***
Святослав Ермаков был сослуживцем Олега в императорской армии, но если бы не общее занятие, навряд ли они общались бы по сей день. Мужчина был пунктуален, исполнителен и неизменно спокоен. Лучшие качества в их деле. Мужчины встретились у ворот Октябрьского вокзала, бывшего когда-то Николаевским, пересекшись лишь взглядами. Волков заметно приподнимает подбородок, вытягиваясь в струнку, и расправляет плечи, упёршись в стену позади. Поравнявшись, они кивают друг другу. — Молодец ты, Волков, — неожиданно фамильярно выдаёт наёмник своему «начальству», — Сколько уже руки не мараешь? — Пятый год идёт… — не задумываясь над числами, говорит он, — Не смирился всё равно, что сам работал когда-то, — откровенно отвечает Волков, воздевая глаза к серому небу. Город окропляется дождями даже в долгожданное лето. Святослав не разделяет поникшего настроя товарища, предвкушая свой гонорар. Не продолжая разговора, он скрывается в дверях вокзала. Олег смотрит мутным от смятения взглядом на циферблат дорогих наручных часов. В голове проносится идея: Игорю нужны такие же. И без того скверное настроение ухудшается при мысли о мужчине, ведь вчера Игорь не пришёл, сославшись на поиски работы. А может он действительно её искал. Олег самому себе от ревности верит с трудом, когда дело касается Грома. Без Игоря он больше не может. Его тут же охватывает тяжёлая тоска, стоит Грому выйти за порог. Такая тоска, которую не получается выносить стойко и с достоинством. Она, как шипящее искрящееся огниво в груди, мешала думать о чём-то кроме гнетущего одиночества и чувства собственной неполноценности. Выждав достаточно, Олег сам проходит в здание вокзала. Под высокими сводами, как притаившиеся пауки, покачиваются сложные погашенные люстры, хватающиеся за потолок в лепнине. Прихоть того благородного времени, когда всё это строили. Сейчас бы церемониться не стали — больше плакатов на стены! К Волкову, скептически оглядывающему почти пустой зал ожидания, робко подходит женщина, с убранным под платок волосами. Она даже не произносит ни слова, демонстрируя ему потрёпанную кожаную сумку в заломах, полную газет. Волков, не раздумывая, протягивает ей три медных копейки. Деньги торговка берёт словно с недоверием и есть что-то очаровательно тупое в её выражении лица, пока она разглядывает монеты. — «Огонёк», пожалуйста, — максимально доброжелательно улыбаясь, Олег видит, что деньги женщину устроили и она припрятала их в грубо прилатанный к своей одежде карман, — Доброго дня. — Чудной какой-то, — она вдруг отпрянула от него, зарделась и улыбнулась, став похожей на девчонку. В почти пустом зале эхом раздаются её поспешные шаги. Больше желающих приобрести хоть что-то не находится. Олег невесело хмыкает каким-то своим мыслям и без интереса пролистывает журнал, не останавливаясь хоть на чём-то. Всё, как всегда: женщин раскрепощаем, флаг на Сахалине поднимаем и ведём классовую борьбу даже на море! Олег совершенно безразличен к любой периодике, которую читает только в редкие моменты, требующие скоротать время. Но интереса у него так и не появляется. В последние годы всё строится на одних и тех же положениях. Классовая борьба у них, будь она неладна… Волков бросает журнал на лавку рядом, не зная, что ещё должен там найти, кроме мозолящей глаза пропаганды. Взгляд падает на огромные часы с тяжёлыми по виду стрелками. Минуты текут издевательски медленно. На перроне Волков нетерпеливо прохаживается взад вперёд, периодически одёргивая себя, призывая успокоиться и замедлить шаг. Он выискивает взглядом бритую голову наёмника. Но среди тех редких пассажиров, нетерпеливо толпящихся у места посадки в вагон, мужчина не видит Святослава. Нет и статного, темноволосого чиновника. Граф со странным чувством в груди думает, что сейчас этот человек переживает последние мгновения жизни, и во многом по его, Волкова, вине. Он жмурится, пытаясь прогнать некстати капающую на нервы совесть, и снова ненавязчиво осматривается. Знает он прекрасно, что ни в одной Иордани такого греха не оставит. — Проходите, граждане, не задерживайтесь, — сипит паренёк, с чужим саквояжем наперевес и поправляет на себе помятую восьмиклинку, — Эй! — он пронзительно свистит, — Отправляемся! Паровоз трогается медленно, будто с трудом подвигаясь с места. Словно рельсы смазали смолой и состав прилип к ним. Массивная конструкция из металла так старается преодолеть препятствие, что даже выпускает пар от усилий, заволакивая им весь перрон. Олег остаётся в гордом одиночестве, которое, к счастью, не длится долго. Святослав возникает будто из ниоткуда. — Выполнено. — Без сложностей? — больше для себя уточняет Олег, не глядя на собеседника. Он закладывает руки за спину, вглядываясь в стальные пути рельс, проявляющиеся из-за поволоки пара. — А бывало иначе? — Справедливое замечание. Олег всё же поворачивается, видя, что наёмник слукавил, говоря, что всё было под контролем. Костяшки разбиты до медленно запекающейся крови, а рукава рубашки, даже будучи закатанными, не могут скрыть обильных кровавых разводов на ткани. Самая большая нелепость в их деле, по мнению Олега. — Дрянь, — он незамедлительно стаскивает с себя новый пиджак, почти бросая его в руки мужчине, — Там люди, — скорыми шагами к ним приближается небольшая компания, — Надевай. — Как скажете… Задачку ты мне принёс сложную, конечно… Как с процентами теперь? Половина, как всегда? — с явным подтекстом интересуется мужчина, облачаясь в лаконичный пиджак, подходящий по размеру. — Пусть будет сорок и шестьдесят… — охотно уступает Волков, чуть понижая голос при виде дам с чемоданами и отступая к товарищу, — Где оставил тело? — снова спрашивает Олег так, будто они говорят о погоде. Святослав усмехается, будто Волков с ним шутит. Но, скорее всего, его просто радует мысль об увеличении вознаграждения за такое рискованное задание. Столкнувшись взглядом с чёрными, нечеловечески тёмными глазами, мужчина моментально серьёзнеет. — За территорией вокзала. Он пытался отбиваться… — Избавь меня от подробностей. Я принесу деньги, как только проверю заказчика на честность.XI
15 февраля 2022 г. в 10:36
Время лениво подползает к вечеру. Олег с нарастающим раздражением вертит в руках фотокарточку, полученную от Игоря и бросает неспокойные быстрые взгляды на будто бы статичные часы. Он злится на себя самого, да и на Грома тоже. Волков не спит, не ест, не отдыхает, за работу берется с крайней неохотой. Всё в нём направлено на досадливый гнев. На судьбу, которая только ломает его, руша всё, что ему дорого. Несправедливая штука — жизнь.
В голове страдальца уже серьёзно возникала мысль бросить это всё к чёрту, пустить накопленные банкноты по ветру, уехав к Серёже, за границу. Упасть ему в ноги, трепетно выцеловывать белые руки, прижимаясь к ним лбом в жесте покорности. Умолять не прогонять.
— Ужин готов, — серьёзно произносит Виктория Владимировна, появляясь в гостиной и оправляя на себе передник. Граф на неё даже не смотрит.
— Рабочая встреча. Поужинайте в одиночестве.
Мужчина оставляет фотографию на столе перед собой. Нет смысла жалеть о том, что уже произошло, о сказанном и содеянном. Содеянном не им даже, а Игорем Громом, который совершенно ничего не мыслит в чувствах!
Закат из нежно-розового стал багряно-красным, так что Олег одним порывистым движением задёргивает окна чёрными бархатными шторами. Видя, что Олег Давидович сегодня снова не в духе, женщина спешно уходит, особенно аккуратно прикрывая за собой дверь. Слышно, как, удаляясь по коридору, она привычно щёлкает выключателями, привнося в квартиру хоть немного света, который, однако, Олег обычно выключал, проходясь следом за ней. Сегодня ему не до этого.
— Ну что ещё… — спиной почувствовав, что женщина быстро вернулась, понуро спрашивает Олег, ещё держась слабыми пальцами за шнурок, украшающий портьеру, — Я же сказал, что занят вечером…
— Это из милиции, — спешно прерывает она.
— Милиции?
Олег кидается в коридор так стремительно, как ни один здравый человек не кинулся бы, заслышав, что пожаловали стражи порядка, а Виктория Владимировна едва успевает отстраниться, чтобы Олег не врезался в неё. Он мигом встречается взглядом с посетителем. Сердце, до этого судорожно отстукивающее чечётку в горле, тут же ухает куда-то вниз.
Гром вроде такой же, как всегда, но что-то изменилось, и он даже не замечает это, а чувствует нутром. В лице мужчины, в его взгляде, будто даже в мыслях что-то перестроилось. Хотя майор даже не произносит ни слова, он просто молча и неподвижно стоит у дверей, как видение в наркотическом бреду. Сегодня он без своей привычной фуражки, которая часто заслоняла его красивое лицо тенью, рассекая портрет пополам и скрывая глаза.
— Ну что тебе надо? — совладав с собой, задушив истерическое юношеское желание тут же приникнуть к губам майора, холодно спрашивает мужчина, выдерживая между ними совершенно мучительную дистанцию, — Штраф выпишешь за то, что партию не поддерживаю?
— Тише… Олег. Не скалься, — как к дикому зверю, Игорь осторожно протягивает ладонь, — Я пришёл… Сказать… Ушёл со службы вчера, сдал удостоверение, — бывший майор делает нерешительный шаг вперёд, переступая порог квартиры.
Олег скорбно вздёргивает брови вверх, облизывая приоткрытые в недоумении губы. В голове тут же проносится миллион мыслей о том, как и на что теперь должен жить Игорь. А ещё больше возникает вопросов. Зачем Гром это сделал? Неужели ради него?
Молча Волков закрывает за мужчиной, не торопясь касаться, хотя очень хочется. Безумно хочется вжаться в широкую грудь Игоря, втягивая терпкий запах тела, перемешанный с пылью и дешёвым табаком. Хочется уткнуться носом в блестящий от пота висок и оставить простой поцелуй на колючей щеке.
— Почему ты так поступил? — понизив голос до осторожного шёпота спрашивает Олег, зная, что домработница всё равно слышит, — Не понимаю.
— Просто не хочу, чтобы мою жизнь регламентировали, — он пожимает плечами, — Я многое сделал для партии, — Игорь опирается плечом на стену, будто боясь случайно коснуться Олега в узком коридоре, и тоже понижает голос до шёпота, — Сейчас хочу делать для себя.
— Я рад… — скомкано бросает он в растерянности, пока ещё не осознавая услышанное. Волков не знает, что делать дальше.
Они шагают навстречу синхронно, приподнимая руки аккуратно, не знают, куда их деть. Волкова трогает ситуация и его искренность, и это отзывается на лице мужчины мягкой улыбкой. Немного погодя Гром отвечает тем же.
— Ты оставайся и живи у меня, — вдруг обнимая его, заявляет Олег, уложив голову на плечо мужчины, который медлит, но всё же осторожно укладывает ладони на талии Волкова, — Не заботься о деньгах. Я заработаю, — о способах заработка он молчит, хотя знает, что Игорю всё прекрасно известно.
— Не лучшая идея… Да и мне в общежитии привычно, — в заметном смятении отвечает Гром, прижимая Олега сильнее, будто боясь, что тот обидится и уйдёт.
— Хотя бы сегодня. Не хочу возвращаться в квартиру без тебя… Я вынужден сейчас уехать, но…
— Да понял я, — успокаивающе оглаживая чёрную макушку, Гром чувствует, что на Волкова это оказывает чудовищно сильное воздействие, — Останусь. Дождусь. Только если пообещаешь, что закончишь с преступлениями.
— Обещаю. И спасибо, Игорь.
Лицо майора вдруг впервые за много лет сияет широкой, счастливой улыбкой. Совершенно искренней. Это не имитация. Игорь чувствует себя живым.
Олег собирается быстро, не отрывая выжидающего взгляда от Игоря. Оставив на прощание поцелуй в щёку, он выбегает в сумерки Ленинграда.
До ресторана «Прага» Волков добирается быстро, хотя мысли его далеко-далеко. Он отказал бы в заказе, будь это очередной своевольный нэпман с мелочной гадкой мечтой — устранить конкурента. А вот с партийной верхушкой так шутить не стоит.
Нарком юстиции оказывается смуглым моложавым мужчиной, который следит за приближающимся Олегом с особенно неприятной хищностью во взгляде, чуть скрытом стёклами очков. Когда мужчина садится напротив, с напускным интересом оглядываясь в просторном зале, украшенном тяжелой дубовой мебелью и залитом приятным светом от свечей в вычурных подсвечниках, молчание продолжается. Первым наёмник никогда не начинает разговоров с клиентами.
— На вас не так-то легко выйти, Олег Давидович, — с усмешкой, холодно заявляет Степан Алексеевич, но в глазах у него холод.
— В этом особенность моего дела, — отвечает заученными фразами Волков.
Олег нервно кладет ногу на ногу, чувствуя, что этот человек не спустит ему с рук ошибки или просчёта. Убийство должно состояться через два дня. Независимо от обстоятельств. Седьмого июня заместитель председателя совнаркома будет убит на рассвете, на вокзале, ожидая паровоз до Москвы. Для убедительности всё это назовут убийством с целью ограбления.
Ну, а чтобы никто не заподозрил, что это часть борьбы за власть — привлекли Олега. Мастера дела с безукоризненной репутацией. Многим ли он рискует, соглашаясь на работу? Да всем.
— Я могу получить гарантии, что сам потом не окажусь на месте вашего коллеги? — скрепив пальцы в перстнях в замок, максимально прямо спрашивает Олег, зная, что с любым ответом придётся смириться.
— Не верите партии на слово?
— Если партия верит мне, то…
Мужчина снова картинно смеётся, словно Олег — малое дитя, сказавшее невероятно забавную глупость. Волкову такой подход не нравится. Он привык править бал.
Волков вальяжно откидывается на стуле, расправив плечи. Показывает, что сейчас начнёт говорить и лучше бы его послушали со всей серьёзностью. Степан Алексеевич подмечает изменение. Копирует позу, как искаженное отражение в зеркале.
— Не заговаривайте мне зубы, — уже с неприкрытой угрозой отвечает он, высокомерно осматривая Волкова, — На этом всё?
— Задача не очень простая, если на то пошло, — Волков разводит руками над столом, — С момента нашего первого разговора… Ситуация на рынке изменилась, — не теряя боевого настроя, продолжает он. Олег не теряет надежды выторговать для своего коллеги сумму получше. Себе от сделок прославленный наёмник всегда забирает фиксированный процент.
Чиновник уже собирается ответить, но тут же умолкает, прикидывая ответ в уме и расправляя длинными пальцами усы и бородку. Что-то оценивает, вспоминает, обдумывает. Олег терпеливо ждёт.
Он хочет закончить как можно скорее и умчаться домой. Граф упорно пытается сосредоточиться на работе, но на ум всё равно приходит только образ Игоря. Без привычной фуражки, только в простой рубахе и брюках… Олегу нестерпимо сильно хочется прижать такого Грома к себе и больше не выпускать.
— Всё уже было рассчитано заранее, — наконец просто заключает Степан Алексеевич, будто Олег нанялся в маляры за пять копеек, — Здесь изменений не предвидится.
— Приму к сведению… — слегка приподнимая бровь, заявляет граф с явным подтекстом. Эта вольность в обращении может дорого обойтись, но Олег не может отказать себе в удовольствии.
— Всё на самом деле просто, — уточняет собеседник, разглаживая и без того ровно лежащую белоснежную скатерть, — Вы молчите о нашем участии, а мы о вашем, — он поправляет очки, — Интерес у нас один.
— Лучший способ сохранить что-то в тайне… — с напускной теплотой в голосе говорит Волков, будто и вправду хвалит наблюдательность своего заказчика.
Они сидят непростительно долго, не подзывая официанта, так что Олег выученным жестом заказывает графин с водой. Ему даже не требуется ничего говорить понятливому мальчишке в костюме с начищенным подносом в руках.
— Как только я помогу вам и вы получите свою должность… — тут же забыв про свой заказ начинает он, — Я могу рассчитывать на некоторую поддержку? Сами знаете, как сейчас без замолвленного слова.
— Знаю-знаю, — спешно прерывает нарком, — Можете на меня рассчитывать.
— Для начала хотелось бы урегулировать небольшой конфликт с домовым комитетом.
— Будет вам документ, не волнуйтесь.
Раздражение от снисходительности тона, которым ему сделали одолжение, Волков прячет за наливанием воды в гранёный стакан. Вода плещется ровно до половины. Мужчина и не намеревался утолять жажду.
— Чем вы будете заниматься в день перед убийством? — вдруг спрашивает он, отставляя изящный графин и буквально прошивая Степана Алексеевича взглядом, — Спокойно спать? Совесть не потревожит? — почти даже без издевательства в голосе спрашивает он.
— Буду отдыхать с женой и детьми, — не поведясь на провокацию, отвечает он.
— Тогда я схожу на службу… Праздник Вознесения Господня ведь, — Олег прощается с ним кивком, стремительно выходя из зала.
На столе остаётся наполовину полный стакан.