et cetera;

Почему Чонгука все считают безобидной ромашкой без грязной мыслишки в голове — Тэхен не понимает. Тэхен прячется от ромашки Чонгука по всем возможным углам, нервно втягивает воздух, когда Чон незаметно проводит ногтем указательного пальца по позвоночнику, на всех парах мчится к автобусу после репетиций, чтобы подсесть к кому-то из мемберов и облегченно выдохнуть — не сегодня, Гуки, не сегодня. Ухмылку свою от всего происходящего Тэхен старательно прячет. Ему, если начистоту, нравится необычайно, как Чонгук задыхаться начинает, стоит ему расстегнуть лишнюю пуговицу на рубашке или пройтись в шортах по общежитию. Чонгук и сам не промах, любит телом посветить, но Тэхен, в отличии от него свои нечестивые мыслишки держит при себе и лишь иногда позволяет себе снять напряжение в ванной, когда все уже спят. Просто так он этой горе мышц с самомнением павлина не сдастся. Даже если от горы и у самого коленки подрагивают. А Чонгук сдаваться не привык, как и отказываться от того, что хочется. И когда Тэхен садится к Намджуну в автобусе с победной ухмылкой, Чонгук грустит недолго. Думает, раз не сегодня, так завтра. А когда наступает то самое завтра, с самого утра поджидает Тэхена у комнаты и с издевательской ухмылочкой заявляет: «ну что, бегать идем?». Дремучий случий, проносится в голове у Тэхена, Чонгук и бегать, бегать и Чонгук. Не вяжется даже крючком и шерстяными нитками. Этот самый Чонгук в прошлом месяце купил кроссовки для бега за пол тысячи долларов, но не для того, чтобы форму поддерживать, а потому что с белыми джинсами прикольно смотрится. Подумать только. Тэхен глаза закатывает, наушник в ухо вставляет и, игнорируя разодетого по всем спортивным нормам Чона, продвигается к выходу. Бегут они недолго. Чонгук круге на четвертом около общежития, лихорадочно втягивая ртом воздух, хрипит, что Тэхен сумасшедший каждый день такое проворачивать и пора бы уже завтракать. — А как на хоряге, так самый активный. И давайте еще раз прогоним и Тэхен, у тебя ноги кривые, бегай-бегай давай, — смеется Ким, пока Чонгук не догоняет его и не повисает на спине, горячо дыша в ухо. — Ну Тэхенни, я устал, сделаешь массаж? Ким спихивает с себя младшего ровно за секунду до того, как по телу безбожно бегут мурашки. Как можно быть настолько горячим и тактильным? Тэхен злится. Но, стоит признать, не на Чонгука, а на себя скорее, ведь это его волновать не должно, а, черт возьми, отчего-то волнует дьявольски. Особенно, когда Чонгук все-таки застает врасплох, распластавшимся на диване после тренировки, рядом умащивается, и голову на колени. Тэхен в такие моменты в тумане будто, методично поглаживает каштановые волосы и так сильно плевать становится на то, что кто подумает. Все эти голубые замашки, как выражается Чимин, к которому Ким регулярно приходит поныть о том, что «и хочется, и колется», у Чонгука начались не недавно совсем, да и Тэхен не святой, раз уж на то пошло. Он сам иногда взорваться готов, но виду не подает. Стремновато как-то. Хотя иногда это «хочется» очень рискует перерасти в «крышу рвет». В итоге, Чонгук, присев на скамеечку, ждет старшего, пока тот бежит еще четыре круга, и только потом они идут домой, где заботливый Сокджин-хён уже приготовил завтрак. — О, вы с пробежки, молодцы, — Джин показывает большой палец вверх, на что Чимин только хихикает, ведь за бурной деятельностью макнэ с интересом наблюдал в окно и даже успел видео снять, как тот неприкрыто пялится на заднюю часть Тэхена на каждом круге. — Тебе так идет пить с трубочки, Тэхен-и, — ухмыляется Чонгук спустя пару минут, бесстыдно залипая на хёна, сомкнувшего губы на трубочке в пачке сока, когда все молча завтракают. И если бы Тэхен составлял список самых странных комплиментов своей жизни, то этот непременно занял бы первое место, и что еще более забавно, что Чон этому лишь порадовался бы, ведь быть в списке Тэхена первым (и не важно, что там за список) уже достижение. — Эм, спасибо, — морщит брови Ким, смущаясь под шокированными взглядами других мемберов. А если бы Чонгук составил список своих любимых дел, то за первое место несомненно поборолись бы «смущать Тэхена на людях» и «зажимать Тэхена, когда никого нет поблизости», на втором месте безусловно было бы поедание курочки и кимчи, но это, как говорится, святое, про курятинку забывать нельзя. — Гуки, ты шопиться с нами идешь сегодня? — спрашивает Джин. — Нет, Сокджин-хён, сегодня без меня, спина болит, — наигранно морщится Чон и потирает поясницу показательно. Чимин лишь глаза закатывает: — Ага, как же, — говорит еле слышно сидящему рядом Намджун-хёну и быстренько запихивает в рот побольше кимчи, мол, ничего не говорил, я вообще молча ем, отстаньте. — Тэхен, ты не передумал? Остаешься? — Намджун пихает коленом Пака под столом и доброжелательно обращается к донсэну. Тот спокойно кивает, лениво ковыряясь палочками в чапчхэ. Кухня пустеет за пол часа, все расходятся по комнатам, кто-то собираться на шопинг, кто-то вынашивать план по соблазнению милашки донсэна, а кто-то Чимин, кто Сокджин-хёну пару дней назад все уши прожужжал «и меня возьмите на шопинг, ну пожалуйста», а теперь мирно храпит на диване в гостиной. В итоге, с горем пополам разбудив Пака, старшие все-таки уходят по магазинам, а макнэ, услышав шаги в направлении выхода и звук захлопывающейся двери, аккуратно высовывает каштановую макушку из комнаты и довольно растягивает губки в улыбке. — Чисто, — удовлетворенно кивает Чон. Он быстренько тащит коробку с конфетами из-под подушки, куда они были помещены подальше от голодного взгляда Джуна, и приглаживает шевелюру. Следом в карман залетает синий тюбик, припасенный чисто если небеса снизойдут, и, пару раз брызнув освежителем дыхания в рот, Чон, напоследок все-таки оглядывает себя в зеркало, выносит вердикт «готов» и выскальзывает из комнаты. Тэхенова находится этажом выше. Чонгук буквально крадется на цыпочках, чтобы не дай Бог не спугнуть, и, словно хищный зверь, пробирается к жертве. Вообще, он уверен, что Тэхен хочет его также сильно, как и он его. Просто признать это стесняется. А вот Чонгук, живущий по принципу «лучше стыдно, чем никогда» ничего признавать не стесняется и была б его воля, на весь мир объявил бы, что да, гей, и да, влюблен в Ким Тэхена решительно и бесповоротно. И когда Чонгук, собрав всю свою решительность, аккуратно приоткрывает двери в тэхенову комнату, она его предательски покидает, махнув ручкой напоследок. Тэхен стоит по пояс обнаженный, на бедрах — лишь зеленое полотенце, так красиво гармонирующее с мокрыми чернявыми волосами. Такой волнующий, такой пленительный. И совершенно застигнутый врасплох. Он округляет глаза и судорожно прикрывает грудь руками. Чонгук на это лишь глаза закатывает. — Ой, да ладно тебе, будто в душе никогда вместе не купались, — посмеивается Чон. Он приближается вплотную и протягивает старшему конфеты. Тот скептически рассматривает: — Во-первых, то, что ты разок прошмыгнул в ванную вслед за мной, ничего не означает, а во-вторых, ты же в курсе, что я третью неделю на диете, да? — вскидывает брови Ким. — Я считаю, что твое тело — идеально, — парирует Чонгук. Он кусает алые губки, пожирает взглядом стройное тело напротив, и Тэхен думает, что конфеты лучше все-таки взять. На всякий случай. — Я планирую тебя поцеловать, — информирует Чонгук, когда Тэхен, положив коробку на прикроватную тумбочку, снова поворачивается к нему. — А, может, не надо? — невинно хлопает ресничками Тэхен. Предательский голосочек в голове просто вопит «а ну заткнись, все там надо, пусть продолжает», но Чонгук, ухмыляясь, наступает на беззащитного Тэхена, точно смерч, и произносит вполголоса: — Может и не надо. Тэхен, признаться, даже расстроиться успевает, но ровно до того момента, когда Чон припечатывает бедрами к окну. С Тэхена спадает полотенце, и тот, нервно сглатывая, думает, что никакая Чонгук не ромашка, а гребанная венерина мухоловка. — Но ты же хочешь этого также сильно, как и я, Тэ, — улыбается Чонгук, вдыхая запах чужих волос. Они пахнут ежевикой и цветами. Крышу сносит от одного этого аромата. — Я не гей, — неуверенно отвечает Тэхен. Он смущенно тупит взгляд под ноги, сжимает подоконник позади себя обеими руками и краснеет, точно школьник. Чонгук разражается смехом. Милый глупый котенок. — Дай мне пять минут и я докажу обратное, — ответствует. Вместе с ним и голос в голове язвительно добавляет: «ой, да ладно тебе, не надоело притворяться?». Тэхен ответить не успевает, Чонгук прикладывается губами к его уху, сосет мочку, играет язычком с бриллиантовым гвоздиком, и Тэхен только и может, что ошарашенно моргать и сдавленно стонать от умелых ласк. В его черных глазах — испуг, смешанный с любопытством. И младший это замечает. Поэтому не останавливается, а лишь наоборот — зарывается носом в выемку над ключицей, рычит и слегка прикусывает бархатную бронзовую кожу. Тэхен непроизвольно впивается руками в чоновы плечи, и тот хватается ногтями за чужие ягодицы, на что Тэхен вскрикивает и лишь сильнее вжимается в чужое тело. — Гуки… — хрипит мягкий баритон у самого уха, чем разжигает еще большее пламя. Воздух вдруг становится критически вязким. Будто нагревается от напряжения. Расстояние кажется невыносимым, хотя между мужчинами не больше десяти сантиметров. Чонгук ведет носом по линии челюсти и думает, что Тэхен — пожар. Но его не хочется тушить, о него хочется греть руки, касаться его, касаться, касаться… Тэхен в чонгуковы глаза не смотрит, боится. Будто если взглянуть, то пути назад уже не будет. Верит в это всем яством, потому не смотрит, голову запрокидывает и хрипит что-то о том, что «неправильно». Вот только сам себе не верит, собственные слова фальшью на языке горчат. С Чонгуком хочется сорваться, Тэхен чувствует это, хочется быть пошлым и безрассудным, чтобы щеки краснели от одной его двузначной улыбки следующим днем. Хочется ногой выбить двери с надписью «запретно», ведь это бронзовое тело, по которому гуляют сейчас длинные тэхеновы пальцы, того стоит. Эта бездна такой порочной, бешеной страсти, притягивает, гипнотизирует, сверкает в чужих глазах. Тэхен не смотрит, но ему кажется, что он чувствует это мерцание. Он нащупывает в кармане Чонгука тюбик со смазкой, и внизу живота предательски тянет. Не гей, конечно… И кого только все это время пытался обмануть.