Галахозяйка

      — Думаю, друг мой, вам стоит быть как можно ближе к Камино. Эта планета удобна и незаметна, но она недавно влилась в Республику. Стоит быть осторожнее.       «Какой бы бардак ни царил в Агрокорпусе, второй раз вы столько денег не выведете. Придётся пилить бюджет напрямую, а я этого ох как не люблю.»       О том, как распилить бюджет так, чтобы вывести его в количестве пяти штук, а не имеющегося одного, сенатор старался не думать. Но не думать достаточно ярко, чтобы собеседник тоже постарался об этом не думать. Нет, с миру по нитке они, конечно же, соберут, Братство большое, и кто только в нём не состоит. Однако, кто бы в нём ни состоял, деньги они стремились брать откуда угодно, но не из своего кошелька. Чаще всего, тем или иным образом, деньги эти оказывались деньгами Республики, но от того, что ради общего блага их ворует не один человек, а пара миллионов, Палпатину легче не становилось.       — Но вы ведь понимаете, сенатор, я джедай, и я не могу не подчиниться Совету. И не могу скрыть от них все свои действия.       «Сенатор, может быть, повысить Винду на один круг, и он за оказанную честь согласится нас покрывать?»       — Это ничего. Просто пару раз наведайтесь туда во время миссий, чтобы они вас помнили и боялись, потом можете перестать. Сила нам подскажет, если что-то пойдёт не так. Уж вам-то она это точно подскажет.       «Он слишком близок к своему Йоде, и истинного Учителя не понимает. Может быть, вообще шпион. Нет.»       Уж вам-то она точно подскажет. Лекцию прочитает, с наглядными голографическими иллюстрациями. А потом даст интерактивный тест по пройденному материалу.       Палпатин, узнавая всё больше подробностей, всё меньше завидовал своему ясновидящему знакомому. Всё меньше, но только жалел, что не может оказаться в его видениях сам, своими глазами ненадолго заглянуть в царящий там кошмар и хаос. Ненадолго, только чтобы удостовериться, что эти кошмарные образы — всего лишь отголоски его плана, а не новая, неучтённая угроза. Поэтому к новой угрозе он тоже готовился, но не в ущерб основному проекту. Сайфо-Диас был одержим видениями общегалактической бойни. Там, в будущем, одинаковые солдаты в белой броне и с символами Республики, возглавляемые генералами-джедаями, много лет боролись против… кого-то. Казалось бы, враг был самым важным звеном видения, да и как можно не увидеть того, кто повсюду, но Сайфо-Диас упорно видел кого угодно и что угодно, но не врага. Силуэты просто размазывались до чего-то серого и нечёткого, корабли казались набором блоков металла и странных схем и никак не складывались воедино. Ничто не помогало. Магистр перерыл все источники информации, обращался за помощью ко всем, к кому смог, чуть было не покончил с собой и едва не стал законченным наркоманом где-то на нижних уровнях. Он, собственно, и стал, и месяц проваландался по улицам наполовину в наркотическом трансе, наполовину в пророческом, а потом его нашёл Ксанатос, уже полгода как надёжно утопившийся в кислоте. Нашёл, отрезвил насильно, неаристократично наорал матом — и это было первое отличие от Ксанатоса реального, запомнившегося гордым и утончённым, очень сдержанным и даже в чём-то чопорным. Вторым отличием было то, что Ксанатос его выслушал, всё его нытьё о том, что и видеть это уже невозможно, и везде эта кровавая бойня, и лучше бы ему не родиться провидцем, лучше бы ему вообще никогда не родиться, и увидеть необходимо, потому что незнание беды в лицо — невозможность назвать беду словами, неимение точки отсчёта, неимение даже иллюзии власти — убивает едва ли не больше, чем необходимость всё это смотреть. Ещё этот странный Ксанатос отличался от реального тем, что ни разу не спросил о Квай-Гоне, не фонтанировал яростью и губительной ненавистью, будучи даже, похоже, неодарённым вообще, и говорил как-то более мягко. Сайфо-Диас плохо его знал, чтобы сказать, чем ещё он мог отличаться. А, ну да. Ещё он был жив. На следующее утро проснулся магистр в Храме, в Залах Исцеления, и так и не смог сказать, был ли Ксанатос хоть каплю реален и была ли вылитая на него неджедайская истерика на самом деле всего лишь наркотическим сном. Совет, конечно, знать ничего не хотел, ибо «Тьма заволакивает будущее, и разум твой затуманила она, да», а потом в частном порядке к нему подошёл Пло Кун и сказал, что даже если нельзя увидеть, подготовиться всё равно можно. Попросил, так сказать, посодействовать.       Палпатин находил в этом что-то вроде развлечения: уговаривать человека, который заранее на всё согласен и все возражения которого — лишь своеобразное предупреждение-извинение на случай, если он провалит задание. Смущённое и скрытое извинение джедая без страха и упрёка, которому нельзя ждать от себя провала. Учения он так и не понял, да. И вместо этого был абсолютно покорен, зная: всё, что угодно, лучше, чем в это возвращаться. Боясь потерять иллюзию контроля, его личную иллюзию покоя, незаметный и всех устраивающий наркотик.       — Хорошо, сенатор.       Да и Пло Кун его всё равно прикроет. И Винду, хотя его лучше не впутывать.       ***       Всё-таки у таких мест, как Татуин, есть один большой плюс: там, когда ты ищешь человека, можно просто подойти и спросить, кто, когда, куда и зачем. Да, ответят тебе не бесплатно и недобровольно, но это не вызовет проблем. И если нужный тебе человек на Татуине попал в чьи-то лапы, да хоть в хаттские, ты можешь, опять же, решить проблему в частном порядке, опять же, не бесплатно или недобровольно. Даже хаттам при очень большом желании можно устроить «недобровольно». Но не Ордену Джедаев в Храме на Корусанте. За время полёта Реван успел продумать шесть вариантов операции спасения. Лучшим и надёжнейшим не переставал быть план, согласно которому он представлялся учеником вышедшего из Ордена мастера, погибшего где-то во Внешнем Кольце и перед смертью наказавшего ему вернуться в Орден, или голокрона, найденного им в детстве. Только вот он прекрасно помнил, сколько диверсий совершили таким способом враги Ордена за всё время его существования. Сомневался, правда, что магистры в Совете тоже это помнят, но голокрон надо будет предъявить Совету, или хотя бы объяснить, куда он, почти неубиваемая штука, делся, а ни одного покинувшего Орден джедая он даже по фамилии не знал. Да и редко они в последнее время уходили, насколько он знал. Проще было уж прийти как есть и представиться как есть, и полюбоваться на выражения лиц магистров. Но, правда, последствий «явления Ревана народу» зал Совета явно не выдержит. Он почти с тоской вспомнил об уничтоженных давным-давно реванитах. Само их существование было огромной глупостью, и поступил он с ними нехорошо, так как на тот момент не был способен ни на что другое. Тогда они были в Совете, в обоих: в джедайском и Тёмном, в Сенате, да где угодно. Мечтать о несбыточном, конечно, плохо, но, если бы они были сейчас, от них было бы немало пользы. А так оставалось продумывать план тихого проникновения и похищения ребёнка, да.       Чем больше Реван думал, тем меньше он хотел оставлять Энакина джедаям. Из рассказа Шми было ясно, что её сын не просто талантлив: его потенциал невообразим. Почти нереален. Двадцать тысяч. Такого просто не бывает. Или — просто так не бывает. На обеих сторонах Силы существовало по пророчеству об Избранном, и если джедаев угораздит подписать под эту избранность Энакина… В этом случае Реван совсем не мог гарантировать, какого они Избранного получат: желанного Светлого или поехавшего крышей кандидата в Сит’ари. И он ставил на второе.       Шми о похищениях и проникновениях не думала.       — Ты как хочешь, — сказала она, только сойдя по трапу, — а я пойду устраивать скандал. А ты будешь стоять рядом, морально поддерживать меня и морально давить на джедаев. Ну, если ты не против, конечно, — отчего-то смутилась она. — Как здесь добраться до этого их Храма?       Реван не стал сообщать ей, что боевая медитация — это к покойной Бастиле, а не к нему.       Корусант, казалось, не изменился ничуть. Да, ярусы теперь стали называться уровнями, и уровней этих отросло, казалось, ещё несколько сотен. Ожидаемо поехала размытая граница между нижним и верхним Корусантом. Только Храм и огромный купол Сената как стояли, так и остались стоять, и застройка на многие километры вокруг них образовала некоторое подобие углубления. Храм тоже оставался прежним, разве что пристроек поубавилось.       Вообще-то, следовало сначала обратиться в медцентр, чтобы вытащить у Шми рабский чип, но предлагать это взволнованной женщине было бессмысленно. Хорошо хоть документами он озаботился ещё до того, как выкупил Шми. Татуинские документы, конечно, были более чем татуинскими, но Сила молчала и была спокойна, а потому Реван счёл местных специалистов достаточно профессиональными. Да и джедаи думают о формальностях в последнюю очередь, а все остальные подвержены воздействию на разум.       Шми, казалось, не думала вообще ни о чём мирском. Только о сыне. О сыне, которого она, как выяснилось, могла бы никому не отдавать, и которого Реван так не хочет оставлять в Ордене джедаев. На прямой вопрос он долго не отвечал, думал, как бы ей объяснить всё в достаточно близких к её жизни терминах, но в конце концов ограничился коротким «джедаи его сломают». Шми этого было более чем достаточно. Она никогда раньше не была на Корусанте, и столица пугала её, давила, и она всё время постыдно пряталась за Ревана, панически боясь его потерять, и совсем не знала, как себя вести и что правильно делать. Но в Храм она вошла с гордо поднятой головой, готовая не просто ругаться, скандалить и добиваться своего, но и даже порвать голыми руками всех этих жалких джедаев при необходимости. Осторожно порвать, конечно, но так, чтобы сына вернули.       Но рвать не пришлось. Когда она объяснила свою проблему сначала безликим стражам, потом какому-то юному джедаю, ей просто сказали:       — Привезённый мастером Джинном Энакин Скайуокер не был принят в Орден. Однако мастер Джинн выразил надежду на скорейшее изменение мнения Совета, а потому взял его с собой на миссию на Набу.       — Но на Набу же блокада! — Шми даже не поверила сначала.       — Мастер Джинн считает себя способным обеспечить безопасность ребёнка. — По рыцарю и безо всякой Силы было видно, что он понятия не имеет, как так получилось, и предполагает первое, что пришло ему в голову. Впрочем, он ни о чём не беспокоился. Ему было неловко перед женщиной, но и только.       — Как давно они улетели? — спросил Реван.       — Три стандартных часа назад. Я думаю, вам стоит просто их подождать. Мы оповестим вас, как только мастер Джинн выполнит миссию и вернётся на Корусант.       Шми холодно поблагодарила, и они покинули Храм.       Вся Сила вокруг была пронизана её тревогой. Она была на грани паники и совсем не знала, что ей теперь делать. Да, просто подождать было разумно, но…       — Летим на Набу? — предложил Реван.       — Но там же блокада, — растерянно ответила она.       — Пройдём как-нибудь.       Это «как-нибудь» женщину совершенно не утешило, но сидеть на Корусанте, умирать от беспокойства и совершенно ничего не мочь поделать ей определённо хотелось меньше. А жутковатая авантюра с прорывом блокады… На самом деле, бывало и хуже.       ***       В тайных обществах всё обычно скрывается, а все обычно скрытные. Особенно если никто не должен знать никого, кроме куратора. Но новости почему-то разлетаются слишком быстро, какие бы меры безопасности ни принимались.       Младший брат Квай-Гон Джинн, мастер-джедай, обнаружил и забрал с собой Избранного, того самого, из пророчества. Совет Ордена беспокоить по таким пустякам он, конечно же, не стал, он и на месте кого угодно побеспокоить успеет. Побеспокоил только куратора — ещё с Татуина сообщение отправил. Брат Мол, ситх-ученик линии Бейна, тоже обнаружил избранного, забираемого мастером-джедаем. Своему учителю, Дарту Сидиусу, он доложил только о том, что не смог убить джедая. Если бы он сказал учителю ещё и о том, что нашёл Избранного, но упустил, то получил бы нагоняй втрое больше. Но куратору он всё рассказал сразу: вдруг удастся отбить или хотя бы тайно перетянуть на свою сторону? Братья-джедаи должны сразу узнать об этом. Сообщение должно было по цепочке дойти до Мастера, чтобы он тихо спустил необходимые распоряжения. Однако к моменту прилёта «Нубиана» на Корусант мастер Джинн был допущен до второго круга, Энакина заочно раздирал на части круг первый, придя к согласию лишь в том, что Избранный должен принять в равной степени обе стороны Силы, по коридорам Храма шептались о пророчестве, а Мол успел получить молнию в лоб, подкреплённую нотацией о воле Силы. Вторую.       С самого момента прибытия, даже, наверное, уже с орбиты, Энакин чувствовал чужое внимание. Пристальное. Много. Очень много незнакомых разумных уже знали о том, что к ним летит он, были заинтересованы в его прилёте и чего-то от него хотели. Эни был удивлён и напуган. Если эти, все, чего-то от него хотят, то что ему самому делать? Да, возможно, раз от него все чего-то хотят, то можно попросить у них взамен спасти маму. Но если они его просто заставят… Эни поразила страшная догадка: именно поэтому мастер Джинн его купил, но не освободил. Он всё ещё в рабстве, только теперь он раб мастера Джинна. И этих, которые на Корусанте что-то от него хотят. Догадка эта шла вразрез с представлениями о мастере, с тем, что Энакин о нём успел узнать, с тем предчувствием, которое мастер Джинн назвал Силой, наконец. Поэтому Эни решил, что мастеру Джинну просто сказали его пока не освобождать, и он думает, что потом-то его освободят, но пока это зачем-то не надо. Предчувствия и ощущения всё равно не были согласны, но логика была убедительнее. Вот Падме — королева Амидала, надо приучаться звать её так, а то потом хуже будет, — точно ничего от него не хотела. И у неё здесь не было рабов, только служанки, которым за работу платили. Рабы, наверное, остались на Набу. Эни решил потом, когда конфликт на Набу закончится, попросить её его купить. Очень попросить. Может, ей ещё один раб нужен? Падме — королева Амидала — добрая, может быть она, как Уотто, разрешит зарабатывать на стороне, и тогда он выкупится сам и выкупит маму. Может быть, Падме — Её Величество, надо бы уже привыкать — даже разрешит ему слетать на Татуин, чтобы сначала выкупить маму, а потом заработать уже на себя. Маме же на Татуине куда хуже будет, чем ему на Набу. А Её Величество добрая. Может быть, он даже сможет ей чем-то помочь с блокадой? На рабов ведь никто не обращает внимания, и он может подслушивать, может и бомбу пронести куда-нибудь, и собрать эту бомбу может хоть со свалки, если вдруг у них бомб нет. В сказках, которые мама рассказывала, королевы обычно кого-нибудь ядом травили. Это были старые королевы, но такое же не с возрастом приходит, правда? Вдруг ей тоже надо будет кого-нибудь отравить? И об этом никому нельзя будет говорить? Он может! Если будет работать на кухне. Он что угодно может! Он будет самым лучшим и самым верным рабом, только бы купила!       Они прилетели, и Падме — Её Величество Амидала — сразу же умчалась в Сенат, а мастер Джинн с падаваном Кеноби и почему-то с ним — докладываться джедайскому Совету. Эни думал, что ему-то уж точно докладываться не о чем, а значит, он просто постоит, спрятавшись за мастера Джинна, и подумает, как ещё можно отсюда выбраться. Не тут-то было. Только войдя, он понял, чьё внимание ощущал аж с орбиты. Их. Вот этих вот магистров-джедаев. Не всех, правда, и не их одних, но. И, едва закончив доклад, мастер Джинн начал объяснять Совету, что он — Энакин Скайуокер, раб с Татуина — на самом деле какой-то Избранный.       Половина из них точно знала это заранее. Половина считала это полнейшим бредом, но всё равно интересовалась. Эни приготовился было защищаться, как мог, но после проверки самый старый и самый главный джедайский гуманоид неизвестной расы сказал наконец всем, что никакой Эни не Избранный и вообще близок к какой-то там тёмной стороне. Многие не были согласны, но молчали, лишь разглядывали его оценивающе, примеряясь, и он для них был вещью, которую неплохо бы под шумок уволочь. Мастер Джинн (один-ноль в его пользу) никуда его уволакивать не хотел. Хотел обучать. И единственный не молчал, спорил. Не переспорил, но твёрдо решил переспорить попозже, и Эни решил пока что держаться его — он показался мальчику самым честным. Хотя бы. Остальные, правда, смотрели на него как на идиота. Все, причём. Это следовало учитывать. Но мастер Джинн собирался лететь с прекрасной Амидалой на Набу, и увязаться с ними означало шанс помочь ей. И уговорить себя купить. В мастера Джинна и в Орден Энакин уже ни капли не верил.       ***       — Почему ты мне помогаешь и заботишься о моём сыне? — спросила Шми. — Почему ты меня выкупил?       — А ты почему меня спасла? И воскресила?       — Ну, это было совсем несложно. Ведь точно легче, чем с нами возиться. И тратить на нас свои деньги и время.       — А со мной возиться легче было? Или я дешевле стоил и меньше времени требовал?       Шми помолчала, смутившись. Отвыкла она от хороших людей. И ведь так странно привыкать заново. Но так приятно…       — А можешь подробнее объяснить, почему Эни нельзя к джедаям?       — Много причин. Ты же знаешь, что он не простит, если тебя у него отнимут. А он упорный. И очень сильный одарённый.       — И? Он же не способен кого-то убить, даже ради меня.       — Поверь, джедаи и не до такого довести способны. Их воспитание основано на том, что нужно всё отрицать: себя, свои эмоции и чувства, свои желания, привязанности и отношения… Когда после такого срывает крышу, случается катастрофа.       — Ты сначала решил, что я джедай. Почему?       — …Я совсем не это имел в виду. Просто, когда я находился там, я чувствовал только Силу, и поэтому… — он начал было оправдываться, но вдруг понял, что Шми совсем не обиделась. Наоборот, ей надо было лишь увериться, что она не сделала и не делает ничего плохого. — На самом деле, ты Светлее многих джедаев.       — Это комплимент? — осторожно уточнила она. — Или…       — Это комплимент.       Она чуть смутилась и сказала:       — Спасибо.       Она явно не умела реагировать на комплименты.       Так странно: Бастила после подобного разговора пару дней бы с ним не разговаривала. И даже не потому, что она остро реагировала на критику Ордена, про Орден она и сама понимала, что он скатывается далеко не туда, куда надо, а за сомнительные, в первую очередь для него, комплименты. Ну и немного за сомнения в Свете, да.       Так странно. Почему он так часто сравнивает Шми с Бастилой? Они ведь совсем не похожи, ничуть. По отношению к Басти это, наверное, даже немного оскорбительно. Она бы не обиделась, но всё равно нехорошо. Не то, что он сравнивает с ней именно Шми, Шми прекрасный человек, но сравнивать покойную жену с другой женщиной даже неприлично как-то, что ли. Он давно уже смирился и не тосковал по Бастиле — за четыре тысячи лет, две смерти и великое множество событий смоется и не такое. Он просто помнил её, любил, уважал и был благодарен. Но почему же он не может оставить её память такой, какая она есть, и просто бережно хранить?       — С Эни всё будет хорошо? — спросила Шми. — Я не чувствую ничего плохого, но не могу перестать волноваться.       Что бы она делала, если бы осталась одна на Татуине? Всегда зная, и по-джедайски, и просто по-женски, когда её сыну грозит опасность, когда ему грозит смерть… когда он падает на Тёмную сторону в состоянии аффекта и сразу же скатывается в безумие?       — Я тоже ничего плохого не чувствую.       — А это ваша Сила ошибается?       — Она может молчать. Но заставить её не лгать я способен.