Глава восьмая.
Дамиано, где же ты, когда ты так нужен?
спустя месяц
Работа давалась ей все сложнее и сложнее. Нет, с поручениями Адриано Виктория прекрасно справлялась, даже брала иногда дополнительную. Но все рушил и постоянно путался под ногами Дамиано. Ещё ни одного дня с тех пор не прошло, чтобы он хоть как-то не пристал к ней или не помешал. Блондинка держалась из последних сил, понимая, что деваться ей просто некуда. Сколько было разговоров об её освобождении, все заканчивалось одним и тем же – жёстким и скандальным «нет». Ей приходилось лишь молчать, продолжая выполнять работу дальше. Без сил падала в кровать поздно ночью, а вставала ни свет, ни заря. Этот бесконечный круг начинал сводить девушку с ума. Виктория путалась в днях неделях, часах, забывала элементарно поесть и принять душ. Семейка явно чересчур взялась эксплуатировать блондинку. Очередное недоброе утро. Радовало то, что не нужно было готовить завтрак. Его сделала Марта, причём очень рано утром, потому что Адриано с женой и детьми уехали в Америку торговать. Наконец-то появится время на себя и отдых. Виктория была этому несказанно рада, отчего с сияющей улыбкой потянулась и направилась обратно в спальню досыпать. Но этому не суждено было сбыться, так как в дверь позвонили как только девушка собралась подняться в спальню. Моющая посуду Марта этого звонка не услышит, поэтому Виктория открыла дверь сама, думая про себя о том, кто бы это мог бы быть. Дёргает тяжелую, отсыревшую дверь на себя и замирает на месте, почти прирастая ногами к полу. Девушка ожидала увидеть кого угодно, но ни его. Перед ней стоял тот самый преподаватель из церковной школы, о котором она грезила днями и ночами. Ни один мускул на бледном, красивом лице Виктории не дрогнул, а ноги и руки вовсе парализовало. Оставалось лишь кое-как дышать, унимая бешено бьющееся сердце где-то в горле. — Виктория? Ты что здесь делаешь? — Мужчина был удивлён не меньше неё. — Здравствуйте, — блондинка пропустила мужчину в дом, закрывая за ним дверь, — даже не знаю что вам ответить. — Рад тебя видеть. — Его голос стал чуть ниже и бархатнее. Оглянув ее с головы до ног, глупо заулыбался, оставляя по-видимому тяжёлый чемодан у ног. — Ты похорошела. — Спасибо, и я вас рада видеть. — Неужели вышла замуж? На последнем слове за спиной блондинки с комода что-то грохнулось, упало на пол, и по дому поползло эхо ударившегося предмета о каменный пол. Девушка не желая оборачиваться, спиной почувствовала едкий взгляд Дамиано. Именно он задел локтем серебряный подсвечник, сверля то блондинку, то новоиспеченного гостя стальным взглядом. Рассмотрев в красивом лице незнакомца брата Марты немного успокоился и помчался встречать его, минуя последние три ступеньки и все ещё окоченевшую Викторию. Мужчина обрадовался появлению подростка, принялся трепать его по волосам и крепко обнимать, похлопывая большой ладонью по спине брюнету. В глазах Дамиано читалась радость и явное восхищение. Активно поприветствовав друг друга рукопожатиями и объятиями, мужчина все же захотел узнать ответ на свой исчерпывающий вопрос: не вышла ли Виктория замуж. — Ну так что, Виктория? — Что? — Ей было стыдно за свою растерянность и неловкость перед ним, но она ничего не могла с собой поделать. — А ты все такая милашка. — На этих словах Дамиано пустил нервный смешок, после которого откашлялся и нахмурился, вспоминая все, что было между ним и Викторией. — Я тебя спрашивал: почему ты здесь, может замуж вышла? — Нет, что вы. Слава богу, не вышла. — Ну ладно, я думаю, что ещё поговорить мы с тобой на эту тему успеем. И не раз. Где моя трудяга? — Заискивающе разглядывает замершую гостиную, ловя миг, в котором в той комнате не было ни звука, ни шороха, даже не летала пыль. — Пойдём, она на кухне. Думаю, будет очень рада твоему приезду. Дамиано проводил мужчину до двери кухни, а затем вернулся к Виктории. Ее шок постепенно исчезал, она возвращалась к привычному своему состоянию. Вот только тот бестактный, даже наглый вопрос преподавателя сбил ее с толку, даже, можно сказать, расстроил и разозлил. Виктория стояла у одинокого и тяжёлого чемодана, надув губы. Внутри груди все жгло от осознания, что она сейчас в одном доме с тем, о ком мечтала всю свою сознательную жизнь. Все чувства и эмоции смешались в одной палитре, волнуя и будоража девушку чуть ли не до потери сознания. Любовь настолько странная и загадочная штука, что способна и не на такое. Выдохнув, Виктория хотела взять и подвинуть куда-нибудь чемодан, ибо гость оставил его прямо на середине коридора, и теперь кто угодно мог удариться о него ногой, но сделать ей этого не дал подлетевший Дамиано. Подросток с лёгкостью схватил его и отнёс в гостиную, поставив к боковушке дивана. Блондинка в знак благодарности кивнула ему и слегка улыбнулась. Говорить что-либо не хотелось, язык жгло неизвестное пламя, которым ее окатили на пороге дома, когда она решила открыть дверь. — Вик? — Нежно позвал её брюнет, но девушка не желала оборачиваться. — Подожди. — Он догнал её уже на полпути в спальню, когда Виктория коснулась ручки двери и уже слегка толкнула дверь на себя. — Вы что с ним знакомы? — Я не обязана перед тобой отчитываться. Оставь меня в покое. — Попросила она настолько жалостно, что у него стоял комок в горле. — Может, хватит уже?! Да, я дурак, идиот, скотина! Как ты там ещё меня проклинаешь? Я признаю, что вёл себя неправильно, даже по-свински. Но, пожалуйста, я тебя прошу, прости меня. Я не знаю зачем это делал. То ли из-за ревности, то ли из-за какой-то своей глупости. Я не могу сказать, что не хотел этого. Потому как не делал бы. Но мне правда стыдно и жаль тебя. Ты меня слышишь? Давай поговорим? Пожалуйста. Вик. Быстро говорил он, сбиваясь с толку, вновь и вновь подбирая слова, чтобы выглядеть более убедительно, чем это оказалось в итоге. Она, кажется, не услышала ни единого его слова, поэтому в конце лишь бросила равнодушный взгляд из узенькой полоски между закрывающейся дверью и косяком. В таком взгляде с лёгкостью можно было прочитать всю ту ненависть и обиду, что таились глубоко внутри неё. И по отношению к Дамиано, и по отношению к преподавателю, который внизу на кухне, ничего не подозревая, пил чай со свежеиспечёнными тараллини. Его не интересовала испуганная и взволнованная Виктория, которую наконец оставили наедине с мыслями и дали возможность выпустить на волю все эмоции. Она опёрлась ладонями в холодный, каменный подоконник и уставилась в окно. Но весь красивый пейзаж цветущего сада, в котором пыльца пахла так сладко, что слипались ноздри, был слит в непонятное месиво и застелен пеленой слез. Одна за другой капли стекая по подбородку, падали на грудь блондинке, образовывая на ситцевом платьице в маленький цветочек неприятные мокрые круги. Они холодили и без того окоченевшую кожу, вызывая внутри девушки стадо самых настоящих, колючих мурашек, от которых ее даже передергивало. Внутри постепенно таял огромный соленый ком, больно ударяя в носовые пазухи, которые неприятно щипало. Боль, спрятанная в самом ядре этого кома медленно вытекала из него, как остывающая лава из котла. Заполняла собой каждую открывшуюся клеточку тела, мышц, крови Виктории. Надежно прорастала в них, пуская плотные корни. Осознание, что вот он – совсем рядом, наверняка, будет спать в соседней комнате, буквально за стенкой толщиной несколько сантиметров, подкрадывалось уже более уверенными шагами. Но Виктория отказывалась верить в столь ужасную и жестокую реальность. Выдыхая, стирает с мокрого лица последние капли солёной жидкости, льющейся обычно либо от счастья, либо от горя. Она не знала насколько он приехал, сколько будет жить и как будет себя вести с ней, но знала одно точно: за этот промежуток времени она точно успеет сойти с ума, причём ни раз. И это произойдёт гораздо быстрее, чем об этом узнают обитатели этого царства. Ей придётся слишком громко кричать, обливать каменные стены кровью, бить зеркала и драть волосы, чтобы он услышал, увидел и узнал какой бывает жестокая девчачья любовь, которую ей не посчастливилось познать так рано, сильно и больно. Падает в кровать как в пропасть, теряясь во времени и пространстве, закутывая себя с головы до ног любимым мягким, горячим одеялом. Воздух под ним быстро нагрелся, окутывая Викторию в горячее облако, в котором её разум быстро растаял, как сахарная вата на языке и убаюкал её в долгий, крепкий, исцеляющий сон. К вечеру в комнате было невыносимо жарко. Размыкая опухшие глаза, выныривает из-под одеяла, оказавшись по-прежнему одной в своей комнате. Только теперь в ней не было такого ослепительного света, как в тот миг, как она засыпала. Не было того приторного летнего запаха, не было боли и разочарования во всей жизни и людях. Вместо этого всего пришёл скудный мокрый запах наступающей ночи, на окна словно повесили чёрные полотна, потому что на небе не блестело ни одной звёздочки. Все стало мрачным, чёрным и бессмысленным. Не хотелось поливать внизу лимонное дерево, подвязывать тяжёлые кусты астр, не хотелось заваривать кофе в своей любимой фарфоровой кружке, которую ей подарила Марта. Хотелось лишь лежать в этой кровати и даже не шевелиться. Но требующий стакан воды организм вынудил её подняться, ступить босыми пятками на ледяные камни. Но даже банальное обувание тапочек она игнорировала, продолжая идти на кухню словно приведение. Весь дом погасил свечи, каждый закрылся в своей спальне, наплевав на весь мир и проваливаясь в мир сказочного Морфея. Своей странной аурой, которая теперь населяла её несчастную душонку, Виктория словно зацепила Дамиано и повела за собой вниз, потому что никак иначе не объяснить того факта, что подросток неожиданно проснулся и поплелся вниз, на кухню. И нет, скорее это было не по наитию, а по зову сердца, которое твердило ему, что его любимой нужна помощь, что одна она справиться не сможет. Вот она стоит у столешницы и пытается попасть носиком кувшина в стакан сквозь темноту. Получилось, но какие-то капли так или иначе были пропущены - они оказались везде: на пальчиках, стекали по внешним стенкам стакана, разошлись круглыми пятнами на платье, капали на ноги с края столешницы. Возвращает кувшин на место и быстро осушает стакан, разглядывая в окне мрачно освещенный единственным фонарем фонтан во дворе. Не придав никакого вида, что своим молчаливым присутствием Дамиано напугал Викторию до смерти, идёт в свою комнату. Но пройти незамеченной не удалось. Он без каких-либо слов хватает блондинку и прижимает к себе, крепко обнимая. Сил сопротивляться не было. Виктория лишь хило обнимает его в ответ, истошно вздыхая ему в шею. Нужны ли были здесь слова? Они друг друга прекрасно понимали и чувствовали. В этот момент, стоя полуобнаженными, сонными, уставшими в кромешной темноте. Наверное, они смогли бы простоять так вечность - совершенно обездвижено. Если бы не чьи-то шаги сзади. — Ребятки, чего не спим? — Преподаватель кутается получше в халат при виде Виктории и нежно улыбается. В его правой руке тот самый упавший утром подсвечник с толстой горящей свечей. Воск с неё капал в специальную выемку, но спешивший к подросткам мужчина дергал рукой, тем самым расплескав некое количество на пол. Марта явно будет сердиться на него за это. — Воды вышли попить. — Сухо ответила Виктория, освобождаясь из крепчайших объятий Дамиано. — Я ухожу. Всем спокойной ночи. — Вик, — заскулил Дамиано, чувствуя недостаток блондинки в своей жизни. — Дамиано, оставь девушку. Она устала и хочет спать. — Поправив очки на переносице, констатировал факт мужчина. — Без тебя вижу. Не лезь к нам больше, ясно? Я – не отец, долго терпеть тебя тут не буду. — Злобно прошипел парень прямо ему в лицо, чем обидел мужчину. Он лишь сдержанно, но печально выдохнул и потушив свечу прямо ему в лицо, оставил подсвечник на столе и ушел вслед за Викторией. Сбитый с толку и запутавшийся в самом себе Дамиано сшибает ногой этот подсвечник и вытащив из кармана тот самый коробок с папиросами, выбегает из дома в сад, чтобы вдоволь накурившись, привести нервы в порядок. Тем временем преподаватель почти догнал Викторию, хватая её в проходе в спальню за локоть. Подумав, что это Дамиано, блондинка резко развернулась и приготовила ладонь для пощечины. Но быстро сообразила, что погорячилась и спрятала ладонь за спину. Мужчина попросил разрешения войти, а она не смогла отказать. Осознание, что тот самый сейчас в её спальне, закрывает дверь, чтобы остаться с ней наедине быстро съело девушку, не дав ей ни единого шанса на выживание. Нет, она не боялась его, а в какой-то степени даже хотела этого. Но это происходит как обычно: ты ждал одно, фантазировал себе и ни раз загадывал, а наяву же случается все по-другому и нет ни одной детали, совпавшей бы с твоим глупеньким, наивно придуманным планом. Что ж, может оно и к лучшему? Виктория осторожно садится на край кровати, откинув одеяло подальше и смотрит на мужчину. Он был высоким и стройным, с широкими плечами и красивой, ровной осанкой. Его типичное итальянское лицо Виктория так часто стала видеть во снах, что и сейчас на какую-то толику секунды ей показалось, что она просто спит. Но нет, это была живая явь, в которой преподаватель уже уверенно сокращал расстояние между ними. Садится слишком близко к ней, беря в свои теплые, сильные мужские руки её хрупкую, ледяную ладошку. Медленно водит по пальчикам, растирая их и согревая, нащупывает каждый хрящик, водит подушечкой большого пальца по тыльной стороне, очерчивает линии внутри ладони, любуется ею, подносит к губам и нежно, почти приторно, целует. Щеки Виктории начали пылать огнем бесстыдства. Ей так хотелось этого ещё раз, что губы нелепо зашептали, однако звук из её горла куда-то пропал, а сквозь темноту он скорее всего просто не заметил то, как просили её губы. От собственного стыда начинает покрываться морозной коркой, чувствуя как медленно проваливается куда-то вниз. По щекам стекают слезы ровными дорожками. Она больше не хочет сдерживаться. Не хочет, да и не сможет. Воздух разрезает громкий девичий всхлип, объяснивший мужчине, что он лишь терзает её, а не успокаивает или же помогает. Обреченный вздох, и преподаватель совсем близко к ней. Почти касается бедром её бедра, не выпуская руки. — Виктория, что происходит? Ты избегала меня весь день, закрылась и не выходила с тех пор, как я приехал. Ты не рада мне? — Нет, — все, что смогла выговорить она сквозь льющиеся слезы, — я рада. Просто... вы все равно ничего не поймёте. — Скажи напрямую. Ты же всегда так поступала. Почему сейчас вдруг начала все усложнять? — Я не усложняю ничего. Просто... думаю, что вам не нужно это знать. — Виктория спешно вытянула ладонь и прижав ко второй, положила на колени. — Выйдите из моей спальни, пожалуйста. Я хочу побыть одна, мне нужно спать, а то завтра много дел. — Ты влюблена в меня... — по его интонации не было понятно: спросил он или утвердил, но прозвучало это действительно странно. Словно он только что признался в чём-то сверхъестественном, несуществующем. Как будто в него