Жил однажды на свете Дьявол. По морям-океанам он плавал. А меня никогда не видел, О тебе никогда не слышал.
Когда, получив на ночной охоте смертельные раны, к сонму небожителей присоединился Саньду Шэншоу, мир совершенствующихся был не на шутку взбудоражен. В конце концов, конечно, все сошлись на том, что своё вознесение резкий, жёсткий и жестокосердый глава Цзян выкупил добровольно взятой на себя ролью охотника на отклонившихся от праведного пути заклинательства, да на том и успокоились. А то ну в самом-то деле, если такие люди, как Цзян Ваньинь, не постеснявшийся убить собственного шисюна и, по слухам, запытывающий людей до смерти на протяжении многих лет, возносятся на небеса, то что дальше? Старейшина Илин станет богом милосердия и справедливости? Здесь, наверху, всё было совсем иначе, и, иногда Цзян Чену казалось даже, что он действительно близок к сумасшествию. Ему всё время казалось, будто он не на своём месте. Будто чего-то ему не хватает. Будто бы он хуже, чем все вокруг него. Молва нарекла Саньду Шэншоу Повелителем Грома: строгим надсмотрщиком с плетью в руках, который покарает любого, отступившего от праведного пути. Цзян Чен бы посмеялся над тем, что из всей его жизни ограниченные людские умы запомнили только это, но отчего-то было горько. Горше стало только когда он вдруг поймал себя на мысли, что теперь отчасти понимает, как тяжело когда-то пришлось Вей Усяню: вечное пугало, чьим именем необразованные крестьяне стращают детишек по ночам. Так глупо вышло, вслед за своим покойным шисюном Цзян Чен и сам стал таким же пугалом — даже в божественных статуях его было больше демонического, чем у любого другого небожителя. Как знать, стал бы он терпеть всё это или нет, если бы не возможность защитить Цзинь Лина, продляя ему жизнь. Мальчишке не очень нравилось относиться к Средним Небесам, но для перехода в Верхние ему пока не доставало сил. Ничего, Цзян Чен готов был терпеть вечное ощущение бытия в чужой шкуре, но подарить мальчику бесконечный запас времени для самосовершенствования.***
Принял Дьявол мое обличье, Не найдешь и пяти отличий, Он упал пред тобой на колени, Целовал холодные руки.
Ни простые люди, ни Небожители не видели ничего странного в той безотчетной антипатии, которую Саньду Шеншоу и Повелитель Земли испытывали друг к другу. Сы Янь слишком сильно напоминал Цзян Чену Вей Усяня. Своими чёрными одеждами, своей изобретательностью и отчасти своим родом деятельности. Даже именем своим он слишком на него походил*. А уж когда в народном сознании Повелитель Земли не иначе как из-за своего имени начал переплетаться с костями, погребальными ритуалами и загробным миром, тем самым постепенно перемешиваясь и сливаясь с образом Старейшины Илин, боль в груди Цзян Чена лишь усилилась, приводя к вспышкам практически беспочвенной ярости. — Прошу Саньду Шеншоу извинить моё нечаянное сходство, причиняющее ему неудобство, — отвечал на это Сы Янь, низко кланяясь. Он всегда пытался со всеми находиться если не в дружбе, то в нейтралитете, что невероятно бесило. «Извините», «Простите», «Я не хотел», — Сы Янь всегда просил об этом таким тоном, какой никогда бы не стал использовать Вей Усянь, но больной разум Цзян Чена всё равно подменял одного человека другим, и хотелось заорать в ответ: «Ты считаешь, что я могу простить тебя за всё, что ты натворил?!». Вторым небожителем, которого Цзян Ваньинь недолюбливал за сходство с Вей Усянем, был Ци Ин. Когда произошёл тот некрасивый инцидент между Инь Юем и Цюань Ичженем, Цзян Чен вдруг будто увидел безобразно исполненную карикатуру на себя и Вей Усяня. Талантливый, необычайно талантливый и добрый сердцем бывший побродяжка Ци Ин во всем превзошёл своего господина, который дал ему всё, и тот не смог вынести этого. Подарил своему шиди проклятый артефакт, заставил убивать, а потом и вовсе воскликнул: «Почему бы тебе просто не умереть? Умри, сделай милость!». Цзян Чен мог понять Инь Юя: всё-таки это действительно очень тяжело всё время жить в тени человека, который, как ты знаешь, если бы не твоя помощь, никогда не выбрался бы из грязи, в которой родился. Он понимал, каково это — в сердцах пожелать человеку смерти, а потом сожалеть об этом. А проклятый артефакт… Отчего-то вдруг вспомнилось, что это он сам просил Вей Ина придумать что-то новое, что-то, что могло бы помочь им победить скорее. «Если бы у нас был ещё один заклинатель, способный управлять армиями мертвецов, мы могли бы просто зажать их в клещи!». И Вей Ин покорно пошёл, нырнул в гниющую, воняющую мертвечиной воду подземного озера, в котором разлагалась Сюань-У, чтобы достать согнутый дугой проклятый меч и выковать из него Стигийскую Печать. Он ведь сам его просил об этом. Сам. Сам. Но все же, чтобы бы не говорили люди, во что бы не верили Небожители, Цзян Ваньинь никогда не желал смерти своему шисюну. У него вряд ли бы когда-нибудь хватило душевных сил, чтобы всерьез пытаться его убить. В тот день на Луаньцзан Цзян Чен просто вырвался вперёд, разбрасывая ходячие трупы в стороны Цзыдянем, чтобы успеть подняться на вершину как раз в тот момент, когда Вей Усянь сумел сломать печать и толпы мертвецов рванули к нему, раздирая на части. Цзян Чен, кажется, даже зачем-то пытался его спасти, прорваться к нему, сквозь бурлящую мешанину гниющих тел, но всё было бесполезно. От Вей Усяня, когда-то лучшего ученика ордена Юньмен Цзян, весёлого парня и, несмотря ни на что, самого замечательного старшего брата, какого Цзян Чен мог только желать, не осталось даже кусочка ткани, который можно было захоронить. Уцелела лишь его чёрная, источающая тёмную ци флейта. Вей Усянь вечно дарил всего себя людям, не боялся идти против общественного мнения, был опасным мечтателем, сумасшедшим дураком. Вознесшись, Цзян Чен понял, что именно так выглядели истинные небожители. Цзян Чен был эгоистичен, предпочитая не высовываться, но при этом где Цзыдянем, где подачками прогибать людей вокруг себя. Вознесшись, Цзян Чен нашёл подобного себе лишь в лице Ши Уду.***
Не найдешь тех широт на картах, Где пропал я с верной командой. Где мне взять имя ветра, который Возвращает странников к дому?
Цзян Чен был одним из тех, кто отправился осматривать бывшее убежище Черноводного Демона, после сообщения Се Ляня о кончине Повелителя Воды. Се Лянь описал это просто как «чьи-то останки, лежащие на чёрном алтаре, должно быть, настоящего Повелителя Земли», так что Цзян Чен не был готов найти своего ненавидимо-дорогого шисюна. Выхватывая куски ужасной картины, он просто замер, в ужасе уставившись на лежащий перед ним скелет в выцветшим за прошедшие века пурпурном ханьфу, не слыша обеспокоенно зовущего его Цзинь Лина и не реагируя ни на что другое. Вей Ин лежал, кажется, перенесённый с места своего упокоения прямо вместе с куском земли. Переломанные в нескольких местах кости связанных верёвкой рук торчали хищными осколками сквозь остатки посеревшей от времени плоти. Ноги тоже явно прижизненно были сломаны, и, судя по положению тела, Вей Усянь даже пытался встать или ползти, но ему не хватило сил. Кожа с черепа частично слезла, обнажая сломанную скулу и выбитые зубы, а остатки когда-то таких красивых волос походили теперь на неопрятно скатавшийся ком засохших водорослей. Если бы не пояс, вышитый руками Цзян Яньли, Цзян Чен ни за что бы не узнал в этой истерзанной, иссохшей мумии Вей Усяня. Тошнота подкатила к горлу, и, не выдержав больше этого ужаса, Цзян Чен развернулся и практически побежал к выходу. За потрясением от страшной правды, за всеми разбирательствами и волнениями, Цзян Чен даже сразу не задался вопросом, чем тогда был Вей Усянь во времена Аннигиляции Солнца, если он умер, когда Вэни сбросили его тело на Луаньцзан. К счастью, об этом сразу же задумался Цзинь Лин. — Если вы говорите, что после того момента, как Вей Усянь умер, он ещё какое-то время жил среди живых, при этом не используя светлую ци и отказываясь пройти очищение от тьмы, то можно предположить лишь одно. Вей Усянь умер, но, не сумев по какой-то причине вознестись, стал демоном, умышленно или по незнанию скрыв от вас этот факт. В это время Хэ Сюань с его согласия или же без оного занял на Небесах его место, назвавшись выдуманным именем и получив титул Повелителя Земли, при этом используя для своих целей останки Вей Усяня. — Но, Владыка, если так, то как тогда мог Вей Усянь умереть ещё раз при осаде горы Луаньцзан? — Цзян Чен всегда чувствовал себя маленьким и недостойным, когда видел Цзюнь У, но сейчас, от его снисходительного, будто обращённого к несмышлёному ребёнку, взгляда ему стало совсем неприятно. — Очевидно, что он не мог, — кивнул спокойно Цзюнь У. — Демоны не умирают, пока не разрушено то, что держит их на земле. У демонов-людей этим чем-то чаще всего являются смертные останки, а они сейчас, насколько мне известно, лежат в вашем дворце, Саньду Шэншоу. — Тогда где же он? — практически прорычал Цзян Чен, забывая на секунду и о боязливом почтении к Небесному Императору, и всех ссорах, стоящих между ним и Вей Усянем. В голове билось только детское: «Куда он ушёл? Почему он меня бросил? Он же обещал всегда быть рядом, обещал ведь, обещал!». — Это уже вам знать лучше. Отправляйтесь и поищите, — не реагируя на непочтительность Цзян Ваньиня ответил Цзюнь У, равнодушным жестом показывая, что аудиенция окончена.***
Цзян Чен листал старую кожаную папку из секретного архива ордена Ланьлин Цзинь. Вей Ин, он же Вей Усянь, он же Старейшина Илин Достиг Бессмертия путём неких запретных техник, вследствие чего его умерщвление оказалось невозможным… Далее шли подробные описания попыток этого самого умерщвления: от утопления до расчленения, от вмораживания в кусок льда до попыток заживо сварить в кипящем масле. Почувствовав, как кровавая пелена застилает глаза, Цзян Чен молча перелистнул сразу двадцать страниц, попадая в следующий раздел. День допроса 37. О способах получения бессмертия объект умалчивает. Оказывать содействие в восстановлении Стигийской Тигриной Печати по-прежнему отказывается. На сотрудничество не идёт. Согласно полученным ранее указаниям, со следующего дня переходим к пыткам по методу линчи. Смежив веки, Саньду Шэншоу осторожно отложил папку в сторону. Вены у него на руках вздулись. Строчки прыгали перед глазами. В связи с попыткой господина Мо выкрасть объект, а также на основании преступлений Цзинь Гуаньяо по приказу Верховного Заклинателя Не Хуайсана объект передан в ведение ордена Цинхе Не.Только стоит ли, право, вернуться, Только стоит ли мне воскреснуть, Если вместо меня живет Дьявол, Мои песни поет тебе Дьявол?