Короли драмы

      Двадцатые числа августа выдались беспощадными на погоду: на улице из-за жары было просто невозможно находиться, солнце пекло так, словно на курорте в Сочи или в Крыму, а в лесах был объявлен средний уровень пожарной опасности. И команда, позвав некоторых знакомых и друзей, решила сменить обстановку и хотя бы денёк не думать о работе. К тому же, у них появился повод, который стоило отпраздновать.       Это был просторный участок в садовом кооперативе на окраине Нижнего Новгорода, с небольшим бассейном, баней и двухэтажным домиком, в котором Костя провёл электричество и Интернет. Этим участком уже давно владели его родители, но в тот день они решили не волновать молодежь своим присутствием и отдали сад им в полное распоряжение.       И из всей компании только Эрос при упоминании слова «шашлыки» представлял не семейную поездку загород с собственным мангалом и одноразовыми тарелочками, после которой все пальцы были в саже, а одежда пропитывалась дымом костра. Он представлял посиделки в атмосферном ресторане восточной кухни, где им должны были приготовить мясо люди определённой национальности и где вино было высокой выдержи.       В тот день в сад приехало достаточно народу, и спустя час все они были уже голодные. Кроме Синякиных, Эроса и Кости там было ещё две семьи. Лучшая подруга Софии — её ровесница, высокая и стройная мастер по маникюру, приехавшая туда вместе со своим образцовым мужем Антоном и трехлётней дочкой. Бывший коллега Кости, его давний друг и наставник, подсобивший ему на втором курсе с социологией, Михаил. Он был журналистом и работал в местном издательстве, а с Костей его свел преподаватель связей с общественностью. Михаил приехал не один — вместе с ним были его сыновья: шестнадцатилетний Данила и одиннадцатилетний Егор. Последний мальчик кричал громче всех, везде прыгал и бегал и постоянно раздражал своего старшего брата, плескаясь на него водой из бассейна и фонтана.       Они часто собирались такой компанией и были хорошо знакомы между собой: хоть и не были родственниками, они каждый Новый Год встречали вместе, и ни одно лето не обходилось без запоминающихся пикников на природе или на речке или долгого похода за грибами после сезона дождей. У них было множество совместных воспоминаний, и никто не хотел терять эту дружбу.       И Юра искренне удивлялся тому, как легко его сестра и Костя заводили новых знакомых и поддерживали с ними длительные отношения, но не учитывал один важный факт — ему самому было всего семнадцать, и особенности взрослой жизни были ему совсем не понятны.       — Подожди, — София вздрогнула, когда холодная вода из детской лейки коснулась её открытых ног в летних сланцах. — Я думаю, эти цветочки ты уже полила, давай сейчас пойдём к другим, хорошо? Вон там, где малина растет, пойдём, Василис, — она взяла дочку своей подруги за руку и повела к пышным кустам малины.       — Она тебя так слушается, тебя прямо любят дети, — её подруга снисходительно улыбнулась. — Я давно это заметила.       — Да она просто маленькая ещё. Когда вырастут такими, как Егор, взрослые станут их главными врагами, — София указала на одиннадцатилетнего резвого мальчика, который стрелял в своего старшего брата из старого водного пистолета и ловко убегал от него, перепрыгивая через клумбы.       — Своих заводить ещё не планируете? Годика два и поздно будет. Уже четвёртый год вместе, обручены уже. Вы вообще разговаривали об этом?       — Да, Костян на всё согласен. Мы вообще часто с ним об этом говорим, но пока что… работа, — тяжкий вздох слетел с её губ, и она пожала плечами. — Пока что не до этого, но я ведь не отказываюсь от детей, верно? — София вместе с подругой и её трёхлетней дочкой отошли в сторону.       Им повезло, и дым от костра улетел в противоположную сторону, прямо на недавно отремонтированный деревянный домик с верандой, в постройке которого Костя принимал непосредственное участие. Сам мангал стоял посреди поляны, и Эрос поражался, как хозяева участка не боялись разжигать огонь прямо рядом с клумбами да на сухой траве.       — Ну, и как у вас успехи в работе? Могу я уже выпускать колонку о вас? — Михаил ухмыльнулся, вытирая пот со лба.       — Да что ты всё о работе, да о работе, — недовольно фыркнул Антон. — Лучше расскажи, как вы в Крым съездили. В этом году туда же? В Ялту? Пацанам понравилось?       Михаил начал рассказывать про отдых на втором по популярности российском курорте, как рассказывал каждый год в конце августа. И со временем менялись только цены и качество пляжей. После смерти жены поездки на её любимое Чёрное море, в Ялту, стали для Михаила последней отрадой, хотя его дети-подростки такого отдыха совсем не ценили.       Эрос, сидя на корточках рядом и наблюдая за готовкой мяса, не знал, что ему было интереснее: наполненные красками и эпитетами рассказы Михаила или рецепт приготовления нового для него блюда. Ему нравилось изучать новые кулинарные изыски, и по приезде к Синякиным кухня стала для него именно той частью русской культуры, которую он хотел во всех красках распробовать. Ему уже не терпелось откусить кусочек этого шедевра, который хоть и был традиционно не русским, пользовался у жителей России огромной популярностью.       — Ой, только сейчас заметил. У тебя неужто сережка? — Эрос поднял на него голову и выпрямился, дотрагиваясь до незаметного поблескивающего на солнце крестика. — У меня вот Даня всё просит дать денег на татуировку. Сейчас у него возраст такой… максимализм этот юношеский. А я ведь не против, пускай делает всё, что угодно, но только после восемнадцати.       — «После восемнадцати»? Это у вас возраст совершеннолетия? — Эрос выдержал небольшую паузу. — В разных странах по-разному, знаете, я весь мир почти объездил.       — А сам ты откуда? Костян говорил, что из Европы.       — Из Италии, если быть точнее, — он широко улыбнулся. — И всё вокруг во мне рождает столько интереса, вы не представляете. Люди хоть и принадлежат к одному виду, все такие разные. Я здесь относительно недавно, но не перестаю вам удивляться.       — И акцента практически нет, — подметил Михаил как гуманитарий. — Как свой уже.       — Может, только немного жизнерадостнее. Без обид. Но у вас такой артхаус, что это и не удивительно. Пейте комплексы витаминов, должно быть получше.       — И всё он знает, — скептически поддакнул Антон, а Костя в это время решил перевернуть шампуры.       — Ну, да, если в России тебя просят улыбнуться, помахать рукой и назвать своё имя, то, скорее всего, у тебя инсульт, — и компания снова залилась громким смехом, не замечая, как на них из тени веранды иногда поглядывал Юра.       С момента, как они приехали на садовый участок и разложились, Юра не выпускал из рук блокнот и карандаш. Он не мог принести с собой новый графический планшет, поэтому взялся за старые, но родные художественные принадлежности.       Ему не с кем было поболтать, никто из компании не казался ему интересным: София увлеклась играми с подругой и её дочкой; Костя вместе со своими друзьями пил крымское вино и не отходил от мангала; Данила не внушал доверия; а Эрос с удовольствием слушал рассказы о жизни в России, и отвлекать его совсем не хотелось. На участке было десять человек, а Юра сидел в стороне один, окутанный своими мыслями. Но его не расстраивало это вынужденное одиночество в компании — в старшей школе он уже привык к этому.       Синякин был занят более важными вещами, нежели общение. И эти вещи требовали невероятной выдержки и усидчивости. Железно уверяя свой разум и остальных, что он всего лишь работал над дизайном приложения, он отрывал глаза от бумаги только ради того, чтобы лишний раз взглянуть на Эроса. Ему нужно было придумать богу приятный стилизованный образ, персонажа, вписывающегося в дизайн приложения и, несомненно, похожего на самого бога. И за пару часов на молочных страницах его блокнота родился не один удачный вариант — их было полдюжины. Он даже придумал анимацию, рисуя одного и того же героя с несколькими эмоциями. Правда, для оживления этого персонажа на экране их команде нужно было нанимать ещё одного сотрудника — это решение пока что обдумывалось.       Но Юра всё равно рисовал. И каждые несколько минут успокаивал себя мыслями, что он делал это только ради приложения и что он переделывал и так удачно получившего персонажа, создавая нового, никак не из-за того, что ему хотелось потратить все оставшиеся страницы блокнота на одного лишь Эроса.       Он вообразил себя непричастным художником, рисующим на заказ. И даже эти мысли имели подтекст. Ведь он все равно смущённо улыбался, когда вырисовывал его волнистые прядки. Всё равно нетерпеливо поджимал губы, когда строил его фигуру и пропорции. И всё равно часто засматривался на то, как Эрос с открытым торсом загорал на солнце, с любовью нюхал садовые цветы или увлечённо рассказывал компании о своей родной стране и обо всех странах, в которых он успел побывать.       И подросток оправдывал эти трепетные, влюблённые взгляды какой-то работой! И, конечно, ему казалось, что бог ничего этого не замечал. Но Эрос раскусил его ещё в самом начале. И в очередной раз этот его беглый взгляд не остался незамеченным. Правда, поймала его София, наконец, отдавшая ребёнка подруге, а не Эрос.       — Всё творишь? — поднимаясь на веранду, уставленную маленькими горшочками с цветами, она сначала посмотрела на брата, а потом на компанию молодых людей, среди которых был и Эрос.       На ней красовалось ожерелье из разноцветного бисера, светлые волосы были заплетены в две объёмные косички, а их яркие резинки было видно издалека. София никогда не стеснялась своего внешнего вида, ей даже нравилось, когда на неё смотрели. И ей было всё равно на мнение общества. Яркие цвета, какие-то детские элементы и простота — это отражало её чувствительный внутренний мир.       Она всеми силами пыталась привлечь к себе внимание.       — Типа того, — Юра машинально закрыл блокнот и отложил его в сторону.       — Что-то не по работе? Самодеятельность? Ты меня заинтересовал, — София села рядом с ним на старый, укрытый цветочным пледом диван, откуда открывался прелестный вид на сад, весь пестрящий насыщенными оттенками зелёного и розового.       — Я не хочу об этом говорить, — Юра опустил взгляд, сохраняя в голосе непричастность. — Давай лучше поговорим о том, когда можно уже будет есть? Я, вот, проголодался. А ещё пить хочу сильно. Остался ещё сок? — София знала, что её брат сам никогда бы не завёл разговор о еде. — Или, например, давай поговорим о твоей подруге? — он указал на молодую маму с дочкой, гуляющую в саду. — Как ты с ними познакомилась?       — Ой, братишка, ну, ты и наивный, конечно.       — Ну, ты, типа, тоже наивная, раз решила, что я просто так покажу рисунки, — он сжал корешок блокнота.       — Ты же знаешь, я от тебя не отстану, — она приблизилась к нему, положила подбородок на плечо и протяжно прошептала. — Что ты там рисуешь? Или кого? Неужели это Эрос? Целый день его рисуешь, да? — её рука шаловливо скользнула к драгоценному для подростка блокноту, и тот испуганно отпрянул от сестры.       — Хватит, пожалуйста. Я же попросил.       — Я же пошутила, — София откинула назад косички и заулыбалась. — Неважно, прости.       — Это не смешно. Совсем не смешно.       Юра попытался оставаться серьёзным и говорить уверенно, но его выдавало буквально всё. И глаза, бегающие из стороны в сторону. И испачканные серым карандашом пальцы, жадно сжимающие блокнот. И дрожащие губы, которые уже хотели обо всём рассказать, но постоянно чего-то боялись. Он не умел скрывать свои чувства.       — Я ведь вижу, что ты к нему небезразличен.       — Это так заметно? — Юра не стал оправдываться и отвернулся. — Отстой. Это хреново.       — Придурок, что в этом хренового? — девушка толкнула его в плечо. — Я, на самом деле, очень долго ждала, когда ты, наконец, влюбишься уже в кого-то. Мне было тошно видеть тебя таким одиноким. Ты всегда отталкивал от себя людей…. Что в этом плохого?       — А ты сама не понимаешь? Я не могу… мне нельзя, — он перешёл на шепот, смотря на сестру до жути испуганными глазами. — Я не хочу… это же так неправильно. Так не должно быть. Мы с ним друзья. Он сам так говорил. Ничего больше.       — Друзья не целуются и не смотрят так друг на друга. У вас же глаза блестят. Я это поняла, когда вы только к нам с Костей завалились. Подумала сразу: «Ну, всё, они точно спят вместе».       — Что? — заикнулся подросток. — Ты так подумала только из-за того, как мы с ним общаемся? И что не так с тем, как мы смотрим друг на друга? — Юра не хотел оправдываться, но разум не давал ему принять очевидное. — Я на всех так смотрю.       И вдруг компания у мангала громко засмеялась от очередной удачной шутки Михаила про русский менталитет. Тогда подросток посмотрел в их сторону и соприкоснулся взглядом с Эросом. По чистой случайности, которые уже стали походить на закономерности.       Тот припустил яркие солнечные очки, улыбнулся ему, поправил взъерошенные, грязные от жары волосы и вернулся к разговору с Костей и его неумолкающим другом.       В такие моменты Юра только сильнее убеждался, что Эрос, правда, был сыном Афродиты. И Юра бы с удовольствием называл его не только богом любви, но и богом красоты. Он всегда был в форме, но многие спортсмены могли похвастаться результатами и лучше; в любой ситуации держал уверенную осанку, подбородок всегда был чуть поднят, а взгляд голубых, нет, лазурных глаз — устремлён вперёд. У него были не слишком широкие плечи — именно такие, какие нравились Синякину, — чёткие черты лица и мягкие — Юра в этом убедился — розовые губы.       От его образа сложно было оторвать взор любому, особенно, влюблённому. И тем более — подростку. Ещё и пестрые солнечные очки, которые делали его немного загадочнее и отражали в своих линзах солнце. Да он был настоящим богом — Юра не мог назвать ни одного его изъяна, как бы ни пытался.       — И снова — мэч, совпадение, — София по-доброму улыбнулась брату, как всегда улыбалась перед тем, как дать ему взрослый совет. — Отпусти уже ты прошлое. Ты умер для родителей, их мнение больше не важно. Братишка, теперь ничего не важно, кроме тебя. И пошли в задницу всех, кто скажет тебе что-то не так. Позволь уже себе быть счастливым.       — Тебе легко говорить. У тебя всё нормально… у тебя Костян.       — А у тебя может быть настоящий бог любви. Что тебе мешает сделать первый шаг?       — Какой ещё первый шаг?       — Ну, Эрос сам мне говорил, что боится на тебя давить, ты же у нас такой ранимый. Ему не хочется сделать что-то не так и торопить тебя…. — София вдруг замолчала и накрыла рот ладонью, но по глазам видно было, что она довольно улыбалась. — Ты понял, что я хотела тебе сказать.       — Нет, не понял, — Юра растерялся, ещё слишком неопытный для подобных намеков.       — Поймёшь когда-нибудь. Ты сам должен всё понять.       — Ты лучше мне не сделала.       — А я и не пыталась.       Она самодовольно улыбнулась и, воспользовавшись задумчивостью брата, открыла его блокнот на последних страницах. Но на деле открыла не блокнот, а его душу.       — Мне нравится вот это. Сделаешь то же самое в диджитал? — Юра повернулся к ней только спустя несколько секунд и даже не успел возмутиться или отобрать блокнот, весь покрываясь краской. — Да у тебя сегодня прямо вдохновение, да? Ты точно влюблён в него, — она посмеялась, а Юре ничего не оставалось, как вскочить с дивана и быстрым шагом уйти в дом. — Боже мой, не дуйся ты!       — Отстань от меня! И… иди в задницу! — София недовольно закатила глаза и сложила руки между собой, но извиняться первая не собиралась.       Но Эроса, бегло следившего за их ссорой с поляны, не на шутку испугал её исход. «Надеюсь, ничего серьёзного», — подумал он и прервал монолог Михаила под предлогом отойти и налить себе ещё вина, бутылка которого стояла прямо в тени на веранде. Ему не хотелось вызывать лишних подозрений насчёт своей ориентации, хотя никто в компании против не выразился, — сначала нужно было переговорить об этом с Юрой. Но как это сделать, если подросток отрицал все свои чувства и ненавидел себя из-за этого?       — Всё хорошо? — шёпотом уточнил он у Софии, медленно наливая себе в бокал красное вино.       — А ты прямо его ангел-телохранитель. Прямо чувствуешь, когда ему плохо, — она тяжко вздохнула, но, заметив, что Эрос шагнул в сторону двери, чтобы поговорить с Юрой лично, поспешила его остановить. — Это он из-за тебя.       — Из-за меня? — искренне удивился бог. — Я что-то сделал не так? — его глаза взволнованно забегали из стороны в сторону, а девушка тихо посмеялась. — Мне не до шуток. Что с ним? — ему было всё равно: услышит подросток их разговор или нет.       — Смотри, — София взяла оставленный братом блокнот и, открыв последние страницы, протянула богу.       — В отличие от этих рисунков, ты поступаешь некрасиво, — он мельком взглянул на молочные изрисованные страницы и отвернулся. — Если бы он хотел, он бы сам мне это показал. Чувствуешь разницу?       — Да ты зануда, — София закатила глаза и убрала блокнот в сторону. — Он ведь влюбился в тебя. Вот и вся трагедия.       — Я это знаю. Но что ты ему сказала? — Эрос прикусил нижнюю губу и снова взглянул на распахнутую дверь, прикрытую лишь развивающимися на ветру занавесками в цветочек.       — Только это и сказала.       — Тогда ничего страшного, — он медленно пригубил вино, закрывая глаза.       — И ты собираешься с ним поговорить? — ничего не ответив, Эрос оставил пустой бокал на столе и зашёл в дом, осторожно отодвигая занавески.       Юра сидел в телефоне, разлегшись на старом диване, и вдумчиво листал ленту в «Twitter», иногда делал реплаи и что-то отвечал, но выглядел он недовольно и непричастно: широкие брови были нахмурены, уголки губ опущены вниз, а поза — закрытая и невозмутимая. И хоть он и заметил зашедшего в дом Эроса, а он не мог не заметить, его взгляд ни на мгновение не оторвался от смартфона. А вот сердце забилось быстрее, не давая малиновому румянцу спасть со щек. И в тот момент его лицо казалось розовей покрашенных волос.       — О чём вы говорили с Софой? — Юра продолжал смотреть в телефон, хотя ни буквы, ни картинки в новостной ленте были ему уже не интересны.       — Сейчас? Мне кажется, ты всё слышал, — Эрос выглядел расслабленно, однако нервничал и осторожничал не меньше подростка.       — Это нужно было для приложения. Ты сам просил сделать это. Вот я и работал. А Софа всё раздула, как обычно. Всё, что она говорила, неправда, — Юра отложил телефон и сложил руки между собой. — Я просто работал и всё, — он поджал губы, а потом со всей силы сжал пальцы, выдавливая из себя признание. — Она всё это выдумала. Она всегда так. Это неправда, — отчаянно повторял он.       — А, ну, тебе, конечно, виднее, — Эрос спрятал руки в карманах тёмно-синих шорт и наигранно улыбнулся. — Конечно, как ты можешь в меня влюбиться? Парни ведь не могут любить друг друга. Конечно, — Юра чувствовал в голосе бога обиду и раздражение. — Все ведь так говорят. Тогда придётся что-то делать с квартирой в Питере. Парни ведь не могут жить вместе, так ведь? — Эрос неестественно посмеялся, а подросток подозрительно нахмурился. — Это же абсурд!       — Какая ещё квартира в Питере?       — Ой, да, забыл рассказать, — Эрос выглянул на веранду и, убедившись, что София ушла на поляну, продолжил. — Мы с Костяном спланировали наш переезд в Питер. Там нас уже ждут новые сотрудники и жильё. Я купил одну квартиру, а он решил снимать другую, — Эрос непричастно пожал плечами. — Но мне придётся что-то с ней делать. Мы ведь не можем жить вместе, а мне одному квартира ни к чему. Даже как друзья мы с тобой не сживемся. Мало ли, что другие подумают, так ведь?       — Прекрати уже, — Юра надул губки и отвернулся от него.       — Я просто озвучиваю твои мысли. Разве нет? — Эрос подался вперёд.       — Я ещё ничего не понимаю.       — Так, давай разберёмся. Меня это уже достало, если честно.       — Меня тоже.       — Ну, твои предложения? — Эрос сложил руки между собой и уверенно поднял подбородок.       — Я не хочу что-то менять, — Юра обратил к нему испуганный, умоляющий взгляд, будто бы говоря, что заплачет, если Эрос сейчас же не прекратит говорить таким самовлюблённым и осуждающим тоном. — Но я хочу переехать вместе с тобой в Питер. Не нужно искать ещё одну квартиру, мне и так комфортно с тобой. Но….       — Да, что это за «но» такое? — бог не сдерживался, иногда откровенно грубя.       — Да, блять, Эрос, пожалуйста, дай мне сказать! Мне и так сложно, — он стал говорить тише, боясь, что их услышат с поляны. — Я сбился с мысли. В любом случае, это всё очень… подозрительно. И неудобно как-то. Ты, типа, весь такой красивый, классный и разговорчивый. Интересный такой. От тебя всегда так приятно пахнет…. А ещё ты очень заботливый. Но почему ты один? Это я тебе мешаю? Неужели ты не можешь найти себе девушку? У тебя ведь были девушки, ты всем нравишься, — Юра сам не понимал, как это было связано, но был уверен, что девушка точно поможет в такой ситуации. — Найди себе кого-то ещё, — Эрос удивлённо вскинул брови, а подросток снова отвернулся.       — Но при этом ты хочешь жить со мной? — бог стал говорить чуть тише, поражённый таким своеобразным, но искренним признанием.       — Не придирайся к моим словам! — Юра вскочил с дивана и, убрав телефон в задний карман, уже хотел выйти из дома, но пройти мимо Эроса не смог. — Блять, прекрати уже. Этот квартирный вопрос. Это же не навсегда, верно? Я ещё даже не видел эту квартиру вживую. Но мы потом когда-нибудь обязательно разъедемся, — бездумно сказав это, Юра вдруг почувствовал укор вины.       Брошенная невзначай фраза проникла в самое сердце, и даже Эрос, которого было сложно чем-то по-настоящему обидеть, в тот момент поник. Одно из главных правил отношений — не думать о расставании, не манипулировать расставанием и не планировать его. А если оно неизбежно, то не откладывать его. А Юра напрямую указал на то, что им не суждено было провести вместе вечность.       — Я не это имел в виду.       Юра не понимал, за что извинялся, но и после его мучило чувство вины. Он ведь и вправду не собирался всю жизнь прожить с Эросом под одной крышей. Но почему тогда извинился? И, задумавшись о своём недалеком будущем, Юра не на шутку испугался — неужели оно и вправду будет без Эроса? Как он будет один да без Эроса?       Внутри всё болезненно сжалось, будто бы образовывая вакуум, пустоту.       «Блять, мне всего семнадцать, почему всё так сложно? — крикнул голос в его голове, и Юра окончательно запутался. — Я не хочу об этом думать!»       — Ты здорово побледнел, — улыбаясь, Эрос подошёл к Синякину, который едва стоял на ногах.       — Наверное, — забота Эроса всегда его успокаивала.       — Ты сегодня утром ел что-нибудь? — тот тихо кивнул, все ещё путаясь в мыслях. — Может, тебя просто так смутила идея жить с богом?       — Да хватит! — Юра поправил волосы и строго посмотрел на Эроса.       — Да что? — посмеялся тот. — Я не понимаю, мне вообще с тобой разговаривать нельзя? И кто так придирается к словам?       — Нет. В смысле, ну, мне это надоело. Я… чувствую себя неловко. Я постоянно это чувствую, — он со вздохом опустился на диван и, закрыв слезящиеся глаза ладонями, поставил локти на колени.       И невольно Эрос вспомнил тот день, когда они впервые поцеловались, — тот момент, когда Юра решил прогуляться по городу в одиночку и в одиночку же посмотреть на закат, который летом в Нижнем Новгороде становился главной достопримечательностью.       Тогда Эрос незаметно последовал за ним, не на шутку опасаясь за его жизнь. Синякин миновал заброшенный маленький стадион, вышел на главную пешеходную улицу города — Большую Покровскую — и сразу же перешёл её. Оставил позади детский советский кинотеатр, прошел через два старых мостика, перекинувшиеся через заросшие липами овраги, и вышел на одну из многочисленных набережных. Он шёл туда по интуиции, ориентируясь лишь на окраску неба — в стороне набережной облака были розовей, а их контуры очерчивало алое солнце. В некоторых двориках, меж гаражей он плутал, возвращался обратно, но цели своей достигнул.       Был вечер буднего дня, все только возвращались с работы, и на смотровой площадке были лишь сменяющие друг друга прохожие. Юра спустился немного вниз, по старой разбитой лестнице, на склон, где в тени шумные компании часто устраивали пикники. Сел на чуть выцветшую траву, подтянул к себе колени, обхватил и положил на них подбородок. Чуть ниже его сидела влюблённая пара, не слышащая его, а выше — три подруги, все испачканные в сахарной вате, которые каждые две минуты фотографировали сменяющееся небо.       Но Юра был один, и никого нельзя было представить рядом с ним — не было никого, кто мог бы разделить его настроение, его вечную меланхолию. Даже София, несмотря на свою красоту, плохо смотрелась рядом. Он никуда не торопился, не держал цели сделать сотню удачных фотографий закатного неба, он даже музыку не слушал. Мимо него пролетел опавший листок — Юра даже не заметил его, просто склонил голову вбок и зажмурился.       Закат был таким красивым, в складках облаков так перемешивались, перетекали друг в друга лиловые, розовые, оранжевые цвета, что Юра на некоторое время полностью позабыл про Эроса. Он просто хотел насладиться моментом, почувствовать себя живым, и только его мысли отклонялись от закатного неба, как из глаз катились слёзы. Он упускал последние солнечные лучи, отдаваясь воспоминаниям о прошлом. Оно захватывало его своими железными сетями, он словно был в ловушке. Ему всего на секунду хотелось почувствовать себя в безопасности, но он уходил от протянутой руки помощи. Эрос хотел утолить его боль, но Юра даже с полной свободой действий предпочитал тонуть. И бог больше не мог наблюдать за ним.       «Нужно было разобраться с этим ещё тогда».       — И из-за чего же ты чувствуешь себя неловко? — Эрос присел на невысокий старый комод, на котором в тонкой вазочке стояли сухие цветы. — Из-за моих шуток? Или из-за своих чувств?       — Это ведь всё из-за тебя, да?       — Что именно?       — Ты… меня чем-то околдовал. Я уверен, — Эрос выразил искренне удивление, гадая, как же подросток до такого додумался. — Ты же Купидон. Ты можешь влюблять людей друг в друга. Значит, мог провернуть это и в свою сторону, — Юра недовольно надул губки, чувствуя, как всё внутри него запылало. — Ты влюбил меня в себя, чтобы я тебе помог, да? Ты специально это сделал?       — А ты влюблён в меня? — он не мог сдержать довольную улыбку, ведь слишком долго ждал этих слов, но это была совсем не та реакция, на которую рассчитывал подросток. — Но я тут не причём, учти. Я имею в виду, что моя магия тут не причём. Никакого божественного вмешательства.       — Что? Такого не может быть. Это же… неестественно и неправильно, — на последнем слове голос Синякина испуганно дрогнул, и он уткнулся лицом в сгиб локтя. — Это неправильно.       Он пытался уличить Эроса во лжи, в гнусном жульничестве, но по итогу уличил самого себя в совершенном «грехе». И вины Эроса в этой ситуации, правда, не было. Никто специально обворожить его не пытался — этого даже в мыслях у бога не было.       — Неправильно?       — Да, неправильно. Мы же, ну… — он так и не озвучил вертящиеся на языке слова.       — Единственное, что здесь неправильно, так это твои мысли, которые мешают тебе любить, — Юра хотел возразить и поднялся с дивана, но так ничего и не ответил. — Ты сам лишаешь себя этой возможности, — Эрос перевёл дыхание. — Помнишь, что я тебе говорил? Тогда? Тебе нечего бояться со мной. Помнишь? — он опустился до шёпота, снял солнечные очки и попытался поймать взгляд собеседника. — В этом нет ничего неправильного. Я не знаю, кто тебе это внушил, но… забудь об этом. Пожалуйста, прислушайся к своей душе. Думаешь, мне самому не надоело смотреть, как ты мучаешься?       — Это так заметно? — Юра робко почесал затылок, боясь смотреть на него.       — Да.       — Блять…       И, стоя напротив, Эрос еле сдерживал желание податься вперёд и заключить Синякина в крепкие объятия, чтобы потом усыпать его шею и губы нежными поцелуями, чтобы снова вызвать на его щеках этот смущённый румянец, чтобы почувствовать его учащенное сердцебиение…       Юра опустил руки, перебирая пальцы, осмотрелся по сторонам и, подняв голову, заглянул Эросу прямо в глаза. За тонированными очками он так редко видел его ясные голубые глаза, что даже успел по ним соскучиться.       — Ты что-то сказал? — переспросил Эрос, настороженно сводя брови к переносице.       — Да. Я просто… — его взгляд соскользнул в сторону, и он на несколько секунд зажмурился. — Поцелуй меня так же, как и тогда, — Юра впервые так настойчиво посмотрел на него, но эта настойчивость быстро сменилась испугом.       — Я уж думал, ты никогда не предложишь.       Оставив очки на комоде, Эрос приблизился к нему, положил одну ладонь на щеку и приятно обжегся о его румянец — Юра так разнервничался, что кожа стала гореть. После Эрос соприкоснулся кончиком носа с верхней губой и, притянув его лицо к себе, чувственно поцеловал. И этот раз сильно отличался от прошлого: вместо короткого нежного поцелуя, Эрос с упоением целовал его, делал небольшие паузы, а после снова впивался в его персиковые губы.       Свободная рука скользнула вниз по спине и вызвала приятную дрожь, заставляя Юру податься вперёд. После он разжал ладони, осторожно кладя их Эросу на плечи, но боялся даже подумать о том, как они выглядели со стороны и как близко были друг к другу. Они и вправду целовались — Юре это точно не снилось. Он даже почувствовал привкус выпитого Эросом вина.       — И не капризничай больше, — Эрос провёл ладонью по его щеке. — Видишь? Всё вокруг также размеренно, как и было. Ничего страшного не случилось из-за того, что два невероятно симпатичных парня поцеловались, — он нарочно вызывал на лице подростка улыбку. — Любовь не должна быть тихой.       — Прости, что я тебе наговорил всякого, — Юра немного отстранился от него, но Эрос не дал ему отойти далеко и взял за руку.       — В любом случае, это было очень мило, — он притянул его к себе, обнял и поцеловал в макушку, словно самого близкого человека.       — Не бойся, — он дал ему немного привыкнуть. — Всё нормально? Или ты не очень тактильный? –Юра с неуверенностью обнял его в ответ, тщетно пытаясь выровнять дыхание. — Вот так… — Эрос провёл рукой по его спине, поднимаясь к затылку и начиная не торопясь перебирать его выцветшие розовые прядки. — Так нравится? — едва заметный, даже осторожный кивок. — Долго же ты от себя бегал. Или ты от меня бегал? — Эрос снова поцеловал его в лоб. — От меня не убежишь, солнце.       — Глупый вопрос.       — Я слушаю.       — А мы теперь, типа, встречаемся? — Эрос снисходительно посмеялся, умиляясь осторожности и неопытности своего нового молодого человека. — Ой, я снова всё только усложняю. Зачем я вообще об этом говорю? Прости, — его губы задрожали. — Я ничего не понимаю в любви, — он поднял на него растерянный взгляд, только-только отойдя от плача.       — Но у тебя есть бог, ответственный за это, — он обворожительно улыбнулся и, не сдержавшись, снова поцеловал его, но уже в губы. — Я люблю тебя.       — Да? — Юра вздрогнул, а потом с новой силой прижался к нему. — Я тоже.       — Но ты сейчас так испугался, — Эрос тихо рассмеялся.       — Мне просто… я впервые такое слышу.