Док и его Жена в Петербурге

Питерский ветер подул на сердечные раны, Чтобы поменьше болели, быстрее прошли. Листья с берёз разлетаются, как телеграммы. Солнышко тихо врачует душевные швы. Анна Михайловна Островская С душою, полной сожалений, И опершися на гранит, Стоял задумчиво Евгений, Как описал себя пиит. А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

Осенний хлад ноября навис над Петербургом. Небо все так же было закрыто пеленой облаков, печальный ветер дул со всех сторон, будто не зная, куда деться. Прохожие шли по своим делам, машины рассекали Невский проспект. Док шел по Петровской набережной, смотря по сторонам. Послеполуденный город казался ему невероятным, будто ожившим со страниц старых книжек, напечатанных дореволюционным шрифтом. Здесь так же, как и Док, когда-то ходили великие писатели, критики, политические деятели и герои победных войн. Хотелось замереть и, раскинув руки, громко цитировать Пушкина с его бессмертными произведениями. Или посмотреть позади себя в надежде увидеть гоголевский призрак Башмачкина, пытающийся сорвать с плеч куртку. Еще совсем недавно Док и представить не мог, что окажется в таком прекрасном и легендарном городе, как Питер, вместе с женой. К слову, сама жена шла позади и на ходу пыталась растереть свои руки, попавшие под влияние раннего мороза. — Все в порядке, милая? — терапевт развернулся и подошел к жене, которая приостановилась. — Да, да, все хорошо. Я в порядке. — заверила она, чуть подрагивая. — Только немного холодно. Док посмотрел на ее раскрасневшиеся и окоченевшие ладони. Нахмурившись, он взял их и поднес к своему лицу, а затем задышал на них, выпуская сгустки пара. Через минуту они перестали быть холодными. — Так теплее? — спросил жену терапевт. Та кивнула с легким румянцем на щеках и убрала руки в карманы своего пальто. — Да. Гораздо теплее. Док и его жена продолжили идти по набережной, поглядывая на старинные здания и вывески. Начинало вечереть, и кроме супругов уже почти никого не было. Где-то вдали раздался колокольный звон церквей. — А помнишь, как я три года назад вместе с тобой в ванной грелся? — вдруг обратился к жене терапевт, улыбнувшись от приятного воспоминания. — Зима тогда была жутко холодной и мерзкой. А с тобой мне стало очень тепло. — Ага. — супруга скептически надулась. — Ты нагло вломился ко мне с улицы и залез в ванну. Потому что кое-кто перчатки дома забыл, айсберг! — Зато потом мы хорошо посидели вместе под пледом, с чаем, камином и телевизором. — с любовью добавил Док, приобняв жену за талию. — И нам было очень хорошо вместе. И тепло. Для меня это был рай на земле. Хоть бы всю жизнь с тобой так на диване пробыл. Супруга покачала головой, внутренне умиляясь. Каким же ее муж мог быть нежным, отзывчивым. Хотелось обожать его до смерти. — Ах ты мой Обломушка. — А ты моя Ильинская. — Док смерил жену взглядом. — Хотя в тебе сразу сочетаются черты разных литературных героинь. Женщина приподняла брови. Слова мужа заинтересовали ее. — Продолжай. — Ну что ж… — терапевт задумчиво зачесал подбородок. — В тебе есть горячий нрав Лизы, чистота Светланы, неподрожаемая прелестность Софьи Фамусовой, верность Татьяны и Маши Мироновой, гордость Бэлы, искренность и мечтательность Катерины, спокойный нрав Одинцовой, трудолюбие Пшеницыной, доброта Наташи Ростовой, самоотверженность Сони Мармеладовой, надежность Веры Алмазовой и эстетика Раневской. И все это сливается вместе, создавая тебя, как новый, идеальный женский образ для меня. Жена Дока невольно сделала шаг назад и прислонила руку к груди, чувствуя ускоренное биение сердца и трепет бабочек в животе. — Это был самый прекрасный комплимент, который ты мне делал за всю нашу супружескую жизнь. — восхищенно призналась она. — Но знаешь, я считаю, что каждая из этих черт присуща только тебе. — вдруг сказал терапевт, а его лицо стало чуть грустным. — И не будь ты такой, я бы не стал тем, кто я есть сейчас. — Полуслепым терапевтом с низкой зряплатой? — колко спросила супруга. Док, казалось, не обратил на это особого внимания и продолжал: — Я бы не изменился. Не осознал бы своих ошибок, не признал и не исправил бы их. Моя жизнь, моя судьба, мое будущее — все могло бы быть абсолютно другим. А может у меня вообще не было бы всего этого… Док обнял супругу еще крепко, прижимая к себе и кладя свою голову ей на плечо. — Так что спасибо тебе. — прошептал он. — За все. За то, что помогла мне исправиться стать лучше. Дала мне шанс на счастливое будущее. Супруга вздохнула, с легкой радостью ощущая тепло, исходившее от терапевта. С ним было так хорошо и спокойно. — Пожалуйста. — ответила та, приподнимая голову. — Что-то тебя на грустное потянуло. — Не знаю, почему. — Док разорвал объятия, подошел к гранитной набережной и оперся на камень, смотря в сторону противоположного берега. Сквозь легкий туман и облака была видна Адмиралтейская игла. — Возможно, Петербург на меня так влияет. Наполняет глубокими мыслями, вопросами. Пробуждает империалистический настрой, вопреки социальным нормам. Воскрешает вдохновение. Док на секунду смолк, а после продолжил, но уже более тихо и возвышенно: — В Петербурге есть этот лирический дух, воплощенный за три века поэтами и писателями. Он проникает в подсознание и остается там навсегда. Но не каждый способен его почувствовать. Или понять. Супруга встала рядом и тоже оперлась на гранит. Сквозь круглые очки ее глаза были задумчиво-печальными. Она все поняла. Она тоже поняла его. — Можешь стихи придумать. — предложила она. — Говорят, написание стихов помогает в выражении чувств. — Попробую… — только и сказал Док. Нева спокойно плыла по своему течению. На улицах зажглись первые фонари. Санкт-Петербург медленно погружался в вечер.