Тэхен был на той стадии, когда кажется, что если сердце разбивает тот самый, то это скорее благодеяние, чем пиздец. И это даже могло бы иметь место быть, если бы не одно но: это был именно пиздец, лютый такой, с язвительной ухмылочкой в стиле «так тебе и надо, лошара».
Когда Тэхен мешает деревянной палочкой в университетском парке американо и нервно ерзает на скамье, пряча замерзший нос в шерстяной шарф, Чимин лишь вздыхает мученически.
— Да что, мало таких Сокджинов, что ли? Ну отшил, подумаешь, проблема, — фыркает, — вот я бы…
Тэхен перебивает сразу же, знает, как Чимин бы…
— Ой, ну чья бы мычала, честное слово, не ты ли как малолетка бегаешь через исторический корпус, лишь бы с Мин Юнги не встретиться? — язвительно подмечает Тэхен.
— А это другое вообще, — задыхается от недовольства Пак, — там совершенно другая ситуация.
Тэхен, наконец, отставляет нетронутый кофе на стол и умащивается рядом подбородком на сложенные руки. Угукает лениво-саркастически и, слабо усмехнувшись, глаза прикрывает.
Если бы только Сокджин не был таким придурком придурошным, не способным поистине оценить всю очаровательность Тэхена, ну, или хотя бы не таким потрясающим, жить было бы легче, честное слово. Но Сокджин потрясающий до ужаса просто, а еще больше — придурок придурошный, не способный увидеть в ухаживаниях Тэхена искренние чувства и наконец-то осознать своей красивой головой, что они были бы замечательной парой.
— Тревога, — Пак вырывает из размышлений, резко схватившись за тэхенов локоть. Тот цокает недовольно, шипит, что больно и по сторонам оглядывается, увидев побледневшего вмиг Чимина, у которого глаза разве что не из орбит вываливаются.
— Спрячь меня, немедленно, — шепчет Пак таким голосом, будто, если этого не сделать, то придется все же раскошелиться на букет любимых чиминовых тюльпанов тому на могилку.
И Тэхен уже практически успевает накрыть того своим метровым шарфом и подавить рвущийся смешок, но когда Юнги с Намджуном проходят мимо стола, за которым они сидят, обсуждая что-то из разряда «лучше кивать и улыбаться, что понятно», у Чимина мозг выключается автоматически.
Юнги кивает в знак приветствия, и Пак, явно принявший это за знак «я хочу с тобой детей», вылезает из-под укрытия молниеносно, улыбку на лицо свое покрасневшие натягивает и выдает:
— Привет, Юнги. То есть, Юнги-хён, я хотел сказать. То есть, если ты не против, конечно, что я называю тебя хёном, — слова льются у Пака на одном дыхании. И пускай смысла в них, как в умножении ноля на ноль, глядя в черные и блестящие от зимнего солнца миновы глаза, Чимин не замечает не только того, что его речь вдруг превратилась в бессмысленный ручей не подающих надежды на смысловую нагрузку слов, а и того, что тэхенов злополучный американо очень даже благополучно стекает, перевернутый Чимином, на его же кроссовки.
— Я просто хотел сказать… — жалостно тянет Пак, но Юнги одаривает снисходительной улыбкой и наконец-то прерывает этот нескончаемый поток чиминова позора.
— Все в порядке, Чимин-а, — улыбается, — можешь называть хёном, мне нравится.
Намджун, поправляя дубленку и рюкзак свой модный, повисший на одном плече, пихает Юнги локтем, мол, опоздаем же, поторопись, и они удаляются также вайбово, как и появились.
А Чимин, нервно моргая и пытаясь не подавать виду, что сердце совершило кругосветное путешествие по телу, оседает на скамью и громко выдыхает:
— А я же говорил, что ему нравлюсь, — улыбается гордо.
Тэхен на это лишь глаза закатывает.
— Идиот, — изрекает.
Но на самом деле, Тэхен — идиот не меньше, ведь жизнь, как говорит Чимин, таких, как он, не учит. Возможно, именно потому после пар Тэхен уверенно шагает не домой, а в актовый зал своего университета, где надеется найти главу студенческого совета по вопросам культ-массовых мероприятий — Ким Сокджина, который в разных формах, разными словами (раз — даже нецензурными) сообщил о том, что встречаться с первокурсником не собирается и пусть найдет себе кого-то подходящего по возрасту.
— Ким Сокджин, — голосит Тэхен, увидев предмет своего безнадежного обожания, — я требую, чтобы ты меня выслушал.
Сокджин стоит спиной, но даже так Тэхен отчетливо представляет выражение его лица. Младший Ким кладет ладонь тому на плечо и разворачивает к себе.
— Я не займу у тебя много времени, — заверяет Тэхен, когда Джин все-таки обращает на него внимание. Он скрещивает руки на груди и смотрит с максимальным раздражением, но было бы Тэхену до этого дело. Позади Джина стоят танцоры и другие выступающие студенты, ведь скоро рождественский бал и именно Сокджин занимается его организацией.
— Парень, если ты не очень понимаешь по-корейски, я могу объяснить на немецком, английском, японском или испанском, я не хочу с тобой встречаться, я не хочу тебя слушать, видеть или вообще пересекаться.
— Больно надо, — фыркает младший, глаза закатывая, — я по другому вопросу.
Джин кивает в знак того, что выслушать готов, и Тэхен, внутренне ликуя, что все же не выгнал, говорит то, что первое приходит в голову, ведь пришел-то он чтобы на свидание позвать, но как после такого спича можно это сделать.
— Я хочу участвовать в организации бала, — выпаливает Ким, — как волонтер.
Джин вопросительно вскидывает брови и смотрит настолько скептично, будто Тэхен только что попросил билет на Венеру, уверяя, что он был бы классным астронавтом.
— Благодарю за неравнодушие, но мы уже закончили набор волонтеров для этого мероприятия, — натянуто-вежливо улыбается Джин, — приходи в апреле, будет мероприятие ко дню независимости, — и большой палец вверх тычет.
— Я требую, чтобы меня приняли, у меня много идей, я даже составил сценарий мероприятия, — парирует Тэхен, сам удивляясь своей такой убедительно звучащей лжи.
— Окей, — выдыхает Сокджин, — что угодно, только отстань. Приходи завтра в триста восьмую аудиторию, у нас будет собрание по поводу сценария и лайнапа. В семь часов вечера, после пар.
— Я приду, — лучезарит Тэхен, довольный своей находчивостью.
— Не сомневаюсь, — холодно бросает Джин и отворачивается к танцорам, которые уже ждут сигнала о том, что можно начинать репетицию.
***
Завтра для Тэхена наступает нервно и слишком быстро. За ночь он успевает набросать какую-то несуразицу в стиле «я художник, я так вижу» и приходит в триста восьмую в семь двадцать. Сначала стоит минут десять перед аудиторией, не решаясь постучать, а потом кто-то выходит, и Тэхен, делая вид, что только-только подбежал и хотел постучать, заходит, вежливо кланяется старшим и садится за первую парту, прямо напротив Сокджина.
Когда рассказывает свои «тщательно продуманные» идеи, взгляды окружающих старается игнорировать. Самоуважение лучше поберечь. Сокджин сидит с лицом абсолютно каменным, а потом, дослушав до конца, мягко улыбается и почти также мягко изрекает «не подходит». После, девочка, сидящая параллельно, начинает рассказывать что-то о декорациях, а Тэхен совсем лужицей расплывается, глядя на задумчивый сокджинов взгляд и то, как аккуратно, красивым ровным почерком он делает пометки в блокноте.
До конца собрания молчит, радуется, что хотя бы не выгнали, а после Сокджин все же дает ему задание — самое важное, между прочим — заказать в типографии надпись «X-mas and love» для украшения арки.
***
С заданием Тэхен справляется на отлично, надпись заказывает, забирает и даже помогает вешать. А потом, видя шагающего к ним по синей бархатной дорожке Сокджина, в темно-синем атласном костюме с белым галстуком и сам на этой надписи готов повеситься.
— Все готово? — спрашивает Ким.
Тэхен кивает чисто инстинктивно. Если уж начистоту, он и вопрос-то не услышал.
— Хорошо выглядишь, — улыбается Джин. За время подготовки бала он все же немного потеплел, что не может не радовать.
Тэхену жарко. Из уст Сокджина прозвучал комплимент в его сторону. Помилуйбоже. Для Тэхена — как увидеть Париж и умереть, только услышать посвященный себе комплимент от — Боженька правый — Ким Сокджина. Уже и умирать не страшно.
Бал проходит на отлично. Все веселятся, всем нравится, Сокджин улыбается, значит доволен. А если Сокджин доволен — Тэхен счастлив. Истина простая, как ноль на ноль.
— Ты его видел, видел, видел? — трясет за локоть Чимин, допивая четвертый бокал шампанского. На нем светло-желтый костюм и улыбка такая влюбленная, что вот-вот сердечки из глаз посыплются.
— Видел, — выдыхает Тэхен, глядя на болтающего с командой Джина.
— Он прекрасен, — лепечет Чимин. Он узрел в толпе облаченного в бордовую рубашку и черные костюмные брюки Юнги и не может отвести взгляд.
— Согласен, — шепчет Тэхен, наблюдая, как та самая девчонка с декорациями приглашает Сокджина на танец, а тот вежливо отказывается.
У Тэхена все внутри холодеет.
— Я его приглашу, все, сейчас соберусь с духом и приглашу… — Чимин расправляет плечи и делает пару круговых движений головой.
— Ага, — бормочет Тэхен, не уводя взгляда от своего объекта любожания.
— Вот прям сейчас как подойду и как приглашу.
— Ага.
— Только еще бокальчик хряпну для храбрости.
— Ага.
Чимин, наконец обратив внимание на безучастного к его ситуации друга, недовольно фыркает в его сторону и уходит за бокальчиком. И, может, Тэхен бы мог даже это заметить, если бы не залип так безбожно на обтянутую синим атласом фигуру, двигающуюся в его сторону.
— Не отвлекаю? — с улыбкой. У Тэхена отказывают легкие.
— Я хотел сказать спасибо за твою помощь в огранизации, арка получилась фантастическая, — приятным, медовым тенором. Сердце, кажется, вырвалось из груди и побежало догонять Чимина, чтобы тоже хряпнуть.
— И прости, если я был груб с тобой. Просто все эти детские подкаты… — смутился Сокджин, — я чувствовал себя каким-то вожатым в лагере, в которого влюбился ребенок.
Тэхен виновато поджал губки.
— Но, узнав тебя поближе, я понял, что ты хороший парень. Хоть и абсолютно безнадежен в написании сценариев.
Сокджин по-доброму усмехается, а Тэхен уже мысленно дважды потерял сознание и решительно движется к третьему разу.
— Может, хочешь потанцевать?
Тэхен, чтобы вспомнить, как складывать слова в предложение, опускает на секунду взгляд, мысленно проговаривая, что все это не сон и сейчас Джин точно не превратится в желающую заклевать его курицу — да, сны иногда накладывают отпечаток, — потом обводит взглядом толпу, натыкаясь на танцующего Чимина с пытающимся двигаться в такт музыке Мин Юнги и снова возвращает взгляд на Сокджина.
Если б он только знал, сколько раз они уже танцевали в тэхеновых мечтах и как сильно он хочет этого сейчас.
— Может, хочу, — с холодком в голосе отвечает Тэхен и, внутренне сгорая от эйфории, берет Джина под руку и шагает в середину танцпола, стараясь сохранять самообладание.
Тот на такой ответ лишь ухмыляется, а Тэхен довольный страшно. А что, пусть теперь и Сокджин за ним побегает. Самоуважения Тэхену все-таки не отнимать.
