ему эти самые штаны натянуть. Естественно, узкая брючина была немедленно вымазана кровью. Кит шипел, тихо бранился на идиш, кусал губы, но выдержал. Стоило признать: башка у него отключилась. От боли, от нелепости ситуации, от растерянности - да неважно, от чего, - но голова не работала, и поэтому помощь Томаса была ой как кстати. Футболку тот тоже оценил по достоинству. - Это я на вечеринку собирался, – прокомментировал Кит, и тут, как в плохой американской комедии девяностых, в дверь позвонили. – А это, наверное, моя пицца. Ситуация настолько попадала под определение «сюр», что он зашелся смехом, который никак не мог успокоить. Томас успел принять доставку, расплатиться с курьером, поставить картонную коробку на стол, отогнать кота (совершенно, надо сказать, без малейшего почтения), а Кит все смеялся - нет, неприлично угорал над ситуацией. В конце концов, Томми влил в него стакан воды, смех перешел в икоту, а ее тоже потребовалось залить. - Ты, по ходу, совсем не в порядке, - негромко и серьезно обронил Томми, помогая Киту обуться, точнее, надеть ботинок на здоровую ногу и повязать чистую повязку с новым пакетиком на больную. – Так не пойдет. Хочешь, я поговорю с начальством, сходишь в отпуск? Кит, который все еще был исполнен надежды уйти в отпуск вечный, завязав с происходящим окончательно, упрямо помотал головой, стиснув зубы, вышел из квартиры и, опираясь на плечо Томми, начал вприпрыжку спускаться по лестнице. - Пройдет. Реально, это просто нервы. Экзамен, колледж, тут еще с одним человеком познакомился, короче, все очень навалилось, пройдет, правда. Пара дней. - Уверен? Кит уверен не был, но постарался придать своему голосу максимальную твердость. - Да, совершенно точно. А мы дверь закрыли? - Я захлопнул. - Томас озадаченно нахмурился. – Или там нужен ключ? - Нет, все нормально... Слушай, Томми… - Кит помедлил, переводя дыхание. Онемение на ступне прошло, она снова начала гореть. - Спасибо. Надо отдать Томми должное: он не стал садиться за руль, оставив своего подопечного в одиночестве на заднем сидении и, ничтоже сумняшеся, просто вызвал такси. Когда и как – Кит не успел заметить, да, в сущности, это было и не важно. Устроившись на заднем сидении и вытянув ногу, Кит в очередной раз отметил, что у Томаса, похоже, напрочь отсутствует чувство брезгливости, которое сам Кит по незнанию приписал начальству. А, как ни крути, Томас был его начальством. И это удивляло больше всего. В клубе, да и вообще все то время, пока они общались более-менее тесно, Кит видел зазнавшегося представителя золотой молодежи с телефоном последней модели. И эта картина никак не вязалась с парнем в лавандовом поло, который сидел рядом и травил какие-то похабные байки лишь для того, чтобы Кит просто не отключился по дороге в больницу. Закрыв глаза и стараясь реагировать ни к чему не обязывающими «да», «нет», «да что ты», Кит понял, что его чертовски укачивает и поэтому спешно вернулся в бренный мир и попытался следить за дорогой. Не очень-то и помогло: полотно, деревья и фонарные столбы, стены домов, яркие витрины магазинов смазывались в одну цветную перемешанную массу, и Кит пару раз нервно сглотнул, стараясь избавиться от нарастающего шума в ушах. - Воды? – Томас, прервав балагурство, обеспокоенно посмотрел на Кита, слегка хмуря брови. Останавливаться не хотелось, к тому же Кит прекрасно понимал, что в больнице ему помогут, а если он лишится чувств посреди дороги, никому лучше не будет. И поэтому, выбрав из двух зол наименьшее, юноша сцепил зубы и процедил, хоть это и выглядело не слишком вежливо: - Доеду. В силе собственной воли и сознания он не сомневался. Чтобы в очередной раз переключить мозг на что-то другое, отвлекая его от ощущений в немеющей ноге, Кит принялся разглядывать своего спутника, отмечая натренированным поэтическим взглядом все новые и новые для себя черты. Томасу Уолсингему в этом году исполнилось двадцать пять. Кит прекрасно помнил, какую вечеринку закатили в клубе восемнадцатого января по этому поводу. Внук крупного финансиста, Томас с детства привык получать все самое лучшее – от вещей до людей, и это было заметно невооруженным взглядом через минут пять близкого с ним общения. Высокомерный, уверенный в своей силе и некоторой неотразимости, нагловатый, любящий выставить напоказ все то, чем щедро одарило его наличие денег, Томас почему-то работал менеджером в крупном клубе, а не шел по стопам деда. Как-то раз в минуту откровенности, Кит, не удержавшись, задал вопрос, получить ответ на который, объективно говоря, не особо-то и хотел. Спросил он тогда, почему, собственно, будучи таким крутым, Томас не нашел себе занятия получше. - А зачем? - Серые глаза Уолсингема зло и задорно сверкнули. – Я, котик, вообще могу ничем не заниматься и делаю это исключительно по душевному призванию. Я люблю тусовки, люблю классных парней и девчонок, люблю драйв и вот это вот все. Так что скажи спасибо, что тебе повезло с компанией, и вали на сцену. Кит тогда свалил, не спорить же, но ответ запомнил надолго. И вот теперь, пока он сидел на заднем сидении такси, перед ним открывалась картина, совершенно далекая от того высокомерного заносчивого парня, который легко командовал официантами, танцорами и вообще вертел чужим временем, как хотел. Для начала безумно удивительным было то, что Томас вообще приехал. Он мог послать Кита к черту, посоветовать вызвать скорую, обратиться к каким-нибудь друзьям, но уж точно не тратить свое личное время на возню с мальчишкой-танцовщиком. А нет же. Кит невольно ответил на деликатно-вопрошающую улыбку и позволил Томасу положить руку себе на колено: рука Уолсингема была горячей, а его знобило. - Что такое? - Тебе честно? – Кит, на удивление расслабленно, накрыл руку Томаса своей и чуть сжал пальцы. – Понимаю, что совсем тебя не знаю, гадаю, знает ли кто-нибудь, и дико благодарен. О, мать вашу… - Голова кружится? – Дотянувшись, Томас опустил окно, чтобы в салон шел воздух. – Потерпи еще немного. Нет, определенно в мире все не то, чем кажется. Кит попытался было развить мысль о том, что он совершенно не заслужил такого хорошего к себе отношения, но тут же дал сам себе воображаемый подзатыльник, да такой крепкий, что голова зазвенела еще сильнее. Водитель умудрился проехать прямо к приемному покою, и Томас, выскочив из машины, сам открыл дверь и помог Киту выйти. Придерживая его за талию, чтобы снизить нагрузку на ногу, Уолсингем провел юношу в чистый, до блеска отполированный на всех поверхностях холл больницы, усадил в кресло-каталку и сунул в руку пластиковый стаканчик ледяной воды. Кит, который наконец понял, что сейчас ему действительно станет легче, даже не успел заметить, как Томми проделывал все эти манипуляции, и просто слабо пробормотал "спасибо". Врач приемного покоя оказался возле них почти сразу. Выслушал спокойные, по-деловому четкие объяснения Томаса, вызвал кого-то по телефону и, запретив Киту вставать, хотя тот и порывался, прямо так, сидящего на каталке, куда-то повез. Ощущение толчками вытекающей из ноги крови было гораздо более неприятным, чем чувство страха или боли. Точнее, страшно Киту вообще не было – бояться собственной глупости смысла не имело. Разумеется, ни на какую вечеринку он уже не пойдет, доехать бы до дома сегодня! Но и в этом был большой плюс – они ведь хотели поболтать с Кристофером по интернету. И, судя по тому, что инициатива шла от художника, ему было интересно узнать своего нового знакомого получше. Приободрившись от этой мысли, Кит безропотно перенес несколько уколов куда-то в район стопы и колена. Молодой помощник врача объяснял каждое свое действие, но Киту было, честно сказать, все равно. Ногу после уколов перестало то печь, то холодить, и это было одним из главных облегчений. Пока доктор осматривал место прокола и трех рваных следов, пока спрашивал Томаса о том, что именно произошло, Кит закрыл глаза и откинулся на мягкую спинку кресла, в котором так и сидел, хотя ногу ему подняли и положили на какую-то стойку. - Мистер Хейс! Не спать. – Кто-то деликатно похлопал его по щеке. В нос ударил запах чего-то резкого, откровенно химического, в мозгу прояснилось. Черт, а ему сейчас было так хорошо! В левой руке обнаружился катетер капельницы с чем-то прозрачным и не особо болезненным, на ноге, в районе колена, стояла низкая голубая ширмочка, но даже в ее отсутствие Кит не стал бы смотреть. Он, как уже было сказано, не боялся вида крови, просто не хотел видеть никаких манипуляций над собой, да и излишним любопытством в медицинском вопросе он никогда не отличался. Подняв все еще тяжелый взгляд, Кит снова наткнулся на внимательные серьезные глаза Томми, который, небрежным жестом откинув со лба каштановую челку, подошел, поднявшись со стула у двери, и успокаивающе положил руку на худое ирландское плечо. - Больно? - Нет, уже нет. Вообще ничего не чувствую. Что мне там капают? – На этот раз Кит все-таки постарался проявить хоть какой-то интерес. - Электролиты. Чтобы восстановить кровопотерю или что-то типа того. Объясняли, но я не очень понял, я от этого всего далек. Ты потом останешься в больнице? Они рекомендовали. Что-то там вроде с давлением и вот это все… «Да? А я и не слышал». Но хорошо, что Томас об этом сказал. Кит покачал головой, совершенно категорично отметая такой вариант развития событий. - Поеду на ту квартиру, откуда ты меня забрал. Там есть компьютер, а мне нужно кое-какие дела поделать. Плюс как-то спокойнее. Не особо люблю больницы. - Да уж, понимаю. – Томас потянулся было глянуть, что там творили с ногой Кита, но вовремя передумал. – Ладно, тогда я тебя отвезу. Надеюсь, твой Потрошитель не доберется до пиццы, и у тебя будет ужин. - А куда ты ее дел? – Кит, за всеми этими событиями и перемещениями, только сейчас вспомнил о том, что дома стоит пицца. Вот это было бы неловко, конечно. - Не помню, - честно признал Томас. - Но со стола убрал. Кажется. Чтобы не шокировать и без того явно впечатленного Уолсингема еще больше, Кит не стал говорить, что Мистер Хардинг, если ему это потребуется, спокойно откроет и холодильник, и духовку. Кит здраво полагал, что зрелища его ноги и объяснения того, что это была абсолютно неравная схватка, хватило, чтобы составить определенное впечатление о черном монстре. Поэтому он только кивнул «ага» и коротко зашипел, когда в плечо кольнули что-то из небольшого шприца. - Антибиотик, - пояснил врач, пока его помощник накладывал на свежие швы тугую повязку. – Вы сказали, что это сделало пусть домашнее, но животное, так что это необходимая мера. Мы закончили, но я все-таки настоятельно рекомендую вам пробыть под наблюдением еще хотя бы час, пока не закончится время капельницы. Пожалуйста, не беспокойте ногу ближайшие несколько дней, постарайтесь не наступать на нее сегодня. Не снимайте повязки до завтрашнего вечера, а потом необходимо будет обработать шов раствором, который вам выдадут внизу, в регистратуре. Никакой горячей воды, активных действий, бега ближайшую неделю. - Я понял, - задумчиво протянул Кит, которому вообще-то нужно было на работу. И если объяснить Саутвеллу, что произошло, он еще сможет, то в клубе… «Кит, ты идиот? Твой менеджер стоит рядом, что еще ему нужно объяснять?» - Сейчас я попрошу принести для вас сладкого чаю. А вам, сэр? - Тоже чай, пожалуйста. Черный. – Томас благодарно улыбнулся и что-то незаметно сунул в карман врачебного халата. То есть незаметно для большинства, но не для Кита, который прекрасно знал этот жест. Придвинув стул к себе и устроившись на нем задом наперед, чем неуловимо напомнил Дэррила, Томас цокнул языком, хотел было что-то сказать, но потом передумал. - Пофиг. Я же все видел, так что можешь не волноваться. Ну, насчет работы. - Правда? – Кит вздохнул, уже ничему не удивляясь. Этот день и так принес достаточно неожиданностей. – Слушай, Томми, тут такое дело. Я не говорил тебе, но… - Но? – Томас чуть распрямился, взгляд моментально стал более колючим и серьезным. - Я собираюсь сваливать. То есть я говорил с директором, хотя не могу сказать, что это было разговором. – Кит задним числом подумал было, что, наверное, сообщать такие новости стоит не так, но раз уже начал, то нечего сдавать назад. - И что он тебе ответил? - Посоветовал купить новые ботинки, - Кит ухмыльнулся. – Но на мое решение это никак не повлияет. Накоплю на неустойку - и все, хватит. Томас, надо отдать ему должное, не стал спрашивать о причинах, он вообще не стал задавать никаких вопросов, просто помолчал, а потом протянул: - Ясно. Понять его эмоции по такой короткой реакции возможности не было. Кит в очередной раз засомневался в правильности принятого решения, но к этому моменту как раз принесли чай: не в стаканчиках - в больших простых кружках, которые приятно грели руки. Напиток был таким крепким, что его вполне можно было спутать с американским кофе, действительно сладким, и даже катетер капельницы в руке не помешал Киту взять чашку обеими ладонями. Томас долго и придирчиво разглядывал содержимое своей чашки, абсолютно такой же и ничем не отличающейся, а потом сделал большой глоток, даже не поморщившись от температуры, и хмыкнул. - Что ж, тогда это значит, что я могу позволить себе сделать то, что давно хотел, и пригласить тебя на свидание. «Че-го блин?» Если бы Кит не настолько хорошо владел собой или если бы находился в чуть меньшем шоке, да элементарно если бы не держал чашку прямо над ширинкой штанов, то точно бы ее выронил. И сопроводил бы это каким-нибудь не самым приличным выражением. А так он просто вытаращился на собственного менеджера, пытаясь понять, что, собственно, только что услышал. Помогать ему Томас, по ходу, не собирался, поэтому Кит все-таки открыл рот. Сперва изнутри вырвалось что-то похожее на «абрвлг» и притом еще и писклявое. Томас смеяться не стал, терпеливо потягивая свой чай, но внимательно наблюдая за реакцией прибитой шоком в полете поэтической личности. - Почему «давно хотел»? И почему вдруг теперь? - Это же просто элементарно, - с интонациями известного сыщика пояснил Томас. – Ты красивый, интересный, с чувством юмора тоже все ништяк. Совершенно нет ничего удивительного в том, что ты можешь кому-то нравиться, и, уж прости, не думаю, что я единственный, кто тебе об этом говорит. А почему теперь... Я почему-то думал, что ты догадаешься, но спишем это на твою слабость и шок от того, что такой шикарный парень, как я… - Боже, Томми, не начинай! – Кит все-таки рассмеялся, сглаживая напряжение. - Во-первых, профессиональная этика. Скажи мне честно, что бы ты подумал, выскажи я свои предложения тебе где-нибудь за барной стойкой? - То, что ты пользуешься служебным положением, - не моргнув глазом, ответил Кит. – Извини, если задел. Томас отмахнулся: - Не задел, иначе бы я не спрашивал. Так вот, ты совершенно правильно все сказал - мне не хотелось бы, чтобы ты думал, что я тебя использую как сотрудника, к чему-то принуждаю, и у тебя нет шанса отказаться. «А он когда-то был?» Кит сделал еще глоток чая, переваривая услышанное. - Никогда бы не подумал… - начал было он, но вовремя остановился. Проницательный Уолсингем договорил за него вновь: - …что такая сволочь, как я, могу к кому-то относиться нормально, а не как обычно? Киту было, конечно, интересно, что это за «как обычно», но уточнять он не стал. Просто пожал плечами, одновременно чуть качнув головой. - Слушай, я же уже говорил тебе, что есть имидж, а есть что-то вне его. - Ага. Когда Томми такое говорил, Кит не помнил. Хотя… Воспоминания, зацепившись за фразу, пришли почти моментально. Он стоял, весь мокрый, в танцевальном трико и белой футболке, посреди зала, отражаясь в пяти больших зеркалах одновременно. Красавчик в строгой черной рубашке и джинсах «Томми Хилфигер», стоявший напротив, откровенно кипел, пытаясь достучаться до сознания нового сотрудника. То, что с Томасом Уолсингемом нужно держать ухо востро, Киту в первую же встречу сообщил кубинец Нейтан, и, похоже - чертовски похоже, - что он был прав. - Я не собираюсь раздеваться. Не перед этими… - Кем? – Уолсингем закатил глаза, старательно сдерживая собственное раздражение. – Ты понимаешь, что на данный момент у тебя и выбора-то особо нет. Тебе нужно сделать себе имя. - Предпочитаю для этого другие способы. - Тогда почему ты торчишь здесь, в этом зале, а не на кассе Макдональдса, а? - рявкнул Томас, не сдержавшись. Сообразив, похоже, что ударил ирландца по самому больному, менеджер танцевальной группы сбавил накал страстей, но извиняться не стал. Кит этого и не ждал. О, если бы у него только была возможность объяснить, почему именно он здесь, как вообще тут оказался, и что выбора-то у него, в самом деле, нет. Но… это прозвучало бы либо слишком зло и жарко, либо слишком жалобно, а то, что показывать свои эмоции перед такими людьми нельзя, Кит уяснил еще неделю назад, когда не досчитался чаевых. Поэтому он лишь несколько раз коротко выдохнул и повторил: - Нет. - Слушай, - Томас крепко взял его за плечи и слегка встряхнул, – дело в том, что в этом мире никого особо не интересует твоя личность. Твои метания, чувства, душевные терзания и прочая высокопарная муть. Этот мир грязный и жесткий. И в нем большинство людей интересует твоя задница. Так что сделай себе имя - и верти ими как хочешь. Есть имидж, а есть что-то вне его. Создай то, за чем ты можешь прятаться, и живи спокойно. Видимо именно эти слова - о том, что он сможет спрятаться, - его тогда и убедили. Кит молчал. Томас не торопил, только периодически поглядывал на капельницу – идет ли? - Я должен прямо сейчас ответить? Говоря объективно, никто еще не приглашал его на свидания, не ожидая логичного на взгляд постоянных клиентов продолжения. Собираясь на назначенную встречу, Кит обычно совершенно четко знал, чем все кончится, и никогда не прикрывался красивыми словами о романтике. Она была от него далека так же, как ядерная физика, даже если перед ним упорно пытались создать вид. Его покупали, а он продавался. За часы, дорогие ремни, прочую совершенно ненужную ему муть. За что угодно, только не за то, чего хотел бы он сам – свободу. И вот теперь у него появилась возможность вырвать ее собственными руками. Все исправить. И Томас, кажется, отреагировал на это заявление абсолютно нормально, если завел речь о свидании. Настоящие свидания ведь не подразумевают стопроцентную кульминацию в виде секса, верно? Можно же просто сходить куда-то, не более. - Нет конечно, я тебя не тороплю. Просто подумай. – Томас и впрямь не давил, похоже, ему самому было немного неловко от того, что разговор так внезапно вышел на столь откровенное русло. – Позову врача. Залпом допив свой чай, он вышел, давая Киту возможность прийти в себя и в очередной раз удивиться его тактичности, а вернулся с медсестрой, которая ловко перекрыла капельницу, чтобы в вену не попал воздух, аккуратно вынула катетер и туго забинтовала место вкола. - Все хорошо, сэр? Как вы себя чувствуете? - Странно, но не так плохо, как раньше. – Кит благодарно улыбнулся, попробовал подняться и, зашатавшись, ухватился за подставленное плечо Томми. - Мне сказали, что нужно получить какой-то раствор… - Да, вам все выдадут на первом этаже. Может быть, не стоит пока вставать? - Допрыгаю, я танцор. - Кит осторожно поджал забинтованную ногу и, стараясь касаться пола кончиками пальцев или вовсе прыгать на одной ноге, не слушая никаких уговоров (не лишенных, между прочим, здравого смысла), опираясь о плечо Томаса, вышел в коридор и очень деловой хромой белкой отправился к лифту. Надо же, оказывается, они аж на третьем этаже. Это как же ему было плохо, что он такого не заметил? Бррр. Да уж, история. На стойке регистрации пациентов ему выдали несколько пластиковых бутылочек с раствором для промывания швов, напомнили, что через десять дней нужно будет прийти снова, чтобы врач осмотрел ногу, и, наконец, отпустили. Томас пошарил по карманам в поисках сигарет и зажигалки, покосился на плакат о вреде курения и прекратил свои метания. - Я тебя до дома довезу и поеду, ладно? А то, сам понимаешь… - Без проблем, можешь просто пихнуть меня в такси. – Кит перешагнул через неловкость прошедшего разговора и пока предпочитал о нем не думать и не вспоминать, чтобы не испортить никому, в том числе и себе, настроение. - Ага, а потом смотреть, как ты три часа поднимаешься на нужный этаж? Я, конечно, садист, извращенец и все такое, но не настолько. Тем более я хочу быть уверен, что твой полоумный кошак тебя не сожрет. - Он не мой. - Кит чуть поморщился, когда Томас, как завсегдатай Шервуда, громко свистнул в два пальца, подзывая такси. – Ого! Вот это умения. Уолсингем хищно ухмыльнулся. Обратная дорога прошла куда как легче, хотя бы потому, что Кита не укачивало и ему не казалось, что они собрали все возможные кочки и светофоры по пути. Томас, сдержав свое обещание, и впрямь довел его до квартиры. Мистер Хардинг, судя по всему, где-то спал, потому что на шум шагов и открывающейся двери даже не вышел. Ну и бог с ним, решил Кит, который был не готов сейчас видеть жалобные вечноголодные глаза. Подъем наверх дался ему с трудом, и стоило признать, что без Томаса он бы не справился. Удивительно, но крови на полу в квартире не было, коробка с пиццей стояла прямо на кухонном столе, с виду даже совершенно не тронутая. Томас, как истинный джентльмен, достал с кухонной полки коробку с чаем, банку молотого кофе «Якобс», бутылку молока из холодильника и перенес пиццу на стол, на котором все еще стоял ноутбук. Кит заметил, каким цепким и внимательным взглядом Уолсингем оглядел квартиру – явно искал доказательства, что дом действительно принадлежит другому человеку, - и порядком расслабился, когда Кит спокойно пояснил: - Я же сказал, я здесь не живу. Это квартира моего опекуна. - Да я же… - Томми. – Кит покачал головой, имея в виду то, что все прекрасно понял. Уолсингем чуть покраснел, прикусил губу и мотнул своей каштановой челкой, чем-то на миг напомнив маленького упрямого пони. - Извини. Никаких вопросов. - Никаких вопросов, - подтвердил Кит и сам потянулся обнять собеседника. Это объятие было совершенно лишено эротического или какого-либо иного подтекста, но порыв к нему был весьма искренним. Томас на миг прижал его к себе чуть крепче. - Ну, я пошел. Будь хорошим мальчиком и делай все, как сказал доктор. - Честное слово. Спасибо, Томми. – Кит устроился на диване, вытянув ногу в сторону, в полушпагат, и положив ее на подушку. – Дверь просто захлопни, она и так закроется. - Хорошо. – Томас помедлил в коридоре. – Я тебе позвоню узнать, как ты. - Отвечу, если не усну, - честно признался Кит, и, дождавшись, пока щелкнет замок и стихнут шаги на лестнице, потянулся к ноутбуку и нажал кнопку «пуск». Слушая монотонное гудение, Кит ощутил, что откровенно засыпает. Напряжение от непредвиденной ситуации постепенно отпускало, он понимал, что, как минимум, нужно поставить друзей в известность о том, что он не придет на вечеринку, но сил даже не то, чтобы дотянуться до телефона - просто открыть крышечку и набрать пару сообщений, - не было. Кот, видимо, все еще чуя свою вину, так и не показывался, но деться из дома ему было некуда, и, по здравом размышлении, юноша вспомнил одну из его, кота, любимых привычек: выдвигать лапой ящик с бельем хозяина, неважно нательным или постельным, забираться туда и просто спать. Что ж, считаем, что пропажа найдена. «Блин, а такая классная получилась футболка!» Вот это, пожалуй, было самым обидным. Старался ведь. Обезболивающее постепенно теряло свое действие, к ноге возвращалась чувствительность, но боли - такой, как в самом начале - не было. Не было и этих тошнотворных толчков крови, так что Кит притянул к себе по столу пиццу и, открыв коробку, достал пускай и очень сильно остывший, но золотистый и ароматный кусок. Откусил – и аж застонал от удовольствия, прикрыв глаза и наслаждаясь вкусом. Как и следовало ожидать, кот тут же оказался рядом. Подошел к столу, робко потрогал Кита за здоровую щиколотку, заглядывая в глаза, но не заорал и не стал скрести пол, картинно падая в кошачий обморок. Запрыгнул на диван, помялся на месте, устраивая толстенькую задницу, понюхал повязку и звучно чихнул. - Твоя работа, да. На кота Кит так и не разозлился. Сперва было не до того, а теперь просто бесполезно. Мистер Хардинг вздохнул совершенно по-человечески и лег, положив на повязку щекастую голову, как-то весь сразу оплыв вниз, словно большая лужа мазута. Кит умилился и за такую деликатность вознаградил животное небольшим кусочком снятой с пиццы моцареллы. Вообще тот, кто придумал эту божественную пищу, заслуживал отдельного места в раю. Где-нибудь поближе к апостолу Павлу, не иначе. Ну а как еще объяснить тот факт, что простая лепешка с кинутым на нее, по сути, всем, что найдется в доме, могла быть такой вкусной? Или это ему так кажется после непрекращающейся диеты? Кит снова вспомнил о том, что дал себе зарок последить за питанием, прекратить всякие пончиковые разгулы, кофе с молоком и прочие гастрономические радости, но сейчас… «Отцепись от себя» - спокойно, как-то устало даже произнес его внутренний голос, и юноша тоже успокоился. Его все еще продолжал терзать один исследовательский вопрос, но сперва все-таки стоило поставить Сюзан в известность о случившемся. Пицца определенно придала ему сил, и потому Кит довольно быстро набросал смс с объяснениями и извинениями. Ему было неловко и, сказать по правде, в самом деле хотелось бы потусоваться – впервые за много лет. Но если кто-то там сверху решил иначе, то, значит, так тому и быть. К тому же, они ведь договорились с Кристофером, а Кит уже вполне явно отдавал себе отчет в том, что между пусть даже самой зажигательной вечеринкой и перепиской по интернету с данным человеком он выберет второе. Стоило признаться самому себе окончательно - Кристофер был ему не просто интересен: хотелось узнать его получше хотя бы потому, что художник не смотрел на Кита как другие люди, знакомые со спецификой его работы. То внимание, пускай минимальное, которое Кит ощущал к своей скромной персоне, заставляло его цепляться за это общение, вопреки даже собственным принципам. Он устал жить в одиночестве, постоянном скрытничестве и попытках выглядеть лучше, чем он есть. Поэтому, если сейчас у него назрел реальный шанс все это исправить – упускать его было бы по меньшей мере глупо. К тому же, поскольку у него оставалось еще прилично времени до их с Кристофером договоренности, а он сидит дома и даже до уборной дойти может только на одной ноге и по стенке, не мешало бы наконец узнать, в чем будет состоять вступительное задание на экзаменах в университет, проверить, не осталось ли у него долгов в колледже, узнать о предстоящей выставке – в общем, дел было много. А еще стоило узнать у Чарльза, собирается ли тот сегодня возвращаться домой. Кит очень надеялся, что нет. Включив телевизор на минимальную громкость, просто чтобы не чувствовать себя совсем уж одиноко и не уснуть (кот на ноге как раз согрелся окончательно и тихо монотонно замурчал), юноша придвинул ноутбук поближе и нажал на окошечко браузера. Честное слово, он хотел заняться учебой, но то ли пицца взяла свое, то ли он просто наконец поймал вдохновение, но уже в следующую секунду Кит понял, что строчит, словно чемпион на соревнованиях машинисток: «Первым, кто усомнился в авторстве Шекспира, был его современник, английский писатель Роберт Грин. Он окончил университет, писал и ставил неплохие пьесы. Грин не мог смириться с успехом безвестного провинциала. В 1592 году в своем памфлете «На грош ума, купленного за миллион раскаяния», обращаясь к коллегам-драматургам, он предупреждает их не доверять жуликоватым актерам: «…есть среди них ворона-выскочка, украшенная нашим оперением, кто с сердцем тигра в шкуре актера… воображает себя единственным потрясателем сцены в стране». Потрясателем сцены мог быть только Уильям Шекспир, ведь здесь мы видим прямую отсылку к его фамилии. Произведения Шекспира, включенные в Большое Фолио 1623 года, подписаны именем «William Shakespeare», так как все известные автографы актера из Стратфорда читаются как «William Shakspere». Уильям Шекспир не отставил после себя ни одной рукописи. Свою подпись (и ту неразборчивую) он поставил всего один раз – под своим завещанием. Известный автор и переводчик из России, Борис Пастернак, был убежден, что эти пьесы писал человек, связанный с театром каждодневной суетой – видна торопливая повседневная работа по обслуживанию текущего репертуара, и отсюда масса ошибок, описок и противоречий текста». Руки сами собой потянулись за чайником и банкой кофе – Кит умудрился даже не побеспокоить мирно дремавшего кота. Прерываться, отводить взгляд от экрана не хотелось ни на минуту – он давно не чувствовал такого мощного душевного подъема и вдохновения. Наверное, в таком состоянии отлично получились бы еще пара сцен пьесы, но на данный момент детективная история с разоблачениями занимала Кита гораздо больше. Что-то словно бы подстегивало его изнутри, как всадник то и дело спешно подхлестывает лошадь, не позволяя останавливаться на полпути. Вот и Кит сейчас чувствовал себя смесью лошади и самого всадника, и дело было даже не в том, что за такие материалы ему вполне себе могли заплатить. А Саутвелл вполне ясно дал понять, что этот материал его интересует и… Черт! Ох ты черт! Черт!! Он заключил договор с другой газетой, абсолютно забыв, просто упустив из виду, положив вооот такой прибор на то, что «Эдинбург Ревью» не расторгали с ним пусть формальный, но контракт. Конечно, как Кит сам и сказал Кристоферу в первый их разговор в кофейной зоне клуба, писал он для этого издания скорее редко, чем периодически, но, тем не менее, получал за свои статьи некоторый гонорар. И то, что в последний месяц к нему не обращались, не означало, что про него забыли. «Мать твою!» Значит, в список дел добавляется еще и эта забота. И еще вопрос – говорить ли об этом Саутвеллу, который, возможно, уже все знает, или нет? Честно сказать, что так замотался, впал в эйфорию, усталость от учебы и недостатка сна, что просто выкинул это из головы, не считая важным? С одной стороны, это, разумеется, правда. А с другой стороны – совершенно не этично сказать редактору одной газеты, что так обалдел, что, фактически, посчитал другую газету, ее редактора и свою работу неважной ерундой. «Фигня случается, мой мальчик». Это, так-то, вовсе не фигня, а профессиональная некомпетентность. «Отвали. От. Себя, - упрямо повторил внутренний голос чуть ли не на одной ноте. – Жри пиццу, пиши и на сегодня выкинь все остальное из головы». Кит краем глаза глянул на телефон – если Чарли что-то и писал, то, захваченный процессом работы, он мог просто не услышать. Но нет, никаких новых значков на сером экране не было, поэтому, отпив очередной глоток кофе, юноша как мог спокойно взялся за работу. Радовало то, что он вообще об этом вспомнил. А мог бы тогда, когда уже прихватили бы за хвост – и объясняться стало бы в три раза сложнее. - Продолжим, - вслух пробормотал Кит. Кот согласно дернул кончиком хвоста: он не спал, просто глаза закрыл, о чем и сообщал таким незамысловатым жестом. «Существует точка зрения, сторонники которой («антистратфордиацы») отрицают авторство Шекспира (Шакспера) из Стратфорда, и считают, что «Уильям Шекспир» это псевдоним, под которым скрывалось иное лицо или группа лиц. Среди таких «антистратфордиацев» значились и Чарльз Диккенс, и Джон Голсуорси, и Бернард Шоу, и Зигмунд Фрейд, и многие другие… Полковник Джозеф Харт предположил, что Шекспир «покупал или добывал тайком» произведения других авторов, которые впоследствии «приправлял непристойностями, сквернословием и грязью». Священник Джеймс Уилмот был страстным почитателем Шекспира. Когда Уилмоту заказали написать биографию кумира, он в течение пятнадцати лет безуспешно разыскивал рукописи Шекспира. А в 1785 году Уилмот выдвинул предположение, что настоящим автором знаменитых трагедий был Фрэнсис Бэкон». Кит с каким-то мстительным наслаждением поставил точку и оглядел результаты своей работы. Две страницы за неполный час – неплохо, что и говорить! Определенно, ситуации, выбивающие из колеи, на него периодически производят положительное влияние. Но вот часто повторять такие встряски лучше не надо. Не выдержав и все-таки позвонив Чарли, Кит взял с него клятвенное обещание, что дома тот сегодня не появится, оставшись у Марты, и успел даже вздремнуть пару часов, все-таки не справившись с усталостью и слабостью, сходить, пусть и с некоторыми трудностями, умыться и освежиться (самым трудным было уговорить Мистера Хардинга слезть с ноги на диван), когда раздался сигнал пришедшего сообщения, и на экране телефона высветились всего два слова: «Все в силе?» Кит спешно схватил аппарат, в один момент набрав в ответ «Конечно!», и прыжком норвежского лосося оказался на диване, одной рукой открывая новую для себя программу, а второй зачем-то приглаживая волосы. Программа, как показалось Киту, грузилась бесконечно долго. На табло в панели справа виднелись всего два контакта – техподдержки и Кристофера, который как раз, судя по значку, набирал сообщение. Кит, который вдруг ощутил приступ робости и слабости, чтобы не потерять запала, спешно набрал: «Привет!» Наверное, поздороваться стоило как-то иначе, ну, хотя бы в другой форме или просто немного менее неформально, но, с другой стороны, как написал – так написал. И, черт, о чем с ним говорить? Если Кит только и будет делать, что задавать вопросы, то это станет либо похожим на допрос, либо просто будет выглядеть до крайности странно. Вот же, однако! Так всю жизнь живешь себе живешь, общаешься с разными людьми, а потом оказывается, что ты трус и социофоб. «Здорово, что есть такая штука. Я раньше про нее не знал». На том конце мировой сети прекратили печатать, повисла пауза, которая снова показалась Киту слишком длинной, но спустя пару мгновений окошко переписки обновилось, издав забавный звук. «Здравствуй. Рад, что тебе нравится, хотя скажу честно – для меня тоже не слишком привычно. До сих пор. Ты упоминал, что компьютера у тебя нет, но я только сейчас вспомнил. Как прошел день, сходил на вечеринку?» И... И что? И вот так просто? И вот так легко его спрашивают о таких банальных бытовых мелочах? Кит задумался, а когда, собственно, он упоминал о том, что у него нет компьютера? Но, если Кристофер так утверждает, значит точно, упоминал. И художник даже запомнил. Этот факт заставил щеки смущенно гореть. Вспомнив данное себе самому обещание лгать поменьше, Кит покосился на кота, который все еще лежал на диване, и, тихонько вздохнув, начал набирать ответ: «Да в целом неплохо, разрисовал футболку, чтобы она не была прям такой, знаешь, мерзко-скучной, а потом в краски влез кот, я его помыл, мы подрались». Кит очень хотел избежать подробностей, но не получилось. - Что ж ты такой проницательный? - вслух уточнил он, когда прочитал на экране: «И тут, как в хорошей пьесе, я чую “но”». Блин! Ну… ну ладно. «Да нет, все уже номрально, честное слово. “Но" было, но не такое прямо уж страшное. Он просто решил отомстить, укусил меня за ногу, пришлось делать повязку и теперь наступать не приятно. Так что сижу вот у Чарльза, ем пиццу – грешно, но вкусно- и наслаждаюсь общением». В конце своего почти правдивого опуса Кит поставил смайлик. Отправил и только потом увидел несколько опечаток. Но Кристофер, видимо, предпочел проявить тактичность и не заметить их. «Чарльз это твой опекун, да?» «Ммм… не совсем. То есть он не оформлял опеку, но здорово мне помог. В общем, дело было так – если у тебя есть время». «Полно!» - на этот раз скобочка прилетела с той стороны. – «Слушаю крайне внимательно». Конечно же, это могло являться выражением вежливого интереса для поддержания беседы, но Кит предпочел так не думать. И еще… Ему и правда было приятно не только разговаривать с Кристофером, не смущаясь – а он с удивлением отметил, что в переписке чувствует себя свободнее, чем при личной беседе, - но и то, что художник интересовался его жизнью. «История долгая, но я постараюсь покороче, чтоб не утомлять. Когда я только приехал, меня, прямо с вокзала, отвезли в больницу, чтобы проверить, что я здоров, не ранен и все такое. Там как раз был Чарли, он тогда только закончил учиться. Не знаю, но я, наверное, чем-то ему понравился, мы нечасто, но общались до моих пятнадцати. Как правило, я к нему ездил с классом на осмотры, ну он иногда писал - не часто, я же говорю, может там раз в пару месяцев, спрашивал, как у меня дела. Потом кое-что случилось, я ушел из школы и полгода, в общем, все было совсем не прикольно. Извини, об этом сейчас не хочу, ладно? А Чарльз помог мне с жильем, у него девушка, Марта, ей в наследство достался дом, она там собрала тусовку, но не чтоб отрываться, а именно, не знаю, как описать, “все свои” что ли. Помнишь, может быть, Махмуда, который у нас на кофе стоит? Вот он тоже там жил, пока не снял квартиру в мусульманском районе. Короче, отвлекаюсь... Так вот, Чарли заставил меня учиться, а это тогда было непросто. Помог с экзаменами в колледж. Нет, не в том плане, что оплатил, просто помог подготовиться, и, в общем, иногда держит руку на пульсе. Пускает меня к себе, чтобы я мог за компьютером поработать. Вот. Ну и да, ты, наверное, все равно спросишь: он ничего не знает. То есть он знает, что я работаю, но уверен, что официантом. И, блин, как-то мне не слишком хочется его просвещать об истинном положении вещей». И снова Кит отправил сообщение быстрее, чем хотел изначально. Открыться, не видя собеседника, было гораздо проще. Усилием воли он приказал себе не придумывать за Кристофера никаких реакций, но был в очередной раз глубоко ошеломлен ответом, который, не очень доверяя своим глазам, перечитал дважды: «А, теперь понимаю) Но, во-первых, ты меня не утомляешь. Во-вторых, если бы мне не было интересно, я бы и не спрашивал. Конечно, мы не будем говорить о том, о чем некомфортно. То есть, если я тебя верно понял, у вас там что-то наподобие коммуны?» «Ммм… Не совсем) Но можно сказать и так. Марта говорит, что ей страшновато и скучно одной, а так она, вроде как, и доброе дело делает – помогает тем, у кого сложности с официальным съемом жилья, - и немного окупает стоимость всяких там стирок-уборок. Остальное немножко выше моего понимания, да и я стараюсь не особо отсвечивать. Но общество приличное, между прочим!» «Знаешь, я почему-то уверен, что ты никогда не позволил бы себе оказаться в неприличном обществе)». Это определенно было комплиментом, поэтому на этот раз у Кита заполыхали даже уши. Он по привычке хотел было подняться, чтобы согреть воды и заварить себе кофе, но сообразил, что заботливый Томми перенес чайник с кухонного стола на обеденный. Это, безусловно, было огромным плюсом, но тело все равно затекло и хотелось размяться – хотя бы в той минимальной форме, которая сейчас была ему доступна. Тихо крякнув, словно утенок, Кит криво, боком, поднялся из-за стола, оставив больную ногу стопой на диване, и повертел руками и корпусом, разгоняя кровь. Плавным жестом дотянувшись до кнопки питания на чайнике, он снова, как можно более аккуратно, устроился на своем насиженном месте и набрал: «А ты чем занят? Расскажешь про свою собаку?» Это казалось ему очень важным. Люди, которые любят животных, всегда стояли для него особняком, выделяясь в какую-то особенную категорию. Кристофер печатал долго, Кит уже даже начал было сомневаться в уместности вопроса, но обошлось и в этот раз: «Проспал все, что можно, потом честно корпел над декорациями. Получается, но как всегда не совсем то, что хотелось бы, и слишком медленно. Но, возможно, это мне только кажется) расскажу, конечно – кстати, вот она пришла. Ее зовут Айма, сколько лет и какой породы точно не знаю, просто она однажды обнаружилась на пороге нашего дома. Как мне сказал ветеринар, это гончая или метис, ей тогда был что-то год, сейчас соответственно пять. И это самая умная собака в мире. Я понимаю, что многие собачники так скажут, но так думаю не я один, она то и дело ведет себя совершенно по-человечески разумно». «Круто! Просто по той абстракции представить что-то было совсем невозможно. У нас дома тоже жили собаки, точнее не совсем дома, а во внутреннем дворе общины, но там явно даже близко никакие породы не стояли». Кит как раз налил себе полную чашку крутого кипятка и засыпал туда сублимированный порошок, когда следующий вопрос застал его откровенно врасплох, да так, что рука дрогнула и несколько гранул просыпались на столешницу. «Что за община?» Точно! Кристофер же не знает. По большому счету, о его конкретно еврейском происхождении вообще знал только Дэррил, который как-то давно развел его на откровенность, но, принимая во внимание тот факт, что Дэррил тогда был сильно нетрезв, Кит был почти уверен, что он уже ничего не помнит. Собрав мысли в единое целое и отставив чашку, чтобы не пролить на чужую клавиатуру горячий кофе, Кит спешно, чтобы не заставлять собеседника ждать, напечатал: «Я родился в Портмарноке, в еврейской общине =)» Ответа ему пришлось ждать довольно долго, Кит даже успел расправиться со своей порцией вечернего стимулятора, когда Кристофер, наконец, ответил: «То есть ты еврей, а не ирландец? Расскажешь? Если хочешь, конечно». Кит порой сам не очень понимал, кто он. Конечно, учитывая прошлое его бабушки и деда по материнской линии, можно было сказать, что он еврей, австрийский еврей, просто рожденный в Ирландии. Но его отец был ирландцем, Кит всю жизнь считал себя ирландцем, подсознательно, несмотря на проведенные обряды и знания, отделяя себя от иудейской культуры, так что, на первый взгляд, такой вопрос даже возникнуть не мог. Но было еще кое-что, помимо личного отношения. Кит видел, что в последние пару лет, стоит только заикнуться о том, что ты еврей - и перед тобой открывались многие двери. Англичане словно бы старались загладить послевоенную вину и наверстывали упущенное семимильными шагами. Блэр, в позапрошлом году подписавший указ о льготах для жертв холокоста, в общем-то, сделал доброе дело. Но на взгляд Кита это было странно – заботиться об одном народе, «через губу» презрительно отвергая второй. Он навсегда запомнил вопрос: «А на какой улице ты живешь?» и реакцию на свой ответ, и этого хватило, чтобы определиться окончательно – он все-таки ирландец. Да, его бабушка была узницей лагеря, да, она страдала, но он-то – Кит Хейс – не имел к этому никакого отношения! Так почему он должен получать преференции как еврей и оскорбления – как ирландец? Кристофер ждал ответа, и Кит не стал тянуть: «Да без проблем, расскажу, конечно. Моя бабушка была в Олдерни, дед, вроде, тоже. Они сошлись, уехали в Дублин в 47м, а потом оттуда – в Портмарнок. Туда как раз приехал раввин из Ашдода, вот его хорошо помню, классный был мужик. Будешь смеяться, но до пяти лет я не говорил на английском, а сейчас не помню ничего из идиш, кроме очень непристойных ругательств». «Буду знать. Извини меня, если потревожил какие-то не те воспоминания». Кит невольно заулыбался. Кажется, своей открытостью он немного смутил художника, раз вызвал такую реакцию. Но Кристофер не закрыл тему, поэтому юноша вдохновенно хрустнул пальцами и продолжил с энтузиазмом стучать по клавишам: «Если ты не передумал, то тебя сейчас будет ждать настоящая лекция. Если я буду слишком занудным, просто останови меня». «Ладно». На этот раз ответ Кристофера был приправлен пятью смеющимися смайликами. Телефон, так небрежно забытый почти около кота, завибрировал, кот подскочил, распахнул глаза, выдал какой-то удивленный звук, похожий одновременно и на чихание и на шипение, левой задней лапой истерично замолотил по несчастному аппаратику и улегся обратно. Дотянувшись и тем самым возблагодарив свою растяжку, Кит открыл серебристую крышечку и нажал разрешение принять ММС-сообщение. На этот раз морда на кадре была четкой: черный круглый нос, смотрящий прямо в камеру, темные большие глаза, явно ожидающие, что после этого издевательства с фотосессией хозяин непременно предложит перекусить. Одно ухо, несмотря на то, что оба они явно были висячими, чуть приподнято, будто бы слушая, и вообще выражение всей серой мордочки красноречиво говорило о том, что ее обладательница здесь только потому, что услышала слово «кушать», и отправлять фотокарточки всяким там мальчишкам не очень-то и собиралась. «Поймал?» Кит прекратил наконец разглядывать фотографию. «Да! Блин, крутая! Все, закончил отвлекаться и пишу». «Не торопись, я как раз отойду за чаем». Кит хотел было удивиться такой открытости, почему, собственно, его собеседник сообщает ему о своих действиях, но потом до него дошло, что это потому, что они вообще-то друг друга не видят. «Я не знаю, что тебе вообще известно про все эти дела, поэтому начну издалека. Как ты знаешь, наверное, по сути во главе общины всегда стоит раввин. Чтобы стать раввином, нужно реально прям очень многое, ну, навскидку, знать почти всю Письменную и Устную Тору. По сути, конечно, раввин - это лицо духовное, но на самом деле очень многое от этого человека зависит. Это как, я не знаю, министерство финансов без подписи министра картошку не посадит. В свободное от религиозных вопросов время раввины занимаются всякими судейскими вопросами – почему-то так получилось, что способности евреев в судебные тяжбы позавидует сам Альфред Дуглас )))) Кроме того, раввин является хозяином синагоги и всего ее имущества. Даже известны случаи, когда в трудное время раввин мог отдавать синагогу и ее имущество в залог на некоторое время с правом выкупа в дальнейшем. Прикинь? Вот скажи, у вас кто-нибудь может заложить церковь?» Расслабившись и наконец ощутив себя в своей тарелке, Кит не заметил, как расписал все, что действительно помнил. И про шаббат, не забыв упомянуть случай, когда его мать спустилась с лестницы, чтобы выкинуть мусор, и пыталась знаками объяснить проходящему мимо дворнику, что сделать, потому что работать в шаббат нельзя. И про халу, которую он то и дело воровал со стола, не обращая внимания на опасность получить скрученным полотенцем, и про раздельную школу для мальчиков и девочек, и про то, что, как вариант, ему грозило в четырнадцать уже стать отцом семейства. «Представляешь меня с пейсами?» «Нет!» Судя по смайликам, Кристофер там от души смеялся. В какой-то момент глянув на часы, Кит заметил, что проболтали они почти три часа. И ни разу, ни разу его собеседник не решил, что пора заканчивать разговор. Но стоило на первое время проявить вежливость, и потому Кит сам набрал сообщение о том, что его после лекарств начало клонить в сон, он не хочет внезапно пропасть со связи (какой счет придет Чарли за услуги интернета, вообще подумать было страшно!) и поэтому вынужденно откланивается и благодарит за беседу. И вообще, будет рад еще поболтать, когда у них обоих будет такая возможность. Кристофер что-то долго писал, потом не писал ничего, Кит уже начал беспокоиться, что ляпнул что-то совершенно не то, когда на экране высветилось: «Я даже не заметил, который час! Конечно, отдыхай и выздоравливай, надеюсь, что ты сможешь прийти на генеральный прогон и мы поболтаем еще и вживую. Доброй ночи и спасибо за вечер!» Завершал сообщение смайлик, видимо выражавший смущение. Кит не удержался, изо всех сил стараясь не улыбаться совершенно глупо прямо в экран, еще раз бегло пробежал глазами всю переписку, отключил интернет, на всякий случай отодвинул ноутбук подальше от края стола и, не раздеваясь, только стянув все до пояса, рухнул усталой спиной прямо на диван. Сон, на удивление, пришел к нему почти моментально. - Что готовишь? Кит чуть вздрогнул - он не ожидал, что в такой ранний час будет на кухне не один. Но, с другой стороны, днем будет жарко, вчера диктор на «RAI1» обещал около тридцати градусов Цельсия к полудню, так что неудивительно, что не один Кит решил насладиться утренней прохладой. - Вообще, - с сомнением протянул юноша, - хотелось бы увидеть панкейки, но, кажется, если судить по тому, как у меня трясутся руки, получится жареная тестовая размазня с джемом и сливками. - Сгодится. - Кристофер, судя по звуку, отодвинул стул и, судя по звуку же, со вкусом потянулся. Кит знал, что если обернется – непременно покраснеет. Учитывая, что они вчера прямо на этом самом столе и творили… Стоило зажмуриться, как свежие еще воспоминания приходили моментально, слегка прикушенная у левого плеча шея приятно ныла, особенно если пальцами надавить на место небольшого синяка. Кит встряхнулся как мокрый кот, передернул плечами, слушая щелчок кнопки чайника и довольное хмыканье. - Сок в холодильнике, но я его только туда убрал, так что подожди хотя бы пятнадцать минут. - Да как скажешь. А собака где? - Видимо, где-то в бассейне. – Кит все-таки обернулся, опустил глаза на миг и заулыбался еще более открыто. - Выспался? Вопрос был риторическим. Уснуть на новом месте получилось далеко не сразу – досадно, учитывая, сколько им предстояло дел на сегодня, - но как получилось, так получилось. Отпустило волнение переезда, эйфория после подписания бумаг на квартиру добавила и без того кипящей крови градуса, бутылка «кьянти», распитая за ужином, сорвала оставшиеся тормоза здравомыслия, и к пяти утра Кит буквально умолял дать ему хотя бы час сна, ко взаимному удивлению и немалому смущению Кристофера. Со стороны внутреннего двора донесся визг, всплеск, женский хохот, лай и еще один всплеск – похоже, собаке надоело плавать в одиночестве, и она уже нашла себе компанию. Кит, едва не забывший о шкворчащей сковородке, все-таки сообразил снять ее с плиты и, переложив свое кулинарное творение на две тарелки, устроился на гостеприимно подставленном колене, хотя второй стул стоял совсем рядом. - Наверное, надо бы хоть извиниться выглянуть. – Вопреки своим же собственным словам шевелиться он не собирался. Как-то это было лениво, и к тому же возмущения от новых соседей вроде бы не последовало. – Ай! Он не успел отвернуться от пальца в клубничном джеме и теперь пытался одновременно и вытереть кончик носа и поймать руку Кристофера, чтобы не дать перемазать себя еще больше. Получалось плохо, да и рвения должного проявлять не получалось. Несмотря на то, что за последнее время Кит окреп и прибавил пяток килограмм, окончательно превратившись из парня в весьма симпатичного молодого мужчину, его все еще возможно было подхватить под бедра и посадить на многострадальный стол. Который, вообще-то предназначен был совсем для другого изначально.. . Кажется… Кристофер, не отрывая взгляда от глаз напротив, аккуратно, почти педантично отодвинул тарелки от края, чуть порозовев скулами, когда крепкая нога с острой коленкой обхватила его за бедра. - И сколько у нас времени?.. На лицо ему упало что-то шерстяное, толстое, тяжелое и пахнущее копченым беконом. - Твою кошачью мать! – с обреченным сожалением прошептал Кит, отплевываясь от шерсти, одной рукой спихивая кота на пол, а другой протирая глаза. В окно, прямо ему в лицо, било совершенно весеннее солнце, а настенные часы упорно утверждали, что уже целых девять утра. - Мммэву! – требовательно поскреб лапой кот, намекая на то, что досмотреть совершенно дивный сон не получится никак. - Спасибо, блин, кот. - Кит с трудом сел, вовремя вспомнив про больную ногу, и на полном автомате потянулся к чайнику.