Декаданс случайной встречи

      В полумраке номера, заставленного уже понемногу заполненными чемоданами и коробками, слышно хриплое сбивчивое дыхание. Силуэт на кровати замер, любое движение отзывается в нём то болью, то рвотными позывами. Сергею хочется воды, потому что в горле страшно пересохло, но он не может самостоятельно оторвать голову от подушки.       В дверь стучат. Она не заперта, но Сергею не хватает сил даже пригласить гостя внутрь. Слово комом встаёт в горле, вынуждая закашляться до головокружения. Он шевелит побледневшими губами, не произнося ни звука, и чувствуя, как тело теряет последние силы. Разумовский не чувствует жара, но дрожит, как при ознобе.        — Здравствуйте, герр Разумовский. Дурно выглядите, как давно вам стало плохо? — проходя в помещение, доктор моментально понимает, зачем его вызвали с такой срочностью. Мужчина перед ним с трудом переворачивается на спину, пытаясь ответить, но вместо этого лишь едва слышно хрипит, протягивая дрожащую руку.       Ему плохо, как никогда прежде, мужчина чувствует, что становится помешанным. Это пугает. Страшные образы преследовали его всю жизнь, но в последнее время они начали хозяйничать в его сознании так, словно он больше не властен над собой. Это приводит его почти в исступление, пока он мучается от болезни душевной, приходит ещё и телесная боль. Иногда в голове звенит так, что обезболивающих таблеток приходится принимать до опасного много.        — Я предупреждал, что кокаин стоит употреблять с осторожностью, — рассуждает доктор, включая лампу и освещая блестящее от холодного пота лицо пациента, цепляющегося за воротник пижамы, — Вы рискуете стать зависимым. Ужасная участь…        — К чёрту… - едва слышно произносит он, - Мне только боли унять. Чем угодно, доктор, — сквозь плотно сжатые зубы измученно умоляет мужчина. Он чувствует, что готов провалиться в чёрное беспамятство, состоящее из бесконечной пустоты. А этого допустить никак нельзя, Сергей боится не вернуться оттуда.        — У меня при себе лишь раствор морфия… Вы легко поддаётесь зависимостям, вам я бы не рекомендовал, — мужчина оглаживает бороду с проседью, раскрывая внушительный саквояж на столе, стоящем в ногах у постели больного, — Сперва принесу вам воды.       Сергей не может даже сам приподнять голову чтобы попить, без помощи мужчины, не зажмурившись от остро резанувшей вспышки боли и не застонав протяжно и отчаянно. Он страдает, комкая пёстрое одеяло, сжимая его в пальцах, пока доктор борется со своей совестью, с сочувствием глядя на Сергея. Прописать инъекции раствора — большая ответственность.        — Колите скорее... пожалуйста, — из последних сил, бешено хватая доктора за руку, сжимающую почти полный стакан воды, едва не заставляя её расплескаться, просит пациент, — Я заплачу вам сверху, как только заработаю! – Будь силы, он бы уже рыдал.        — Не нужно, сейчас, – окончательно разрешившись со стенающей совестью, доктор отставляет стакан на тумбочку к графину. — Где ванная?       Ненадолго оставшись в одиночестве, Сергей чувствует, как последние, едва тлеющие в нём силы, стремительно рассеиваются. Но вернувшийся доктор, принёсший с собой осознание, что мучиться осталось недолго, позволяет неимоверным усилием взять себя в руки. Борясь с ужасной головной болью, он слабо улыбается, видя сверкнувшее остриё иглы.       Сегодня вам нужно будет остаться в постели, — предостерегает мужчина, старательно набирая раствор в стеклянный шприц, — Даже если самочувствие резко улучшится. Это важно, потому что симптомы после первого употребления морфия… Весьма неприятны, – прозрачные капельки засверкали на кончике иглы, – Дисфория, как правило.       Когда холодная стальная игла прижимается к разгорячённой коже, Сергей запрокидывает голову, выдыхая и стараясь сдерживать мучительную изнуряющую боль в затылке, которая порой доводит его до агонического состояния. Когда раствор полностью введён, он может успокоиться. Долгожданный эффект ещё не наступил, но уже предчувствие скорого облегчения позволяет усиленно втягивать воздух через ноздри, налаживая дыхание.        — Вы рисуете, я не знал, — укладывая вещи в саквояж, нарочито по-доброму интересуется доктор, кивая на незавершённое творение, стоящее на мольберте, — Любопытно.        — Не то слово, — слабым голосом отзывается Разумовский, оглядывая всполохи красной и оранжевой краски, неаккуратными мазками положенной на чёрную пустоту, — Увлёкся по юности.        — Чувствуете себя лучше? – доктор оборачивается к постели, – Сознание немного затуманено? — участливо вопрошает мужчина, подходя к мольберту с беспорядочно разбросанными тюбиками.        — Точно… Мне жаль, что я не могу отблагодарить вас лучше, ведь не знаю, когда мы ещё свидимся. Я уезжаю в Париж через пару дней, — кивая на уложенные вещи, говорит Сергей. Потом он без сил запрокидывает голову на мягкую подушку, уставившись в потолок. Мужчина чувствует, как отступает тяжкий жар, и всего его приятно окутывает тепло, дарящее ощущение умиротворяющей безопасности и безмятежности.       Напоследок врач пожимает Сергею руку и мысленно корит себя за содеянное. Он удаляется к лифту, слыша стук собственных туфель по полу и думает о том, что стоит вернуться и предложить свести графа с одним специалистом, способным помочь. Вениамин Самуилович Рубинштейн — самый неоднозначный специалист на памяти доктора Букера, но именно к нему есть смысл обратиться с проблемами такого толка.

***

      Кабаре «Эльдорадо» — жемчужина всей Веймарской Республики. Просторный главный зал с высоким потолкам действительно напоминает чем-то древний, затерянный глубоко в непроходимых джунглях город золота и крови. Свет огромной люстры, окружённой строго выверенным геометрическим узором из сияющих золотых нитей на благородном чёрном фоне, слегка приглушен, отдавая предпочтение прожекторам, освещающим импровизированную сцену в самом сердце зала, где разыгрываются простые, по-человечески приземлённые страсти. Актёр и актриса в вызывающих нарядах, разыгрывают пьеску о том, насколько тяжело бывает объясниться в чувствах, не задев самого дорогого человека. Всё у них идёт из рук вон плохо, и при каждой новой попытке многочисленная публика взрывается от смеха.       Сергей ухмыляется с ними, только чтобы не выделяться, хотя упорно не верит в существование таких ситуаций в жизни. По мнению Сергея, просто невозможно не признать, как тебя привлекает женщина или мужчина, если чувство уже разгорелось. Но он продолжает аплодировать, пока сам понемногу цедит обжигающий язык и горло абсент. Будь в нём хоть немного бережливости, Разумовский бы не сидел сейчас в одном из самых дорогих кабаре города и «зелёная фея» не плескалась бы в его руке, переливаясь на свету испепеляющих прожекторов всеми оттенками изумрудного. Делая маленький глоток, он прислушивается к своему организму.        — Добрый вечер, — изысканная манера произносить звуки вкупе с необычайно приятным низким голосом заставляет Сергея пристально изучить незнакомку, уже покорившую его.       — Вы здесь один? - плавным движением пальцев она обводит тонкое стекло фужера.       Юное, мягкое личико в обрамлении светлых, почти по-ангельски белоснежных волос, уложенных марсельской волной, сияет в приглушённом свете зала. Даже не верится, что это она только что вызвала в нём такой страстный отклик лишь своим голосом. Скорее всего действие абсента. Мужчина критически осматривает наряд и понимает, что простовато, но придраться не к чему, и девица явно при деньгах.        — Один, — с намёком отвечает он, пододвигаясь и оставляя место на диванчике для девушки, — Присаживайся, алмазная донна.        — Вам нравится здесь? — отпивая шампанское из своего бокала, спрашивает юная немка, не подозревая, как влияет её тембр на внешне невозмутимого иностранца в смокинге рядом.       Её лёгкость, изящество и вместе с тем простота в словах и выражениях, сливаясь с удивительно бархатистым и нежным голосом, заставляет его таять от собственной слабости.        — Нет, — отвечает он, — А тебе, дорогая?        — Нет, — парирует девушка, не глядя на собеседника, а только на сцену, призывно вытягивая тонкую шею, и отвечает вполне искренне — Отвратительно.        — Да, просто ужасно, — цокнув, добавляет окончательно покорённый мужчина, пристально следя за действиями актёров, но давно потеряв нить сюжета. — Ненавижу кабаре.        — Отчего так? — спрашивает она, ещё не решаясь повернуться к неземной красоты иностранцу. Между ними проскакивает искра, готовая разгореться в пламенеющее пожарище, сметающее всё на своём пути.        Сергей приобнимает девушку, вынуждая припасть к своей груди и недолго молчит, поглаживая её обнажённое плечо. Она явно не против и придвигается к мужчине совсем вплотную.        — Я там выступаю, — Сергей произносит фразу с интонацией хорошей шутки, но сомнений в том, что это правда не возникает.        — Выпьешь зелья, драгоценная? — отодвигая подальше её почти пустой фужер, спрашивает он, готовый в любую минуту отдать последние деньги за абсент для юной фройляйн. Впервые за многие годы у Сергея появляется навязчивое желание изящно поухаживать за кем-то, добиться внимания.        — Абсент слишком крепкий для меня, — девушка умело изображает робость.        Разумовский любезно кивает и без долгих предисловий разбавляет остатки ярко-зелёного напитка в своей стопке принесённой заранее водой. Немецкий способ подачи предполагал, что абсент будут разбавлять. Девушка усмехается, но выпивает разбавленный алкоголь, смешно сморщив носик. Её лазурные глаза в окружении подкрашенных ресниц очаровательно засверкали, глядя прямо на него так пронзительно и волнующе.       Сергей мягко касается её подбородка пальцами, притягивая к себе для тягучего поцелуя с терпким травяным привкусом выпитого абсента. Этот жест полон тех чувств, которые она в нём взбудоражила. Девушка, на удивление, ни капли не смущается, не стремится отодвинуться или прекратить. Она обвивает рукой его шею, охотно отвечая и сплетаясь языком с ним. Так удивительно развязно и от этого более волнующе.        — Как же мне тебя звать, звёздочка? — наконец отстраняясь от её трепещущего желанного тела, спрашивает мужчина, ещё оставаясь до неприличного близко, — Моя Юнона? Или лучше всё же желанная Венера? – обжигая шею горячим дыханием.        — Просто ландграфиня Маргарет Эрика Мартина Гессен-Дармштадтская, — аристократка слегка наклоняет голову, и в эту секунду звучат аплодисменты, в его мыслях предназначенные ей и только ей, пока сам аристократ учтиво целует протянутые пальчики. Спонтанный жест полон кокетства и явно оказывает на них особое влияние.       Немного влажными губами Сергей касается бледной девичьей кисти, поднимаясь выше, к запястью, и оставляет редкие поцелуи вплоть до плеча. Девушка хихикает, с интересом наблюдая за действиями мужчины, этот спектакль ей интереснее, чем тот, на сцене.        — А, мы сегодня играем с титулами? Я, право, не знал, — покачал головой он, как всегда, с лукавой улыбкой на губах, — граф Разумовский Сергей Викторович.       Снова своевременные аплодисменты, как будто все вокруг только и ждали, когда он представится.        — Светлая королева Марго… Можно ли украсть вас на этот вечер, для начала? — в голове у графа активно заскользили мысли, складывающиеся в идеальный план. Зависящий от случая, но всё же идеальный. Сергею даже кажется, что невозможно быть настолько гениальным.        — Ах, уже королева? – игривый тон, простительный с её-то голосом, – Совсем недавно была лишь принцессой…       Марго задумчиво отворачивается в зал, глядя на пестрящую нарядами публику, рукоплещущую столь эмоциональному выступлению. Неожиданно он думает, что Марго сомневается. Он чувствует, что готов держать её руки в своих, целуя, упасть в ноги умолять не лишать удовольствия хотя бы слышать голос, струящийся шёлком по ушам. Разумовский просто не готов сейчас отпустить юную нимфу.        — Допустим, я позволю. Куда направимся, граф? — Ласково произносит она, отстраняется и поднимается, демонстрируя прелестный изгиб бедер и тонкую талию. В бездонно-синих глазах Сергея мелькает восхищение.        — В Reinstoff, конечно. Ты голодна, Марго? — Не думая о своём финансовом положении, спрашивает мужчина, вставая. Они спешно покидают людный зал, держась за руки и сплетая пальцы, чтобы точно не расстаться.       Он всё больше наполняется чувствами по отношению к кокетке, которая так бессовестно верно подмечает это. Фройляйн позволяет поухаживать за собой в гардеробе, пока он, накидывая манто с белоснежным мехом на её плечи, как бы невзначай касается тонкой шейки носом. Они ловят такси под холодным берлинским дождём, не переставая весело и оживлённо обсуждать всё, что попадается на глаза. Алкоголь слегка кружит им голову, пока они заливаются смехом над какой-то невероятно глупой историей Сергея про автомобильный трафик в Милане.       Швейцар-негр учтиво провожает молодых людей в зал ресторана, где атмосфера сегодня весьма траурная. За несколькими столиками ведутся не интересные Сергею светские беседы, в основном состоящие из сплетен и того, что пишут в газетах. Да и музыка сегодня, как назло, напоминает что-то вроде марсельезы. Сергей серьёзно думает избавить себя от вероятно непосильных трат и предложить выпившей девушке другое место, где музыка бодрее и публика поживее.       Но все недостатки исчезают в секунду, стоит Сергею увидеть человека, ради которого он здесь и появился в сопровождении сногсшибательной фройляйн. Месье Бертран был падок на женскую красоту, это знали совершенно все в их обществе, хотя в остальном вкусом природа этого беднягу обделила. Когда-то бизнесмен в подпитии от местного вина признался в этом же ресторане, что Сергей всегда может обратиться за посильной помощью и хорошей компанией и вероятно, именно в этом заведении они и встретятся. Любимое место дельца, как никак. Он тащил сюда любого партнёра и друга. А стол у большого окна, выходящего прямо на оживлённую штрассе он занял навечно, облюбовав этот вид с автомобилями и торопящимися по своим делам жителями.        — Мы друзья месье Бертрана, — обращаясь к швейцару, Разумовский старается звучать непринуждённо, стараясь скрыть свою радость от встречи с этим простофилей, — Он нас ожидает, – хищно осматривая жертву за столом поясняет он.       Чернокожий верзила кивает, сопровождая их до столика, и делая вид, что ухаживает за дамой, на самом же деле вслушивается в разговор. Рыжеволосый посетитель с ушлым взглядом не вызывает в нём доверия. Но Бертран действительно радостно воскликнул, чуть не разлив розовое вино, бокал с которым держал в своей медвежьей лапище, при виде знакомого, ещё и с такой великолепной пассией под руку.        — Позвольте, Сергей! Это моя жена Тереза. А так же господин Майер и его коллега — господин Вагенфельд, — указывая на каждого за столом, Бертран не перестаёт наблюдать за гостьей в светлом платье. Она вежливо кивает каждому, растягивая пухлые губки в обаятельной улыбке. Впрочем, мадам Бертран явно не так сильно рада гостье, как супруг.        — А моя спутница… — начинает Сергей, будучи преисполненным гордости за такой «трофей» в глазах мужчин, отодвигая стул для Марго. Девушка не даёт ему закончить, мягко поднимая ладонь и прося не смущать никого бессмысленными титулами и ограничиться лишь ей именем. К её актерским навыкам у Разумовского нет никаких нареканий, хотя бы потому, что она словно по-настоящему краснеет, скромно улыбаясь так, что у господина Майера от возмущения восторга топорщатся усы. Она до неприличного хороша.        — Сегодня замечательный вечер! Заказывайте, что душа изволит, молодые люди! – не сговариваясь, оба втыкаются в меню.       – Мы отмечаем день рождения! Сегодня год нашему общему делу! И мы планируем расширятся, открывать предприятия дальше, на север страны, — не переставая обращаться к Марго, рассказывает явно повеселевший мужчина. Похоже, история с её таинственным происхождением его заинтересовала.        — Сейчас самое благоприятное время для ведения бизнеса, согласитесь, Сергей? — вопрошает Вагенфельд, поправляя очки и как бы косясь на Марго. Сергей соглашается, понимая, что Марго верно поняла его план.       Более того, теперь у каждого из присутствующих навязчивой мыслью в голове крутится, что же там за предки у этой очаровательной по-аристократически бледной прелестницы. Любопытство погубило кошку, как говорится.        — Странно, что такая юная особа гуляет с молодыми людьми, не сочетаясь браком… Непорядочно. Ваша родня так не считает? - выращенная в строгих нравах женщина не знает, как ещё задеть девушку.        — Нет. Но представьте, батюшка часто сокрушается на недовольных жизнью дев, которые не дают прохода его дочерям из зависти… Всякое случается.        Сергей едва сдерживает смешок при виде лица мадам Бертан, поражённой таким «хамством», но решает слегка сгладить углы, — Сейчас время такое, мадам. Всё меняется. Кроме того, милая фройляйн забыла упомянуть, что мы помолвлены, – Марго не теряется, хотя Сергей засомневался на секунду.       Сейчас на сцену выходит он, привлекая внимание благодарной публики, и Марго ему подыгрывает.        — Мы совсем отвлеклись от главного повода, господа! Примите мои искренние поздравления, месье! Вечер и вправду донельзя удачный, да, Марго?       Она довольно кивает, пока не понимая, почему их вечер столь удачный, по словам Сергея.        — А вас с чем можно поздравить, кроме помолвки, разумеется? — Вопрошает месье Бертран, щедро подливая себе ещё вина.        — Мы сегодня собирались отметить появление у меня на руках исключительного полотна… — закинув удочку на глубину, он с обожанием улыбается Марго, показывая, в чём состоит весь великий замысел действа. Немного выждав, она слабо кивает, почти незаметно для остальных, намеренно игнорируя мадам на другом конце стола и весело болтая ножкой в такт играющей марсельезе.        — Вы торгуете картинами? - отставив бокал спрашивает мужчина, – Может, оставите мне контакты? Моя жена это всё любит, — оживившись предлагает господин Майер. Сергей кивает ему, мол, всё будет. Сейчас у него наклёвывается более удачный улов, не без помощи Марго, конечно.        — И что за картина? Не думаю, что готов сейчас потратиться, сами понимаете, но… — Супруга грозно косится на заметно охмелевшего мужа и, возможно, дело не совсем в деньгах и далеко не в искусстве. Но Бертарана это не смущает.        — Расскажите, Сергей, что-то достойное? — как всегда размеренно спрашивает Вагенфельд.        — Картина прелюбопытная! — как голосисто распевающийся соловей, затягивает он любимую песню, не обращая внимания на поданные разнообразные закуски в многочисленных расписанных тарелках.        — Сдаётся мне, ничего особенного, — сварливо уточняет мадам.        — Хелен Аллингем, как мне удалось установить. Женщина, представьте! Выдающаяся акварелистка. Как она тонко работает с цветом и фактурой… – Сергей взмахивает кистями, как бы показывая, что не находит слов для описания её таланта.        — Интересно… — бубнит в усы Бертран, совершенно не сведущий в вопросе, который обсуждает.        — Написана картина около сорока лет назад и поверьте…        — Жаль, мой отец не успевает вернуться в страну для заключения сделки. Сергей ведь никогда не ждёт, желающих много. Про этот пейзаж уже спрашивали, если не ошибаюсь. Отцу так она понравилась, – кивает Марго мужчинам, внимательно её слушающим. – Он собирался украсить ей главный зал родового поместья… — сдержанно заявляет прирождённая артистка, без стеснения уплетая закуску из красной рыбы, обильно сдобренной лимоном и приправами.        — Поместья? — заинтересованно вопрошает Майер, безотрывно наблюдающий за юной Марго. Но она лишь отмахивается, улыбаясь. Как будто вырвалось случайно.       Сергей готов аплодировать. Бертран охотно проглотил крючок. Марго без труда вытягивает медленно, но верно.        — А тот, кто узнавал о картине не готов её приобрести в ближайшее время? — уточняет не вовремя очнувшийся Вагенфельд.        Но Сергей тут же выкручивается, — Он парижанин, а я никогда не жду. Сейчас я могу появиться где угодно и её придётся оторвать от сердца совершенно точно. Желающие найдутся моментально, – беглый взгляд на Бертрана.        — Мне правда жаль отца милой фройляйн… Но, думаю, мы с супругой купим картину. Когда и где её можно будет увидеть и забрать? — получив долгожданные слова, Разумовский прячет ликующую улыбку, отпивая минеральную воду.        — Прискорбно, что не в доме милой фройляйн, — исходясь ядом, вставляет женщина.        — Она в моём номере, в отеле, — уже с видом до крайности деловым говорит он, сцепляя изящные пальцы в замок, словно что-то прикидывая в уме, Разумовский поднимает глаза к роскошным люстрам, украшавшим высокий потолок, — Вам, как покупателю, покажу её в любую секунду, господин Бертран, – он готов сорваться с места моментально. Марго это замечает, откладывая вилку.        — Сделку можно заключить и сейчас, — поправляя очки, напоминает Майер.       Сергей охотно с ним соглашается.       И счастливый обладатель картины радостно заявляет, что они поедут за ней сию же минуту, по Берлину, погружённому в свою особую, ночную жизнь. Бывший граф Разумовский, боясь спугнуть твёрдый настрой покупателя значительно потратиться молчит, услужливо улыбаясь.        — Выпьем за это! — предлагая тост поднимается Вагенфельд.       Марго скромно улыбается, принимая тихое приглашение Сергея поехать за картиной с ними.