Кованые ворота выступили навстречу из тумана. В тишине закаркали вороны, словно предсказывая будущие события. За границей, позади ограды, вырисовывались нечеткие силуэты раскидистых вязов, тисов и дубов. От входа шла широкая дорога, вымощенная брусчаткой. По бокам блестела заиндевелая трава. Ночь была морозная и тихая.
Я засомневалась, что верно выбрала направление — кто-кто, а Драко вряд ли поймет меня. Тем более в такое время. Но попытка — не пытка.
Моя рука лишь прикоснулась к ограждению, как в тот же миг передо мной материализовался домашний эльф. Сверху на хилое тельце наброшена короткая курточка с мехом, а ноги босые. Наверно, греет эльфийская магия. Ну или сознание того, что он лишь раб.
— Мисс Паркинсон, добро пожаловать. Господин ожидает вас в своей спальне.
И вытянул тоненькую руку, за которую ухватиться — все равно, что грех на душу взять.
Что ни говори, а к эльфам я отношусь двояко — они, как правило, не внушают уважения и потому почти всегда вызывают презрение, но в то же время их жалко. Как жалко бродячих собак. Хотя эльфам, все же лучше живется, ведь они относительно сыты, одеты и у них есть крыша над головой, что не скажешь о бездомных животных.
Я с опаской обхватываю его запястье и через мгновенье переношусь в спальню Малфоя.
Эльф тут же испаряется.
Драко восседает в кресле, обитым парчой, его руки покоятся на позолоченных подлокотниках, в глазах неприкрытая насмешка. Он такой, каким всегда был, таким и останется. Все старается подражать Люциусу. Мне его даже жаль.
Эту комнату я знаю наизусть. Раньше меня довольно часто приглашали погостить у Малфоев. Иногда даже Драко, ощущавший особо сильно рамки, в которые ставило его положение, предлагал пошептаться в спальне или тихо караулить семейных призраков в коридоре.
Вот что мне нравится в Др... Малфое, так это особый консерватизм или, правильнее сказать, материализм. Привязанность к неодушевленным вещам. Любой другой мог бы поменять комнату в этом огромном поместье, переехать в более просторную или более роскошную. Хотя все здесь утопает в одинаковой беспримерной роскоши.
Но Малфой так и остался в этой спальне. Мне знаком этот письменный стол, на котором остался след от брошенного Люциусом в сына пресс-папье. Там же темнеют пятна от невыводимых чернил, купленных в "Ужастиках умников Уизли".
Что помнит зеленый ковер, повидавший на своем веку многое? А магическое зеркало?
Помню, балуемся мы с Драко перед зеркалом, а оно нам: "Никогда тебе не избавиться от веснушек, а тебе — от родинок". И мы в слезы.
Тогда ни я, ни Драко не имели близких отношений ни с Блейзом, ни тем более с Ноттом. Ну, Крэбб и Гойл всегда терлись рядом, с первого курса. Но они не дружили с ним почти с младенчества.
Широкая кровать, на которой могли уместиться, кажется, пять человек. В шутку Малфой заявлял, что не может на ней уснуть, пока рядом с ним нет свиты. Свиту ему обещал отец, когда Драко поступит в Хогвартс. Впрочем, и он сам должен подобрать себе достойных приближенных.
Когда я нахожусь так рядом с ним, меня не только одолевают противоречивые чувства и мысли, еще хочется сбежать, стереть, вернуться во времени назад и не приходить сюда. Прошлого изменить нельзя, попробуем обратить ситуацию в свою пользу.
— Привет, Драко.
— Ну здравствуй. Не позднее ли ты время выбрала для визитов? Сейчас... — кивает головой на каминные часы, — два часа ночи. Или два часа нового дня.
— Ты давно виделся с Блейзом? — атакую я. Другого оружия у меня нет, придется пользоваться лучшим из худшего — неожиданностью.
— С Блейзом, говоришь? Где-то пару недель назад. А что? Он твой должник? Или... любовник?
Меня встряхивает от гнева и шока.
— Ха-ха. Смешно. Оценила. Ладно... Ты его вроде бы хорошо знаешь? Он мог бы что-нибудь утаить от меня?
От смеха он прищуривается и дергает верхней губой. Оттого его и прозвали хорьком: в раздражении Малфой скалит зубы, обнажает буквально до десен.
— Блейз — человек прямой. Первый сплетник Хогвартса. С чего бы ему что-то скрывать? Может, он и не прост, как кнат, однако, утаивание не в его характере.
— Скажу откровенно: вчера я почувствовала себя нехорошо после чаепития с Забини. И это навело меня на мысль, что, возможно, он подлил мне какое-то зелье. Вчерашний вечер я помню урывками — я на какое-то время потеряла сознание.
Возникла пауза, отнюдь не неловкая. Он прикрыл припухшие веки, рот искривился в жестокую гримасу. Его лицо не выглядит отдохнувшим, наоборот, вызывает опасения за его здоровье. Хорошо ли он спит? Все же слишком много свалилось на его плечи. Родители живут во Франции, Драко только тут. Не уверена, что он часто их навещает. И пусть Малфой еще не лорд официально, на деле же он выполняет все обязанности главы рода.
— Я могу проверить, какие зелья могут еще находиться в твоем организме, если ты дашь мне кровь на анализ. Кстати, Забини владеет легилименцией, я сам его научил. Пожалуй, надо восстановить твою память. Это займет пару часов.
— И ты вот так согласишься?
Малфой презрительно улыбается и фыркает.
— Вот только не надо подозревать меня в извлечении выгоды из любого положения. Достаточно того, что падешь ниц и скажешь: "Благодарю тебя, Драко Малфой!"
— Хорошо.
Драко на минуту замешкался и растерялся. Но почти сразу пришел в себя.
Через три часа мы... точнее, он выяснил, что Блейз использовал легилименцию, что подтвердили мои воспоминания, немного смазанные обмороком.
* * *
Забини впервые не нашел, что ответить на мое появление у двери его квартиры и лишь хватал воздух ртом, беспомощно вращая круглыми от паники глазами.
— Ну что, Блейз, ты расскажешь все сам или мне придется применить силу? А?
Он судорожно вздохнул и пригласил:
— Заходи.
В доме, кроме него, жили три мага и одна волшебница. Магический квартал населяла прежде всего молодежь, которая стремилась к независимости и свободе, те, кто еще не обзавелся семьей и сопутствующими ей обязанностями.
Квартира состояла из трех комнат, в одну из которых мы и зашли. Маленькая гостиная, еще необставленная мебелью, но камин уже появился, чтобы в дальнейшем можно было приглашать сюда друзей и родственников.
— Ты хочешь узнать, зачем я это сделал? Я... мне не оставалось ничего, кроме... родители...
— Говори яснее. И при чем здесь родители?
Мы продолжали разговаривать стоя, я пыталась поймать его ускользавший взгляд, он помог мне в этом. Приподнял поникшую, было, голову, лицо выражало собой вину и сожаление.
— Наши родители втайне от тебя пришли к согласию о нашей свадьбе и попросили меня разузнать, как ты к этому отнесешься. Так неловко было молчать, но и спросить я не мог... Не то чтобы я был согласен, но и не особо против. Репутация гуляки и вертопраха мне совсем не нравится, да и мы с тобой ладим, давно знакомы... Я решил проверить и использовал легимиленцию, предварительно добавив Сонное зелье в твою чашку.
— Это подло. Неужели нельзя было спросить в шутку? Мы бы посмеялись, а потом уточнил, что ты абсолютно серьезен. Ну или...
— Есть еще кое-что. Я не осмеливался узнать, встречаешься ли ты с кем-то или испытываешь чувства. И такие предметы разговора мы с тобой не обсуждаем, кроме известного факта о твоей влюбленности в Драко, но и об этом, кажется, в последний раз говорили на шестом курсе.
Я вцепляюсь руками в волосы и подергиваю их, провожу сухой ладонью по лицу, как будто снимая какую-то пелену.
— Ну ты хотя бы не влюблен в меня?
— Нет, что ты!
— Слава Мерлину!
Расстаемся мы неудобно и испытываем при этом смешанные эмоции.
* * *
Этой ночью полнолуние. Звезды выкатились на небосклон и ярко засияли, насмешливо подмигивая ночным прохожим. Кругом раздавались шорохи, за каждой тенью мерещился то ли хищный преследователь, то ли обыкновенный куст, за который уцепилась нахохлившаяся сова.
Полумна встретила меня у ворот моего дома и мы вместе отправились к конюшням моего отца.
Лошади с детства привлекали своим умом, статью и красотой. За ними требовался особый уход, что обеспечивал нам берейтор и трое его помощников.
Луна помогала ориентироваться и вскоре мы добрались до стойл. В конюшне пахло потом, сеном и навозом. В темноте кони фыркали и ржали, реагируя на наше появление.
Я выбрала для себя спокойную Мэри, старую кобылу, неторопливую и немного седую, Полумне приглянулась робкая молодая Делия. Делия единственная в табуне, родилась белоснежной, а моя лошадь была вороная.
Я показала Лавгуд, как затянуть подпругу седла и правильно встать в стремя, натянуть повод. Она быстро научилась, только садилась в седло чересчур резко, неловко цепляясь за луку. Для первого раза неплохо.
Помощник берейтора, Дилан, открыл створки ворот конюшни и провел лошадей до лужайки. Попрощался и вернулся к своей работе.
Лошади мирно шли шагом, не забывая украдкой щипать траву.
В седле чувствуешь приятный покой и глубокое спокойствие. В глазах Лавгуд я вижу отражение моих ощущений.
— Как прошел день? — выразила участие Полумна. Она приноровилась к плавным перекатам спины Делии, чуть приподнялась в седле и выпрямилась.
— Совсем неплохо. Хотя необычно, — и я почему-то поведала ей сокращенную версию событий сегодняшнего дня. Отреагировала она флегматично и по-философски.
— Все к лучшему. Быть может он и найдет наконец идеал женщины и перестанет томиться о большем.
— Если бы. Я была бы очень рада за него. Его мятежная душа еще доставит мне беспокойства.
— Успокойся и прекрати волноваться. Он взрослый человек и сам может отвечать за свои поступки. Видимо стоит отпустить его? Позволить самому выбирать без подсказки со стороны.
Я рассеяно кивала в ответ на эти слова. Так привыкла опекать Забини, что и подумать не могу о том, что когда-то все изменится. Он найдет себе любящую супругу и будет отвечать ей взаимностью. Как же я стану одинока!
Полумна словно уловила мои страхи. Будто они написаны у меня на лице.
— Каждый из нас по-своему одинок, верно? — у нее на лице были написаны бесконечное знание боли и предательства, грусти и одиночества.
— Но... можно грустить вместе?
В этот момент я остро переживаю, что она решит. Мне очень страшно и только безудержная решимость подталкивает на это.
Лошади остановились в очередной раз, их морды чуть соприкасаются. Выхватывают друг у друга жесткую траву, звучно пережевывая.
Полумна подается вперед, обхватывает рукой мою шею, и, будто что-то прочитав у меня на лице, впивается жестким поцелуем в губы, раздвигая их языком, завоевывая и подчиняя.
Я застенчиво провожу языком в ответ, слегка посасывая ее нижнюю губу, и несмело целую. Она склоняется ниже, скользя по моему подбородку губами, и принимается ласкать мою шею, посылая восхитительную дрожь по телу.
Возвращаемся обратно, когда навстречу нам смешит уже волнующийся берейтор и сердитый отец.
Интересно, губы не опухли?
