«Нет, не любовь жестока,
А мы.
Любовь не игра,
Ее превращаем в игру
Мы сами.»
Sway — Dean Martin 23:48 На площади окончательно стемнело, и улицы Рима наполнились светом жёлтых фонарей. Близится ночь, и город уже погружается в атмосферу спокойствия. Больше не слышно напряженного гула, звона колоколов. Куда-то испарилось всеобщее желание успеть везде и вовремя, некоторая анархия повсюду исчезла. В ночном городе можно укрыться… раствориться… спрятаться от чьих-либо глаз… Огни загораются то в одном, то в другом окне, и улицы Рима почти окончательно становятся безлюдными. Только одна пара нарушает тишину Вечного города стуком своих каблуков. Ты и он. Словно призраки в темном одеянии спускаетесь по дорожке, обложенной древним камнем. Твоя ладонь давно утонула в его руке. Снова пытаешься вспомнить, как так вышло. Последние минуты появляются перед твоими глазами, словно кадры со старой фотоплёнки. — Сбежим отсюда? — А ты заставь меня убежать с тобой. После такого вызова он уверенно, но мягко взял тебя за руку и повёл за собой по направлению к выходу. Вы бежали по лестнице, как подростки, которые что-то натворили и не хотят, чтобы их заметили. С того момента он ни разу не выпустил твою руку, и даже сейчас держит ее довольно крепко, от чего тебе кажется, что он никогда большее ее не отпустит. Словно ты то, что он так долго искал и теперь так боится потерять. Ты растопила его сердце, которое так долго не испытывало этой наивной детской любви. А он для тебя — безудержный вихрь эмоций, залетевший в маленькое приоткрытое окно; ветхий план по завоеванию твоего крохотного сердца. И кажется, что нет ничего прекраснее и красивее этой тишины между вами. Луна выросла лишь до половины, но она уверенно скользит по ясному небу, усеянному звёздами. — Так странно, я ходил по этим улицам ещё ребёнком. На этих же улицах мы впервые с ребятами выступали, сейчас я гуляю по ним с тобой, и кажется, что тут пройдёт вся моя оставшаяся жизнь. — Хорошо это или плохо? — спрашиваешь у итальянца. — Не знаю, наверное хорошо. Я люблю Рим и ценю его за то, каким человеком он меня сделал. Ты можешь путешествовать, посещать другие страны и знакомиться с другой культурой. Но ты никогда не сможешь прочувствовать её так, как чувствуют те, кто родился в этой стране. Люди в Италии живут совсем с другим отношением к жизни, тут ею наслаждаются. Знаешь выражение «dolce vita»? — Конечно, это были первые слова, которым я научилась по приезде в Италию. — «Сладкая жизнь». Тут она действительно такая, хотя многие попробуют убедить тебя в обратном. Может, в один день я и перееду отсюда, но не думаю, что какой-то другой город сможет заменить Рим. Бесконечность огней заполняет темноту. Здесь и горящие неоновым светом названия различных магазинов и кафе, россыпи гирлянд на деревьях, пестрящие витрины… — Ты хочешь есть? — спрашивает у тебя Дамиано. — Тут за углом есть пиццерия, где делают ту самую итальянскую пиццу. — Звучит заманчиво, готова даже составить тебе компанию. Вы подходите к обещанному кафе, которое оказалось меньше, чем ты представляла. Это больше похоже на маленький уютный уголок с пиццей, о котором знают только местные жители. — Я подожду тебя на улице, — обращаешься к твоему спутнику. Он, ничего не отвечая, исчезает за стенами заведения. Стоишь под навесом пиццерии, наблюдая перед собой уходящую вдаль итальянскую улочку, подсвеченную слабым светом ночных фонарей. Пускаешь ладонь в свою маленькую сумку и нащупываешь телефон, о котором вовсе позабыла. Не успевает экран загореться, как ты уже чувствуешь ту тонну пропущенных вызовов и сообщений, которые на тебя мигом обрушатся. Грэйс: «Софи, вы ещё на мероприятии? Как я могу вас найти?» Марго: «Да чёрт возьми, Софи, что с твоим телефоном? Как увидишь это сообщение, сразу же позвони Грэйс, она обыскалась тебя» Мэри: «Я знаю, ты с ним. Надеюсь, на тебе твоё лучшее бельё.» Последнее сообщение застает тебя врасплох, словно выстрел в сознание, из-за чего ты немедленно выключаешь телефон. Тебе не хочется кому-то звонить и оправдываться за своё отсутствие. Если ситуация зайдёт слишком далеко, тебя увидят на камерах наблюдения, выходящую из здания под руку со всеми известным итальянцем, и тогда всё для всех встанет на свои места. А пока тебе лишь хочется абстрагироваться от этой душной аристократии и провести время, наслаждаясь его присутствием. Я обманула его, я обманула себя. Я скучала. Из открытого окна пиццерии до тебя доносятся знакомые ноты самой известной итальянской песни. Felicità — тут и без автора можно обойтись. Стереотипнее песню для этого вечера не придумаешь. Дамиано выходит вместе с невысоким пожилым мужчиной, одетым в фартук и рабочую одежду. Он помогает твоему кавалеру нести два стакана кофе, в то время как у второго в руках две коробки, вмещающие в себя по куску пиццы. — Добрый вечер, синьорина, — обращается к тебе мужчина с сильно выраженным акцентом. — Ваш молодой человек сказал, что вы не любите острое, так что я надеюсь, вам понравится мой выбор. Откуда он знает, что я не люблю острое? — Я уверена, что эта пицца не оставит меня равнодушной, — улыбаешься старику, пытаясь скрыть неловкость, которую вызвали слова «ваш молодой человек». Берёшь в левую руку коробку, а в другую бумажный стаканчик, который на удивление оказывается холодным. — Ciao, signorina! Вы прощаетесь с мужчиной таким же вежливым «ciao» и снова удаляетесь нарушать тишину ночного Рима. Идёте в неизвестном вам обоим направлении, но оно сейчас имеет наименьшее значение. Пусть вам даже придётся есть на полу, это тоже неважно. Важно только то, что вы наконец можете видеть и чувствовать друг друга так близко. Но, к счастью, через несколько минут вы находите более привлекательное место, чем римская брусчатка. Ещё несколько шагов и вы слышите тот самый знакомый звук: так шумит море. Для вас оно имеет особое значение с того самого дня, как вы впервые увидели друг друга. Вот, где-то прозвучал гудок белой яхты. Множество золотых огней проплыло над водной гладью и скрылось вдали, между тёмным ночным горизонтом и блестящей поверхностью охлаждающего моря. Вы спускаетесь по каменной, обвитой плющом лестнице, которая ведёт вас прямо к белому римскому пляжу. Ты расстёгиваешь свои чёрные босоножки, дабы не утонуть в песке. — Я понесу, — говорит Дамиано, и ты не успеваешь среагировать, как твоя обувь уже оказывается у него в руке. Словно он забыл о существовании коробки пиццы. Вы проходите по пляжу несколько метров, встречаясь лицом к лицу со струями морского ветра, проникающего под твоё платье и ныряющего под песок, охлаждая его от дневного зноя. Белые лучи луны медленно опустились на прибрежную часть моря. — Где мы сможем присесть? — спрашиваешь у своего спутника. — Странно, обычно на пляже есть какие-то шезлонги или что-то вроде того. — Видишь те огни, струящиеся из песка? Я думаю, они ждут именно нас с тобой, — говорит итальянец, указывая стаканчиком кофе на огоньки в нескольких метрах от вас. Подойдя ближе ты понимаешь, что это не просто огоньки. Это несколько больших свечей, расставленных по песку вокруг красного пледа. — Ты с самого начала знал, что приведёшь меня сюда? — Да, как и знал то, что ты уйдёшь с того мероприятия только со мной, — отвечает Дамиано, приглашая присесть, после чего располагается рядом с тобой. Вы усаживаетесь на плед и приступаете к «ужину при свечах», продолжая вглядываться в убаюкивающие волны. Если бы час назад тебе сказали, как именно ты проведёшь остаток вечера, ты бы ни за что не поверила. Берёшь наконец тот самый холодный бумажный стаканчик и через секунду, как только ты делаешь первый глоток, понимаешь, что внутри вовсе не кофе. Вино. — Хороший кофе, это Эфиопия или Колумбия? — Пытался угадать, какой ты предпочитаешь, но решил, что красное полусладкое станет хорошим извинением за мое незнание, — отвечает итальянец, сопровождая сказанное обольстительной улыбкой. *** Тёплый свет луны, падающий на песок, придаёт римскому побережью особенную таинственность, а мерцающие скопления звёзд не могут оторвать глаза от вас двоих. Вы уже покончили с пиццей и напитками и теперь лишь наслаждаетесь тишиной, нарушаемой лёгким шумом морских волн. — Без тебя я тону, — тихо шепчет итальянец, словно боясь произнести эти слова. — Ты что-то сказал? — Без тебя я тону в этом море. У тебя была лишь секунда на обдумывание, но и она уже истекла. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ничего не говори, дай мне объясниться, ведь это я пропал на 11 месяцев, ничего тебе не сказав. Мы взрослые люди, а все взрослые люди так или иначе должны уметь отвечать за свои ошибки. Я ошибся, в тот самый вечер восьмого сентября. Моя ошибка заключалась в том, что я дал тебе уехать. Таких как ты нельзя отпускать, за таких как ты нужно бороться, правда понял я это только тогда, когда уже прошло достаточно недель. До этого я все не мог понять, неужели во мне снова пробудились те чувства, которые не могу ощутить вот уже несколько лет. А когда осознал, было слишком поздно, чтобы вдруг как-то банально появиться в твоей жизни. Долгое время я выражал свои чувства к тебе обжигающими взглядами, которые ты никогда не сможешь расшифровать, но весь остальной мир сможет. — Почему же? — Потому что для всех это очевидно, а ты все сомневаешься, что я тебя люблю. — Перестань, люди не влюбляются в глаза и улыбку, это скорее симпатия или влечение. — Так говорят те, кто ни разу не видел тебя. Я люблю тебя, Софи Кейдл, и я не собираюсь отказывать себе в простом удовольствии говорить правду, — произносит он, заставляя крошечную слезу катиться по твоей щеке. — Я снова тебя люблю, Дамиано Давид, снова. Я любила тебя, когда мне было семнадцать, но тогда это были совсем другие чувства. Тогда я ни разу не разговаривала с тобой, тогда я ни разу не видела тебя при свете ночной луны и ни разу не пила с тобой вино из бумажных стаканчиков. Мне уже давно не семнадцать, но я вдруг снова ощущаю те эмоции и делаю это с новой силой. Я люблю тебя не как кумира, а как мужчину, который смотрит на меня так, как не смотрел ни один человек в моей жизни. Дамиано подвинулся к тебе, заставляя твоё сердце биться в бешеном ритме. Своей рукой он нежно приподнял твой подбородок, заглядывая в глаза так, будто так никогда и не сможет в них насмотреться. Секунда и ты падешь на колени под его нежным взглядом. Ну же, поцелуй меня в мои пьяные губы, заставь раствориться в тебе. И он целует. Мягкие и сильные, манящие и столь желанные губы касаются твоей души. — Ты для меня то самое счастье, которое заполняет трещины моего сердца, залечивает все ныне существующие раны. Ни одно слово на свете не сможет описать то, что ты заставляешь меня чувствовать, — говорит он тебе. — Мы снова затягиваем себя в это. — С удовольствием сдамся и позволю нашим чувствам затянуть меня. Ты со мной? — Безусловно.