***
Собрались все за обеденным столом не к обеду, а ближе к вечеру. Разожгли камин и, понемногу потягивая выпивку, грелись в ожидании Геральта. Лишь чародейка стояла поближе к огню, навалившись плечом на каменную стойку. Она перебирала тонкими пальцами по деревянному стакану и с неподдельным интересом рассматривала растворяющиеся в воздухе искры, которые срывались с языков пламени. Иногда ловила на себе косые взгляды Ламберта, но старалась внимания этому не придавать. Не сейчас. Несколько часов назад Фредерике стало чуть лучше, и она даже пришла в себя. Немного и почти бессвязно поговорила с ведьмаком и чародейкой, а после выпила отвар из двустрела и снова уснула, но уже не таким тревожным сном. Кейра тогда вздохнула с облегчением. Пока не было конкретного плана, ей не хотелось, чтобы Дера слишком открывала рот. Геральт появился в комнате незаметно и практически бесшумно. Заметивший его Ламберт молча выставил на стол пустой стакан и щедро плеснул туда самогон, не преминув расплескать его по всему столу. Кейра поморщилась, а Геральт благодарно кивнул и сбросил на пол у входа связку с зайцами. Весемир удовлетворенно улыбнулся. Охота прошла на славу, а значит, к ужину можно соорудить похлебку. Беловолосый опрокинул в себя полный стакан и с грохотом опустил его на стол. Ламберт усмехнулся, перекатывая во рту ягоду жимолости, а затем взглянул исподлобья на Весемира: — Нахрена, собственно говоря, ты нас тут собрал, а, старик? Старый ведьмак вздохнул и выложил на стол конверт с письмом от графини, затем сложил руки на столе, навалившись на них. — У нас тут вырисовывается очень непростая проблема. Посему считаю нужным выслушать госпожу чародейку и посветить ее в некоторые обстоятельства. Ламберт раздраженно цокнул языком, а Эскель опустил взгляд, хмурясь и кривясь. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая завыванием ветра где-то под потолком и потрескиванием очага, у которого грелась Кейра. Легко оттолкнувшись от каменной стойки, она обошла массивный деревянный стол и, не выпуская из рук стакан с остатками самогона, внимательно осмотрела всех присутствующих. Особенно задержала свой взгляд на письме, которое едва выглядывало из разорванного конверта. Вскинула голову и нарочито деловито откинула за плечо длинную светлую прядь. — Что ж, — негромко начала она без расшаркиваний, — раз все уже готовы к обсуждению, думаю, стоит начать с главного: дальнейшая судьба Фредерики де Бейль, законной наследницы короля Радовида. В свете последних событий, связанных с досточтимой графиней, считаю нашим долгом поспособствовать восхождению на трон вашей милой и неопытной гостьи. — С какой стати нас вообще должно это волновать? — тут же подал голос Ламберт, не упуская случая снова приложиться к своему стакану. — Обогреем ее, вылечим, пусть перезимует и идет на все четыре стороны. Наш долг перед ней будет закрыт. — Эскель хмурился, а младший ведьмак продолжал: — К тому же ведьмаки не лезут в политику. В отличие от вас… чародеек, мать их. — Если лично ты способствовать не будешь, нам будет только лучше, — фыркнула Кейра и, взглянув на самодовольное лицо Ламберта, поднесла стакан к губам, делая внушительный глоток. Поморщилась, но кашель сдержала. — В действительности нас это может волновать, мальчик мой, — заговорил Весемир, пресекая тем самым очередную попытку собрата съязвить. — Письмо графини очень многое меняет, и мы не можем пустить это все на самотек. Зимой ей вряд ли захочется предпринимать что-то. Холод сделает свое дело, но как только сойдут снега, в крепости станет небезопасно. — Твою ж… тут всегда было небезопасно, — рыкнул ведьмак и залпом осушил стакан. Геральт продолжал молчать и больше слушать, так же как и Эскель, который изредка исподлобья поглядывал на присутствующих и прикладывался к своему стакану. — Можно мне? — осторожно спросила чародейка и после короткого кивка отставила стакан и взялась за письмо, даже не обратив внимание на то, как рассматривал ее пальцы Ламберт, когда они почти невесомо развернули пергамент и заскользили по его шершавой поверхности. Ее губы беззвучно шевелились, а зеленые глаза с внимательностью цеплялись взглядом за каждую аккуратно выведенную букву. Она хмурилась и едва слышно чертыхалась, но продолжала читать. — Вижу, аппетиты у графини растут, — наконец заключила Кейра, ловко сложив письмо пополам. — И каковы ваши мысли? — Она смотрела исключительно на Весемира, словно ничье больше мнение ее не волнует и про «вас» она упомянула лишь для приличия. — Видится мне, что наши мысли схожи с твоими, госпожа чародейка, — без обиняков ответил старый ведьмак и усмехнулся. — Думаю, это было бы хорошим решением. Одной стрелой двух зайцев, — кивнула Кейра, едва сдерживая улыбку. Все шло, как она хотела, и не меньше. А значит, скоро можно будет распрощаться с треклятым захолустьем, треклятой крепостью и сменить соломенный матрас на мягкие шкуры. — В свете войны и так удачно сложившихся обстоятельств с Хенсельтом, который непринужденно отошел в мир иной и не оставил наследников, Радовиду нужен будет родственник на каэдвенском троне, — продолжала она, а голос ее то и дело срывался от нахлынувших эмоций, — поэтому посадить Фредерику туда будет проще простого. Достаточно одного лишь письма, написанного ее же рукой. А после обязательно приставить к ней опытного наставника, которому можно доверять, и тогда вас оставят в покое, а может, и начнут покровительствовать. Думаю, что небольшие вложения вам не повредят. Исходя из, — она неопределенно махнула рукой, — из всего, что тут происходит. — Ах да, хоромы недостойны досточтимой чародейки, — буркнул под нос Ламберт, на что даже Эскель с Геральтом усмехнулись, обменявшись короткими взглядами. Затем обратился уже к собрату: — Ну ты видел, как все уже распланировала, а? — Вынужден признать, что ты права. Это неплохой выход из сложившейся ситуации, — кивнул Весемир, не обращая никакого внимания на комментарии собратьев. — Именно так. Это выгодно всем нам. — Кроме Деры, — наконец вмешался Эскель, а когда все взгляды устремились на него, то невольно повел плечами и прокашлялся в кулак, словно это вырвалось у него непроизвольно. — Мы уже обсуждали это, когда были в Ард Каррайге, и она не горела желанием сесть на трон. — Ее желания быстро меняются. К тому же, боюсь, она не в том положении, чтобы выбирать, — хмуро ответила Кейра. К счастью, Весемир был не так категоричен. Покачав головой, он скрестил на груди руки и едва откинулся назад. — Ее нынешнее видение ситуации тоже должно быть учтено, иначе ничего не выйдет. Она молода и порывиста, да. Все мы такими были, но действовать в обход мы не будем. Мы не сможем и не должны применять к ней силу. Или другие методы. Кейра едва сдержала раздраженный стон, Ламберт с Геральтом переглянулись, а Эскель удивленно вскинул брови. Он надеялся, но и подумать не мог, что старик Весемир в самом деле встанет на его сторону. Точнее, на сторону его и Фредерики. Конечно, ни о каком насилии не могло быть и речи! И это было очевидным для всех, кроме, пожалуй, чародейки. — Чье мнение еще должно быть учтено? — не выдержала она. — Может быть, его?! — Она некрасиво ткнула пальцем в захмелевшего Ламберта, на что тот вмиг нахмурился. — Или спросим каждую кобылу в стойле? Или, может быть, эту замухрышку, которая увязалась за молодой госпожой? — Ты погляди, как мы заговорили. — Ламберт не выдержал и сплюнул на пол, заметно теряя самообладание. К тому же самогон совсем не способствовал контролю над собой. Кейра с отвращением скривилась. — И его тоже, — кивнул Весемир, продолжая сохранять спокойствие. — Может, и Геральту есть что сказать? — Отчего же нет? Есть. Я думаю, нам стоит обождать, пока молодая наследница восстановится, и обсудить это еще раз, но в ее присутствии. Без ругани и споров. Потому как дальше рассуждать о планах не имеет смысла. Наверняка ей есть что сказать о нынешней ситуации, — ответил ведьмак так, словно это было что-то очевидное, но к чему они никак не могли прийти. — Вот и решено, — заключил Весемир и, упираясь руками в стол, поднялся. — А теперь надо бы заканчивать. — Зараза, — вздохнула чародейка. — Я пойду к себе, я устала от всего этого фарса. — Небрежно бросив письмо на стол, она развернулась и двинулась в сторону лестницы, яростно стуча каблуками по каменному полу. Ведьмаки переглянулись, на что Геральт лишь пожал плечами и хмыкнул в стакан: — Женщины. Пока не устроишь все так как, она того хочет — не успокоится. — Уж больно много она хочет. Надо бы приструнить, — внезапно сказал Ламберт, поднимаясь следом за Весемиром. — Звучит как вызов, — усмехнулся Геральт. — Придержи коней, брат. Третьей чародейке в твоем тесном кругу не место. — А с чего ты взял, что Кейра не входит в мой круг? — Ой, да пошел ты! — фыркнул младший ведьмак и торопливо обошел стол. Его слабо покачнуло от внезапно ударившего в голову самогона, но он быстро справился с собой. Выпрямился, пригладил волосы и решительно направился вслед за чародейкой. — Как дети… — вздохнул Весемир.***
Кейра с грохотом захлопнула дверь и разразилась отборной бранью. Еще бы кинуть что-нибудь в стену, чтобы звякнуло так громко и разлетелось на мелкие кусочки. Тогда наверняка ей станет легче. Она даже присмотрела подходящую миску, но стук в дверь сбил весь настрой. В надежде, что не увидит хмурого Эскеля с множеством претензий, она распахнула дверь и столкнулась нос к носу с младшим ведьмаком. Щедрое амбре самогона ударило в лицо, заставив попятиться. Инстинктивно дернувшись, она попыталась закрыть дверь, но у Ламберта были другие планы. Твердой рукой он придержал дверь и бесцеремонно протиснулся внутрь. — Что, не рады гостям, госпожа чародейка? — хмыкнул он, по-свойски обходя комнату. — Я не настроена сейчас на беседы, — с грустью взглянув на открытую дверь, Кейра вздохнула, понимая, что выгнать непрошеного гостя теперь так просто не выйдет, и осторожно толкнула ее, плотно закрыв. — Ты никогда не настроена на беседы. — Сейчас в особенности, — сделав акцент на первом слове, чародейка скрестила на груди руки и демонстративно выставила ногу. — Зачем ты пришел? Что тебе нужно? Ведьмак усмехнулся и провел ладонью по лицу, словно бы приглаживая усы, которых нет. Кейра глаз с него не спускала, а он все продолжал прогулку по комнате, с интересом заглядывая в каждый угол. Ничего не говорил, а просто ходил туда-сюда, лишь бросая короткие взгляды из-за плеча. Наконец, когда чародейке надоело это хождение вокруг да около, она устало прикрыла глаза и вздохнула, уперев руки в бока: — Слушай, я… — Смотрю, ягоды пришлись по душе, — внезапно перебил ее Ламберт, остановившись у тумбы, на которой лежал пустой мешочек и три синие округлые ягоды жимолости. — Что? — Жимолость. — Он повернулся к ней и коротко кивнул в сторону тумбы. Кейра глупо хлопнула ресницами, словно не до конца понимая его слова, а затем коротко кивнула, что-то едва слышно проворчав в ответ. Что на это ответить, она даже и не представляла. Поблагодарить? Но она уже говорила ему слова благодарности, когда в ее руки лег увесистый мешочек, от которого пахло морозом и лесом. Где-то между «болван» и «я тебе не сельская девка». Чего греха таить, ягоды в самом деле оказались ей по душе: кисло-сладкие, с легким привкусом зеленого яблока и даже малины. Тогда, может быть, стоило поблагодарить ведьмака еще раз? Хотя, если это поспособствует тому, что он оставит на сегодня ее в покое, то она готова сказать в довесок еще парочку теплых слов. — Спасибо, — едва слышно прошептала она. Да, раньше приходилось благодарить за ожерелья из драгоценных камней, броши, инкрустированные россыпью рубинов, за шелка, которые привозили особенно щедрые ухажеры из странствий, а еще дорогое вино из лучших виноделен Туссента. У придворной чародейки были свои преимущества. Особенно, когда она хороша собой и влиятельна. А сейчас ее радует горсть немытых ягод. Подумать только, как низко она опустилась в своих требованиях. — Слышал уже, — заметил Ламберт и поставил руки в бока, как чародейка, разводя края куртки. Кейра тут же заметила его оценивающий взгляд и инстинктивно потянулась к высокому вороту платья, прикрывая рукой грудь. Разговор шел необычно и тяжело. Она заметила это сразу. Более того, ей было непонятно, куда пропало желание язвить и выставить нахального гостя за дверь. Вместо этого появился необычный интерес. Словно перед ней стоит бокал с изысканным вином, которое она никогда в жизни не пробовала. И его терпкий аромат так манил и в то же время настораживал. Будто она боялась, что содержимое бокала может оказаться обыкновенным кислым пойлом. И все равно его неимоверно хотелось пригубить, чтобы окончательно для себя все решить. Она в задумчивости поджала губы, а ее взгляд скользнул по широким крепким плечам, задержавшись на распахнутом вороте кожаной куртки, из-под которого, даже в таком приглушенном свете, отчетливо виднелись крепкая шея и ямочка, словно приглашающая взглянуть чуть ниже. Однако она справилась с внезапным и неизвестно откуда взявшимся наваждением и приподняла голову, тут же столкнувшись с ведьмачьими глазами. Они, ярко поблескивая в полутьме, изучали ее с не меньшим интересом. С разницей лишь в том, что позволяли себе гораздо больше. Молчание откровенно затянулось, и Ламберт неожиданно для чародейки распахнул куртку и достал из внутреннего кармана маленькую плоскую бутылочку с мутным содержимым. — Я знаю, что тебе нужно, — с ухмылкой заявил он. — Отравиться? — Выпить. Чародейка дернула уголками губ, едва заметно улыбнувшись, а затем двинулась к громадному сундуку, до которого ведьмак каким-то образом не добрался. — У меня есть кое-что получше твоего дрянного пойла. Она и сама не поняла, откуда в ней проснулось столько щедрости, ведь эту бутылку она берегла уже давно для особого случая. Например, восхождение Деры на трон, переезд в замок Ард Каррайга, окончание скитаний и возврат к привычной роскоши. Отголосок ее прошлой, прекрасной жизни — Коте-де-Блессюр из плантации Помероль. Когда заветная бутылка оказалась в руках, а взгляд скользнул по ведьмаку, который уже приложился к своей «заначке» и некрасиво вытер стекающие по подбородку капли, Кейра подумала, что такое роскошное вино не стоит откупоривать прямо сейчас. В самом деле, разве этот болван способен оценить его тонкий вкус и прочувствовать, как раскрывается на кончике языка невообразимый букет? — Дай-ка сюда. Додумать чародейка не успела, потому как бутылка ловко было выдернута из ее рук и одним движением подброшена и повернута вокруг своей оси. В этот момент ее сердце пропустило удар. — Ты что вытворяешь! — воскликнула она, бросившись забирать драгоценное вино. — Разобьешь! — Успокойся, — самодовольно улыбнулся Ламберт, отмахнувшись. — Я мастерски умею управляться только с тремя вещами в этом мире, — он даже не поленился загнуть пальцы, — бабы, пойло и мечи. — Боги… — сокрушенно вздохнула Кейра. Перспектива открывалась перед ней неоднозначная, но она зачем-то решила дать ей шанс. Крохотный, так, чтобы удостовериться в ее безнадежности окончательно. Однако вечер пошел совсем не так, как она предполагала. Говорить об усталости и злости не хотелось. Как и жаловаться на несправедливость жизни. Хотелось пить вино, обмениваться редкими фразами и наслаждаться покоем. Когда горло и желудок согрели несколько глотков вина, скептицизму уже не осталось места. Вкус в самом деле был великолепен, пусть и по виду Ламберта этого нельзя было сказать. Он пил его словно какой-то перебродивший виноградный сок, который зачерпнул из грязной бочки, а не настоящее произведение винодельческого искусства. Грубо прикладываясь к горлышку и некрасиво причмокивая каждый раз. Спустя глоток чародейка осознала, что ее совсем не волнуют его едкие комментарии, и полное отсутствие манер уже не ощущалось так остро. Следующий глоток заставил ее щеки порозоветь. С еще одним в теле разлилось приятное тепло, а последний заставил откинуться чуть назад и расстегнуть несколько верхних пуговиц на горловине платья. Бутылка была практически опустошена. И все потому, что Ламберт совсем не умел смаковать. Почему-то эта мысль позабавила чародейку, вырвав из груди короткий смешок. Ведьмак тут же искоса взглянул на нее и улыбнулся. За неимением других подходящих поверхностей они устроились на кровати, а бутылка расположилась на табурете, на котором еще недавно сидела сама Кейра, когда бинтовала искалеченное лицо Фредерики. Ведьмак находился на достаточном расстоянии, чтобы чародейка чувствовала себя комфортно, и, казалось, даже не рассматривал ее. Он упирался предплечьями в разведенные колени и старался все больше молчать. Лишь изредка позволяя себе поругать «мерзкую кислятину», которую тем не менее с жадностью заливал в себя. Это удивляло и одновременно смущало Кейру. Она полулежала и беззастенчиво скользила взглядом по его крепким рукам, скрытым за рукавами куртки, ссутулившейся спине и длинному острому носу с выраженной горбинкой и отказывалась понимать, что с ней происходит. Было что-то в его лице, что нравилось ей, пусть и признаваться в подобном для нее было почти невыносимо. Сродни тому, чтобы открыть миру постыдную тайну в надежде, что он поймет и не уничтожит. Возможно, все дело в мужественном профиле, а может, и в обаянии, которое неведомым образом сочеталось с яркой язвительностью и плохо скрываемым непростым характером. Может быть, всему виной то, что Кейре всегда нравились «сложные» мужчины. Не такие приземленные как Эскель, предсказуемые до скукоты. Не такие ветреные как Геральт, умеющие найти нужные слова для любого случая и любого девичьего сердца. А может быть, все дело было в вине. Облизнув пухлые губы, ощущая на них терпкий вкус вина, Кейра не сразу заметила, что теперь и ведьмак рассматривает ее с таким же интересом, как и она его. — Странная ты баба, — внезапно заключил он и отвернулся, взглянув теперь на догорающие поленья в камине. Огонь в нем выплясывал так, словно его поддерживала какая-то неведомая сила. Наверняка без магии не обошлось. — Мне считать это комплиментом? — хмыкнула Кейра и, оттолкнувшись от кровати, села. — Нет, — Ламберт мотнул головой, — это факт. Не похожа ты на чародейку, хоть убей. — Что, недостаточно хороша? — улыбнулась та, неосознанно потянувшись к своим волосам и пригладив золотистые пряди. Он взглянул на нее нечитаемым взглядом, искоса и даже малость устрашающе, заставив нахмуриться и сжать в тонких пальцах плотную юбку платья. Еще мгновение, и она была готова обрушить на его голову какое-то замысловатое, но очень действенное проклятье скажи он что-то не то. Сомневаться, что он это скажет, не приходилось. Почему-то оказалось, что гораздо проще смотреть на ведьмака как на самого раздражающего человека во всем мире, нежели с ужасающей частотой отыскивать в нем привлекательные черты. — Наоборот, — наконец заговорил он. — Хороша. Но по-другому, не так как остальные. У Кейры перехватило дыхание, а в груди все сжалось в болезненном спазме. Он сказал это так просто, без толики насмешки и характерной язвительности, что на мгновение ей показалось, что этого и не было вовсе. Должно быть, во всем виноваты вино и тот самогон, который она пригубила ранее. — Безумно хороша, — повторил ведьмак, все так же смотря на нее искоса, через плечо. — Не скажу, что повидал много чародеек. Куда же мне до Геральта, он в этом деле мастак. Но нет в тебе этой лощеной красоты, понимаешь? Вылизанных до идеала волос, натянутой, как на заднице у младенца, кожи и вот этого сучьего блеска в глазах. Даже простушка Трисс та еще стерва. Пусть и мастерски играет роль порядочной девочки. А ты такая, какая ты есть: вредная, хитрая манипуляторша с удивительными, добрыми глазами. Понимаешь? Ты словно пытаешься выжить, а не настроить весь мир против себя. — Ты меня совсем не знаешь, а говорит в тебе бутылка твоего вонючего самогона и вино, — ее голос предательски дрожал, но она держалась изо всех сил, чтобы не выдать обескураженность неожиданной откровенностью ведьмака. Он ничего не ответил, только бросил на нее еще один взгляд, неопределенно хмыкнул, а затем потянулся к вину, с разочарованием обнаружив, что бутылка уже опустела. — К тому же, — продолжала Кейра, стискивая в пальцах ткань платья, пока не появился характерный хруст, — все чародейки исправляют свою внешность. Одни увлекаются этим процессом в попытках довести себя до идеала, а некоторые более сдержаны. Но все мы перекраиваем себя в той или иной степени. — Я не дурак, дорогуша, — усмехнулся ведьмак. — Знаю я, как вы обмазываетесь, чтобы скрыть свои несовершенства. Того требует ремесло, вот только взгляд свой от меня ты не замажешь и не перекроешь. И доброту в глазах тебе не скрыть никакими средствами. Может, неопытная еще и не ссучилась как полагается. Может, избавиться от этого хочешь, да никак не выходит. — Холера, — фыркнула Кейра. — Любите вы, ведьмаки, в душу лезть, как я погляжу. Хлебом не корми, дай ручища свои запустить и все испортить! — А было что портить? — удивился Ламберт. Чародейка осеклась, неожиданно для самой себя побагровела и удивленно захлопала ресницами, беззвучно смыкая и размыкая губы. — Вот оно что, — ведьмак некрасиво растянул губы в ухмылке. — Ну, я-то не против конечно. Оприходовать чародейку мне еще не случалось, но я постараюсь не сплоховать. — Держи себя в руках, — небрежно фыркнула девушка. — А тебе нравятся те, кто держит себя в руках? Сомневаюсь. Она не поняла, как ведьмак оказался так близко к ней, и безуспешно выставила руку перед собой. Та тут же уперлась в твердую грудь, а пальцы заскрипели на кожаной куртке. Ламберт опустил взгляд на бледную и такую маленькую руку, заметил, как подрагивают ее пальцы, но останавливаться не собирался. Вместо этого он придвинулся еще ближе, однако сопротивление не ослабевало. — Еще одно движение, и, клянусь, я превращу тебя в жабу. Хотелось, чтобы голос звучал твердо и уверенно, но он, как назло, сбивался из-за участившегося дыхания. Кейра с трудом проглотила подкативший к горлу ком и нахмурилась. — Жабу? А я и не подозревал что у тебя такие необычные вкусы, — понизив голос, ответил Ламберт, и от его тембра чародейку пробила мелкая дрожь. Ее рука сжалась на вороте куртки, а взгляд метнулся к растянутым в неприятной ухмылке пухлым губам. И было в них что-то до боли манящее, что хотелось рассматривать с наслаждением, скользя взглядом по контуру. Кейра не осознала, как смягчился ее взгляд, а рука уже не так отчаянно упиралась в ведьмачью грудь. Все ее внимание было приковано к вздернутому уголку губ и жесткой щетине, спускающейся на подбородок и шею. Она не заметила, как он придвинулся еще ближе, настолько, что теплое дыхание обдало ее лицо, заставив приоткрыть губы и непроизвольно потянуться к нему. Внезапно Ламберт ловко скользнул рукой в ее волосы, на мгновение замешкался, удивившись их мягкости, и осторожно сжал, едва наклонив ее голову вбок. Губы Кейры схватили вместо ожидаемого поцелуя лишь воздух, а ее уха коснулся мягкий шепот. Тело вмиг прошибла дрожь. Рука с груди переместилась на шею Ламберта, и пальцы сжались на затылке. — Я слышу, как быстро бьется твое сердце и как часто ты дышишь. Словно загнанная охотником лань. Только не прекращай сопротивляться. Ярость и мольба в твоих прекрасных глазах так возбуждают. Кейра судорожно выпустила из груди воздух и, прикрыв глаза, поджала в нетерпении губы. Она и хотела бы сопротивляться, биться и бороться до конца, но это было выше ее сил. Тело, так давно не чувствующее мужских рук, изнывало и просило ласки. Она старалась сдерживать его, но получалось с большим трудом. Ведьмака ведь не обманешь. Его обостренные чувства открывали все ее скрытые желания, и это невообразимым образом возбуждало чародейку. Она сдавленно вздохнула, попыталась взять себя в руки и схватилась за ворот ведьмачьей куртки, из последних сил стараясь оттянуть его от себя. И у нее почти получилось или, скорее, ведьмак позволил ей это сделать. — Я тебе не лань, — сбивчиво прошептала она, рассматривая Ламберта. Он хищно улыбнулся, вызывающе хмыкнув. Его взгляд был затуманен, и он с трудом фокусировался то на ее губах, то на кончике носа, дыша часто, поверхностно. Внезапно она ощутила, как поползла вверх юбка ее платья, а оголенной кожи ног коснулась прохлада и вместе с тем необычайное тепло. Оно ползло к колену, добираясь до бедра, но Кейра неожиданно бодро дернулась. Попытка согнуть ногу и оттолкнуть ею Ламберта была пресечена сразу же. На тонкой лодыжке сомкнулись пальцы, и она была грубо отброшена в сторону. Еще одно уверенное движение — и комната вокруг закрутилась. Через миг перед глазами застыл потолок с деревянными балками. Чародейка ощутила даже сквозь плотную ткань платья, как спины коснулось колючее одеяло, а затылок уперся в мягкую подушку. Попытка сопротивления была вялой, но внезапно захотелось попробовать еще. К тому же ведьмак удачно отстранился, встав на колени по центру кровати. А когда рука Кейры наткнулась на вторую подушку, ее словно осенило. Идея была неожиданной и, как показалось чародейке, очень забавной. — Мерзкий мужлан! — выкрикнула она и, схватив подушку, что было сил замахнулась ею и бросила в Ламберта. Пока тот отвлекся, чародейка толкнула его ногой и, перевернувшись на живот, попыталась встать с кровати. Особого эффекта это не возымело, ведь крепкие руки выверенным движением перехватили ее, развернули так легко, словно она ничего не весила, и прижали к твердому матрасу с такой силой, что вышибли из легких весь воздух. Кейра слабо пискнула, прижавшись щекой к колючему одеялу, не понимая, то ли расстроена произошедшим, то ли предвкушает дальнейшее развитие. Волосы, разметавшись во все стороны, засыпали ей лицо и мешали рассмотреть Ламберта. Неожиданно для самой себя из-за этого она почти растеряла весь настрой и слабо дернулась, как вдруг ощутила горячее дыхание у щеки и тяжесть, которая с новой силой беспощадно вдавила ее в матрас. — Так мне нравится гораздо больше, — хрипло зашептал ведьмак и шумно втянул носом воздух. Блаженный стон сорвался с его губ: — Черт возьми, как же ты пахнешь. Кейра и сама готова была стонать и как можно громче. Она ощущала себя добычей в лапах хищника, но страха совсем не было. Скорее власть и сила, которые невероятно будоражили. Это было ново для нее, ведь кто бы мог подумать, что это может вызывать в ней такие странные чувства. А когда они плавно спустились откуда-то из груди к низу живота, собираясь там в мягкий тягучий клубок, она поняла, что не хочет, чтобы это все прекращалось. Сопротивляться не было сил и желания. Хотелось быть послушной в умелых руках и получить долгожданное вознаграждение. Рука, разместившаяся между ней и матрасом, грубо и вместе с тем решительно заставила ее поднять бедра и сильнее вжаться щекой в одеяло. Шорох платья укрывшего выгнутую спину и частично лицо, прохлада, касающаяся кожи, и грубое прикосновение горячей ладони к бедру сорвали с губ чародейки сдавленный стон. — Холера, — рыкнул Ламберт, увидев перед собой нагие, округлые, светлые ягодицы. — Какой вид. Он бесцеремонно раздвинул своим коленом ноги девушки пошире и, сжав ладонями крутые бедра, большими пальцами огладил ягодицы. Чародейка лежала послушно, лишь комкая в пальцах края несчастного одеяла, чувствуя, как от грубых, но соблазнительных ласк ее естество непроизвольно содрогается. Это была настоящая пытка: сладкая, но лишенная изящества. Она не понимала, что говорил ей ведьмак, только улавливала остатками незамутненного сознания шорох куртки, хруст шнурков и лязганье ремней. А когда ощутила, как его горячие жесткие пальцы ощупывают ее влажное лоно, громко всхлипнула, сжавшись в комок. В следующий миг он просто взял ее сзади: быстро, нетерпеливо, грубо. Кейра содрогнулась, а с губ сорвался протяжный стон. Ламберт не давал ей и шанса привыкнуть и освоиться, а лишь ускорил темп, размашисто двигая бедрами. Он впивался пальцами в ее разведенные бедра, не без удовольствия замечая, как на гладкой светлой коже расцветают алые отметины. Пожар наслаждения, что разгорался все сильнее с каждым мгновением, плавил Кейру изнутри. Она собирала его по крупицам из грубых прикосновений и яростных толчков. Ощущала его отголоски в сдавленном рыке и сопении, доносившимся до ее слуха. Концентрировала внутри себя. Там, где их тела соприкасались, вырывая из груди бесстыдные стоны. Забыв обо всем, чародейка застонала громко и надрывно, пряча лицо в скомканном одеяле. Оно кололо ей кожу, растирало до красноты, но ее это не заботило. — Тише, тише, не вертись, — донесся до нее мягкий голос. Он сильнее перехватил ее бедра, не позволяя больше беспорядочно вилять ими. Ему не хотелось сбить темп, а она ничего не могла с собой поделать. Ее тело больше не подчинялось ей. Вдруг Кейра вспомнила, что никто еще не брал ее так властно сзади. Александэр был суетлив, нетерпеливо возился, дергался словно в горячке, невнятно вопил и жалко стонал. Остальные были излишне нежны и предсказуемы. Ни в ком из них не было такой одержимости, они не доставляли обжигающее наслаждение, не доводили до исступления. С ведьмаком все было иначе: не было мягкой возни, его движения были сильными, грубыми, но вместе с тем плавными. Это сводило ее с ума. Здесь и сейчас ей невыносимо хотелось выглядеть непристойно, быть обузданной и покоренной. Его горячие руки крепко удерживали ее за бедра полностью лишая свободы. Направляли, задавали нужный темп и с силой, до боли впивались в нежную кожу. Вмиг сознание чародейки поплыло, и тело пробила мелкая дрожь, которая тут же передалась ведьмаку. Он надавил ей на поясницу, заставляя прогнуться еще сильнее, практически до боли, а затем запутал пальцы в светлых длинных прядях, вжимая хрупкое тело в кровать. Еще одного движения было достаточно, чтобы Кейра окончательно потеряла над собой контроль. Единственная нить разума сгорела, высвобождая из ее груди протяжный стон облегчения. Все ее тело содрогалось от мягких спазмов ритмично и сильно, что крепкие руки едва могли удержать ее. Следующим сдался Ламберт. Он резко остановился, усиливая хватку. Отметины на упругих бедрах уже багровели, а у него, кажется, перед глазами все поплыло. Твердая плоть, пульсируя, изливалась внутрь теплого лона, и в груди разрасталось приятное, ни с чем несравнимое наслаждение. Глубокого вдоха хватило, чтобы немного взять себя в руки и одним выверенным движением опрокинуть чародейку на спину. Ее тело было все еще расслабленно, и она не сопротивлялась. Светлые пряди разметались по темному одеялу, словно змеи путаясь между собой. А когда Ламберт поймал ее взгляд, то понял, что пропал. Глаза чародейки были невообразимого зеленого цвета, напоминающего ему свежую зелень, пробившуюся по весне. Кейра облизнула пересохшие губы и, едва шевеля ими, попыталась что-то сказать, вот только получился лишь неразборчивый тихий шепот. Она протянула руку к лицу Ламберта и дрожащими пальцами провела по покрытой темной щетиной щеке, спустилась к губам, обводя мягкий контур, и не сумела сдержать улыбку, когда эти самые губы нежно и почти невесомо оставили на ее пальцах поцелуй. Затем еще один и еще. — Это было не так плохо, как я ожидала, — наконец совладав с собой, пролепетала она. Ведьмак усмехнулся и, отстранившись, перекатился на спину, устраиваясь рядом. Кейра глубоко вздохнула, чувствуя, как нега постепенно отступает и на ее место приходит слабая пульсирующая боль. Решив, что лежать не время, она неторопливо поднялась с кровати. Расстегнула платье, с трудом выбравшись из него, и, беззастенчиво крутя бедрами, нагая, двинулась вглубь комнаты. Туда, где догорали свечи на небольшом столике. Ламберт приподнялся на локтях, рассматривая хрупкую фигуру чародейки. Его взгляд тут же упал на алые отметины на ее бедрах, словно ее пытали раскаленной кочергой, и самодовольно хмыкнул. Кейра же страдальчески вздохнула, крутясь перед огромным покосившимся зеркалом в дальнем углу комнаты. — Кошмар, я словно какая-то портовая девка, — фыркнула она, осторожно поглаживая свои бедра. — По-моему, тебе идет, — закинув ногу на ногу, ответил Ламберт, так и не встав с разворошенной постели. — Пытаешься острить? — Нет, — нахмурился ведьмак. — Я серьезно. Тебе идет. — Думаю, тебе это просто льстит. Ничем непримечательный ведьмак провел ночь с прекрасной чародейкой. Что ж, согласна, это польстило бы любому, — с нескрываемой насмешкой ответила чародейка, сосредоточено осматривая многочисленные склянки на столике. — Где же она у меня была… Ламберт громко фыркнул, подтянул полуспущенные штаны, стягивая веревки на ширинке, и демонстративно завалился на смятую подушку, тут же сложив под головой руки. — Лучше бы мычала и стонала, — буркнул он. Кейра негромко рассмеялась. Такая реакция ведьмака ее изрядно позабавила, не меньше чем его уязвленное самолюбие. — Всему свое время, — ответила она и выудила из плотного ряда флакончиков тот самый, который так долго искала. Пробка тихо чпокнула, и по комнате разнесся цветочно-травяной аромат арники и лаванды. Ведьмак громко чихнул и шмыгнул носом, а чародейка вздрогнула и отвлеклась от методичного втирания снадобья в кожу. Бросив на него короткий взгляд, она тут же отвернулась и засмотрелась на маленький флакончик в руках. Его бока отливали теплым золотом, точно так же, как и ведьмачьи глаза. Тот его взгляд она, кажется, не забудет никогда: растерянный и полный нежности. Он смотрел на нее как на что-то хрупкое и невероятно ценное, хотя несколько мгновений назад был груб и властен. Она находила это сочетание восхитительным. Никто еще не смотрел на нее так, как он. Даже во взгляде Александэра читалось слепое обожание. Он просто любовался ее красотой — не более, а Ламберт каким-то чудным образом умудрился заглянуть глубже. Оголить ее, раскрыть как книгу, чтобы увидеть каждую страницу и совсем не смотреть на обложку. Поджав губы, чародейка тихо вздохнула. Возможно, ведьмак и был невыносимым болваном и хамом, но он умел найти подход к женщине. Словно понимал, что нужно сделать, когда и как. Вот только плещущееся тепло в его глазах вряд ли можно растолковать как-то иначе или сбросить все на остатки возбуждения. Тогда, всего лишь на мгновение, ей показалось, что в тепле она узрела что-то еще кроме похоти. Возможно, это была любовь, а возможно, ей всего лишь показалось? Мало ли что подкинет одурманенное сознание. Решив подумать об этом позже и закончив с растиранием, чародейка повернулась к кровати. Она только собралась выставить Ламберта за дверь и подготовила ряд весомых аргументов, как вдруг услышала негромкое сопение. Тихо, едва ступая по каменному полу, она подошла поближе и, наклонившись, взглянула на ведьмака, всматриваясь в его умиротворенное лицо. — Уснул. Вот так просто, — обреченно вздохнула чародейка. С грустью осмотрев свободный край кровати и кусок одеяла, который не был придавлен ведьмаком, она обиженно поджала губы. Разрываясь между желанием сбросить ко всем чертям нахального гостя с кровати, тут же выставив за дверь, и желанием устроиться у него под боком, греясь как у печи всю ночь, Кейра, к огромному стыду для самой себя, выбрала второе.