Он обещал вернуться

      Когда над ухом раздался мерзкий звон будильника, Илья настолько не хотел вставать, что просто взял дребезжащие часы с тумбочки и швырнул их в стену, после чего снова зарылся под одеяло, накрывшись с головой. Больше, чем утро Третьяков ненавидел только бумажную волокиту, из-за которой, собственно, вечно и не досыпал.       Послышался стук в дверь.       — Кого там опять принесло… — проворчал Илья, накрывая голову подушкой, но знакомый голос медсестры всё же заставил подняться с постели.       Как-никак у него там больной лежал всё ещё, мало ли чего случиться могло.       — Илья Евгеньевич? — продолжая стучать, звала женщина, пока Третьяков обречённо вздыхал, шаркая тапочками по деревянному полу.       — Что случилось? — выходя на крыльцо, пробормотал он и зажал в зубах сигарету.       И вот так начиналось каждое утро. У Ильи было ощущение, что он попал в какой-то адский водоворот, в котором всё вокруг было нацелено именно на то, чтобы не давать ему спать.       — Я уж не стала Вас совсем рано-то будить, но этот пожарный стонал всю ночь.       — Так, и что? Врача же обещали вроде, — чиркнув спичкой по коробку и прикурив, парирует Илья.       — Обещали, да вот нет до сих пор.       — То есть, МарьИванна, вы предлагаете мне щас подорваться и пойти на работу? А сколько времени? — Илья затянулся глубоко и дым в сторону выдохнул, глянув на маленькие тонкие часики на запястье женщины, — Шесть утра… Ебанырот… Время срать, а мы не ели!       — Ну, Илья Евгенич… — тут же одёрнула его Мария Ивановна, но, честно говоря, отнеслась с пониманием, так как других слов здесь действительно не подберёшь, а к его речевым оборотам она уже давно привыкла и особого внимания старалась не обращать.       Третьяков поморщился недовольно и стянул с верёвки для сушки белья свежую футболку и клетчатый тёплый свитер. Лето-летом конечно, но по утрам всё же прохладно.       — У меня там есть во что переодеться? Не помните?       — Есть, — утвердительно кивнула женщина.       — Ладно, — приглаживая торчащие на макушке волосы, проворчал Илья, — Ну вот кто, если не мы, да? МарьИванна? — он улыбнулся и, закрыв дом, направился к выходу со двора.       Мария Ивановна была в посёлке своеобразной крёстной феей. Всем помогала и всех жалела, поэтому Илья в ней души не чаял. Почему она работала медсестрой, Третьяков не особо понимал: по образованию она вообще была ветеринаром, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Илюха вот согласился работать в этой глуши по двум причинам: во-первых ему негде было жить, а здесь предоставляли какое-никакое, но бесплатное жилье; во-вторых с его дипломом нужен был стаж. Ведь специалитет был на отлично, но вот школьные оценки подкачали. Ну и плюс «подъёмные» для молодого специалиста тоже свою роль сыграли. Но не то, чтобы Илья жалел. Свежий воздух, приятные люди и бабушки, что периодически подкармливали его пирожками да таскали свежего парного молока, его вполне устраивали. Девчонок в посёлке тоже было хоть отбавляй, голодных до симпатичных и подтянутых молодых врачей. Так что Третьяков своей жизнью был весьма доволен. А такие вот ситуации, как вчерашняя, ну или уже сегодняшняя, были исключением из правил. Обычно здесь всё заканчивалось на температуре после речки или рассечением чего-либо каким-то острым предметом. Топором, тяпкой, пилой. Короче говоря, штопать людей Илья здесь научился как Бог. В некоторых случаях даже в город не отсылал, сам справлялся. С ожогами, естественно, он тоже работал, но с отравлением было немного сложнее. Уходя вчера, он, конечно, поставил капельницу, чтоб немного поддержать организм да баланс водный восстановить, но едва ли это помогло на все сто из ста.       — Сколько ему лет, узнали? — спросил Илья, срывая по пути кустик с ромашками, нравился ему их запах. Стойкий аромат эфирных масел с хамазуленом пьянил похлеще вина и заряжал энергией на целый день.       — Алексей Павлович сказал, что двадцать шесть.       — Кто такой Алексей Павлович?       — Ну, этот… Усатый как таракан. Главный у них который.       — Так! МарьИванна! Попрошу поосторожнее с выражениями! — резко остановившись, наигранно обиженно воскликнул Третьяков и деловито поправил свои усы.       — Ой, Илюша, твои усы красивые! Очень даже! Милые я бы даже сказала, — тут же спохватилась женщина, сменив официальную манеру общения на привычно-домашнюю, без всяких «вы» и отчества. К слову, Третьякову всё же было ближе её «Илюша», чем официально, так как Мария Ивановна в матери ему годилась, — А тот ведь смотрит так, таракан, ей-Богу! Всю ночь на меня смотрел и заставлял парню этому что-то вколоть, а я ведь без тебя не могу!       — И правда таракан… — пробубнил Илья, потирая подбородок.       До медпункта от дома Третьякова было рукой подать, минут пятнадцать, если быстрым шагом, но с Марией Ивановной все тридцать. Женщина она всё ж не молодая, а подгонять было неловко. Так что Илья старался особо не торопиться, наслаждаясь ранним летним утром. Как раз светало, было немного прохладно, роса на траве, от чего кеды на носках были немного влажными. На горизонте огромное поле с подсолнухами, а вдоль тропинки живой ковёр с вкраплением жёлтых точек — сердцевинок белоснежных ромашек, а если чуть ниже спуститься и ярко-желтые одуванчики найти можно, только они пока спят, ещё немного и раскроются. Илья с облегчением выдохнул, когда Мария Ивановна сообщила, что пожарные уехали из деревни ещё час назад работу свою делать, следственно не придётся мериться ни с кем усами и объяснять, чтобы они не лезли не в своё дело и уж тем более не склоняли его медсестру к преступлениям. Так что день стал ещё чуточку приятнее, несмотря на такой ранний подъём. Третьяков спокойненько прошёл в свой а-ля кабинет, который был и приемной, и переговорной, и столовой, и… чем в общем и целом он только не был, переоделся в чистенький хирургический костюмчик, пригладил хаос на голове и отправился в единственную имеющуюся у них палату. Ну как палату, раньше там был склад с барахлом, но Илья сам инициативу проявил, нажаловался председателю сельсовета, и ему за неделю всё там вычистили, выкрасили и сделали палату с двумя койками. Даже матрасы новые закупили. Этого Третьяков не просил, но был не против.       Зайдя в помещение, он взял стоящий в углу стул и, перевернув его спинкой вперёд, уселся рядом с кроватью больного.       — МарьИванна, температуру мерили у него?       — Да, пока горит, — женщина подала врачу лист контроля.       — Ну да, логично. Ожог ведь получил, главное, чтоб это был не симптом воспаления… — задумчиво бормочет Илья и поднимается со стула, — Ну тащите средство от ожогов. Всё что есть тащите. «Ацербин», стерильные повязки, всё несите. А вы ночью обрабатывали его?       — Конечно. Всё как вы сказали.       — Хорошо, что интубацию делать не пришлось, мы бы с вами здесь зае… — кашлянув на окончании, Илья отложил записи в сторону и открыл стоящий на тумбочке рядом с кроватью флакончик с аэрозолью, — Нам надо больше лекарства. Можете позвонить Александру Михалычу? Пусть едут в город, ещё покупают.       Медсестра кивнула и вышла из палаты. Илья аккуратно откинул влажную простынь в сторону и внимательно осмотрел тело парня. Покраснение всё ещё было, но заметно меньше. Надев стетоскоп, Илья приложил головку Максиму к груди, чтобы сердце послушать, но в этот момент пожарный вздрогнул и глаза открыл, тем самым напугав своего пока ещё лечащего врача.       — Блять! — выругался тот, вытащив дужки из ушей, — Что ж ты так дергаешься?!       — Холодный он, — хрипит Шустов, с трудом голову поворачивая, — Эта штука слишком холодная.       — А ты слишком горячий и это я не про твой пресс, — сыронизировал Илья и снисходительно вздохнул, — Ладно, как ты? Самочувствие как?       Он аккуратно вытащил подушку у Макса из-под головы, уложил его ровнее, руки обработал и надел чистые перчатки.       — Щас сделаю тебе приятно, одуванчик.       Максим после этих слов даже в лице изменился.       — Не ссы, ничё никуда пихать не буду, — заметив взгляд парня, ухмыльнулся Третьяков и, взболтнув аэрозоль, принялся наносить лекарство на покрасневшие участки кожи, пристально наблюдая за его реакцией. — Да, верю, не очень приятно, — спокойно произнёс он, видя, как тот слегка жмурится, — Зато прохладненько как, да?       — Ага… — выдыхает Макс, едва дыша.       Закончив с нанесением лекарства, Илья аккуратно смочил специальные салфетки раствором и зафиксировал их на коже.       — К вечеру должно уже стать полегче. Кровушку я тебе вроде как почистил немного. Осталось вашего врача дождаться, — стаскивая с рук перчатки, прокомментировал Илья, — Так, ты воду пить только не забывай. Это помогает восстановить эпидермис. Незначительно, но всё же.       — Хорошо, — отозвался Максим, внимательно рассматривая своего спасителя. На вид врачу было не больше, чем ему самому, возможно чуть меньше. Глаза тёмные, обрамлённые пышными ресницами, хаос на голове и всё это подчеркивалось забавными усами, что ему ужасно шли. Макс, например, такие себе позволить не мог, становился похож на какого-то маньяка, поэтому либо совсем всё сбривал, либо отращивал вместе с бородой, — Тебя как звать-то хоть?       Илья глянул на Макса и, едва заметно ухмыльнувшись, представился:       — Илья Евгеньевич.       — Прям Евгеньевич?       — Прям Евгеньевич, — подтвердил Третьяков.       — А я тогда Максим Николаевич.       — Я знаю, — быстрым движением брови вскинув, ответил Илья.       — А ещё, что ты знаешь?       — Что тебе дерево на голову упало и ты почему-то решил, что мы с тобой уже «ты», — усмехнулся Третьяков, снова усаживаясь на стул рядом с кроватью.       Он сделал пару записей в карточке пациента и, отложив её в сторону, хлопнул ладонью по краю постели:       — Есть то хочешь, Максим Николаевич? Не тошнит?       — Да, вроде бы нет. Перекусить было бы неплохо.       — Ладно, щас кашу манную сварим. Отдыхай пока.

***

      Мария Ивановна зашла в кабинет и, присев за стол напротив Ильи, уткнулась взглядом куда-то в колени. Третьяков сначала не придал этому значения, но когда она тяжело вздохнула, тут же оторвался от своих дел и, подперев щёку кулаком, внимательно на неё посмотрел. Заметив явное расстройство на её лице, он тут же нахмурился:       — Так, я не понял, кто-то мою многоуважаемую МарьИванну обидел?       Женщина как-то неопределённо покачала головой, но ещё через секунду выложила ему всё как на духу:       — Илья Евгенич, я вот после вчерашнего мыла всё, мыла. Чтобы у нас чисто было, а пожарные приехали опять так в обуви грязной и прошли. Опять всё натоптали. А я ведь им не нанималась, уборщицы у нас нет, что ж они так поступают? — голос женщины звучал чуть надломленно, будто она вот-вот и расплачется, от чего Илья буквально пришёл в бешенство, потому что санитарки у них действительно отродясь не водилось, всё сами и, если вчера на это ещё можно было как-то глаза закрыть, то сегодня это была уже наглость.       — Не переживайте, МарьИванна. Я разберусь сейчас.       Третьяков поднялся со стула и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.       — Так, я не понял, это что за делегация? — приподняв одну бровь, вопрошает Третьяков, влетая в палату Шустова.       Пожарные, сидящие на соседней койке, тут же повскакивали со своих мест, едва врача завидев. Илья относительно этой толпы огромных сильных мужиков в желтых куртках выглядел как школьник, но всё равно продолжал угрожающе хмуриться, переводя взгляд с одного на другого, пока наконец не наткнулся на того самого «таракана» сидящего на стуле, возле кровати Макса. Его-то Третьяков и выбрал для словесного спарринга. Раз назвался старшим, так и отвечай за своих подопечных.       — Почему грязные такие и в палату зашли? У него ведь ожоги. Это опасно, — сказал Илья на тон выше обычного, с явной ноткой раздражения в голосе.       — А у тебя тут прям стерильно что ли всё? Не моли ерунду, малец, — проворчал «таракан» с нашивкой «Соколов» на груди.       Илья на подобное хамство отреагировал весьма однозначно, недовольно губы поджал и, нависнув над мужчиной, уверенно произнёс:       — Во-первых, Вы мне не «тыкайте». Я Вам не рядовой в подчинении. Во-вторых, моя медсестра, Мария Ивановна, только отмыла помещение после вчерашнего, а Вы внаглую зашли снова в грязной обуви. У нас может и не люкс, а простая деревенская больница, но это не даёт Вам права так к нам относиться. Поэтому, будьте добры, покиньте помещение и выделите двух своих героев на борьбу за чистоту в больнице, а иначе говоря, полы за собой помойте, так как Мария Ивановна не обязана за Вами тут всё подтирать. Если уж вы герои, то стоит быть таковыми во всём и соответствовать статусу. А пока я здесь вижу только свиней.       В палате нависла тишина. Тяжелая и неловкая. Илья, конечно, славный малый, но когда начинают откровенно наглеть, он подобное тоже терпеть не намерен. Соколов после такой пламенной речи тут же поднял на него недовольный взгляд и встал со стула, выпрямился даже, чтоб ещё выше казаться.       — Ты с кем так разговариваешь, мальчик?       — Алексей Павлович, Вы зачем так? Он ведь мне жизнь спас, — встрял в разговор Макс, перебив своего начальника, — Вы не правы.       Алексей Павлович перевёл взгляд на Шустова, затем на остальных присутствующих, и махнув рукой, молча вышел из палаты. Парни виновато покосились в сторону двери и тоже направились на выход, а один из пожарных пообещал, что утром прибежит и всё-всё-всё уберёт. Илья на это кивнул молча, глянул на Макса и, выдохнув, взялся за стоящую в коридоре швабру.       — Давай, может я помою? — отозвался Шустов, на что получил осуждающий взгляд от своего врача.       — Конечно, я ж именно для этого их и выгнал, чтобы ты ещё с большей грязью контактировал.       — Прости, пожалуйста, что-то Соколов перенервничал. Он так-то нормальный мужик. Илья, слышишь?       Макс приподнялся на постели, виновато наблюдая за тем, как Третьяков полы старательно намывает. Ох уж этот запах хлорки.       — Что-то я не припомню, чтобы мы с Вами, Максим Николаевич, на «ты» переходили, — слегка прищурившись, но уже с улыбкой сказал Илья.       — Мне показалось, что когда ты меня как маленького кашей кормил, мы немного сблизились.       — Когда кажется, креститься надо, — хмыкнул в ответ Третьяков, выставив швабру в коридор, а затем, снова взглянул на Шустова и, строго скомандовав: «Лёг, быстро!» вышел из палаты.