adrenaline

Квартира пропитана покоем, в который Дик уютно кутается. Мгновения милостивой тишины перед хаосом города, куда его втянет очередной день. Ещё только раннее утро, поэтому он двигается в полутьме, холодный свет заглядывает через тюль и шторы, что так охотно скрывают его. Солнце скрытое веретеном облаков. С каждым днём будет становиться холоднее, но он к этому готов. Через зеркало он ловит своё смазанное отражение: мятые черные локоны, почти не всматриваясь в лицо, резкие скулы и сухие губы. Чистка зубов проходит вяло, пока кофе готовит само себя на плите. Единственное, что он высматривает в своём отражении — состояние заживающих ран, он отклеивает пластырь, замечая засохшую корку. Синяки не имеет смысла проверять, те приобрели серо желтый оттенок на смуглой коже, он обратит внимание только если что-то будет болеть. Хуже, чем обычно. Каждое утро уже с семи лет он начинает с растяжки, тянет истощённые мышцы, приказывая крови запустить его тело как двигатель, и смазывает суставы кофе вместо масла. Горло саднит, но горячий напиток усмиряет боль. В холодильнике нет ничего, что можно разогреть, развеивая его сонную фантазию. Пустота квартиры подтолкнет его снова купить что-нибудь по дороге в участок. Ему почти не снится ничего большую часть ночей, слишком усталый, поэтому эти редкие явления делятся ровно на два типа: бытовые, которые сбивают его с толку, когда он спорит с Рей о вещах никогда не происходивших. И конечно же второй тип: кошмары. Отрывки из прошлого, но с другим, более мрачным и кровожадным исходом. Дик застегивает рубашку, светлую с уклоном в синий. Его живот крутит от голода, только представляя буррито из забегаловки на тридцать девятой к востоку от Уолл. Как же он обожал это место. Затем Дик направляется в участок, срываясь на быстрый шаг, его смена началась полчаса назад. Корни волос слегка влажные от пота, а щеки приобретают намек на румянец. Джозеф иронично приветствует его в приемной. Полицейский участок Бладхэйвена не такой помпезный как в Готэме, высокие большие окна при входе, несколько этажей, никак не выделяется среди зданий рядом, вставая как необходимая ячейка города. Ему нравится здесь, ничто не пытается выпрыгнуть за рамки, только бы удивить глаз, всё направлено на то, чтобы быть функциональным и открытым. Он чувствует как дышит вместе с городом. Это уже второй год работы на должности помощника следователя. Второй? Как же время летит. Помнится как он сочетал учебу и стажировку, много раз уходил из-за обстоятельств… Ночной жизни. Теперь хоть какая-то стабильность. — Привет, напарник, — старший следователь — Рейна Джонс, кратко Рей. Она предпочитала считать их напарниками, даже если он всего лишь выполнял её поручения. — Ты знаешь, что через месяц у нас проверка. Уверен, что потянешь с таким уровнем холестерина? Дик удивлённо поворачивается к ней, набив рот буррито. Зря он не взял что-нибудь для неё. Рей вообще не должно быть здесь к этому времени. — А ты уверена что тебя допустят зная, что ты спишь три часа в день? — Кто бы говорил, — она скрестила руки на груди. Любой кто увидел бы их сейчас, не смог поверить, что изначально между ними была открытая неприязнь. Точнее у Рейны. Её родители — иммигранты из Мексики, и хотя она выросла в Бладхейвен, всю жизнь сталкивалась с несправедливостью, женщине приходилось добиваться всего самой. Она была вне себя, когда новичка, еле закончившего образование, прямиком из кожаных лоферов Брюса Уэйна определили к ней. Будто ей необходима была помощь избалованного паренька. Дик был готов к такому отношению, даже если Уэйн и его деньги не сыграли никакой роли. Они бодались месяц прежде чем она признала его навыки и дедуктивные способности. — Признаю, Грейсон. Ты нарушаешь законы природы с этим смазливым лицом и настоящими мозгами. Он битый час доказывал ей как они упустили мельчайшую деталь и всё дело перевернулось с ног на голову. И её слова вызвали тепло и искреннюю улыбку на лице. — Рад, что ты наконец-то прозрела, — если бы взгляд мог ударить, она бы это сделала. — Ладно, ладно, пора поймать этого сукиного сына. Наверное, но только наверное, Дик мог бы повыситься, даже стать начальником отдела, если бы не его двойная жизнь. Ему все ещё нравилось помогать изнутри системы, и его ни капли не обижало его положение. «Ты не можешь удержать все шарики вместе, Дикки. Поэтому я жонглирую. Я могу дотронуться до каждого из них, но лишь на мгновение» — его отец научил его самым важным вещам. — Так что у нас сегодня? — растягиваясь на стуле, спросил Дик. Рей выглядела уставшей, пучок ослаб и выбившиеся пряди обрамляли её лицо. Глаза казались темнее обычного. — Отчёт из Готэма. Дик выпрямил спину. — Зачем? Они передают дело нам? — Не совсем. Но я думаю, что тебе стоит взглянуть. Она освобождает место за своим столом, чтобы Дик взглянул на данные с экрана. — Они уже дали ему имя. Господи, блять. Подозреваемый: некий мужчина крупного телосложения с специфическими навыками и боевой подготовкой. Отличительные черты: много пробелов, указан Красный шлем, полностью скрывающий лицо. Ни цвета волос, ни глаз, нет родимых пятен или татуировок. Ни хромоты или своеобразного говора. Есть пара смазанных фотографий с камер наблюдения. И список. Список людей. Все убитые Красным колпаком. У него болит голова, как перед болезнью. Волна выученной вины проходит по телу вместе с полоской данных на экране. Одиннадцать смертей, все за одну ночь. Сейчас он не мог предсказать толчком стал какой-то срыв или же таков был план с самого начала. Глупо говорить, но он не ожидал, и если прислушаться к пессимизму внутри, то трупов было не так много, как следовало ожидать. — Возможно, будут ещё? — Дик незаметно для себя берет ручку со стола, проводя кончиком по губе. — Почему ты так думаешь? — она с тревогой наблюдает как кончик ручки прикусывается зубами, и спешит выдернуть её из рук Дика. — Жуй свои ручки, — звучит так по-детски обижено, что он даже не может обижаться. — Хоть раз когда они останавливались? — откидываясь на спинку стула. — Нет, просто ты звучишь… Будто знаешь. Серьезно, Дик. Ты что-нибудь знаешь? — более тихо спрашивает Рей с проницательностью детектива. Дик отрицательно качает головой. Слова излишни. Если бы он знал, он бы попытался оставить. Правда, Дик? «Ты бы попытался?» — язвительно подметил внутренний голос. Разве не он стоял как вкопанный в прошлый раз? Стоял и смотрел как она нажимает на курок. Выстрел. Дик хватает себя за руку, останавливая дрожь. Снова пытаясь нырнуть в дело, чтобы отвлечься. До странного в нем витало облегчение, это были явно те люди, по которым кто-то будут горевать. Трое преступников из списка давно на пожизненном, и ещё пятеро, что постоянно откупались, извивались как черви в клешнях закона, а как только выходили, продолжали эпопею жестокости. И ещё трое — бывшие наркобароны, бизнесмены грязи Готэма и просто жнецы душ. Он должен был ощутить ужас, как его напарница, как и весь город, когда увидит заголовки в газетах и трансляции в новостных каналах. Дик снова предавал себя, чувствуя странное подобие восхищения. Мир действительно вздохнет свободнее без них, будто такие люди изначально были ошибкой природы. Делали ли его эти мысли плохим? Недостойным его символа? Надежды. В то время, как Красный колпак не был на улице и недели, он уже дал людям самое настоящее облегчение и защиту. Дик знал насколько такие мысли могли быть опасными. Подобные суждения не оправдывало насилие, лишь разжигало ответную жестокость. Подобный детский сад являлся лишь временным решением, продолжал он себя переубеждать. И всё же, за одну результата больше, чем за все его время в костюме Робина, а затем и Найтвинга. Красный колпак пагубно влиял на него, снова возвращая его во время, когда он только лишился Робина… И только лишился Джейсона.

***

Дик узнал случайно, будто никто и не собирался ему говорить, посвящать его. Это была очередная поставка Пингвина, которую он проследил до Готэма. На нем не было плаща, лишь старое снаряжение, старая маска домино, ему не хотелось снова прыгать по крышам в костюме, давно не по размеру. Однако, невозможность смириться вынудила. Дик был свидетелем, в первом ряду наблюдал как правовая система рушится, почти беспомощна без явных доказательств и он собирался их достать. Ночь приятна и привычна, темнота скрывает самое уродливое, а Дик большую половину жизни провел среди высоких резких теней города, всегда прячась от прожекторов света, лучшие следопыты, чтобы вскрыть их грехи. Дик настолько вжился в роль Робина в какой-то момент жизни, что не мог представить себя без плаща, когда у него отняли его. Возможно, никто и не отнимал, как выдирали бы из зубов голодные собаки. Выходя на улицу, прямо во тьму без супергеройской накидки он ощущал себя уязвимым, самой настоящей добычей. Если бы он мог обернуть время вспять, то даже здесь нашел за что себя винить. Если бы он хотя бы интересовался жизнью второго Робина. Темно-зеленое пятно пролетает мимо и он метнулся за ним. Только один мальчик мог бегать по темным улицам преступного города в таком ярком наряде. И только встав лицом к лицу, он понял, что что-то не так. Костюм был тем же, тот же красный и жёлтый, маска на лице, но самое главное — это был не Джейсон. — Кто ты? — нахмурился Дик, все ещё чувствуя ответственность за Готэм. Сегодня ночью он был на улице только для разведки, хоть за спиной все ещё были старые жезлы Робина, он никак не ожидал увидеть какую-то пародию на себя из прошлого. — Хей-хей, Бэтмен не сказал тебе? — взмахнул руками парень, показывая, что он здесь не для драки. Очевидно признавая его. — Сказал о чем? — Новый Робин, — его плащ был темнее, как и маска, глаза были черные, два горящих пятна под толстым слоем грима. Странное беспокойство осело в животе Дика, хоть он ни на секунду не поверил. Пока силуэт мужчины, облаченного в чёрное, не перекрыл хрупкую фигуру мальчика. Черная будто тень города упала на него неподъемной ответственностью. — Где настоящий Робин, Бэт? — его голос был жёстким, непреклонным. — Что ты сделал с парнем, чтобы взять другого? Убил его? — это была шутка, безобидная, но то, что непоколебимый мужчина вздрогнул, заставило его застыть. Мужчина, что воспитал его, который дал ему шанс проявить себя, который научил как жить в этом темном мире, нести этот свет из надежды, вздрогнул. Он видел нездоровый блеск в глазах напротив, родных глазах и почувствовал как весь воздух из его лёгких пропал. Что-то случилось. Что-то ужасное. — Сначала задание, — грохот голоса Бэтмена отделял человеческое от символа. Дику не оставили шанса на ответ, на крюке мужчина спустился вниз по зданию, мальчик за ним. Склад выглядел заброшенным, его больше не заботила миссия, весь встревоженный, взъерошенный как воробей, стоял рядом, ждал, пока «другой Робин» изучит улики, оставшиеся следы и возьмёт образцы. Ему было откровенно поебать, он хотел лишь услышать правду, какой бы она ни была. Новый ребенок, неважно. Неужели Джейсона просто выкинули на улицу, как это когда-то было с ним? Брюс непоколебимо молчал всю дорогу и только в своей пещере, место, где он чувствовал себя собой и в безопасности, где все маски снимались, он дал трещину своей защите. Отправив Тима (так звали мальчика) наверх, он вздохнул и сел в кресло. — Так что произошло? — злость всегда изматывала Дика быстрее, чем любая изощрённая тренировка, поэтому энергии трясти Брюса до победного осталось не так много. Он лишь надеялся, что это произойдет быстро, как пластырь. Дик гадал, планировал ли это Брюс с самого начала, хотя по его опыту гениальный детектив никогда не обращал внимание на такие детали связанные с эмоциями. — Джокер поймал его, — тяжело произнес Брюс, зажав большими руками лицо. — Я— я не успел. Он— Дик ждал когда он закончит предложение, но казалось это было выше его сил, мужчина замкнулся в себе как и всегда, когда терпел неудачу. Невыносимое удушливое чувство охватило пещеру. — Когда? — единственное, что его интересовало. — Несколько недель назад. — Брюс! — он был вне себя от злости, возмущения. — Ты не собирался даже сказать мне?! — Брюс вздрогнул от удара по столу, но побоялся поднять взгляд на своего сына. Это разочаровывало, видеть его таким беспомощным. — Ты похоронил его? — это было сухим, ломким, хрупким, его голос совершенно пропал, запрещая произносить вслух всё, что связано со смертью. — Да. — Обессиленно выдохнул мужчина. Он не двигался, застыв как скала, по которой беспрестанно били валуны. Дик зажмурил глаза, задыхаясь от утраты, это было слишком, глаза вспыхнули от непролитых слез и он развернулся, оставив мужчину наедине со своей отравляющей виной, не в силах расспрашивать больше. Он не мог в это поверить. Ни в Брюса. Ни в… Джейсона больше нет. Невозможно, подсказывало ноющее нутро. Конечно, жизнь заставила его смотреть во все глаза, пережить смерть героев не раз, смерть обычных людей, и даже тех преступников, которых они пытались остановить. Всё были смертны. Не имело значения кому принадлежала смерть, они все значили больше, чем он мог вынести, после того, как он потерял своих родителей. Видел их лица, полные страха умереть, их тянет вниз и они падают. Они падают. Дику всё ещё снились кошмары. Где он хотя бы ненадолго мог соединиться с людьми, которых любил больше жизни. Каждая смерть проходила через него, впитывалась в его суть, как если бы на нем лично лежала ответственность за каждого, кто сражался рядом с ним, даже если это было не так. А Джейсон… ещё хуже, мальчик был его, отданный ему под защиту, которого он укрыл своим крылом. Невозможно больше закрывать глаза, он все ещё считал Джейсона своей ответственностью. Какое право он имел так думать, когда ни разу не поинтересовался его состоянием после ухода? Ты никогда не думаешь о смерти, в надежде, что ещё полно времени. Дик считал что когда-нибудь настанет момент всё исправить. Теперь ему сказали — слишком поздно. После Дик сидел на кухне, гипнотизируя кружку кофе в своих руках, не в силах сделать и глотка, казалось его вывернет. Он не мог заснуть, как и не мог принять факт, что Брюс не сообщил ему. Собирался ли он? Как это произошло, когда? Альфред устало присоединился к нему, молчаливый и угрюмый. — Если бы я был здесь раньше, — проскрипел Дик, тревожа гробовую тишину поместья. — Ты знал…? Конечно, ты знал. Альфред скривился от открытого обвинения в голосе. — Мастер Брюс сделал всё возможное, чтобы найти мальчика. Но Джокер… Хотел его сломить, у него почти получилось. Взгляд Дика затмила злость, он посмотрел на Альфреда с глубоким огорчением. — Альфред, я не могу спросить у Брюса, ты знаешь, он не скажет. Единственный, кто скажет мне правду, это ты. В глазах старика горе семьи, разбитые сердца и мольба остановить бессмысленные споры. Альфред сдается и кивает, посвящая в деликатные моменты истории. Нет никакого другого способа рассказать такое кроме как прямо и не приукрашивая, каждое слово даётся с трудом, но Альфред — человек слова, прорывается через льды до конца. Дик не пытается сдержать шок и слезы. Две фигуры сидят в тени полуденного солнца, в неумолимой тишине поместья, оплакивая ребенка, друга, некого невинного, что забрал у них мир. Нет, Джокер. — Что—что Брюс с ним сделал? — слезы заставляли его заикаться. — Что мог сделать мастер в подобной ситуации? Погубить себя или дать шанс городу? — Он не убил его. Альфред глухо усмехается, отводит взгляд. — Думаю, такое стечение обстоятельств никогда не было вариантом. Дик сжимает зубы, он понимает. Но, боги, как же ему хочется, чтобы этот псих заплатил по заслугам, чтобы испытал всю боль, которую причинил людям. Этот монстр. Разве не было бесчеловечно его держать в этом мире? Искупление существовало, Дик видел его своими глазами, и не было сомнений, что Джокер уже давно прошел эту грань, где он смог бы раскаяться. — Остался лом… — слабый голос дворецкого вернул его в реальность. — Что? — так же тихо он вторил. Ему не нужно было второй раз повторять, лишь время, чтобы осознать. — Покажи. Покажи мне, Альфред. Хорошо, что инструмент не хранился там, где Бэтмен собирал трофеи, Дик бы лично вызвал бригаду неотложной психиатрической помощи. Альфред положил эту вещь на тумбу, металл ударился о поверхность, приглушённый только тканью, в которую был обернут. Мужчина сел напротив, сгорбленная спина и пустой взгляд. Дик раскрывает ткань, лом покрыт пятнами ржавчины, он видит в сколах грязь засохшей крови. Воздух тут же заполняется металлом, его подташнивает. Прикрывая глаза, Дик отворачивается. — Зачем… Ты сохранил его? — Думаю, — глаза Альфреда странно блестят, то ли от горя, то ли от безумия, — чтобы не забыть.

***

— Дик, что случилось? Ты не вернулся, — встревоженный голос Кори звучал через динамики телефона, плоский, электрический. — Это Джейсон… — она терпеливо ждала, пока он закончит. Но Дик застыл, закусив губу до крови, чувствуя как что-то подходит к горлу и он не мог это выпустить. — Что с ним? Что с Джейсоном? — она всегда такой была — сострадательной, понимающей, поэтому она ему нравится. И после всей этой неразберихой с её родителями с её планеты, они стали ближе. И конечно, она знала сколько для него значила его Бэт-семья. — Он— мертв, — что-то умерло в нем вместе с признанием, перекрутив кишки. Это слово разрушило его, и он не чувствовал опоры под ногами, глаза жгло. Она приехала так быстро, как могла и недостаточно быстро, чтобы не дать сердцу Дика начать гнить. И была с ним всё время, как он был с ней, когда её родители погибли. Они медленно приближались к кладбищу семьи Уэйн, сам бы он не смог. Знал, что не хватит духа. Ещё один ребенок умер и он не мог… Просто не мог. Спокойно стоять у могилы, где белым высечено на камне «Джейсон Тодд», это было сюрреалистично. Дик теряет самообладание. Кричит проклятье и бьёт ногой газон, куски земли вылетают из-под его подошвы. — Не на его могиле, — мягко касается его плеча. Голос Кори ровный, почти без эмоций, но он находит в этом утешение. Кори держит его под руку, пока он скрывает лицо челкой. — У тебя есть платок или что-нибудь? — тихо, в любое мгновение готово треснуть как тонкий лед. Она передает ему свой черный. Дик присаживается оставляет платок на могиле, меньшее что он может сделать, заботясь о том, чтобы ветер его не сдул. Кори тихо интересуется очередной непонятной ей человеческой традицией. — Означает «в дорогу», — шепчет Дик через ветра. — Мои родители учили, что после смерти человек уходит. И там ему нужно всё то же что и здесь. Их хоронили по всем правилам: сжигая вместе со своими вещами, — у него почти ничего не осталось. — Их души свободны. Небо тускнеет вместе с чем-то светлым, вместе с юной душой, что ушла из этого мира, он не мог стерпеть холодного ветра среди голых могил. Что-то тянуло его к сырой земле и грозилось раздавить, только плечо Кори удерживало его.

***

Селина замечает его через час после того как пришла домой. Её квартира хорошо обозрима с соседнего моста, но Брюс ведёт себя странно. Зависнув у крыши, просто наблюдая, как она заваривает чай, кормит кошек, переодевается. — Ты можешь зайти. На улице дождь, — он слышит через динамики, тут же спускаясь через окно на чердаке темной тенью. Селина ухмыляется, довольная что решила небольшую загадку, но затем её глаза смягчаются, как она смотрит на очередную бездомную кошечку. Грязную, мокрую и холодную. Делает шаг вперёд. Брюс щелкает выключателем, потушив свет. Её руки стягивают маску-капюшон, ладонь гладит щеку, ногти расчесывают отросшие локоны на макушке. Его лицо наклоняется к её прикосновениям, скрывая грустные глаза под черным гримом. — Скажи мне что не так, — он питается её нежностью. — Я не могу, — всё что выходит поверх дыхания. В дальнем углу слышно мяуканье кошки. «Я не могу» — и есть ответ на её вопрос. Он больше не может продолжать, Джейсон мертв. Дик снова отвернулся от него. Всё кажется бессмысленным. Она продолжает гладить его лицо, пытаясь встретиться глазами, его ладони на её талии. — Тогда остановись, — ей знакомо это чувство. Желание убежать, поджав хвост. Она делала подобное сотни раз, но всегда возвращалась. — Я не могу. Люди смеются над его способностью выражать мысли, но не Селина, кажется, она умеет читать между строк и понимать людей. Хотел бы он уметь так же, может быть, он бы понимал Дика лучше. — Зачем тебе этот новый ребенок? — спрашивает она через тепло их объятий. Только фонари проезжающих машин освещают маленькую кухню. — Так безопаснее. — Для кого? — тепло исчезает из её рук. — Давай, мышка, поговори со мной. Ты сам не свой, говорят… Что Бэтмен скоро перейдет свою черту. — Этому не бывать. Она даже не вздрагивает от его рыка, лишь смотрит безутешно. Ему хочется спрятаться под своей маской.

***

Дела Дика не пошли лучше, люди его не понимали и он отстранился. Ссоры с Кори стали невозможными, они просто… Не понимали друг друга. Кори была солнцем, и казалось, что Дик только и делает, что сдерживает её своими глупыми земными правилами. Титаны продолжили свою жизнь без него, Рэйчел пыталась звонить, чтобы пригласить для обучения, но даже ей было сложно совладать с горем, что он нес. Ночь была его другом, всегда преподнося шанс выплеснуть всю злость и несправедливость, скопившуюся внутри. Дик в недоумении нажимает на «принять вызов», зажимая телефон между плечом и ухом, снова хватаясь за иглу. — Да? — кто мог звонить ему в такой поздний час. Предрассветный. — Дик, ты в порядке? — Господи, как давно он не слышал этого отчитывающего грубого голоса. — Брюс? — даже иголка проскальзывает меж пальцев. Приятное удивление быстро сменяется нервозностью. — Откуда ты знаешь? Рана на его плече переходит за спину и ему трудно её зашить, не говоря уже о том каким чудом он дотащил своё тело до квартиры. Соседи точно слышали его кряхтение и разбитый горшок, когда он забирался через окно, на раме подсыхает полоса крови. — Я знаю всё, — строго произносит Брюс. — И про твою работу. О чем ты думал? Без какой-либо защиты? Только одно крутилось у мужчины на уме: «Зачем?». Разве после Джейсона, после всего, недостаточно риска? Разве Дик не сам решил уйти, не сам решил изменить свой путь? — Это… Это не твоё дело, — усталость присыпала гнев, как песок, охлаждающий угли. — И прежде всего, это ненормально. Это моя личная жизнь, ты не можешь следить за мной, залезать своей паранойей мне в глотку, — под конец его голос слабеет и он откидывается на диван. — Ты засыпаешь. — Да, вообще-то. Думаю, я перебрал с обезболивающим. — Ты принял заранее. — Я думал, что успею. Но ты позвонил и теперь я… — Я пошлю кого-нибудь. — Не глупи. Кого? В квартиру Дика Грейсона, бывшего ребенка Уэйна? Лучше сразу звони в «Daily Gotham», — за ними не долго и до любопытных журналистов. Наверное, он засыпает ненадолго, потому что в следующий раз когда он раскрывает глаза, перед ним Брюс, это похоже на сон. Должно быть сон. — Хороший сон, — не мог вспомнить, когда в последний раз ему снился Брюс, такой спокойный, почти домашний, каким он помнил его из детства. Ещё до того как все пошло… Не так. Чаще ему снился Бэтмен, что кричал на него, дрался с ним, рвал его костюм и отбивал лицо, как личную грушу, разочарованный в нём, Бэтмен кричащий Дику в лицо, что он посмешище. — Ты не спишь, Дик, — Брюс уже забинтовывал плечо. О, да, теперь он почувствовал тугие швы, как и всегда, крепко затянутые. Брюс закрепляет пластырь без особой суеты. — Что ты здесь делаешь? — он абсолютно точно уверен, что выглядит паршиво, его квартира — беспорядок, но Брюс… Выглядел ещё хуже, усталость утянула лицо вниз, утомленный вид и несчастно искривлённая линия рта. На нем — мятая рубашка, не заправленная даже в штаны. — Тебе следует поспать, — с незнакомым смирением он собирает аптечку. — Нет, тебе следует поспать. Брюс, ты видел себя? — у него даже нет сил сейчас злиться, казалось, что какое-то время он лишь притворялся разъяренным, пытаясь заставить себя снова злиться и кидаться молниями в мужчину. — Давай, выспись. Хотя бы здесь. Я никому не скажу, — усмехнулся Дик, голова всё ещё лёгкая от обезболивающего. — Даже если Готэм развалится за один день, между нами? Значит так тому и быть, злачный городишко заслужил. — Не говори так. — После того, что он заставил нас пройти? Думаю, я имею право так говорить, — скривился он, веки сами собой закрывались. — Останься, — с надеждой спросил он, хватаясь за рукав рубашки, когда зрение размылось. — А потом мы поговорим, хорошо? Ты задолжал мне этот разговор. Брюс неожиданно покорно кивает, опуская голову, берет ладонь Дика в ответ, накрывая своей широкой, передавая тепло. Крепко сжимает, что Дик может считать за способ проявить нежность и усмехается в последний раз прежде чем отдаться на растерзание сну. Они спят скрюченные на диване, Дик чувствует странное облегчение, что Брюс не сбежал. Он трёт лицо рукой и медленно встаёт, заставляя дернуться мужчину рядом. Всегда в состоянии напряжённого ожидания какой-то опасности. Желая дать ещё времени отдохнуть, Дик хлопает по плечу и обещает, что ещё слишком рано. Усталость до сих пор бродила по всему телу. — Я приготовлю нам что-нибудь поесть. Холодильник открывается, нарушая предрассветную тишину. Там только несколько яиц, завалявшийся сыр, которые он избегает каждый раз. Мятый помидор. Его жизнь разваливается на куски. — Тебе стоит прекратить. — Брюс к этому моменту тоже просыпается. — Не знаю о чем ты говоришь, — усмехается Дик. — Знаешь, я схожу куплю продуктов. Ты останешься? Почему-то ему хочется скрыть надежду в своем голосе, будто Брюс посчитает её слабостью. — Дик, я серьезно. Это безрассудно. Без костюма, защиты и какой-либо поддержки. — Что ты хочешь от меня? Чтобы я надел старый костюм?! И тогда я получу твоё благословение избивать преступников? Я больше не ребенок, Брюс. Он всегда ломается, когда они начинают спорить, снова и снова. О чем все эти споры? Когда же Брюс поймет, когда он примет его? — Это безрассудно, — повторяет мужчина, будто во второй раз это решит всё недопонимание. Дик выдыхает усталость, дымится ею, сваливаясь на диван снова. Брюс выглядит комично с растрепанной прической и заспанными глазами. Напоминая Дику детство в поместье. Они же не были никогда отцом и сыном, Брюс был слишком молод, легче было бы думать о Дике, как о младшем брате. Они были друзьями. — Я устал ссориться. Минуты проходят и не ограненный голос разбивает его на осколки: — Я тоже. Что им делать теперь? — Нам нужно поговорить, — спина Брюса наклоняется, непреодолимый невидимый вес тянет его вниз. Оставляет его без ответа, надеясь, что Дик отступит. — Об этом мальчишке Тиме, о твоей слежке за мной. О том, что происходит в Готэме. Господи, ты слышал что говорят о тебя? О Джейсоне… — Дик, — предупреждение. — Да, я забыл, что у нас квоты на эмоциональные разговоры, — выцветший слабый смех. — Тим сам нашел меня. Он разгадал тайну наших личностей. Пришел ко мне со всеми доказательствами. Помогал мне, когда… — Умный малый? — Ему ещё предстоит многому научиться. — Ты слышишь себя? — устало воет Дик. — А что потом? Третий Робин? Тебе не стыдно? — его глаза снова предательски жжет. — Потому что мне стыдно, я думаю об этом каждый день. — Я не хочу этого слышать. — Но тебе придется, — его голова поворачивается к Брюсу. Его глаза что-то ищут в непоколебимой фигуре, в знакомом лице. Ему хочется обнять Брюса, и буквально ощущая пропасть между ними, будто в диване была дыра, разделяющая их на километры, и никак нельзя было дотянуться до крепкого плеча. Дик прикрывает глаза. — То, что случилось всецело моя ответственность. И только я буду нести её. Но городу нужна защита. Тим… Другой, он заставил меня посмотреть на вещи под другим углом. — Везёт же ему. Меня ты никогда не слушал, — в нем нет сил ревновать к ещё одному мальчику. Брюс может притворяться, что он непробиваемый и менять их как перчатки. Но Дик отказывается участвовать в этой игре. — Я бы не отказался от твоей помощи, но я… Так странно видеть как Брюс заикается, теряет слова, смотрит на него с таким странным выражением лица, горьким и скорбящим. С тем же лицом он смотрел на Готэм каждую ночь, когда они вместе патрулировали, когда полицейские машины проносились по улице, а вой сирен достигал высоких этажей небоскребов. Почувствовав себя задетым, разрушающимся зданием, Дик попытался отряхнуться. — Тебе нужно прекратить. — Чтобы ты почувствовал себя лучше? У тебя нет никакой власти надо мной, Брюс. Я буду делать то, что считаю нужным. Я давно так решил, — последнее выходит хриплым. Перед глазами могилы тех, кого он любил. — Тебе следует делать это правильно.