Тепло во мраке

      Проснувшись, Кэсин не сразу понял, что произошло и где он находится. Он чувствовал тепло солнца, мягкость кровати и тяжесть одеяла, и это навело его на мысли, что он точно не в придорожном кабаке. А потом Кэсин вспомнил, что они вчера приехали в Усадьбу Четырех Сезонов. Все вставало на свои места, и, к сожалению, все произошедшее не было сном — то доказывала темнота перед глазами, хотя, судя по теплу, был ясный и теплый день.       Пошарив рукой рядом с собой, Кэсин наткнулся на аккуратно сложенное одеяло и приподнял бровь. На его памяти Цзышу никогда рано не вставал. Это же сколько он спал? Похоже, уже далеко за полдень, значит, он проспал очень долго. Почему его не разбудили? Или просто дали как следует отдохнуть?       — Проснулся? — Кэсин вскинулся, непроизвольно, на одних рефлексах, без которых он бы не выжил в Долине. — Тихо, это всего лишь я.       — А-Сюй? — несколько раз глубоко вдохнув, Кэсин заставил себя успокоиться. Похоже, Цзышу сидел неподалеку и дожидался пробуждения Кэсина. От этой мысли стало тепло. — Ты что, наблюдал за мной?       — Да, тебе кошмары снились, — послышался шорох, и Кэсин понял, что Цзышу намеренно создает шум, чтобы ослепший товарищ знал, где он находится. Кэсин прекрасно знал, что Цзышу умеет передвигаться абсолютно бесшумно, поэтому невольно почувствовал благодарность за его действия — они не пугали внезапностью. — Как ты себя чувствуешь?       Судя по шороху, Цзышу уселся перед ним, и Кэсин протянул руку в направлении звука. Пальцы коснулись ткани, слегка дрогнули от этого ощущения. Казалось, что его осязание так же стало острее, как и слух. Врожденное любопытство взяло верх, и Кэсин стал осторожно ощупывать, как оказалось, плечо. Правда, ему было немного не по себе, что Цзышу оттолкнет или отстранится, но тот даже не пошевелился, давая возможность Кэсину исследовать плечо.       — Мне лучше, — задумчиво заметил Кэсин, отдернув руку, понимая, что зашел слишком далеко. Все же, не хотелось доставлять неприятности Цзышу. — По крайней мере, я не чувствую себя так, словно сейчас упаду в обморок.       — Я рад это слышать, — ему показалось, или в голосе Цзышу послышалось облегчение? — Тебе надо поесть хоть немного.       — Будешь меня кормить? — заворчал Кэсин, чувствуя, как лицо заливает жар — настолько стыдно ему стало.       — Буду, — теперь родной голос звучал спокойно. — Не красней ты так, вижу же, что ты еще слаб. Как освоишься немного — сам есть будешь. А пока позволь о тебе позаботиться.       Кэсин невольно отвернулся, потому что о нем давно никто не заботился. Пока он был ребенком, тетушка Ло ухаживала за ним после изнурительных тренировок, пока он не научился справляться сам. Иногда, по мере умений, заботилась А-Сян, но, чаще всего, он никому не позволял к себе приближаться в моменты слабости, предпочитая отлеживаться у себя, пока силы не восстанавливались.       — Я не настолько слаб! — заворчал Кэсин, чувствуя, что пылают даже его уши, но тут его заткнули, самым бесцеремонным образом сунув в рот ложку с супом.       — Ешь, это укрепит силы, — не обращая внимания на возмущенное мычание, заметил Цзышу. — Потом отвар выпьешь.       Кэсин вздохнул и сдался. Да, сам он пока не смог бы нормально поесть, не заляпавшись, да и руки еще подрагивали. Цзышу прав — он еще слишком слаб, даже долгий сон не особо помог. Быть слабым Кэсин ненавидел больше всего на свете, но своему А-Сюю он доверял. Губы тут же скривила горькая улыбка. Своему? А-Сюй не принадлежал ему, а теперь и подавно, ведь кто он теперь такой? Не воин, а калека. Неспособный ни на что, потерявший зрение… Как он теперь сможет помочь своей родственной душе?       — Лао Вэнь?       — Прости, задумался, — от запаха отвара Кэсин поморщился и скривился — пахло отвратительно. — Что это?!       — Укрепляющий отвар. Не морщись, лекарство всегда горькое и противное, кому как не тебе это знать, — в голосе Цзышу послышалась улыбка. — Пей залпом.       — Ты уверен, что это не яд? — обреченно поинтересовался Кэсин, глубоко вздохнул и махом выпил отвар. Желудок протестующе скрутился узлом, судя по ощущениям, и пришлось приложить усилия, чтобы подавить рвотный рефлекс. — Ну и дрянь!       Тут в рот ему сунули что-то небольшое, но сладкое. Кэсин покатал это что-то на языке и понял, что это конфета. Стало приятно, сердце забилось быстрее от осознания, что о нем и правда заботятся. А потом сжалось от мысли, что, едва он встанет на ноги, ему придется уйти.       — Лао Вэнь, что такое? — ну вот, его страх заметили. — У тебя лицо такое, словно…       Кэсин промолчал, медленно катая во рту конфету. Он знал, что однажды им придется поговорить на эту тему, но надеялся, что этот разговор случится не скоро. Лучше бы, конечно, чтобы его вообще не было, он бы просто ушел, чтобы не тревожить Цзышу, но раз не сумел удержать лицо, то придется рассказывать. Кэсин по тону А-Сюя понял, что его так просто не отпустят, да и отбрехаться, как обычно, не получится.       — А-Сюй… — Кэсин помолчал, подбирая слова. — А-Сюй, почему ты со мной возишься? Я ведь теперь слепой, калека… По сути, я просто балласт, который будет тянуть тебя вниз.       Ответом ему стало молчание, и это настораживало. Лучше бы Цзышу ругался, назвал его болваном, который ничего не понимает, чем вот так молчал. Потому что это пугало больше всего. Даже больше, чем возможное изгнание после того, как его силы восстановятся. Кэсин внутренне сжался, тяжело сглотнул и медленно выдохнул.       — Я понимаю, что, ослепнув, я не смогу стать тем, кем я был. Я знаю, что будет сложно. Знаю, что…       — Мир боевых искусств знал слепых мастеров, — спокойно заметил Цзышу, и Кэсин сжался, больше похожий на побитого щенка, чем на гордого и статного воина. — И не все они были слепы от рождения. И почему ты решил, что стал балластом?       — А разве нет?! — отчаянно вскинулся Кэсин, сжимая кулаки. Он понимал, что в его положении будет лучше, если он уйдет и не станет препятствовать Цзышу в его пути. — Слепой, беспомощный, не способный ни на что…       Его речь прервалась коротким и откровенно позорным писком, когда его вдруг сгребли в охапку и прижали к теплому телу. Кэсин так и застыл, прижавшись ухом к груди, слушая биение чужого сердца. Очень быстрое, кстати, биение. Словно человек взволнован или расстроен. Или зол. Ну, определенно зол.       — Лао Вэнь, — прохладная ладонь легла на висок, заставив Кэсина буквально застыть, почти не дыша, и внимательно прислушаться к чуть подрагивающему голосу. — Не знаю, что ты себе там надумал и почему решил, что тебя кто-то решил бросить, но послушай сперва меня, а потом уже думай. Я приму твое решение, каким бы оно ни было, но, если решишься все же уйти, то хотя бы позволь помочь тебе освоиться в своем новом положении. Я скажу тебе кое-что, лао Вэнь. Я не знаю, где ты был эти двадцать лет. Не знаю, что ты пережил, не знаю, что с тобой сделали, но когда мы встретились, мне казалось, что я нашел что-то важное, что потерял очень давно. Тогда я не догадывался даже, кто ты на самом деле. И даже сейчас я понимаю, что ты что-то от меня скрываешь, но это твое право, я просто надеюсь, что однажды ты откроешь мне свою тайну. Почему я о тебе забочусь, спросил ты? Потому что ты мне не чужой. Разве я могу оставить тебя одного, ослепшего, не привыкшего к этому, не способного сейчас даже подняться с постели? Ты правда считаешь меня настолько жестоким?       Кэсин слушал и подрагивал всем телом, чувствуя, как медленно и почти невесомо пальцы поглаживают его висок. Головная боль, поднявшаяся из глубины, словно змея, постепенно уходила обратно, а череп переставали сжимать крепкие тиски. Сосредоточиться на голосе стало проще, и Кэсин стал вслушиваться в слова, едва дыша, стараясь не пропустить ни звука, ни единой интонации.       — С твоим появлением моя жизнь изменилась очень круто, — немного помолчав и тяжело вздохнув, продолжил Цзышу, и Кэсин замер в его объятьях. — До того дня я правда думал бродить по свету, пить и окончить свои дни где-то в неприглядном месте. А потом объявился ты, настырный, прилипчивый, беспокойный… Раненый глубоко внутри. Ты напоминал мне ребенка, который дорвался до лотка со сладостями, но в то же время — опасного хищника, который не гнушается разорвать жертву на куски голыми руками. И в то же время, как мне казалось, тебе отчаянно хотелось тепла. Простого, человеческого. Словно у тебя не было никого, кто просто бы тебя обнял. Ты мне не чужой. Для Чэнлина ты младший наставник и дядя. Для А-Сян ты старший брат, даже не думай, что я не заметил, что она с тобой слишком вольно, для служанки, себя ведет. А ты спускаешь ей с рук, воспитываешь и оберегаешь. Если ты уйдешь, они станут переживать. А-Сян уйдет с тобой, но долго ли юная девушка сможет противостоять опасностям? Сомневаюсь. Не говоря уже о том, что Чэнлин расстроится. И мне… будет одиноко и страшно, что тебя убьют.       Кэсин почувствовал, что ему не хватает воздуха, а в горле застряло, судя по ощущениям, огромное бревно. Но он молча слушал, не обращая внимания на крупную дрожь по всему телу. Внезапно он услышал, как дыхание Цзышу изменилось, стало более прерывистым, влажным, и это напугало даже больше, чем слепота и возможная гибель от рук тех же Скорпионов, будь они неладны.       — Я и так потерял всех, — тихо произнес Цзышу, и от его голоса сердце Кэсина заныло. Как четко в нем слышались слезы! И он сам причинил своему родному человеку боль. — Если я потеряю еще и тебя, тогда ради чего мне жить? Что мне делать, если я узнаю, что ты, родной мне человек, погиб где-то там, в большом мире? Как мне жить дальше, зная, что я не смог уберечь тебя?       Чуть повернувшись, Кэсин уткнулся в плечо Цзышу и зажмурился. Не говорят о чужих с такой болью. Не плачут от мысли, что чужой погибнет. Пытаясь отвлечься от боли, Кэсин сосредоточился на крепких руках, обнимающих его, а потом робко потянулся сам, обнять, прикоснуться, успокоить. Хотя…       — Если хочется плакать — плачь, — бессильный шепот на ухо, горячее дыхание опалило кожу. — Смотреть не стану, обещаю. Но я верю, что ты сильный, лао Вэнь. И глупости не станешь делать. Ты можешь отрицать, что ты был учеником наставника, но это не значит, что я перестал тебя считать своим младшим братом. Ты — все, что у меня осталось. Если я тебя потеряю, то… — он не стал договаривать, но Кэсин понял, что он хотел сказать. Да, он отрицал свое ученичество, потому что было уже слишком поздно. Долина коверкает всех, а он стал ее Хозяином. Только вот А-Сюй прав — ему просто хочется тепла. Он согласен даже на братскую любовь, лишь бы его не оставили одного.       Чужие руки сжимаются крепче, но при этом настолько осторожно и бережно, словно Кэсин сделан из хрупкого стекла, которое можно разбить одним неудачным прикосновением. Конечно, он не настолько слабый, но сейчас ему кажется, что для А-Сюя он действительно главная драгоценность. И только благодаря этому Кэсину хватает смелости наконец-то сказать о своем страхе.       — Я боюсь, что ты меня оставишь… — его шепот не громче шороха ветра в листве. — Я боюсь… Снова остаться в одиночестве…       — Я тебя не брошу.       Этих простых слов хватило. Кэсин беспомощно завыл, ломаясь внутри, рассыпаясь осколками, рваными клочьями истерзанной души, больше не сдерживая себя. Цзышу же молчал, только гладил своего младшего соученика по волосам, не обращая внимания на то, что ткань на плече постепенно пропитывалась влагой. Только обнял покрепче, позволяя прятаться на плече, истерично рыдать в голос. Потому что сейчас ему это было нужно. Важному для него человеку необходим был этот момент, эта истерика, чтобы собраться заново и с новыми силами пойти другим, нехоженым, тернистым и извилистым путем. Будет трудно, но он ступит на эту дорогу не один.       — Ты не один, — тихо произнес Цзышу, мягко гладя Кэсина по голове. — Как бы сложно ни было, ты сможешь опереться на мое плечо.       Кэсин даже кивнуть не смог, но чувствовал, как вместе со слезами выходит и скопившееся напряжение. И был благодарен Цзышу за крепкие объятья, за легкие, почти невесомые поглаживания, за то, что он просто рядом. Не оттолкнул, не накричал, не велел собраться и не распускать нюни. Просто был рядом. А потом как-то само вспомнилось, что он говорил о Чэнлине. Что ему пока рано лить слезы, это время для него наступит позднее. А его, похоже, уже наступило. Может, оно и к лучшему? Рассыпавшись сейчас, его душа не разлетелась по всему миру, крепко удерживаемая руками, которые по самые плечи в чужой крови, но удивительно нежные к нему. Кэсин знал, что он, по сути, монстр, у которого, как и у Цзышу, руки по плечи в крови, но при этом… В нем самом жило что-то теплое и светлое, пока еще слишком маленькое, но если его лелеять, то оно вырастет. Они были похожи, хоть и оказались совершенно разными. Но рядом с А-Сюем Кэсину было тепло и очень спокойно. Он ему доверял настолько, что позволил себе постыдную слабость, за которую в Долине его бы уже на куски разорвали. Но, тем не менее, ему действительно стало легче, пришло понимание, что его не оставят на обочине жизни, не выбросят, как ненужную сломанную игрушку, не попытавшись ее починить.       — Даже таким?.. — выплакавшись, хрипло поинтересовался Кэсин и чуть улыбнулся, услышав над головой раздраженный вздох. Потому что раздражение было абсолютно и точно наигранным, он умел отличить, когда его А-Сюй злился или раздражался по-настоящему. Но уточнить все же хотелось. — Даже слепым я тебе нужен?       Просто ему все еще сложно поверить, страшно подпускать себе осознание, что А-Сюй тут, что его не оставили, что его крепкие и теплые руки, прикосновения — это не плод воспаленного разума. Если это все окажется сном, то он точно сойдёт с ума, и Кэсин это прекрасно понимал.       — Ты мне любым нужен, — просто отозвался Цзышу, осторожно погладив младшего под подбородком, словно прося его поднять голову. Но Кэсин постеснялся своего зареванного лица и только чуть мотнул головой, и рука тут же исчезла. И эти качества, тактичность и понимание, Кэсин в своем А-Сюе очень любил. Что достаточно было попросить оставить его одного, и Цзышу действительно так делал. Волновался, но не противился. Просто относился с пониманием.       — Наставник, — услышав голос Чэнлина, Кэсин вздрогнул и неосознанно прижался плотнее к Цзышу, — я согрел воду. Дядя Вэнь… С ним все в порядке?       Беспокойство мальчик скрывать не умел. И Кэсин его прекрасно расслышал, начиная понимать, что именно говорил Цзышу. Чэнлин волнуется, не находит себе места и наверняка не может сосредоточиться на тренировках, раз наставник его отправил греть воду. А-Сян, наверное, плешь уже проела… Она всегда такой была, темпераментной и надоедливой непоседой. И как только А-Сюй с ней справляется?       — Воду?       — Да, я попросил его нагреть воды для бочки, чтобы ты смог вымыться. Давай, успокаивайся и пойдем, отведу тебя. Отмокнешь в горячей воде, и полегчает.       — Чэнлин волнуется… — Кэсин сделал глубокий дрожащий вдох и медленно выдохнул, пытаясь взять себя в руки. Ему было тепло, Цзышу был рядом, не собираясь никуда уходить, и это было приятно, а вместе с тем и немного странно. Словно после двадцати лет ада он внезапно обрел что-то очень важное и ценное, чего у него не было многие годы. В конце концов, воспитание в Долине очень далеко от нормального. Иначе он не содрал бы шкуру с еще живого прежнего Хозяина Долины.       — Да, он не может найти себе места. И А-Сян тоже, мне и ее пришлось пристроить к делу, — в голосе Цзышу послышалась улыбка. А потом он с беспокойством спросил: — Ты как?       — Мне легче, — честно признался Кэсин и поднял наконец голову. И тут же ощутил шершавые пальцы на щеке, стирающие слезы. Это одновременно и смущало, и заставляло чувствовать что-то особенно теплое и нежное. И пугало тем, что все это окажется просто сном. — Мне это… Не приснилось? Правда?       — Не приснилось, — уверенно отозвался Цзышу, и Кэсин поднялся, оперевшись на его руку. — Погоди, я скажу Чэнлину, чтобы шел на тренировочную площадку, а потом отведу тебя в купальню.       Кэсину пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть, потому как ноги его еще плохо держали и норовили то и дело подогнуться и отправить хозяина на пол. Сосредоточившись на том, чтобы удержаться вертикально, Кэсин не прислушивался к разговору, но Цзышу быстро вернулся и закинул руку младшего себе на плечо.       — Все, пойдем, — раньше Кэсина бы насмешило то, как с ним осторожно обращаются, но сейчас он был только благодарен за поддержку. И за то, что Чэнлина отправили прочь — показываться мальчику в таком состоянии было стыдно. Ладно еще слабость — все они бывали ранены, но Кэсин прекрасно понимал, каким «красавцем» он выглядит после долгой истерики и обильного слезоразлива. Так что, хорошо, что А-Сюй его отослал, не придется позориться перед ребенком.       О том, что они пришли куда надо, Кэсин ощутил по влажному и горячему воздуху. Похоже, в бочку налит кипяток. Его что, сварить решили?       — А-Сюй, я невкусный, — осторожно попробовал пошутить Кэсин, и с толикой удовлетворения услышал странный звук, напоминающий одновременно и фырканье и какое-то хрюканье. — Даже в вареном виде, правда.       — Лао Вэнь, — не услышать веселье в голосе Цзышу мог бы только глухой, а вот им Кэсин как раз не был, — никто не собирается тебя есть.       — Там кипяток, и я уверен, что твои кулинарные таланты далеки от твоих талантов бойца!       Теперь звук напоминал скорее поперхнувшегося человека. Кэсин невольно улыбнулся, чувствуя, как осколки начинают медленно, неуверенно, собираться на канву. Ему удалось пошутить, получилось насмешить своего любимого человека, и это наполнило его радостью и гордостью, которых, как ему казалось, он уже навсегда лишился. Впрочем, ему стало не до смеха, когда чужие руки потянули пояс ночного одеяния. Уши опалило таким жаром, что даже горячая вода показалась бы прохладным родником.       — А-Сюй! Ты что делаешь?! — заполошно вскрикнув, Кэсин буквально вцепился в чужие руки, не давая им своевольничать. И прекрасно чувствовал, как полыхает от смущения и стыда его лицо. Даже не столько от того, что его собираются раздеть, сколько от того, что Цзышу увидит шрамы от «воспитания» Хозяина Долины.       — Хочу тебя раздеть. Или ты собрался отмокать в одежде? — скептически поинтересовался Цзышу, не совсем понимая, почему это Кэсин стал пунцовым, словно его в кипяток окунули. — Лао Вэнь, что есть у тебя, чего нет у меня?       Кэсин покраснел еще сильнее и аккуратно оттолкнул от себя руки Цзышу. Он не хотел показывать шрамы, в них не было ничего достойного. Наказания в Долине отличались особой жестокостью, кнутом его охаживали особенно часто, потому что характер у него был тот еще. Да и теперь его строптивость мог усмирить только его А-Сюй.       — Я сам все сделаю… — выдохнув, Кесин потянулся к кромке бочки, чтобы понять, какого она размера и где вообще ее края. Он услышал тихий вздох, а потом его аккуратно подвели к бочке и положили его руки на край.       — Не спеши, времени много, — мягко произнес Цзышу, и от этой мягкости сердце Кэсина зашлось в бешеном ритме. Он осторожно ощупал края, прикидывая размер, а потом кивнул.       — Спасибо, А-Сюй, — искренне произнес Кэсин, одну руку оставив на кромке бочки, а вторую протянув в том направлении, где, как ему показалось, находился Цзышу. — Дальше я сам. Выйди, пожалуйста.       Он почувствовал, как его пальцы осторожно обхватили и, если ему не показалось, мягко и невесомо погладили, успокаивая.       — Хорошо. Я подожду, пока ты не окажешься в воде, — отозвался Цзышу, и ощущение его рук пропало. Послышались шаги, удалившиеся в сторону ширмы, и Кэсин принялся неторопливо раздеваться. Потом, сложив одежду на стуле, он немного неловко забрался в бочку и зашипел — вода была очень горячей!       — А-Сюй, ты уверен, что не имеешь склонностей к поеданию себе подобных?! — крикнул Кэсин, попытавшись расслабиться — кожу буквально обжигало. — Вода такая, что я в ней уже сварился!       Негромкий мелодичный смех бальзамом пролился на измученное и истерзанное сердце. Кэсин невольно улыбнулся, и даже вода стала казаться терпимее, потому что его А-Сюй был рядом, совсем близко, за тонким полотном ширмы. Кэсин расслабленно опустился в воду по плечи и прикрыл глаза, хотя в этом не было никакой необходимости — мир для него теперь был полон темноты. Однако, сейчас его это не пугало, как ни странно. Возможно потому, что тело все еще хранило теплые прикосновения близкого человека, а может — прикосновение его души.       — А-Сюй, — негромко позвал Кэсин и замолчал, не зная, что хотел бы сказать. У него столько секретов, столько тайн, но самая главная, самая зловещая, которую он не хотел открывать…       — Мммм? — отозвались где-то сбоку, но на отдалении, и Кэсин понял, что Цзышу все еще за ширмой. — Что случилось, лао Вэнь?       — Я… — Кэсин снова замолчал, собираясь с духом.       «Хватит прятаться, — мелькнула мысль. — Хватит скрывать от него правду. А-Сюй имеет право знать, в чем заключается моя самая главная тайна. Если не будет полного доверия, то как тогда я смогу пройти по этому пути, опираясь на его плечо? Он доверяет мне, я знаю его тайны, его боль. Знаю, кого он оплакивает. Почему я не могу ответить ему доверием на доверие?»       — Ты хотел что-то сказать? — Кэсин вырвался из своих размышлений и наклонил голову в сторону шагов. Но не стал останавливать, когда Цзышу подошел к ширме и вознамерился зайти за нее.       — Да, мне надо кое-что тебе рассказать, — тихо отозвался Кэсин, слыша шаги Цзышу совсем рядом и почувствовав прикосновение к плечу. Помедлив, накрыл его руку своей. — У меня много тайн, много секретов. Но ты доверил мне свою боль, и я хочу ответить тебе тем же. Может, после того, как ты узнаешь правду, ты отвернешься от меня. И Чэнлин тоже, но я больше не хочу тебе лгать и что-то от тебя скрывать.С Чэнлином я поговорю потом, для этого мне нужно набраться смелости, но с тобой… Тебе я хочу рассказать сейчас.       Его плечо легонько сжали, и Кэсин непроизвольно напрягся. Он боялся и признавал это. Боялся, что Цзышу не сможет его простить. Что Чэнлин не простит. Но скрывать правду он больше не мог.       — Лао Вэнь?       — Я боюсь, — честно признался Кэсин, сжав ладонь на своем плече. — Я хочу тебе рассказать, но боюсь этой правды. Боюсь твоей реакции на нее.       Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, сглотнул и расслабил руку. Тело расслабляться не желало никак. Страх сковывал полностью, даже заговорить было страшно, но Кэсин пересилил себя. Он говорил долго, иногда прерываясь, чтобы перевести дыхание и взять под контроль эмоции. Он говорил, изливал душу, внутри сжимаясь в маленький комок, потому что ждал, что Цзышу уберет руку с плеча и уйдет, оставляя его в одиночестве. Но, едва начав свой рассказ, он уже не мог остановиться, и говорил, говорил, говорил… И, наконец, замолчал, выдохшись и рассказав все, как есть. Больше у него тайн не осталось. Он был готов к любому вердикту, но ладонь на его плече лишь слегка сжалась.       — Я догадывался, — спокойно произнес Цзышу, неосознанно поглаживая плечо младшего большим пальцем. — Но не был уверен. Ты только подтвердил мои догадки. Однако, — он чуть сильнее сжал пальцы, когда Кэсин дернулся в сторону, — это не меняет ровным счетом ничего. Мое отношение к тебе не изменилось ни на йоту. Я только рад, что ты доверился мне, рассказал правду. Подумай, как будешь рассказывать все Чэнлину.       — Ты… Не сердишься? — замерев, тихо спросил Кэсин, едва дыша в ожидании ответа.       — Немного, — честно признался Цзышу, и у Кэсина упало сердце. — Сержусь на то, что ты не рассказал мне раньше. Но я могу понять, почему. И твой страх тоже. Не волнуйся, ты моя родная душа, и такому не испортить мое к тебе отношение, ведь я видел тебя другим, как и ты меня.       От облегчения Кэсину захотелось расплакаться. Но он взял себя в руки и, склонив голову, прижался щекой к лежащей на плече ладони. По щеке скользнула только одна слеза, вырвавшаяся из-под контроля, но стыдно не было. Словно, рассказав всю правду, он сбросил груз, который носил на себе все эти годы.       — Спасибо…       — Расслабься, у тебя плечи, как камень, — с мягкой и доброй насмешкой заметил Цзышу. — Мне уйти?       — Останься. Хочу чувствовать тебя, чтобы знать — это не сон.       Горячая вода сделала свое дело, и Кэсин так и задремал, уставший и разморенный, прижимаясь щекой к ладони любимого человека, который даже не знает о его чувствах. Пусть. Даже если придется быть его младшим соучеником, для Кэсина этого будет достаточно. Он открылся ему, рассказал правду, так что теперь они действительно могут ступить на этот путь вместе, плечом к плечу.