***
— Я должен поехать с вами, — не договорив, Юра чихнул два раза подряд, весь вздрагивая. — У тебя температура. — А если я его больше никогда не увижу? — Юра стоял прямо напротив открытой двери, и от морозного сквозняка с улицы у него по спине пробежали мурашки. — Вы не можете оставить меня здесь одного. Это нечестно. — Я останусь с тобой, — Антерос снял длинное синее пальто и, повесив его на вешалку, встал напротив подростка. — Вот увидишь, вы с ним сегодня же встретитесь. Я всё уладил, — он приложил ладонь к его лбу и нахмурился. — Тебе нужно отдохнуть. Давайте, вас уже ждёт такси, — Антерос махнул рукой Софии и Саше, веля им не задерживаться. — Как я могу быть спокоен, когда… — он снова чихнул, едва не подпрыгивая на месте, а входная дверь захлопнулась. — Ой, у меня закружилась голова, — Антерос обхватил его лицо двумя руками. — В ближайшие два часа я тебя достану с вопросами о твоём самочувствии. Потому что ты всё-таки парень моего брата. И, если он временно не может заботиться о тебе, это сделаю я, — щеки подростка были румяными то ли из-за температуры, то ли из-за смущения. — Иди к себе в комнату, оденься потеплее и не вставай с кровати на пол. Я пока что в гостиной открою окно, проветрить нужно. А у вас сквозняк сильный. И носки надеть ещё одни. — Да ты даже настойчивее, чем Эрос. — Он меня убьёт, если с тобой что-то случится. Так что не капризничай, — Антерос кивнул в сторону его комнаты. — Отстой. Надев поверх лонгслива с высоким горлом домашнюю толстовку и забравшись на второй этаж своей кровати, Юра стал искать новости о сегодняшнем судебном процессе: он ещё даже не начался, а подросток уже хотел узнать его результаты. Было до боли обидно сидеть в Дзержинске, больным и беспомощным, в неведении, когда в соседнем городе решалась судьба его молодого человека. Он ещё с вечера нервничал, весь измучился ожиданием, продумал все варианты развития событий, полночи не спал, ворочаясь под одеялом. А на утро — на утро своего же дня рождения — его организм настолько ослаб, что сезонная простуда вмиг одолела его. Как, впрочем, и каждый февраль. — Может, тебе Интернет отключить, чтобы ты так не нервничал? — Антерос зашёл в комнату с кружкой горячей, но не кипящей воды, в которой звенела ложка. — Стресс только хуже тебе делает. — Я буду ещё больше нервничать в тишине, — Юра перекинул руки через заграждение и перехватил кружку. — Фу, «Терафлю». Мне не нравится его вкус, — промолчав, Антерос наградил его строгим взглядом, заставляя пригубить напиток. — Спасибо, — сморщившись, Юра залпом выпил весь стакан — растягивать такую гадость не хотелось. — Ты сейчас спать будешь? После лекарства лучше лечь отдохнуть, не напрягайся. Я могу уйти. — Нет-нет, не уходи. Расскажи мне что-нибудь, — он положил подбородок на заграждение. — Расскажи про вашу семью. И про Древнюю Грецию. Эрос мне столько всего рассказывает, он прямо лучше любого учителя истории, — его глаза загорелись от интереса, несмотря на одолевавшую его усталость и сонливость. — А вдруг я расскажу что-нибудь не то про него? И ты в нём разочаруешься? — Я никогда в нём не разочаруюсь! Я знаю один миф про Эроса как про бога. Он, на самом деле, самый популярный в Интернете. Но я хочу услышать первоисточник. Ну, почти, — Юра нарочно выдержал некоторую паузу. — Единственная возлюбленная, которая вообще упоминается в статьях о нём, это Психея. — Ты хочешь поговорить про его бывших, понятно. Каждые отношения проходят через это. — А она, правда, была его первой любовью? И она стала бессмертной, ну, богиней, потому что он попросил об этом Зевса? Как это возможно? Нельзя же просто стать богом. Или это как-то связано с ангелами? — Это было за пять веков до того, как бог-с-большой-буквы создал первого ангела. Ты ведь знаешь, что это просто человеческие души? — Души людей, которые были готовы отдать жизнь за своего бога, — пояснил Юра, а Антерос, выкатив стул в центр комнаты, сел на него, расставив ноги в стороны и облокотившись на спинку. — Было такое место, Олимп. Оно реально существовало. Его создали Зевс и Аид. Ну, и Посейдон. Они тогда были сильнее… — Это же горный массив, нет? — Конечно. Горный массив. И там распахнулся целый город богов. Смертные туда попасть не могли, они даже не видели Олимпа. Это город, а не скала и не гора. А на самом пике жили известные всем двенадцать богов-олимпийцев. Они, кстати, последние покинули город после того, как сменилась вера. Потому что поддерживать его было… сложно. Нам пришлось приземлиться. — А что с Психеей? — Юра, не отрывая проницательных глаз от бога, осторожно обхватил подушку. — Как она смогла попасть на Олимп? — Ей пришлось умереть. И её душа тогда попала на Олимп, к богам. — Значит, ваш Олимп — это, типа, Рай? — Нет, у нас не было Рая. И на Олимп не попали души просто так. Нужно было все с Зевсом согласовывать. Ты не представляешь, как долго Эрос просил его благословения, — они оба посмеялись. — Но по итогу Психее там не понравилось. В смысле, многие обстоятельства сложились так, что… они разошлись. И её душа покинула Олимп, — Антерос пожал плечами. — Тогда он поклялся, что «с этими смертными больше ничего общего иметь не будет», и уже в Византийской Империи познакомился с одним аристократом…. — он закатил глаза. — Тебе, правда, интересно слушать про его бывших? — Ну, мне была интересна только история с Психеей. Но я так и не разобрался, как работает Ад и Рай. Что происходит с душами после смерти? Как появляются ангелы, я знаю, а что делать с демонами? Их сейчас нет? Эрос говорил, что они исчезли ещё в третьем-четвертом веке. — Было такое, да, — Антерос задумался и продолжил очень отвлечённо, будто что-то недоговаривая. — Ну, после смерти душа отправляется к тому богу, в кого ты верил. Это, собственно, всё. А там у каждой культуры свои особенности. — А я смогу жить вечно, если захочу стать ангелом? — Антерос поднял на него вопросительный взгляд. — Нет, ну, я серьёзно. Я смогу жить вечно? — Как ангел — сможешь. Но языческие боги давно не создают ангелов, знаешь, это не наш конек. Да и скучно тебе как смертному будет жить дольше одного века. А умереть тебе придётся в молодом возрасте, чтобы потом быть молодым ангелом, понимаешь? Теряется смысл существования. Ты не вынесешь этого. Психея как раз с этим и столкнулась. Она не стала ангелом, нет, просто была неупокоившейся душой. Она не могла стать ангелом, так как умерла не ради своего бога, а ради бессмертия на Олимпе. Она была расчетливой особой, знаешь ли. И Волупия не лучше. Каждый год такие выкрутасы выдаёт на Новый Год! — Волупия? — Юра недоверчиво нахмурился. — Да, это…. Как бы тебе сказать. Это их с Эросом дочурка. Она полубог. Характер у неё взрывной. Он с ней не общается, наверное, века с шестнадцатого, если не раньше. Пути разошлись, они в разных компаниях. Гармония с ней общается, я знаю, но я её только по праздникам вижу. Она в Сингапуре живёт в данный момент. — А он её бросил? — взгляд подростка метался из стороны в сторону. — Так же нельзя. — Они просто разошлись. Некоторые боги хорошо общаются со своими родителями и детьми, кто-то не общается вообще. Ещё в древности все эти семейные связи и родословные были жутко перепутаны, и после пятого века до рождения Иисуса все как-то забили на это. Семья — ну, семья. А кто там уж кому приходится — пади и разбери! Мы ж бессмертные! Сейчас уже новые боги не появляются. Да и не нужны никому новые боги. Только полубоги. Да и то нынешние полубоги живут недолго. Пару веков и всё, — Юра перевернулся на спину и устремил мечтательный взгляд в потолок. — Тебе лучше? — Да я вот думаю, что станет с моей душой после смерти. — Не думай о смерти. Тебе не настолько плохо, — Антерос потрепал его по волосам и засмеялся. — Лучше просто верь в Эроса. И ложись спать. Если что, я тебя разбужу. А, может, тебя и он сам разбудит, — он со снисхождением посмотрел на то, как засмущался подросток. — Ему очень повезло с тобой. Думая о приближающейся встрече с Эросом, Юра на удивление быстро погрузился в сновидения, которые в его сознании путались с реальностью. Несколько раз он просыпался в тишине, будто бы слыша из соседней комнаты своё имя, потом снова опускался на подушку, накрывался одеялом с головой и пытался вернуться в сон, где он ранним утром гулял по берегу Средиземного моря. Это было тёплое, душное лето, он пытался догнать Эроса, бежал по горячему песку босиком, будто пытаясь согреться, но его ногам было так холодно, словно вместо пляжа — сугробы. — Не отставай, — Эрос так и не повернулся к нему, уходя всё дальше. — Но я устал, не могу больше, — Юра остановился, наклонился вперёд и вытер пот со лба, а потом с головой упал прямо в лазурные воды теплого и безобидного моря, опускаясь всё ниже на дно. — Солнце, вставай. Надо торопиться, — он слышал голос Эроса, но не мог понять, откуда тот исходил, — вода путала его. — Юра, милый, вставай. Надо уходить… — Что? — Синякин поднял голову с подушки и осмотрелся, тут же натыкаясь на фигуру Антероса. — Что происходит? Они вернулись? — его лицо озарила радостная улыбка, и он в спешке спрыгнул с кровати, несмотря на слабость во всём теле. — Отойди оттуда, — Антерос грубо отдёрнул его от окна, прижимая к себе. — Я сейчас выйду из квартиры, а ты оденься теплее и беги на крышу. Потом минут через пятнадцать спускайся, беги до ближайшей остановки и езжай в Нижний. Только не на такси, будь осторожнее. Именно общественным транспортом. И телефон выключи, не отвечай на звонки, пока до Нижнего не доедешь. Ты знаешь, как ехать туда? На чём? Точно? — Синякин одобрительно закивал. — Приедешь когда туда, езжай до здания суда, — он сунул ему в карманы толстовки пачку денег. — А зачем? А ты куда? Что происходит? — он начал осматриваться по сторонам, одолеваемый паникой. — Что там за окном? — Ни что, а кто, — Антерос чуть отдернул занавеску, выглядывая на улицу. — Смотри, — он осторожным кивком подозвал подростка к себе и положил ладонь ему на плечо. — Вий? — из машины вышел пухлый мужчина с седыми волосами и с сигарой в руках, а рядом с ним — высокий молодой человек в белом костюме и с прямоугольными очками. — Самандриэль? — вспомнив их последнюю встречу, Синякин испугался. — И Мара вместе с ними, — Антерос указал на девушку с яркими рыжими волосами и в дорогой бежевой шубке. — И они приехали за нами. С ними ещё охрана. Они через своих узнали, что мы с тобой сейчас не на заседании суда, а здесь, — когда из машины показался широкоплечий Аид с запоминающейся белой бородой, бог шепотом выругался. — Мне точно конец, — в его голубых глазах промелькнул страх, однако губы его изогнулись в решительной улыбке. — Но ничего, справедливость скоро восторжествует. — Почему с ними ангел? Боги с ними заодно? — А как же, — бог издевательски усмехнулся. — Они все там заодно. Особенно, славянские боги. Самые продажные и жадные. Но скоро, я обещаю, скоро они потеряют многих своих на местах. Если, конечно, там не вся вертикаль прогнила, — он опустил голову, громко выдохнул и по-доброму улыбнулся. — Жаль, я этого уже не застану. Когда встретишься с Эросом, пожалуйста, передай ему, что я его люблю. Я не знаю, стоит ли меня потом искать… — Подожди! Почему это звучит, типа, как прощание? Куда ты? Боги же не умирают просто так. — Такие мелкие боги, как я, умирают сразу, как начальству что-то не нравится. Мы — расходники. И Эрос тоже был бы таким, не будь у него тебя. А я… один и, к тому же, сильно подпортил репутацию их людей на местах. Надеюсь, общество очнётся. Скоро весна, оттепель, — Антерос погладил его по волосам, убрал их со лба и мягко поцеловал. — Температура спала, хоть что-то радует. Будь осторожен. И будь всегда в людных местах. Твоя поимка у них на первом месте, — он снова дотронулся до его волос. — Всё-таки ты для Эроса важнее, чем я. — Тебя убьют? — Юра постоянно посматривал в окно на разговаривающих между собой и деловито выглядящих богов, которые будто бы ждали, когда к ним явится кто-то из них. — Беги на крышу. И не показывайся там, сиди тихо. Они будут осматривать всю квартиру, подожди, пока они уедут, — бог вывел его из комнаты, дал куртку с шапкой и, постоянно посматривая на время, сам повязал ему шарф — тщательно, плотно, с заботой. — Ноги не замерзнут? Там холоднее, чем вчера. Всё равно времени нет, — Антерос схватил своё пальто и, первый выйдя в подъезд, выглянул на лестничный пролёт. — Никого. Беги наверх. — А как же ты? — Я их отвлеку, — Юра не сдержался, обнял его на прощание и, хлюпнув носом, побежал на четвертый этаж, где без особого труда можно было взобраться на крышу: через тяжёлый люк и по шаткой железной лестнице. Антерос замялся на первом этаже, остановился прямо напротив старой железной двери, перевёл дыхание. Он откроет дверь — его убьют. Он подождёт ещё немного — они сами ворвутся внутрь, чтобы убить его. Он побежит вместе с Юрой, спрячется — они найдут их обоих: одного убьют, а другого подвергнут пыткам и отвезут заграницу, а его имя навсегда исчезнет из всех архивов и памяти людей. Но Антерос был смел и привык бороться, а потому, зачесав волосы назад, толкнул дверь от себя, ступая на занесённую снегом лестницу. — Ты же знал, что этим всё кончится, — Аид взглянул на своего племянника холодным, осуждающим взглядом. — А где мальчишка? Где он? — Вий недоверчиво нахмурился, преподнеся толстую сигару к тонким бесцветным губам. — Обыщите квартиру, — охрана миновала Антероса и стала спешно подниматься по лестнице. — Где ты его прячешь? — Вы разве пришли не за мной? — Антерос усмехнулся. — По сравнению с тем, что сделал я, Юра вообще ангелочек. Да, всем пернатым привет, — он с натянутой улыбкой помахал Самандриэлю. — Как жизнь во имя бога-с-большой-буквы? Нравится бессмертие? Ещё не тошно? — Мне не нравится только то, что ты много болтаешь. — Солидарен с тобой, — Аид протяжно выдохнул, однако облако пара не образовалось. — Не понимаю, почему ты решил помочь… этой выскочке. Твой брат глуп, и ты, решив помочь ему, опустился до его уровня. Ты не представляешь, как Арес в тебе разочарован, — всё в теле Антероса сжалось, особенно лёгкие и желудок, и он согнулся от боли, сжимая зубы и кашляя от недостатка кислорода. — Покончим с ним сейчас? Да ну, коллега, так же не интересно. — Я только начал. Он столько требовал, столько моих подачек получил за всё своё жалкое существование. И крутился рядом с отцом только ради этих жалких душонок, да? От Ареса и до меня с Зевсом недалеко. Ты ведь ненавидишь его так же, как и твой глупый самовлюблённый братец. Маменькины сынки, — Аид взял его за волосы, заставляя поднять голову. — Когда-нибудь вы все друг друга сожрёте от жадности, — Аид кинул Антероса на снег и поставил ботинок ему на щеку, прижимая голову к земле. — Ты этого всё равно не увидишь. Это твой конец. Ни даров Диониса тебе больше не видать, ни свою глупую мать. О ней я ещё позабочусь. А ты умрёшь здесь, безызвестный, жалкий. И твоё тело никто не найдёт, — глаза Аида мелькнули синим, и Антерос зажмурился от обжигающей боли в груди, потом закричал. — Ты без моих подачек — никто. И я заберу то, что дал тебе. — Может, пора уже заканчивать? Могут приехать мусора, — Вий вальяжно пригубил сигару и выпустил в морозный воздух два кольца едкого дыма. — Он до завтра точно не доживёт. Вывезем в лес, там никто из людей его не найдёт. — Я хочу покончить с ним здесь и сейчас. Этот предатель… он не заслужил и лишней минуты. — Я никого не предавал. Это ты… из-за тебя весь наш пантеон стал кукольным театром. Можно было восстановить нашу честь, продолжить бороться, а ты… зачем нужно было заключать тот договор? — Аид оттолкнул Антероса от себя, заставляя глотнуть немного снега. — Ты и твой брат первые погибли бы тогда. Вы, мелочные и ненужные боги, первые исчезли из сердец людей, — боль стала настолько невыносимой, что Антерос снова закричал. — Я помню, как твой братец плакал, когда его последний храм разрушили, — Аид сдержанно фыркнул, стараясь вернуть себе невозмутимое выражение. — И ты ничем не лучше. Ты никогда не будешь похож на своего благородного отца. И, знаешь, он тоже всегда тебя недолюбливал. Арес смеялся над тобой за твоей спиной. А ты пытался угодить ему. Жалкое зрелище, — Аид сжал кулак, и всё перед глазами Антероса поплыло, а жизненная энергия, питавшая его последние века, начала угасать. — Тащите его в багажник. Пускай посмотрит на прелести зимы у нас в России, — кто-то из оставшихся охранников взял его за штанину, протаскивая по грязному снегу на дороге. — Вы это чувствуете? — Самандриэль нахмурился и осмотрелся. — В него кто-то продолжает верить. Это его спасает, удивительно. — Дома пусто, — когда Антероса грубо затолкали в машину, словно он уже был трупом, из подъезда вышло несколько мужчин. — Мы не нашли никого, — охрана пожала плечами. — Пернатый, ты говоришь, что почувствовал… — Мальчишку, да, — ангел с недовольством посмотрел на охрану. — Вы не смотрели на крыше? Вот бестолковые, ничего сами сделать не можете. Послышался шелест огромных крыльев, и Самандриэль оказался на краю крыши того типичного четырёхэтажного домика. Если бы крылья были бы видны смертным, то от их яркого, чистейшего света они бы ослепли — их глаза бы просто выжгло это божественное свечение. Заметив ангела, почувствовав его спокойную, невозмутимую ауру на контрасте с измученным лицом, Юра резво поднялся с резинового покрытия и отпрянул в противоположную сторону, подходя к краю спиной. Их фигуры были заметны стоящим внизу богам, и Вий громко усмехнулся. — Мальчик мой, ты тут. Как славно. — Не подходи ко мне, — Синякин стал осматриваться по сторонам и залез на толстое невысокое ограждение, выступ, растянувшийся по всему периметру крыши. — И что ты сделаешь? Снова попытаешься покончить с собой? — Я не шучу. Я сейчас прыгну! — в голосе Юры ещё никогда не было столько уверенности, и подобная самоотверженность смешила и огорчала богов смерти одновременно. — Вы не станете шантажировать Эроса мной. Я не позволю! Я лучше умру. — Какие речи, — хоть Самандриэль и видел, что подросток был на пределе, он не собирался останавливаться. — Отдашь ему свою душу? — Он нам нужен живым, отстань от него сейчас же! — Да он не сможет, он слабак! — Нет-нет, он сейчас и вправду прыгнет, — забеспокоился Вий, роняя сигару. — Я не хочу терять такого симпатичного мальчишку, слишком большая потеря. Оставь его на потом. У нас есть Антерос, — бог смерти едва не срывал голос, пытаясь докричаться до ангела. — Да, отстаньте от меня! — подросток тяжело дышал. — А я бы решил всё здесь и сейчас, — Самандриэль недовольно фыркнул, но всё же вернулся к своим коллегам, оставляя подростка на краю крыши одного. — До встречи, мальчик мой.***
На Эроса было направлено множество камер — этот судебный процесс уже стал резонансным. У здания суда прямо в центре города стояло множество активистов, представителей прессы и просто фанатов, жаждущих поддержать своего кумира. Да, за месяц — если отсчитывать с Нового Года — он уже стал кумиром миллионов. О нём даже писали зарубежные СМИ, а с «ЭроСетью» уже собирались сотрудничать компании Японии и Великобритании. Чем грязнее и скандальнее дело, тем больше о нём писали. И Эрос, даже сидя под следствием, посчитал это невероятно успешным рекламным ходом. И главное — он и пальцем не пошевелил ради этого. Когда судья зашла обратно в зал, а журналисты засуетились, Эрос с обворожительной улыбкой выпрямился, приблизился к пуленепробиваемому стеклу и, дыхнув на него, нарисовал сердечко. От адвоката он узнал, что Юра заболел, однако это сердце было адресовано именно ему — и всем фотографам, которые поместят этот снимок в свои однообразные статьи о том совсем неоднообразном дне. Он был в светлых брюках под цвет водолазки, в чёрной выглаженной рубашке с короткими рукавами, и его образ был бы идеальным, будь у него на шее какое-нибудь тёмное украшение. Он не мог позволить себе появиться перед десятками камер в старой одежде, а потому любезно попросил привезти ему в СИЗО новую. Правда, волосы у него были не уложены, кожа лица требовала тщательного ухода, как и ногти, за которыми следить за решёткой было просто невозможно. Судья стала монотонно зачитывать все статьи, по которым Эрос обвинялся, и чем больше она цифр называла, тем сильнее было напряжение: вот-вот и они кончатся, и все услышат вынесенный ему приговор. Адвокат был в отчаянии: он приложил необъятные усилия для того, чтобы облегчить срок своему подсудимому, но от минимальных пяти лет отмазать его не смог — даже оставить ему условный срок был не в состоянии. До Эроса дошли новости, что София забрала заявление из полицейского участка и что отозвала все свои показания, однако изменений никаких это событие не принесло — в глазах полиции бог всё равно был виновен. И, хоть сам Эрос нервничал, он совершенно не показывал этого на камеру: был спокоен, даже весел и оптимистичен, речь его была наполнена шутками, он часто улыбался камерам и совсем не стеснялся своего положения. Судья стала говорить последние подпункты статьи, и Эрос приложил сложенные ладони к губам, словно молился кому-то. Себе. — Оправдан, — судья стукнула церемониальным молоточком по специальной подставке, заканчивая судебный процесс. В зале начали мелькать вспышки камер, журналисты заголосили, отпуская первые комментарии. А он закрыл глаза, расплываясь в самодовольной улыбке, и поднял голову, будто обращаясь к кому-то: «Я тебя переиграл. Я для тебя неуязвим. Ты никогда меня не поймаешь». Его взгляд коснулся фигуры Софии, которая искреннее улыбнулась, и Саши, радующейся сильнее остальных. «Зачем они пришли? Кто их вообще позвал? Это же всё из-за них» Вход в зал судебного заседания охраняли. Сначала в коридор выгнали журналистов. Потом, освобождая Эроса от наручников, стали выпускать обе стороны, участвующие в процессе. Вздохнув с облегчением, он свободно потянулся и помахал своему адвокату, а Саша, игнорируя сотрудников полиции, подбежала к нему и повисла на шее, громко смеясь. — Поехали скорее к Юрке и Антеросу. Они будут так рады тебя видеть, — она взяла его за руку, выходя из зала вместе с остальной толпой. — Только сначала блесни перед камерами. А потом уже все вопросы решим. — Я это как раз и собирался сделать, — он обаятельно улыбнулся и, заметив нетерпеливых журналистов в коридоре, не стал отмахиваться от их вопросов, желая ответить на большую часть из них. — Как вы смогли избежать наказания? У нас редки оправдательные приговоры. Это была взятка? — Я просто ни в чём не виновен. Это справедливость. — Где сейчас Юра Синякин? Почему он не присутствовал на заседании? С ним что-то случилось? Вам что-нибудь известно? — Мне сказали, что он немного приболел. Стресс, сами понимаете. — Какие у вас планы? Вы собираетесь возвращаться в Петербург и продолжать свою деятельность? А что будет с подростком? Он останется с родителями? — Это уже чисто семейный вопрос. Мы обязательно решим это в кругу семьи. — Что вы можете сказать о политике? Многие считают, что вы против власти. Людям интересно ваше мнение относительно того, что происходит в стране. Вы собираетесь бороться против правящей партии? — Я вне политики, пока она не касается лично моих прав. Думаю, это вполне исчерпывающий ответ. Я не собираюсь лезть туда, где нет моих личных интересов. — А что вы думаете насчёт митингов в поддержку ЛГБТ, прошедших в эти выходные в Москве и Петербурге? — Впервые о них слышу, если честно. — А что будет с «ЭроСетью»? Вы вернётесь в проект? — Как лягут карты. Но он знал, что давно перерос «ЭроСеть», и возвращаться к ней не планировал. Это приложение, хоть и было детищем Эроса и его команды, хоть и до сих пор ассоциировалось с его именем, от самого бога знатно отдалилось. Этот перелом хорошо почувствовался после Нового Года, когда Эрос стал всё меньше контролировать команду и отдавать ответственность Косте, за которым теперь было последнее слово. Они с ним, как главные в компании, даже переговорили на этот счёт и сошлись во мнении, что дальше их дороги мирно разойдутся: Эрос вместе с Сашей будет вкладываться в развитие своего образа знаменитости, а Костя продолжит распространение приложения и за рубежом, захватывая всё больше потенциальных пользователей. — Здравствуйте, — ответив на все интересующие прессу вопросы, Эрос отошёл от камер в нишу, где стояли кожаные диваны и горшки с высокими растениями и где собрались знакомые ему лица. — Большое всем спасибо, — он хлопнул в ладоши и широко улыбнулся, после чего крепко пожал руку своему адвокату. — Особенно, тебе Софа. — Я извинилась перед Юрой тысячу раз. — Теперь извиняйся передо мной столько же, — улыбка с его лица пропала, уступая место злости, а потом он поймал взглядом приближающуюся к ним Варвару Алексеевну, которая отпросилась с работы пораньше только ради того, чтобы приехать к концу судебного заседания. — Здравствуйте, — он нарочно покашлял, а она суетливо осмотрелась в поисках подростка. — Мне сказали, что у моего сол… у вашего сына поднялась температура с утра, поэтому он не смог приехать сегодня. — Я ушла на работу совсем рано, я с ним сегодня ещё даже не разговаривала. Он один сейчас дома? — она осуждающе взглянула на дочь. — Он заболел? Как так? — С ним остался Антерос. С ним ничего не случится, он о нём позаботится, — уверенная в своей правоте, ответила София и перевела взгляд на Эроса, который в тот момент, перед Варварой Алексеевной, нервничал больше, чем перед судьей и камерами федеральных каналов. — Думаю, вам надо поговорить наедине, — она кивнула адвокату и Саше на лестницу, ведущую на первый этаж. — Вышло вот такое вот недоразумение, простите, — спустя несколько секунд Эрос снова покашлял и сложил руки между собой, чтобы сильно ими не жестикулировать. — Простите, а как я могу к вам обращаться? — Варвара Алексеевна, — непричастно ответила она. — Так вот, Варвара Алексан… то есть, Алексеевна, конечно, простите… Как я понимаю, вы обо мне не самого лучшего мнения. Но, будьте уверены, ваш сын со мной жил в самых лучших условиях. Мы следили за его питанием, сном — девять часов обязательно. У него есть абонемент в зал, он ни в чём не нуждался, — потеряв мысль, Эрос громко выдохнул и приложил сложенные ладони к губам. — И чтобы не решать вопросы снова через суд, мне бы хотелось поговорить обо всём вот так, между нами. Поймите, я ведь не желаю вашему сыну зла. — Я вижу, — она слабо улыбнулась, слишком утомившись на работе. — Мы смогли поговорить с ним об этом. — Да? — Эрос растерялся, пытаясь подобрать слова. — Как прелестно. И приятно. — Но я хочу, чтобы впредь он был на связи. Я всё-таки беспокоюсь за него. Вы поедете в другой город, он довольно далеко. И это не час на автобусе туда-обратно, — она строго посмотрела на него, и он, серьёзно нахмурившись, сразу закивал. — И пока он не выздоровеет, вы никуда не поедете. — Да, конечно, нужно будет посмотреть на его самочувствие. Я не хочу, чтобы ему стало хуже, — Варвара Алексеевна со снисхождением улыбнулась, однако это улыбка встревожила Эроса только сильнее. — Что такое? Я сказал что-то не так? — Я просто хочу извиниться за свои слова. С моей стороны было очень неправильно судить тебя, даже не поговорив с тобой лично, — он приложил ладонь к подбородку, медленно кивая и пытаясь совладать с нерешительностью. — Но и затевать весь этот побег и похороны… Я бы назвала это аморальным. Может, вам и было смешно и весело, но я потеряла много нервных клеток. — Да, получилось неудобно. Простите, — Эрос опустил голову, а потом, услышав лёгкие, но быстрые шаги взбегающего по лестнице Юры, обернулся. — Солнце моё, ты всё-таки пришёл, — голос был нежным и ласковым, словно он разговаривал с ребенком. Варвара Алексеевна ещё никогда не видела сына настолько счастливым — но и испуганным таким тоже никогда не заставала. Он искренне и широко улыбался, тяжело дышал, а взгляд его напуганных, округлённых глаз был направлен на одного лишь Эроса. Утерев нос, Юра побежал к нему навстречу и, хоть и знал, что выглядел жалко на фоне собранного, уверенного в себе бога, который, даже выйдя из СИЗО, сохранил свою безупречность, прыгнул на него с объятиями. Словно держа на руках что-то совсем невесомое, Эрос придерживал его за спину и бедра и смеялся. А сам Синякин уткнулся лицом в его рубашку, пытаясь совладать с эмоциями. У него были грязные волосы, мятая толстовка и слегка растянутые спортивные штаны. Шапка скатилась набок, шарф — развязан. На светлых кроссовках виднелись разводы с улицы. Лицо — заплаканное и чуть припухшее, глаза с мокрыми ресницами, губы — красные и с заметными ранками. Он никогда не был идеальным. — Ты весь горишь, почему ты не дома? — Эрос поставил его на пол, не переставая прижимать к себе и обнимать. — Да я хотел, а там… такое…. Блять, это жесть! — он перевёл дыхание. — За мной и Антеросом пришёл Вий. И Аид. И Самандриэль. Они все были вместе. — Вместе? — негодовал Эрос. — Да, но не суть. Они увезли Антероса с собой, а меня оставили. Они его убьют. Сказали, что вывезут в лес и убьют. А ещё они сказали, что вернутся за мной потом, — Юра говорил это почти неслышным шепотом, заикался, и даже Варвара Алексеевна, стоя в нескольких метрах от них, не услышала этих слов. — Я так испугался. Они и меня забрать хотели, но я чуть не спрыгнул с крыши — лишь бы они не использовали меня против тебя. Я был на всё готов, но я бы им не дался. И… я им нужен был живым. Зачем? — его губы дрожали. — Мне было так страшно. — И ты сразу прибежал сюда? — Эрос был поражён самоотверженностью юноши. «Он хотел отдать жизнь за меня….» — Я должен был сказать тебе об этом. В первую очередь…. — растерявшись, он отошёл от него, громко чихнул на весь зал, закрывая лицо ладонями, а потом отдышался и поднял плечи, съежившись от холода. — Я уже хочу домой. Поехали домой, Эрос. Ничего не говоря, Эрос подошёл к нему и вновь обнял. И, уткнувшись лицом в его толстовку, заплакал — сколько всего Синякину пришлось пережить из-за него, сколько слёз он пролил, сколько стресса вытерпел? Юра хотел было обнять его в ответ, но руки не послушались, как и впавшее в ступор тело: он ещё никогда не видел, чтобы Эрос плакал. И ещё так сочувствующе, так искренне, словно настоящий человек. И он плакал из-за него — из-за наивного парнишки, который из-за своей неаккуратной влюблённости пережил слишком многое. И кто из них любил сильнее? Его спины слабо коснулись подушечками пальцев — Эрос пугливо вздрогнул, поднял голову и зажмурился от очередного подступившего к глазам потока слёз. Сколько всего ужасного произошло с Синякиным по вине бога любви? Эрос смог осознать это только теперь — Юра едва не лишился жизни ради своего бога. Юра вернулся в родной город, где ему все были не рады, только потому, что Эрос не смог защитить его. Юру едва не похитили только потому, что он был для Эроса самым дорогим. Юра каждый день плакал и скучал только потому, что был по уши влюблён в него, в Эроса. Богу по-настоящему льстило это: то, что Юра оставался рядом после всего, что пережил; то, что он не побоялся рассказать правду, чтобы оправдать имя Эроса; то, что был готов сделать ради него всё и каждый день молиться ему. Эрос не находил слов. Этот мальчишка, обычный русский мальчишка был готов ради него на всякие страдания: он наплевал на закон, согласившись сбежать; он пожертвовал всем, лишь бы помочь ему стать популярным; он не спал ночами, работая над их приложением. Ему будто бы было нечего терять. Его душа, его тело уже всецело принадлежали богу любви. И Эросу хотелось хоть как-то загладить свою вину. Справедливо ли было держать юношу рядом, зная, что он был готов отказаться от жизни, но не от Эроса? А справедливо ли было отпускать Юру теперь, когда его невинная, драгоценная душа полностью принадлежала богу любви? Как Эросу нужно было распорядиться этим доверием? Как не упустить его и использовать правильно? И стоило ли вообще думать о Юре в таком ключе? — Прости, — Эрос тыльной стороной ладони вытер ненавистные слёзы, но вместо возмущений получил мягкий поцелуй. — За что ты извиняешься? — Юра улыбнулся. — Ты так любишь меня, но… ты так страдаешь из-за этого. Я ведь чувствую это. Я чувствую твою боль, — Юра приложил палец к его губам, не давая продолжить. — Я не хочу говорить о сегодняшнем дне больше. И о суде тоже, и обо всём… И я не хочу об этом вспоминать. Я хочу просто наслаждаться жизнью с тобой. Теперь ты снова рядом. Это самое главное. — Я никогда больше тебя не оставлю, — бог продолжительно поцеловал его, чувствуя смешавшийся с солеными слезами вкус металла и неспешно наслаждаясь каждой секундой пылкого поцелуя. И Юра в очередной раз слепо поверил ему, надеясь, что всё будет именно так, как он сказал. Нет, он даже не надеялся на это — он был уверен, что всё так и случится. Эрос же не мог врать ему, он же никогда ему не врал. Да и какой резон богу любви врать своему юному возлюбленному? В такие моменты Юра невольно вспоминал слова ангела о том, что Эрос погубит его и его душу. «Да как он может погубить меня? — мысленно спрашивал он у него. — Как он может сделать такое со мной? — ему была смешна такая перспектива. — А моя душа… зачем её спасать? Эрос уже и так её спас. И я рад этому. Потому что иначе… — ему не хотелось думать о том, что было бы, не пойди он тогда с Эросом. — А иначе и быть не может». Его карие глаза были полны надежды и веры — он доверял каждому его слову. — Больно, — Юра оторвался от него и зажмурился, а когда дотронулся до своих губ, на подушечках пальцев остался розовый след. — Отстой. Этот ветер… — он вдруг вздрогнул, вспоминая все события сегодняшнего дня. — А Антерос? Что нам с ним делать? Как нам его найти? — на лестнице показались две знакомые ему девушки: София и Саша. — Антерос в опасности. Мы должны позаботиться о нём. — Ты сначала о себе позаботься, — к ним подошла Варвара Алексеевна, и её лицо выражало недовольство, хоть она и была рада воссоединению сына и его любимого человека — кем бы он ни был. — Да, мы с Сашей попытаемся найти его. А вы езжайте домой, — Эрос приложил ладонь к его лбу и почувствовал не только жар, но и дрожь, пробивающую его. — Лучше бы дождался нас дома. Ты так и в больницу попасть можешь с осложнениями. — А если вы столкнётесь с богами смерти? — Пожалуйста, не переживай больше из-за меня, — бог строго посмотрел на него, кладя руки на плечи. — Я со всем справлюсь. Просто верь в меня. — Я не хочу от тебя уходить, — Юре было всё равно, что за их разговором наблюдала не только его мама, но и проходящие мимо незнакомые ему люди. — Давай я поищу Антероса, а ты пока побудешь с ним. Ты всё равно не настолько мобильный, как я, — предложила Саша и, дождавшись одобрительного кивка, исчезла прямо у них на глазах. — А мы домой? — он по очереди посмотрел на всех присутствующих. — Может, пойдём через чёрный ход? А то я на всех камерах засветился. — Я рядом, ничего не бойся, — и Эрос взял его руку, нежно поглаживая её большим пальцем.