Сломанные

— Ты уверен? Вопрос звучал абсурдно. Штаны уже были сняты и небрежно брошены в сторону, что только подтверждало всю готовность Ацуши, уже удобно расположившегося на прохладном полу с вытянутыми вперёд ногами. Дазай присаживается рядом на колени и ладонью обхватывает ляжку парня, чуть приподнимая её для своего удобства. В день, когда они возвращались домой полностью промокшие (после выходки Дазая с тем мостом), Ацуши поделился с ним своим желанием попробовать оставить на своём теле кое-что необычное, заодно и проверить, подойдёт ли ему такой способ для своей смерти. Самостоятельно делать это Накаджима страшился: выберет не тот предмет, дёрнет рукой не так, занесёт заразу, не сможет обработать, простыми словами – накосячит. Но главная причина была в его доме – это было не самое безопасное место для подобного, родители могли с лёгкостью обо всём узнать, но ещё хуже – оборвать на самом интересном. Поэтому спустя двое суток они пошли к Осаму домой и, судя по стоявшей тишине внутри, на этот раз они были одни. — В принципе, в этом деле нет особых правил. Просто делай, как чувствуешь, – лезвие касается кожи, слега надавливается, оставляя за собой еле заметный след. Ацуши вздрагивает от непривычных до сего момента ощущений, но продолжает внимательно следить. – Главное, пойми для себя, где находится грань дозволенного, и не переборщи, – он делает акцент на последние слова, намекая на безрассудность парня. Заметить порезы на руках было проще простого, а так сильно рисковать Накаджима пока не мог, поэтому и попросил сделать порезы именно на ноге. Всё-таки без штанов люди видят его не каждый день. Резкими движениями руки Дазай оставляет хаотичные полосы на ноге парня, ранки щиплет, а область возле них покрывается красными пятнами. Ощущения приятные, припухающие порезы смотрятся необычно на его «чистом» теле, однако чего-то, определённо, не хватает. — А кровь? – своим вопросом Ацуши заставляет Дазая замереть на месте. — Прям сразу и до крови хочешь? — Ну да. Дазай прокашливается и внимательно осматривает то, что уже успел сделать, подыскивая удачное место для более глубоких ран. Всё бедро покраснело так, словно на него вылили чайник с кипятком. — До крови добраться не так и легко, особенно на ноге, на руке было бы проще, – рассуждает Осаму и проводит своим большим пальцем по лезвию, морщась. – Уже немного подтуплено, но ладно, попробуем. Он проводит острым предметом по чужой коже, на этот раз надавливая сильнее и медленнее, что оставляет после себя длинную краснеющую полосу. Он проходится лезвием по тому же самому месту, снова и снова, с каждый разом режа глубже. Дыхание Ацуши сбивается, потому что вся боль, которая ранее рассеивалась, сейчас была сосредоточена лишь в одном конкретном месте, усиливаясь, ощущаясь ещё глубже; и это сладостно сводило с ума. В один момент его нога сильно дёргается, отчего лезвие входит в кожу глубже, чем планировалось Дазаем, и Накаджима даже вскрикивает, больше от неожиданности. — Ты в порядке? – тут же интересуется Осаму, отводя руку в сторону. Ацуши не слышит его вопроса, он только наклоняется ближе к ноге и завороженно смотрит на то, как появляются первые капельки крови из его собственного тела, как его нога постепенно начинает приобретать новый испачканный вид. Это кажется ему весьма эстетичным. Он бросает недоумённый взгляд на Осаму, чего-то ожидающего, опускает взгляд на его руку, которую потом уверенно берёт в свою и направляет обратно к своей ноге, намекая на продолжение. — Сумасшедший, – с полуулыбкой на лице комментирует Дазай. С каждым новым скольжением острого лезвия по коже боль становилась острее и отчётливее, с каждым разом Ацуши вздрагивал и иногда не мог сдержать тихих охов, на что Дазай неодобрительно хмыкал. Чувствовать удовольствие от подобного процесса было весьма удобно, и Осаму отчасти завидовал этому. Накаджима откровенно млел и даже не скрывал этого. Резкая боль, немного обжигающая, пульсирующая, и горячая. Так бы он мог описать её, так он её ощущал. Осаму сам предупредил его всего пару дней назад, что они не будут заниматься удовлетворением его мазохизма, но, выходит, без этого никуда, ведь найти безболезненный способ для самоубийства было той ещё трудной задачей. С другой же стороны Дазай понимал, что такая склонность к боли может привести к плачевным результатам – банальная неосознанность происходящего ради ещё пары минут или даже секунд удовольствия, и всё – тебя может не стать. Осаму это понимал, а Ацуши, будучи настолько увлечённым новыми ощущениями, видимо, не особо. Пусть у тебя и есть суицидальные наклонности, но умереть в незапланированное время для суицидника, когда перед тобой стоит такой широкий выбор своей смерти, – худшее наказание. Кровь плавно стекает по коже вниз, пачкая пол. Она гипнотизирует, выглядит притягивающей и аппетитной. Накаджима мало отдаёт себе отчёт, когда ведёт пальцами по своей ляжке, размазывая кровь, а затем поднося их ко рту и жадно прилипая к ним. Кровь оказывается не такой приятной, как он себе представлял, её необычный вкус противно оседает на языке, но в самом действие он видит нечто по-сумасшедшему завораживающее. Ацуши встречается взглядом с Дазаем со сморщенной гримасой, который прекратил оставлять раны на его теле. — Может, теперь ты мне признаешься в том, что вампир? Ацуши улыбается влажными губами со следами свежей собственной крови на них, сейчас действительно напоминая вампира со стороны. Не хватало только торчащих острых клыков для полноты картины. — Хотелось бы, но нет. — Хотелось бы? Знаешь, ты тогда был бы почти бессмертным, а это плохая новость для суицидника. Накаджима посмеивается и кивает, соглашаясь с Осаму. — Попробуешь сам? Дазай передает ему полностью испачканное лезвие. Руки Накаджимы начинают сильно дрожать, когда лезвие уже зажато меж его собственных пальцев. Ацуши прикусывает губу и пытается успокоиться. То ли он нервничает, то ли находится в предвкушении – понять бы самому. — Точно справишься? – интересуется Дазай, вытирая свои руки заранее подготовленными салфетками. Ацуши хватает только на кивок головой, он выдыхает и кривым движением проходится лезвием по коже. Получается недостаточно глубоко для того, чтобы из разреза показалась кровь, что только злит. В следующий момент он делает это медленнее, надавливая сильнее, возвращается движением лезвия наверх и снова опускается вниз, вверх и вниз, вверх и вниз, и только тогда уже видит результат своей работы в виде выступивших капелек крови. На лице появляется отражение счастья, губы кривятся в странной улыбке, а глаза направлены только на красный оттенок. Красный всегда выглядел настолько привлекательно? Дазай смотрит на него непроницаемым взглядом, вспоминая самого себя, впервые пробующим, какого это – было странно и страшно, и очень-очень больно, но так прекрасно. Именно в тот момент он окончательно осознал, что его жизнь повернула куда-то не туда и ничто больше не сможет изменить этого. Наблюдая за дикой увлечённостью процессом своего нового одноклассника, Осаму задавался лишь одним вопросом: чувствует ли сейчас то же самое Ацуши?

***

Пока Накаджима сидел на кровати и отходил от всего, с уже обработанными порезами, Дазай сидел на стуле и нервно дёргал ногой. Он быстро тыкал пальцами по экрану, пытаясь пройти какой-то сложный уровень в игре. — Ну давай же, давай-давай, ещё совсем немного. Да чёрт возьми! – он откидывается на спинку стула, запрокидывая голову назад. – Как его проходить?! – проныл он от обречённости. Ацуши усмехнулся. Сам он не играл в мобильные игры, поэтому точно ничем не мог помочь парню в данной ситуации, но наблюдать за таким Дазаем веселило. Осаму, психуя, кинул телефон на стол, прислонился локтем на его поверхность и уставился на Ацуши. — Как нога? – поинтересовался он. — Немного жжёт, – пожаловался Накаджима, пожимая плечами. — Первые часы ещё и ходить будет трудно, но потом перестанешь на это обращать внимание, – осведомил его Осаму об уже своём опыте. – Но вот если ещё и ванну горячую принять, у-у-у, – он активно покачал головой в стороны и дёрнул плечами, – можно сразу в ней и откинуться. Ацуши хихикнул. Наверное, это было не самое лучшее воспоминание в жизни Дазая, но почему-то парню наоборот захотелось поскорее повторить это. — Тебя это и не пугает, да? Мне кажется, что сегодня мы больше занимались твоим мазохизмом нежели изучали новый способ самоубийства. Ацуши отвёл взгляд, посмотрев в сторону, на пол, где он сидел почти уже час назад и предавался неизведанным ранее ощущениям. Думал ли он о суициде в тот момент? Нет. Он думал об острие лезвия, вонзающимся в его тело, о красных оставленных полосах, о выступающей крови, и о жгучей боли. Смог бы он выбрать этот способ для того, чтобы покончить с собой? Возможно. Будет ли он это делать сейчас? Нет. Потому что, наверняка, у Дазая в запасе ещё много других способов, и он всех их хочет опробовать, испытать, и постараться насладиться ими так же сильно. — Но ты меня назвал суицидником ранее, – всё же не соглашается парень вслух. — Ага, и? — Уже признал меня как "мёртвого"? — Не дождешься, – Осаму показывает язык. Хочется узнать, что нужно сделать для того, чтобы Дазай его таким признал, но так ли сильно это нужно, когда ты уверен в этом сам? Ацуши улыбается, не продолжая разговор, и про себе отмечает, что так часто он не улыбался и не смеялся довольно давно.