Высматривая путь. Том II

      Александэ̀р заявился ранним утром на третий день. Кейра и сама не ожидала такой резвости от столь медлительного чародея, но, видимо, ее слова об исследованиях и небольшой рецепт эликсира, который она приложила — сделали свое дело. Появился он ровно в центре комнаты, заставляя Деру, сидящую за столом, вскрикнуть от громкого хлопка, с которым открылся портал, а Эскеля прикрыть ее своей спиной и выставить перед собой серебряный меч, который он любовно натачивал.       Чародейка выскочила из комнаты и завидев перед собой знакомое лицо, округлила глаза. Мгновенно взмахнула руками, и ее домашний наряд превратился в красивое, длинное, голубое платье с отделенными красными, расшитыми рукавами. Дере показалось, что декольте у нее стало еще глубже, оттого при каждом движении, грудь Кейры так и норовила вывалиться, но что-то магическим образом удерживало ее сокрытой. Что поражало, учитывая, ничем не стесненные движения чародейки. Взмахнув руками еще раз, она привела в порядок растрепанные волосы и, наконец, расплылась в крайне дружелюбной улыбке, от которой даже у Фредерики пошли мурашки по коже.       — Александэ̀р? Вижу, ты, как и всегда, любишь являться без предупреждения, — пролепетала она елейным голосом.       Ведьмак нехотя убрал меч, а Дера, бросив непонимающий взгляд на его смурной профиль, снова вернулась к рассматриванию спины чародея. Сам Александэ̀р представлялся Эскелю немного другим. По крайней мере то, что это щуплый, лысый и невысокий индивид с выдающейся беспардонностью, в его сознании совершенно не стыковалось с тем, кого могла бы выбрать в качестве друга или возлюбленного такая девушка, как Кейра. Он подозревал, что в ее симпатии может быть подвох или какой-то иной интерес, но чтобы вступать в связь с таким неприятным мужчиной — отнюдь. Это было слишком даже для нее.       Чародей улыбнулся, заставляя щеки Кейры вспыхнуть, а потом обернулся, рассматривая Деру и Эскеля.       — Здравствуйте, — тихонько пролепетала та и едва заметно кивнула.       Ведьмак же просто кивнул, сугубо ради приличия, и положил меч на стол. Но не слишком далеко, чтобы в случае чего можно было легко схватиться за рукоять. И если от общения с чародейками он всегда ждал подвоха, то от чародеев — враждебности, а в худшем случае — агрессии, быстро перетекающей в открытое противостояние.       — Дорогая, ты не предупреждала, что у тебя тут целая компания.       Несмотря на такую несимпатичную внешность, голос у него был глубокий и пробирал до костей.       — Это та девушка, которую я лечила, — заговорила чародейка, указав рукой на Деру. — Ну и… и ее напарник.       — Ведьмак? — фыркнул Александэ̀р и повернулся лицом к Эскелю. — Ты хоть осознаешь, сколь мало в тебе осталось человеческого? Альбумины бледных вдов изменили не только твои зрачки. Хотя… — он с нескрываемым отвращением всмотрелся в яркие, янтарные глаза. — Что ты вообще можешь осознавать… мутант.       —Ничего. Я просто ведьмак и мутант, — хмыкнул тот и осмотрел чародея с ног до головы.       Крючковатый нос, морщинистый лоб, тонкие губы и маленький шрам на гладковыбритом подбородке. Вроде бы ничего необычного, не считая явного отвращения во взгляде маленький карих глаз, словно у поросенка. А гонору-то сколько. Вот только на него Эскель уже давно перестал реагировать.       — Как любопытно.       — Я очень рада, что вы обменялись любезностями, но наши дорогие друзья как раз собирались прогуляться. Так что…       — Да, как раз собирались, — ведьмак только потянулся за мечом, чтобы спрятать его в ножны и взять с собой на всякий случай, краем глаза замечая метнувшегося к Дере чародея.       Пришлось среагировать мгновенно. Лезвие сверкнуло, а острие прижалось к тонкой шее Александэ̀ра.       — Что ты задумал? — рыкнул Эскель.       — Опусти меч, — с устрашающей спокойностью проговорила Кейра, делая шаг вперед.       Он бросил на нее злобный взгляд, нахмурился, но меч не убрал. А чародей уже бесцеремонно схватил Фредерику руками за голову, заставляя девушку ойкнуть и затаить дыхание. Ощупав лицо липкими, но холодными ладонями, он принялся большими пальцами оттягивать ее веки и всматриваться в чуть покрасневшие глазные яблоки. Затем насильно заставил открыть рот, надавив на нижнюю челюсть. Всмотрелся в темные недра и грубо запрокинул ее голову назад, заглянув в ноздри.       — Холера! Какого черта ты вытворяешь? — ведьмак уже не выдерживал и только чудом сдерживался, чтобы не разрубить в край треклятого исследователя.       Но тот неожиданно бросил на него странный, однако очень жуткий взгляд, заставляя тело мгновенно оцепенеть.       — Что у нее была за хворь? — невозмутимо обратился он к чародейке. Словно избавился всего лишь от назойливой мухи, не более.       — Инфекция. Кишечная. Все симптомы холеры, к тому же очень схожая симптоматика с Катрионой, — серьезно ответила та, метнув обеспокоенный взгляд на замершего Эскеля.       Ведьмак дернулся, но пошевелиться у него не вышло. Только медальон за пазухой скакал по груди как заведенный. Раздраженный и полный искренней злобы вздох пронесся эхом по комнате, но как ожидалось, никто не обратил на него никакого внимания. Нет, краем сознания он понимал, что этот чудаковатый чародей ничего плохого не сделает, по крайней мере в присутствии Кейры, но инстинкты всегда срабатывали безотказно, заставляя бросаться на защиту.       — Ты зафиксировала перечень средств, которыми проводила лечение? Как давно она пошла на поправку?       — Да, зафиксировала, — кивнула Кейра, скрестив на груди руки. — Дня четыре уже.       — Прекрасно… — выдохнул Александэ̀р, осмотрев перепуганную Фредерику нечитаемым взглядом и сделал шаг назад. — Могу ли я взглянуть на записи?       Он немного помедлил, затем отошел еще немного назад и только потом взмахнул рукой, позволив Эскелю снова пошевелиться. Тот первым делом бросил хмурый взгляд в сторону чародея, но поднимать меч больше не спешил. После взглянул на Деру, а когда понял, что она просто напугана, то даже чутка поуспокоился.       — Милый, что это мы сразу о делах и хворях? Давай вина выпьем, о жизни поговорим, а потом и о делах можно. Мы так давно не виделись, — Кейра тут же переменилась в лице, мазнув по воздуху рукой.       На стол перед Фредерикой с хрустом упала корзина, набитая всяким. Девушка вздрогнула и вскочила на ноги, а ведьмак сокрушенно качнул головой, подхватил корзину и кивнул Дере в сторону двери, мол нечего медлить.       — Дорогая, я думаю, что упражнения на свежем воздухе тебе пойдут на пользу. Так что давай, выложись на все сто и не забывай об энергии — не пытаться черпать, а только ощутить и освободить разум, — чародейка назидательно пригрозила указательным пальцем своей ученице, а затем ненавязчиво, но в тоже время доходчиво, кивнула на дверь.       Дважды повторять не нужно было. Травница засуетилась, зачем-то поклонилась и выскочила из хаты вслед за ведьмаком. А когда оказалась во дворе, то тут же отыскала его взглядом и широкими шагами сократила расстояние между ними.       — Кто это? — шепнула она, боясь, что чародей ее услышит.       — Хахаль Кейры и ее коллега. Дера, — он поставил корзину на траву возле пасущегося Василька и повернулся к девушке, взглянув на нее очень хмуро, — он не сделал тебе больно?         Дера отрицательно мотнула головой.       — А тебе не обидно, что он так… ну… говорил такое? — она с неловкостью заломила пальцы.       — Нет, конечно, — хохотнул ведьмак. — За почти девять десятков я уже перестал обращать внимание на такое.       — А… — она сдавленно выдохнула и замолчала.       — Что такое? — Эскель удивленно вскинул брови.       — Альбумины этих вот белых вдов…       — Бледных вдов. Это разновидность сколопендроморфов.       — Я знаю, что такое альбумины, но не уверена, что знаю, кто такие эти сколопендроморфы. Это те, кто рыл землю в Оброках? Сороконожки?       — Они самые. Так в чем дело-то?       — То есть… ну, если верить этому чародею, в тебе есть частички сороконожек?       Эскель даже не нашелся, что ответить. Он несколько раз молча открыл и закрыл рот, а затем разразился громким, заливистым смехом. Дера сразу зарделась и опустила взгляд, понимая, что, очевидно, ляпнула какую-то глупость. Ну, ей-богу, у ведьмака было две ноги, две руки, голова, шея и двадцать пальцев. Ясное дело, что этот беспардонный и хамоватый чародей мог навыдумывать всякой ерунды. А она так вот просто взяла и уши развесила.       — Говоря на чистоту, я и сам не знаю, какие там во мне есть частицы, — отсмеявшись, наконец, заговорил он.       — Скорее всего, этот негодяй просто захотел тебя задеть! — возмущенно воскликнула Дера. — Вот и наговорил чуши! Поэтому… прости, что я…       — Да черт с ним, — Эскель усмехнулся, небрежно махнув рукой.       Затем убрал упавшие на лицо волосы и перевел взгляд на коня. Осмотрел его, почесал пальцами покрытый щетиной подбородок, прикинув, что раз кроме седла и корзины он на него ничего грузить не будет, значит, Стебля можно и не беспокоить. Двоих седлать слишком долго, а убраться отсюда подальше уж больно хотелось. Пока этот мерзкий чародей, кем бы он не приходился Кейре, был здесь.       — Очень неприятный тип, — успокоившись, констатировала травница и обхватила руками предплечья.       Ведьмак улыбнулся и, подхватив с тына седло, забросил его на спину Василька.       — Поедем на одном. Так быстрее, — зачем-то объявил он.       Дера кивнула, а сама уставилась на дверь, ведущую в хату. Мерзкое чувство от липких холодных пальцев на ее лице заставляло по коже ползти стаи мурашек. Она ведь не подопытная какая-то, чтобы вот так бесцеремонно ее ощупывать. А еще у него плохо пахло изо рта. Фредерику снова передернуло. И как ее наставница вообще могла обратить внимание на такого, как этот Александэ̀р? Он ведь одна сплошная концентрация всего самого отвратительного, что может быть в человеке. Поймав себя на мысли, что у такого предпочтения Кейры могли быть более прагматические причины, травница взглянула на Эскеля, который проверял, насколько хорошо затянута подпруга. Захотелось обсудить этого пренеприятнейшего типа, но пришлось воздержаться. А то подумает еще, что она сплетница какая-то. Стало грустно от того, что рядом нет Алисьи. Подумать только, они уже столько времени не виделись. С обществом чародейки Фредерика, конечно, перестала так остро ощущать нехватку женского общества, но все равно это было не то. У них сложились хорошие отношения, но не настолько, чтобы пускаться во все тяжкие, как с дражайшей подругой. Да и с ней особо не посплетничаешь.       — Так, все готово, — наконец объявил Эскель, выдергивая травницу из раздумий. — Давай, залезай и поехали. Ты — в седле с корзиной, а я поведу коня. Как раз разомну кости.       — Как скажешь, — улыбнулась Дера и, поставив ногу в стремя, с трудом влезла в седло.       Завалилась на живот, подтянула себя руками, покрутилась и, наконец, уселась. Все-таки за эти дни, что ей приходилось обходиться без коня, она растеряла те крупицы навыков, которые успела заполучить. Тело отозвалось ноющей болью. И пусть ушибы и ссадины уже подзатянулись и перестали беспокоить, но разум услужливо напоминал о том, как больно выпадать из седла.       Эскель убедился, что девушка уселась, как полагается, вручил ей корзину, взял Василька за поводья и повел к выезду со двора. Фредерика осознала, что это первая ее поездка за столь продолжительное время. Из-за этого в груди начало разрастаться предвкушение и трепет. Конь шел медленно, махал хвостом, фырчал и глухо стучал копытами по земле, заставляя пыль подниматься в воздух. Дера принюхалась и блаженно застонала. Пахло пшеницей, а еще землей. Василек мерно покачивался под ней, ведьмак шел рядом, а ветер приятно трепал небрежно вьющиеся локоны русых волос. Что может быть лучше?       А если начистоту, то впервые за долгое время ей было так хорошо. На душе спокойно, но сердце почему-то гулко стучало в груди. Оно ей даже напомнило птицу в клетке. Только намекни, и вылетит на волю. Чувство безопасности и внутреннего комфорта заботливо обволакивало, укачивало, усыпляло бдительность. Да и о какой бдительности может идти речь, когда рядом Эскель? Вопреки тому, что он сделал в тот злополучный день, она так и не смогла испытать по отношению к нему что-то сильнее кратковременного испуга и обиды. Но и те быстро прошли и забылись. Может, чародейка подмешивала что-то эдакое в свои отвары, что они выбили все плохое из головы и сердца, а может, все дело в том, что на него просто невозможно было злиться или настолько сильно бояться. Он сделал для нее слишком много хорошего, чтобы одной нелепой оплошностью перечеркнуть все.       — Спасибо тебе. И знаешь, я так рада, что ты со мной, — пропела травница и растянула губы в смущенной улыбке.       Эскель поднял голову и взглянул на нее. Не скрыл удивления, но коротко кивнул, мол не за что. Он понимал, что Дера сейчас на эмоциях. Как минимум оттого, что впервые за неделю выбралась куда-то дальше двора, а еще местность и впрямь была очень красивой и располагающей к приятному трепету. Ко всему этому, вокруг было слишком спокойно. И осознание того, что страна все стремительней погружается в войну и разруху, притуплялось и вытеснялось из разума пением птиц, тишиной и общей благодатью. Тогда, в спешке он и не заметил этого. Но когда у тебя на руках бессознательный и больной человек, уж явно не до созерцания местных красот. А потом все закрутилось с Мурривелем. После которого пришлось долго собирать себя в кучу. В общем, сам он начал смотреть по сторонам только несколько дней назад. Но такое приподнятое настроение Деры его и самого расслабило, заставило повеселеть и отпустить тревоги.       Место особо не выбирали, потому устроились под первым попавшимся деревом на окраине поля. Вокруг росли лютики, склоняя свои яркие, желтые бутоны от дуновения ветра, а над полем то и дело кружили воробьи. Пшеница пока еще толком не проклюнулась, но эти маленькие и юркие птички подъедали вредных для колосьев насекомых.       Фредерика уселась на услужливо расстеленное покрывало, подогнув ноги под себя, и принялась копаться в корзине. Ведьмак же, привязав к седлу поводья, пустил Василька побродить по округе, а сам уселся рядом, широко раскинув согнутые в коленях ноги. Прислушался, втянул носом воздух и окончательно успокоился. Поблизости никого не было, а значит, можно даже самую малость вздремнуть.       У травницы сложилось такое впечатление, что собирала их чародейка на несколько дней. Помимо буханки хлеба, яблок, сыра и увесистого куска шпика с луком в корзине еще обнаружился кувшинчик с вином, два деревянных неглубоких стакана и мешочек со всем необходимым для практики ритуала, над которым Дера корпела в последнее время. И в свете своих «ошеломительных» успехов о том, чтобы опробовать гидромантию, она даже и не мечтала.       — Видимо, у Кейры большие планы на этого чародея, — усмехнулась девушка, принимаясь раскладывать все содержимое мешочка перед собой.       Эскель ничего не ответил. Только неоднозначно хмыкнул и засунул в рот травинку. Признаться, ему было немного не по себе. Он не знал, что сказать, не знал также, что должен сделать, чтобы все получилось так, как он планировал. Чародейка даже и словом не обмолвилась, с какого бока подойти к Фредерике, а сам ведьмак внезапно растерял все свои небогатые умения общения с молодыми и привлекательными девками. Хотя какие же это умения? Шлюхам он платил, и они все делали сами, как и полагается. Бабы деревенские обычно тоже сами подходили. Он никогда, ни к одной из них не шел первым, чтобы местные мужики не заподозрили чего и не принялись цитировать свои излюбленные слова про «от оного запаршиветь можно» и «девок от них прятать надобно, ибо охочи они до них сверх меры». Эскель уже заучил эти бредни наизусть. Хотя доля правды, конечно, в них была, но не настолько большая, чтобы с ней считаться. Потому никогда ни к кому сам не лез, а если уж сами решатся — то так и быть, он не шибко против.       А если брать в учет еще и его последние отношения, чтобы быть до конца честным, то и там он был не то чтобы большой инициатор. Он лишь как-то намекнул без задней мысли, что Трисс весьма хороша, а она быстро смекнула и первая проявила к нему интерес. Сама назначала их свидания и сама же открывала для него портал в нужное место. Ему оставалось улыбаться и ублажать.       Но что делать тут, он определенно и точно не понимал. Поглядывал, как Дера возится со своими ритуальными штуками и молчал. Внезапно вспомнил, как обсуждал баб со своими братьями-ведьмаками в стенах родной крепости. Хотя те грязные и избитые остроты, что звучали за столом, вряд ли можно было бы применить хоть частично. Да и назвать Фредерику потаскухой или слабой на передок мамзелью он не мог. И уж точно не мог схватить ее за задницу или наговорить с три короба, чтобы уж наверняка ноги раздвинула, как предлагал Ламберт. Эскель почесал в затылке и вздохнул. Никаких идей пока так и не появилось, оттого решил просто молчать, чтобы ничего не испортить, как умел. Их нынешние отношения пусть и были теплыми, но от тех, желанных, что остались в окрестностях Новиграда — далеки.       Фредерика сделала глубокий вдох, положила на согнутые колени руки ладонями вверх и прикрыла глаза. Ровно так, как учила наставница. Нужно было сделать все, как раньше: сконцентрироваться, почувствовать энергию вокруг себя, открыть разум и попытаться что-то сотворить. Ведьмак бросил на нее косой взгляд, только намереваясь забросить все свои желания вместе с не начавшимися попытками и завалиться спать, как его взгляд привлекло плечо, выглянувшее из-за сползшего ворота рубахи. Видать, плохо стянула завязки у горла. Но, судя по всему, такое внезапное обнажение ее совершенно не волновало.       Эскель осмотрел острое плечо, и окончательно решив, что была не была — потянул к нему руку. Если уж тот его порыв ему простили, то и этот, наверняка, должны. Немного помедлил, затем едва ощутимо провел кончиками пальцев по гладкой коже. Тут же почувствовал почти неуловимое покалывание и отдернул руку, обеспокоенно взглянув на Деру. Та сидела, не шевелясь, все с тем же умиротворенным выражением лица. Такого раньше ему не приходилось испытывать. Даже с Трисс. Но он так и не понял, почувствовала ли сама Фредерика что-то. И если нет, то для привлечения внимания этого явно было недостаточно. Потому пришлось ускоренно набраться достаточно смелости и, поджав губы, уже прикоснуться к плечу увереннее. Плавно огладив нежную кожу, он потянул пальцами за ворот рубахи и, вместо того чтобы бесцеремонно стянуть его, поступил с точностью наоборот — прикрыл плечо.       Фредерика лишь блаженно застонала, а внутри Эскеля все оборвалось. Он взглянул на свою руку, затем на травницу и только открыл рот, чтобы спросить, как она заговорила первой:       — Очень необычное ощущение. Твои эманации почему-то ощущаются гораздо сильнее, — она медленно шевелила губами, то и дело срываясь на шепот.       Ведьмак непонимающе осмотрел девушку, сделал глубокий вдох и бесшумно придвинулся чуть ближе, примерно на ширину ладони.       — Интересно, это связано с тем, что я сейчас медитирую? — все не унималась та.       Он поразмыслил еще немного и преодолел последнее небольшое расстояние между ними. Уперся ладонью в настил, за спиной Фредерики, чуть склонился к ней, почти касаясь носом прядей волос, затем нерешительно протянул руку. На мгновение замялся, а когда прислушался к ее размеренному дыханию, осторожно провел пальцами от острого края плеча вверх к шее. Молясь о том, что правильно расценил ее намеки, если это вообще были они.       Дера дернула уголками губ, едва заметно улыбнувшись. Признаться, она после того откровенного разговора с Кейрой о многом успела подумать. Например, о том, что Эскель, в принципе, не так уж и плох, как мужчина, а еще, что из-за своей доброты не причинит ей вреда. Также о том, что тот инцидент исчерпал себя сразу же. Просто с эмоциями и переживаниями они оба долго справлялись. Она тогда не была готова к близости здесь и сейчас, а он… скорее просто был под действием эликсиров или адреналина. С заказа ведь вернулся.       Но здесь и сейчас до боли хотелось, чтобы он сам прикасался к ней. И если тогда он так сдержанно поцеловал ее руку, когда она решила, что больше нет смысла «строить из себя невесть что», как сказала чародейка, то и близость с ним может быть такой же ненавязчивой и, в каком-то роде, целомудренной. По крайней мере она на это рассчитывала. Себе же обещала только одно — дать ему шанс, посмотреть, что он будет делать, с какими намерениями и, если хоть что-то пойдет не так — рубить все это сразу на корню. Конечно, в голове все еще трепыхалась мысль о том, что отвергнутый ведьмак может быть крайне злым и непредсказуемым, но ведь тогда, после той пощечины, он взял себя в руки, следовательно и тут, в случае чего, все должно пройти хорошо.       Так или иначе, а она видела все эти его взгляды, и то, как он ненавязчиво пытался быть рядом даже тогда, когда имел все шансы быть отвергнутым. В итоге, она дала ему свободу действий, правда не сразу заметила, как внутри нее постепенно разрастается неведанное доселе чувство. Нечто среднее между возбуждением и трепетом. Неужели так ощущаются прикосновения мужчины, которому симпатизируешь? Или это все от треклятых эманаций, которые, как назло, ощущались особенно остро? Было жутко интересно, отчего так произошло, но подумать об этом Дера решила позже, как и обсудить оное с ведьмаком или наставницей. Да что уж там греха таить, даже дворяне из ее эротических снов не вызывали в ней такого эмоционального прилива, а они были на порядок решительней и касались ее далеко не с такой осторожностью.       Вместе с тем, пальцы Эскеля добрались до ее шеи, едва ощутимо скользнули к уху и заправили за него особо мешающую прядь волос. Дера затаила дыхание, а когда он осторожно коснулся его губами, невесомо поцеловал, а следом торопливо скользнул к щеке, то ее кожа и вовсе покрылась мелкими пупырышками. Дыхание у него было горячим, а прикосновения нежными, оттого девушка, с трудом сдерживалась, чтобы не повести себя, как заправская портовая шлюха. И откуда в ней такие, в некотором роде, животные наклонности понять пока не удавалось. Внезапно касания прекратились, а из груди непроизвольно вырвался рваный стон.       Ведьмак и сам готов был стонать и даже треснуть от нахлынувшего желания. И если бы он не остановился, то уверенности в том, что все будет также невинно, не было. В добавок ко всему прочему, еще и пришлось искать позу, в которой его возбуждение будет незаметным. Мало ли, вдруг это отпугнет неопытную деву. Он заворчал, заерзал, засуетился и с трудом умостившись, наконец, замер. А через мгновение выдохнул, окончательно возвращая своему рассудку трезвость. Хвала создателям, что ведьмаков наделили способностью контролировать все физиологические процессы в организме, иначе быть беде, как пить дать. Вместе с тем, Эскель осознал, что лучше действовать постепенно и ни в коем случае не терять контроль над ситуацией. Иначе инцидент повторится, а потом уж точно все пути к расположению Фредерики будут для него закрыты навсегда. Боги, с каких это пор он стал таким понимающим и осторожным? Гарцует вокруг девки как конь какой в брачный сезон. Но, с другой стороны, он ведь отличался терпением, так что решил зайти с козырей, так сказать, — ждать удачного момента и только потом брать быка за рога.       Дера распахнула глаза, ощутив внезапный прилив сил и адреналина. Откуда он взялся и еще так неожиданно — ума не приложить, но пока есть, значит нужно пользоваться моментом. Авось в этот раз получится добиться каких-то существенных результатов. А то так и до старости мучиться можно и не дойти до чего-то в самом деле стоящего. Она торопливо отыскала в корзине нож, разложила все необходимое для ритуала и решительно резанула себе ладонь. Эскель дернулся от такого порыва и от вида стекающей по боку ладони крови. Но Фредерика, ни на что не обращая внимания, щедро намазала мандрагоровой кашицей рану и молчаливо протянула ведьмаку свечу, чтобы тот зажег ее. Он сразу смекнул, и щелкнул пальцами, поджигая искрой фитиль. Девушка тут же принялась нашептывать нужные слова.       Сейчас она была до ужасающего уверена в себе и своих силах. Даже мыслей не было о том, что что-то может не получится или пойти не так. И, как позже оказалось, была совершенно права. Воск начал испаряться и рассыпаться на светлые искры как только соприкасался с кореньем. Дера с нескрываемым ликованием всматривалась в эти, тут же исчезающие, искорки совершенно четко ощущая, как сердце бешено стучит в ушах и как все тело обрело невероятную чувствительность, словно открытая рана на ее руке. От легкого дуновения ветра она покрывалась мурашками и вздрагивала, слух четко улавливал чуть сбившееся дыхание ведьмака, а птицы над их головами подозрительно умолкли. Чувство наполняющей силы вскружило голову, заставило пуще прежнего поверить в себя и одновременно испугаться тому, что это может оказаться простым сном.       Произнеся все ровно столько раз, сколько требовал ритуал и в уме перечислив все проведенные манипуляции, Фредерика стряхнула с руки кашицу и разразилась громким победоносным воплем.       — Я смогла! Смогла! — она подняла руку над собой и с упоением всмотрелась в совершенно целую ладонь.       На ее глаза навернулись слезы, а нос громко хлюпнул.       — Я смогла… — повторила она, но уже тише.       Ее губы задрожали, а по щекам покатились крупные слезинки. Они скапливались на подбородке и капали на рубаху. Эскель ошарашенно смотрел то на плачущую девушку, то на ее руку, то на разложенное ритуальное добро. Ему и самому вмиг стало до боли радостно, правда он до конца так и не понял, от чего. Получилось даже ощутить некую гордость. Потому, он порывисто потянулся к Дере и обхватив ее руками, прижал к себе.       Девушка потерлась лицом о его волосы, оставляя на прядях слезы, а руками с силой обхватила напряженную шею. Ему понравилось то, с каким рвением она ответила взаимностью на его объятья, а еще ему показалось, что ее волосы вновь начали пахнуть жимолостью. Всего лишь на короткое мгновение, но сейчас и того было достаточно. И он готов был сжать ее еще сильнее, если бы Дера не трепыхнулась в его руках. Пришлось ослабить хватку, но отпускать травницу он не спешил. Она чуть отстранилась и все еще обнимая его, сцепила пальцы рук, на затылке, в замок.       — Я смогла, — с улыбкой выдохнула она, а взгляд ее, тем временем, пробежался по нарочито спокойному лицу ведьмака.       — Я другого от тебя не ожидал, — честно признался он и увидел как на девичьих губах исчезла улыбка.       На мгновение он подумал, что снова ляпнул что-то не то и готов был уже найти десяток оправданий, лишь бы окончательно не испортить такой момент, но Дера внезапно поддалась вперед и прижалась губами к краю его верхней губы. Как раз туда, где ее уродовал шрам. Чуть отстранилась, прикрыла глаза и опалив дыханием губы, осторожно накрыла их своими. Эскель замер, а пальцы на талии Фредерики дрогнули и сжались на плотной ткани рубахи. Он не спешил отвечать на поцелуй, решая дать ей проявить себя, а еще убедиться, что это не ошибочный порыв, а настоящее желание. И только потом, когда сомнений совсем не останется, принимать какие-то действия. А когда Дера осторожно прихватила губами его нижнюю губу и издавая тихое причмокивание отстранилась, ведьмак понял, что пиши пропало.       Он резко дернулся в ее сторону, но в голове, как назло, всплывало воспоминание о том утре. Понимая, что к совершению подобной ошибки осталось всего ничего, ведьмак рвано выдохнул и попытался отстраниться, но травница ему не позволила. Она чуть склонила голову, загадочно улыбнулась, внимательно рассматривая его приоткрытые пухлые губы, и не теряя времени, снова увлекла их в поцелуй. Эскель придерживал ее за талию, второй рукой зарылся в длинные спутанные пряди, зачем-то пытаясь сосредоточиться хоть на одной мысли, но, холера, они мелькали слишком стремительно. А затем он услышал, как его дыхание сделалось рваным и шумным, различил тихие, несмелые постанывания Деры, и окончательно решился на следующий шаг.       — Боги… — выдохнула она, когда его губы скользнули по ее подбородку и коснулись шеи.       Он целовал ее неторопливо, смакуя каждый момент их близости. И пока удавалось сдерживать себя, держа разум относительно трезвым, он готов был касаться ее нежно, с трепетом. Пусть и мысль о том, что кроме него этого еще никто не делал, слегка дурманила голову.       Она сжимала дрожащими пальцами его волосы, громко и сбивчиво дышала, а ее прикрытые глаза говорили о том, что он все делал правильно. Радуясь тому, что так ловко подгадал момент и умудрился ничего не испортить, он склонился чуть ниже, проскользнув губами по шее к выглядывающей, из-под ворота рубахи, ключице.       В этот момент Дера и вовсе сорвалась на глухой стон. Ее сводило с ума все: его прикосновения, жесткость прядей его волос, дыхание, даже его терпкий запах и холодящий, влажную от поцелуев кожу, ветер. Она не понимала, как ей удается быть такой расслабленной и одновременно напряженной, чувствительной. И этот диссонанс неслабо так интриговал. Ведь подобного ей еще не удавалось испытать.       Эскель провел пальцами по ее плечам и осмелев окончательно, немного стянул широкий ворот рубахи, затем еще ниже и еще. Фредерика вздрогнула, когда ощутила, как ее собственные волосы коснулись обнаженной спины, а грудь, которая только чудом была частично скрыта тканью, — влажные от поцелуев губы. Она закусила нижнюю губу и заныла, чувствуя колоссальную потребность в желанных прикосновениях ведьмачьих рук, но что-то заставило ее встрепенуться и резко взять себя в руки. В следующее мгновение она легонько и ненавязчиво уперлась руками в предплечья Эскеля, заставляя его остановиться. Он поднял на нее затуманенный взгляд, облизнул влажные губы и расфокусировано взглянул в глаза. Нет, он не нашел там испуга или злости, скорее волнение и легкую пелену возбуждения.       — Прости… я не готова, — выдохнула она и провела пальцами по его щеке. — Не сейчас…       Он молча смотрел на то, как шевелились ее губы, но до конца не осознал, что произошло. И послужил ли он сам причиной отказа — тоже пока не понимал. Фредерика будто прочитала в его взгляде это странное замешательство. Провела тыльной стороной пальцев по его лицу, обвела шрам, коснулась губ, с осторожностью ощупав, и, в следующее мгновение, оставила на них кроткий поцелуй.       — Мы вернемся к этому, — шепнула она, обхватив руками его щеки и проникновенно заглянув в глаза. — Позже…       Она заметила, как разгладилась морщинка, залегшая между его бровей и почувствовала, как руки бережно вернули ее рубаху на место. Из груди вырвался облегченный вздох, а губы тут же потянулись за новым поцелуем. Эскель тоже подался вперед. Склонил голову немного в бок и принялся коротко, но часто целовать Деру, совершенно беззаботно и ничуть не требовательно. Она улыбалась, смотрела на него из-под опущенных ресниц и с нескрываемой нежностью отвечала.       Нет, Фредерика определенно и точно еще не была готова к столь интимной близости. Сначала она проверит истинность его чувств, а только потом будет нырять в омут с головой. И пусть этот омут был до боли соблазнительным и желанным. Не зря ведь столько лет оберегала свою невинность. Хотя, признаться, никто особо и не покушался. К тому же, лучше подготовиться, как и предлагала ей наставница. Во всяком случае, в таких делах не доверять ее словам смысла нет.