Перерождение

      Почему-то Фенрис ожидал увидеть неказистую лачугу. Это бы лучше вписалось в его представления о том, как жила сестра. Это подтвердило бы уверенность, что Данариус не собирался исполнять своих обещаний. Это объяснило бы, почему Валенсиус не желает прийти сюда... Но дом, который на обрывке карты с подробными объяснениями значился как цель путешествия, был каменным и добротным. В нем не было изящества и даже самых простых архитектурных украшений, но не оставалось сомнений, что его владелец — точнее, владелица — не страдает от зимних ветров и поздних осенних затяжных дождей и не тяготится расходами. Плата за него наверняка довольно высока, а здесь на окнах висели шторы, и на придомовом участке были разбиты клумбы, а не грядки с овощами или полезными травами.       Едва густая зелень живой изгороди укрыла крошечный отряд от посторонних глаз, Андерс поотстал, уступая. Левзея и подавно не совалась вперед. Фенрис чуть помедлил перед тем, как подойти к небольшому крылечку. Некоторые пути надо было пройти самому.       На двери обнаружилось медное колечко, и эльф, чуть поколебавшись, брякнул им по медной табличке.       И вздрогнул, когда услышал откуда-то из недр дома голос. Не разобрал ни слова, но голос узнал. Тот же самый, что звучал в «Висельнике». А до этого — в тех самых воспоминаниях из детства, навеки утраченных. Если даже демон не смог помочь...       — Иду, — раздалось чуть громче.       Дверь распахнулась без единого вопроса — и наступило молчание. Фенрис был готов броситься вперед, если сестра закричит, но взгляд не поднимал. И без того боковым зрением видел рыжие волосы...       — К-кто вы? — слегка запнувшись, спросила Варанья, но Фенрис не поверил.       Вопрос звучал так растерянно, что в него можно бы было поверить, но не теперь. Одного раза было достаточно.       — Ты не помнишь меня? — в голосе невольно прозвучала угроза. — Странно.       — Магистр Данариус приказал тебе разыскать меня?       Фенрис видел, что она нервно сжимает пальцы на причудливом амулете, свисающем с пояса, но все еще не мог собраться с силами, чтобы посмотреть ей в лицо. И слов не находилось тоже.       — Магистр Данариус ничего бы не смог мне приказать, — медленно проговорил Фенрис и наконец вскинулся, заставив себя заглянуть сестре в глаза. — Магистр Данариус больше никому не сможет ничего приказать.       На лице Вараньи отразился ужас, и она, мелко ступая, попятилась назад, вскинув руку в защитном жесте.       — Лето, — испуганно пролепетала она. — Лето, я...       Фенрис глухо выдохнул. Он почти был уверен — или убедил себя — в том, что не желает становиться на одну ступень с предательницей, но все это: и чистенький домик с цветами и клумбами, и дорогой магический амулет, и, в особенности, имя, которое она повторяла, — всё это подняло со дна души такую боль...       Полумрак прихожей озарило призрачное голубоватое свечение, и Варанья в ужасе прикрыла голову руками, выставляя ладони в беззащитном жесте, когда Фенрис вдруг почувствовал сильный тычок в спину.       — Убивать лучше за закрытыми дверями, — коротко произнес Андерс, и это вдруг отрезвило.       Фенрис приостановился, но Варанья этого не видела — она зажмурилась и отвернулась, испуганно лепеча:       — Пожалуйста! Пожалуйста, остановите его! Дайте мне хотя бы... Хотя бы...       Неожиданно Фенрис почувствовал прикосновение. И это был не Андерс. Плеча почти невесомо коснулась женская ладонь.       — Фенрис, — Левзея говорила очень серьезно и грустно. — Ты просил не останавливать тебя, но... Убить легко. Воскресить — невозможно. Выслушай, что она хочет тебе сказать.       Позади хлопнула дверь, и вдруг стало совсем темно. Эльф не сразу сообразил, что это значит, но осознание пришло через пару мгновений — лириумные линии погасли, а это означало...       — Если ты пришел в себя, то давайте и в самом деле поговорим, — довольно жестко произнес Андерс. — Мы пришли сюда не для того, чтобы мстить.       — А как же твой.... Месть? — Фенрис почувствовал себя неуютно, словно при всех совершил что-то... непристойное, постыдное.       — Молчит, — коротко отозвался маг. — Левзея с неделю назад напоминала ему про Эллу... И знаешь, это одно из худших наших воспоминаний. Не представляю, что бы было, если бы мы убили ее.       Фенрис пошевелился и неуверенно посмотрел на сестру. Та сквозь растопыренные пальцы взглянула на него и так же неуверенно отступила еще дальше, опуская руки. А потом перевела взгляд на его спутников.       — Проходите, — голос ее прозвучал слабо и жалобно. — Хотите... я не знаю... чего-нибудь прохладительного?       — Нет, — резко отозвался Фенрис. — Я хочу поговорить — и уйти. А чем закончится разговор...       — Проходите, — обреченно повторила Варанья.       Она первой прошла коридором с лоскутным вязаным ковриком и привела незваных гостей в уютную комнатку, которую, наверное, следовало называть гостиной. Здесь был небольшой камин — по летнему времени чистый и пустой; здесь стоял диванчик и кресла... Здесь было удивительно уютно, хотя мебель новой не была, а из украшений — только статуэтка Андрасте в шкафу и огромный вазон с каким-то многолетним пышным растением.       — Данариус здесь кого-то убил, — ровно проговорила Варанья, проследив за взглядом Фенриса. — Как я ни старалась, кровь убрать не удалось, она как будто... сварилась. Мне пришлось поставить сюда цветок. У меня везде цветы... Вы проходите, я сейчас...       — Сядь, чтобы я видел тебя, — потребовал Фенрис.       Варанья послушно уселась в одно из кресел и дождалась, пока ее гости — или будущие убийцы — устроятся достаточно удобно. Фенрис на правах брата — как же тяжело было думать об этом! — сел напротив и только теперь позволил себе внимательно осмотреть сидящую перед ним женщину.       Варанья выглядела неплохо. По крайней мере, явно не голодала и не была измождена ни страданиями, ни постоянным страхом. Но что-то в ее облике было такое... Усталость. Бесконечная усталость.       — Вы убили Данариуса и пришли за мной, — отрешенно произнесла Варанья, а потом подняла взгляд на брата. — Лето, я... Я знала, что рано или поздно это случится. Когда Данариус с... с таким превосходством говорил о том, что ему удалось стереть тебе память, я кивала и восхищалась им, но знала — это ненадолго.       Фенрис попытался осознать сказанное, но вопросов было больше, чем ответов, и он нахмурился.       — Почему? — коротко бросил эльф.       Шуршание — Андерс и Левзея устраивались на диване — постепенно стихало.       — Потому что воля к... другой жизни была в тебе слишком сильна, — вздохнула Варанья. — В прошлый раз потеря памяти не была запланирована. Никто не может сказать, почему так случилось. Но я... Я не узнала тебя после ритуала. А ты... Ты не узнал меня. А в этот раз Данариус раз и навсегда запретил мне искать встреч с тобой. Боялся, что я одним видом заставлю тебя что-то вспомнить. Прошлый раз его многому научил.       — Меня, вероятно, тоже, — зло усмехнулся Фенрис. — А тебя?       — А меня... Лето, — эльфийка снова вздохнула. — Ты не можешь себе представить, как мы с мамой жили. Данариус исполнил свое обещание, и мы получили свободу. Но оказалось, что свобода — это далеко не конец. Это только начало. И ты не мог этого знать, потому что был таким же рабом. Данариус обещал даровать свободу? Он это выполнил! Но что делать тем, у кого нет ни дома, ни пристанища? Что делать двум эльфийкам в Тевинтере? Мама была немолода и, к тому же, измождена многолетней работой. И она очень переживала за тебя. А меня никто не хотел брать на работу. Я тогда даже читать и писать не умела, чтобы заключить нормальный контракт, зато у меня был посох и прошлое рабыни. Мы с мамой жили здесь же, в Каринусе, на самой окраине. Мне наконец удалось получить работу у одного портного, довольно зажиточного, но скупого. Я каждый день проходила три мили до мастерской, а потом так же — обратно. А он удерживал с меня каждый недополученный медяк. А потом... Настала зима. У нас не было денег на дрова, мама заболела... И не дожила до весны.       Левзея так громко судорожно вздохнула, что Фенрис не выдержал, повернулся. Та сидела ровно, смотрела внимательно, но ее сочувствие прорывалось в каждом движении. Андерс покачивал головой, мрачно и хмуро — и явно хотел высказаться, но молчал. Не хотел лезть не в свое дело.       — Так нельзя говорить, но со смертью мамы мне стало легче, — продолжила свою исповедь Варанья. Она уже не смотрела на брата, глядела на поблескивающую фальшивым золотом статуэтку Андрасте. — Мне больше не требовалось покупать лекарства, да и прокормить себя одну стало проще. Но зато, когда наступила весна, и мне не приходилось уже кутаться в чужие отрепья, те, кто жил рядом, узнали, что поблизости живет молодая эльфийка. Одна. Дважды мне удалось убежать только чудом! А потом... Потом я попросилась к своему портному... жить. Не за просто так, не думай. А он... Взял мое целомудрие, а потом еще колебался, стою ли я того. И тогда в моей жизни снова появился Данариус.       Фенрис поморщился, потому что не хотел сочувствовать. И понимать не хотел. Он хотел только узнать — и уйти.       — Мне рассказать о себе? — перебил он сестру. — Как я убивал по приказу? Как я годами отрабатывал вашу свободу под магистром? Как он пожертвовал мной, когда кунари дотянулись до него и его непомерных амбиций? И все же я ради тебя пожертвовал всем. А ты пожертвовала мной ради призрачной благодарности.       — Да, это верно... — Варанья вдруг прижала пальцы к губам, как будто ее тошнило. — Я не пытаюсь оправдаться. Я хочу только того, чтобы ты понял, почему я согласилась. Я была в отчаянии! Если бы мой работодатель не... не согласился на меня, то мне бы пришлось продать себя в государственное рабство, еще одной зимы я бы не пережила. А это... А Данариус сказал мне, что может сделать меня даже магистрессой, если я буду делать, что скажет он. Это был шанс! Единственный на всю жизнь! И я подумала... Прости, но я подумала, что ты для того и жертвовал собой, чтобы я не обслуживала престарелого портного, который платит мне так, что не хватает на хлеб, дрова и воск для свечей. Я подумала, что твоя жертва была больше того, чтобы я сгинула на окраине Каринуса.       — Я подарил тебе все, что нужно — свободу, — неприязненно откликнулся Фенрис. — Если ты не смогла распорядиться даже ею...       — Не смогла, — устало кивнула Варанья. — Я тогда не понимала, что это значит — свобода. Из свободных я видела только магистров и их друзей. Я тогда думала, что свобода — это как у Данариуса. О том, что свобода может быть в хибаре с прогнившей крышей, я не думала.       Андерс, который до того сидел смирно и не пытался вмешаться, вдруг возразил:       — Свобода тем и ценна, что она — свобода. В Круге у меня было все: еда, вода, крыша над головой. Но я бежал оттуда семь раз. И даже в хибарах, даже голодным и продрогшим чувствовал, что это такое.       Варанья медленно опустила веки, а потом перевела воспаленный взгляд на мага:       — Не в Тевинтере, где сильный порабощает слабого. Рабство и тюрьма — разные вещи. Иной раз я думала что-нибудь украсть, чтобы попасть в тюрьму. По крайней мере, там меня должны были ежедневно кормить. Но боялась, что судьба опять сыграет со мной злую шутку, и окажется, что это не то, что я себе представляла. Но вы, конечно, правы. Уже когда я согласилась на сделку с Данариусом, и когда он привез меня в Киркволл, я увидела, что там можно жить иначе, не как в Тевинтере. Но было поздно. Я уже заключила с ним... союз. Потом... Данариус подарил мне этот дом, устроил в магическую академию, где меня, конечно, все презирали, но хотя бы научили читать. И у меня было, на что жить. И даже если вы убьете меня сейчас, я, наверное, буду даже благодарна. Лучше это, чем то, как я жила раньше. Если бы мама не научила меня, что самоубийство — грех перед Создателем, я бы давно ушла, потому что жить так — почти невозможно. Может, все-таки хотите лимонной воды?       Тут Фенрис почувствовал какое-то несоответствие и с подозрением спросил:       — Это было больше года назад. Все это время он оплачивал твою учебу и твою жизнь?       — Да, — глухо отозвалась Варанья и, когда эльф уже думал, что она больше ничего не скажет, вдруг продолжила. — Но тоже не за просто так. Он, правда, не домогался меня...       — Конечно, — зло бросил Фенрис. — Ты помогла ему вернуть в рабство меня — и этот долг отрабатывал я.       — ... но возможно, лучше бы он хотел моего тела, — неожиданно закончила девушка. — По крайней мере, он соблюдает... соблюдал чистоту и вряд ли бы захотел укладывать меня на тюке с рогожей. Нет, он...       Она запнулась и замолчала. Фенрис тоже молчал, пытаясь избавиться от непрошеных воспоминаний, и тут вмешался Андерс:       — В самом деле, принеси попить, Варанья. Левзея... Сходи с ней, чтобы девушка не наделала глупостей.       — Я не сбегу, — Варанья тяжело поднялась. — И не буду кричать — в этом доме кричать бесполезно. Но ты... Левзея, да? Действительно можешь сходить со мной. Тогда мы сможем принести графин и чашки за один раз.       Фенрис поднял глаза на спутницу, а та свела брови, гневным взглядом указывая на Андерса. Эльф не очень понял эту игру в гляделки, но стоило женщинам скрыться за порогом, как Андерс торопливо зашептал:       — Нам надо узнать, что она делала для Данариуса. В письме сказано про тайные встречи, и этот Валенсиус заинтересован в ней. И платили ей за что-то конкретное! Но твоя сестра... Фенрис, я видел умирающих и тех, кому они были дороги. Так вот твоя сестра если и расскажет что-то, то добровольно. Ни угрозами, ни пытками ты не добьешься от нее ничего, потому что она уже не верит в счастливый исход, а только пытается не... не потерять себя окончательно.       Фенрису хотелось подумать, но времени было мало, а принимать судьбоносное решение спонтанно и в одиночку он не хотел. И с губ невольно сорвалось:       — Как ты думаешь, показать ей письмо? Если мы не будем ее убивать, то Валенсиус доберется до нее.       — В зависимости от того, что она расскажет, — пожал плечами Андерс. — Потому что мы возвращаться к Валенсиусу точно не собираемся.       Тут раздались голоса и звон посуды. Варанья шла первой с графином и двумя чашками. Левзея, что-то утешительно договаривающая, — за ней, с двумя тонкостенными бокалами.       — Извините, — негромко пояснила Варанья, расставляя посуду. — Бокалы — для Данариуса и его друга; для меня — чашки. Я все время боялась разбить что-нибудь дорогое, и купила себе то, что не жалко.       — А теперь вместо Данариуса — мы, — хмыкнул Андерс и демонстративно потянулся именно к чашке.       Левзея фыркнула и вторую чашку подтолкнула к Фенрису, негромко пояснив:       — Тебе, наверное, не хочется прикасаться к тому, чем пользовался наш хозяин.       Фенрис благодарно на нее взглянул и уставился на сестру, которая с легким недоумением оглядела оставшийся бокал, но махнула рукой — в самом прямом смысле. Наверное, Андерс был прав, как бы ни печально это было признавать.       — Держу под охлаждающим заклинанием, — Варанья поднялась и наполнила посуду из запотевшего графина. — Мне досталась книга для молодых хозяек. Я надеялась обнаружить там недорогие и простые рецепты, но книга — явно для магистресс, потому что из полезного я нашла в ней только охлаждающие чары и заклинание свежести. А все остальное мне вряд ли пригодится когда-то. Особенно то... сложное... для салюта на приёмах.       — Какая же ты все-таки дура! — не выдержал Фенрис. — Где ты видела магесс, которым были бы нужны такие книги? Сама же не умела читать, как и я.       — А в Киркволле... — Варанья глянула хмуро, — я видела, как можно жить.       — В Киркволле ты бы жила в Казематах, — любезно пояснил Андерс. — И там тебе бы тоже никогда не довелось жить своим домом. А если бы захотела, то мгновенно бы стала отступницей, с которой храмовники могли бы сделать что угодно. А если бы согласилась на Казематы, то сейчас была бы беженкой — в лучшем случае, а в худшем — тебя бы закопали в общей могиле те же храмовники, с которыми Защитник теперь — лучший друг. Возможно, устраивает им салюты на приемах.       — Да, я дура, — вдруг всхлипнула Варанья. — Что вы хотите от меня? Убить? Так убейте! Право называться твоей сестрой, Лето, я потеряла, когда согласилась помогать Данариусу, чтобы он смог вернуть тебя. Право называться свободной — тогда, когда выполняла его поручения. Данариус отравил всю мою жизнь и... косвенно... лишил всех, кто был мне когда-то дорог. Что еще вы хотите?       Фенрис уже собирался резко высказаться, когда вдруг заметил, что Андерс упреждающе покачивает головой. И тут голос подала Левзея:       — А что ты делала для него? Почему это... так мучает? Если тебя смущает, что тут мужчины, можешь рассказать мне, я пойму.       — Нет, дело не в этом, — Варанья помотала головой. — Хотя ты, как женщина, конечно, лучше бы меня поняла. Но я не хочу говорить об этом. Данариуса больше нет — и я не буду больше об этом вспоминать.       — Это если тебе удастся, — бросил Фенрис и, повинуясь порыву, протянул ей письмо. — Читай.       Девушка неуверенно поставила бокал, из которого не пила, а только крутила в руках, и влажными пальцами взялась за дорогую бумагу. Читала она медленно, шевеля губами, когда вдруг вздрогнула и уставилось на письмо, точно оно было ядовитым.       — Создатель... — и в голосе ее было столько отчаяния, что в этот миг легко поверилось, что Создатель оставил этот мир, иначе бы не мог не услышать. — Я... В этот дом от Данариуса приводили женщин. Чаще всего эльфиек. Тех, что носили ребенка. Я помогала им, ухаживала за ними, а когда дитя рождалось, их... женщин... А детей уносили. А я молчала. Иногда я ухаживала и за маленькими... Дважды мне довелось самой принимать роды, потому что больше никого не было, а звать на помощь мне было категорически запрещено. А еще сюда приводили человеческих женщин... Не всегда добровольно. И эльфов для них. Валенсиус изобрел что-то такое, чтобы повысить магический потенциал будущего ребенка, и здесь проводились ритуалы на крови. А я молчала. Всегда молчала. А еще сюда приезжали богатые магистрессы. Ухоженные, красивые. Эти — точно добровольно. И к ним тоже эльфов приводили, но знаешь, Левзея... У меня никогда не было ни мужа, ни настоящего любовника, но я бы ни за что не поверила, что этих женщин кто-то принудил. Они были уверены в себе, а меня называли «деткой». Меня так Валенсиус зовет — и они подхватывали.       Фенрис напряженно попытался вдуматься, что все это значит, но не мог — слишком ярко представил, что происходило или могло происходить в этом светлом уютном домике... И от этого замутило. Тайны, насилие, грязь, кровавые ритуалы... Сложно не сойти с ума.       — А на меня здесь никто не смотрел, — закончила Варанья. — Я была, как... Как мебель. Поначалу меня это успокаивало, а потом я поняла, что это хуже, чем самой... делать что-то такое. Я могла бы помочь. Но я молчала.       Фенрис взглянул на Андерса больным взглядом, и тот вдруг хлопнул себя по колену рукой:       — Варанья... Варанья, ты слышишь меня? Это кончилось. Ты... Если хочешь, ты можешь уйти с нами.       — Я не пойду, — непослушными губами прошептала та.       — Ты собираешься согласиться на сделку с Валенсиусом? — презрительно бросил Фенрис.       — Нет.       Левзея осуждающе посмотрела на него и громко сказала:       — Она не станет. Но и уходить не хочет. Точнее, хочет, но не с нами.       — У меня есть деньги, — пробормотала Варанья. — Я соглашусь — для вида. А потом сбегу, когда буду готова. Об этих деньгах знал только Данариус. Он не хотел распространяться... обо мне. Оставьте меня. Я даже могу вам заплатить, только оставьте меня в покое, если не собираетесь убивать.       — Деньги бы нам пригодились, но мы уйдем в любом случае, — резко отозвался Андерс. — Никто не будет тебя убивать. И платить за это не надо.       Фенрис никак не ожидал, что сестра разрыдается. Она скривилась, потом закрылась рукой, а потом вдруг расплакалась, громко всхлипывая и с шумом втягивая сопли.       — Я... — она звонко икнула. — Мне...       — Не надо, — Левзея присела рядом, обхватив ее за локоть и бережно поглаживая. — Мы поняли, что тебе никогда и ничто не доставалось бесплатно. Не надо плакать. Скажи, а те... дети? Их убивали?       — Нет, — гнусаво отозвалась Варанья. — То есть потом — не знаю. Но Валенсиус велел мне беречь их как зеницу ока. Один раз... Как раз я принимала роды... И ребенок погиб. Что-то пошло не так, он уже показался, а та женщина... Итерия... не смогла. И он умер. Родился, но уже мертвый. Я думала, Валенсиус меня убьет! Сначала он убил Итерию, а потом направил посох на меня.       — Но не убил, — серьезно заметил Андерс. — Значит, ты была нужна ему больше, чем... Ты можешь оказаться в опасности.       — Нет, — Варанья благодарно пожала пальцы Левзеи. — Он всегда считал меня недалекой дурочкой. И, может, был даже прав. Но служила я честно. Так что я соглашусь — и он поверит. Ведь идти-то мне некуда — он так думает. Лето... Фенрис, скажи, а что ты делал, когда обрел свободу? Настоящую? Куда ты пошел?       — Тебе нужно выбраться из Тевинтера, — с запинкой проговорил эльф. — Здесь ты никогда не сможешь теперь чувствовать себя в безопасности. Деньги помогут тебе выбраться... Лучше морем. Для тебя это может быть опасно — ты окажешься среди мужчин на корабле, откуда путь — только под воду. Но берегом бежать опасно, здесь слишком много охотников за рабами. Дождись, пока кончится семинар — и беги.       — Если вам нужны деньги, я помогу, — Варанья не поблагодарила, а перевела взгляд на Андерса.       — Тебе они нужны не меньше, а мы способны заработать, — тот явно сомневался.       — У меня довольно много денег, — девушка ищуще посмотрела на Левзею. — Данариус отдал распоряжение продать его имение в Киркволле. Велел поспешить. Я... Никогда не продавала недвижимость, но написала наместнику Киркволла — и он ответил. И помог. И я выручила столько, на сколько даже не рассчитывала. Гордилась. Думала, магистр похвалит меня.       Фенрис вздрогнул, а Андерс сдавленно уточнил:       — А когда это было? И куда ты писала ему?       — Я написала около двух недель назад, — послушно ответила девушка. — Может, чуть больше. Данариус велел воспользоваться городской птичьей почтой... Это очень дорого, но он велел не скупиться на расходы. Я долго ждала ответа, но тогда подумала, что у наместника куча других дел... И ждала. А потом он написал свое предложение, и я согласилась. Я и представить себе не могла, что он предложит такую сумму! Данариус называл меньше. И я отправила бумаги, а в ответ думала получить вексель, но вместо этого получила посылку с золотыми. И это очень кстати, потому что я бы побоялась монетизировать вексель на имя хозяина.       — Портки Создателя... — выдохнул Андерс, взглянув на Фенриса — и тот видел, что маг смертельно бледен. — Нам надо бежать!       Левзея услышала изменившийся голос Андерса и резко повернулась, не забыв напоследок ласково погладить тыльную сторону руки Вараньи.       — Вы что-то поняли? — она испуганно переводила взгляд с одного на другого. — Наместник Киркволла — это ведь...       — Хоук, — резко произнес Андерс. — И две недели назад его уже не могло быть в Киркволле. Он отправился сюда. Но кто-то, видимо, переслал ему письмо. Сенешаль Бран, возможно... Если он выжил. Но никто бы не стал решать это дело до возвращения Хоука, в Киркволле хватает других проблем. А Хоук, получив письмо, сделал какие-то выводы. Одному Создателю известно, какие! И, скорее всего, он заплатил за поместье сам, потому что не мог не знать, что Данариуса больше нет.       — И его очень интересует мое местонахождение, — мрачно выдавил эльф. — И за это он заплатит любые деньги. Как и Данариус. И он теперь знает, где живет моя сестра. И придет сюда. Я бы не рисковал...       — Лето? — Варанья явно перестала что-либо понимать, но испугалась. — Ты... Ты?..       — Андерс, — Фенрис впервые после второго побега назвал мага по имени, — Хоук придет к ней. И если мы оставим ее в живых, она заложит нас с потрохами.       — Подожди, — тот явно о чем-то задумался. — Не все так просто. Твоя сестра может навредить нам, но ведь и мы можем выдать ее планы Валенсиусу. Ей невыгодно нас предавать.       — Если она действительно хочет прервать этот союз, — возразил эльф. — Вполне возможно, что она поразмыслит и придет к выводу, что лучше сытная жизнь за пазухой у магистра. А кровавые ритуалы — ерунда, она к ним привыкла. Еще немного — и сама научится.       — Лето! — Варанья воздела дрожащую руку, привлекая внимание. — Я не... Ты вправе мне не верить, но я видела, как... Хоук — это ведь Защитник Киркволла?       — Защитник, а теперь наместник, — подтвердил Андерс.       И девушка вдруг охнула:       — Подождите... Выходит, я написала... Я писала на имя наместника Киркволла. Выходит, я написала тому господину, который в той киркволлской таверне...       — Именно ему, — резко бросил Фенрис. — Моего бывшему... другу. Который отдал меня моему бывшему хозяину.       — Я не хочу с ним встречаться, — жалобно выпалила Варанья. — Я его боюсь! Лето, как ты вообще мог с ним дружить? Я слушала его разговор с Данариусом, а сама боялась, что они не договорятся, и тогда...       — Он не был таким, когда я его встретил, — тяжело вздохнул Фенрис. — Он был... Да, резким на язык и грубым, но он не был таким... И я до последнего не мог поверить, что он... После всех наших разговоров... И не только разговоров... Если он захочет, он вытрясет из тебя всю душу. Или вытянет — он маг крови.       — Тогда лучше вам действительно меня убить, — после непродолжительного молчания выдохнула Варанья. — Я не хочу больше. Ни Данариуса, ни Валенсиуса, ни этого Хоука. Убейте меня быстро. Мучиться я тоже не хочу.       — Фенрис? — бросил Андерс, когда пауза затянулась. — Ты же собирался это сделать, когда мы только зашли сюда. Ты умеешь... быстро.       — Умею, — мрачно подтвердил эльф. — Но не хочу. Варанья... — и это имя горько прозвучало на языке. — Ты точно не хочешь уйти с нами? Так было бы лучше.       — Не хочу, — произнесла та. — Ты едва терпишь меня, а я хочу стать для тебя чем-то большим. Я сама, своими руками, лишила себя того единственного, кто остался у меня. Кто, не задумываясь, отдал за меня жизнь. Если я уйду с вами... Нет, Лето, я не пойду.       — Тогда у нас, наверное, только один выбор... — чуть помедлив, произнес Фенрис и продолжил, насмешливо глядя в глаза помрачневшему магу. — Поверить ей.       — Вы... Не станете? — недоверчиво спросила Варанья. Она глядела не на брата и не на Андерса, а на Левзею.       Левзея прикрыла глаза:       — Я надеюсь. Поверь мне, притворяться — не так уж трудно. Надо просто знать, что все они не стоят тебя. Они могут исходить на ярость или на похоть — и уже этим смешны. Они могут мериться достоинствами, но достоинства ни у одного из них нет. Они могут мериться посохами, влиянием и деньгами, но ты представь, что они зависят от одного твоего слова или соблазнительного движения. Они ничего не стоят без своих посохов и денег. А у тебя есть и то, и другое.       — Я... постараюсь, — голос Вараньи окреп, и она почти улыбнулась. — Я отдам вам половину того, что мне выслал наместник. Честное слово, этого хватит, чтобы пересечь весь Тедас. И... Левзея, твой посох... У меня есть несколько разных, они лучше. Если хочешь, выбери себе по руке. Тогда и нас, и у них — тоже будут и посохи, и деньги.       — Как замечательно звучит, — бросил Фенрис. — Посохи и деньги — это, похоже, мои неизбежные спутники.       — В Тевинтере деньги и посохи — единственное, что имеет значение, — пожал плечами Андерс. — И лучше бы у нас действительно было побольше денег и получше посохи.       Фенрис уже не спорил, когда сестра притащила несколько кривых палок с набалдашниками. Старался не смотреть, пока Левзея под присмотром Андерса целилась в вазу. И неловко отвернулся, когда та передала им шкатулку со звенящими золотыми.       — Спасибо, — уронил он, не зная, что еще можно сказать.       — Здесь больше, чем мы стоили оба, — неловко отозвалась Варанья. — По крайней мере, до ритуала. Теперь ты стоишь много, много больше, чем я. Но я хочу научиться жить так, чтобы не считать, сколько я стою. Тогда, возможно, я буду стоить тебя.       — Хоук — самоуверенный и нахальный, — вместо ответа проговорил Фенрис. — Он берет нахрапом и грубостью. Если все время помнить об этом, становится легче.       — Лето, — сестра, передавая шкатулку, на миг задержала руку. — Куда мне бежать?       — Я не знаю, — честно откликнулся эльф. — Ты магесса. Везде, кроме Тевинтера, ты должна обратиться в Круг. Иначе тебя назовут отступницей. Наверное, тебе лучше в Ферелден... Я слышал, там есть места, где можно укрыться. Хоук оттуда... И он, и его отец-маг там жили вне Круга. И еще там живут хасинды — народ, у которого магия не считается чем-то... Берегись кунари и храмовников. И, может быть, тебе повезет.       — Я рискну, — кивнула девушка. — И я... сожалею, что так случилось с тобой. Хотя ты, кажется, от всего этого больше всех выиграл. Я желаю тебе счастья. И... Вдруг мы еще увидимся?       — Вряд ли, — вздохнул Фенрис. — Но я тоже желаю тебе... прожить хорошую жизнь. Ради этого я позволил нанести на себя... это все. Сделай так, чтобы это было не зря.