В прощальном письме пятнадцать запятых

      Учебный год проходил, как никогда, прекрасно. Пусть я по-прежнему ни черта не понимала ни в биологии, ни в географии, да и, в целом, ни в чём, кроме математики, как-то мне удавалось вытягивать балл на отличный результат очень долгое время. Завершить первую четверть всего с несколькими четвёрками — праздник и для меня, и для моей семьи. Мама по этому случаю даже купила небольшой тортик, который стал причиной нашей поездки в больницу. Одна юная леди снова переела его больше, чем ей дозволено, и снова мы всем составом, в три часа ночи, отправились в путешествие. Конечно, как и в прошлый раз, мы оставили её там на день, и вновь моя мать попрекала себя за невнимательность и за то, что вовремя не остановила мою сестричку. На следующий день я пришла в школу сонная, и несколько раз ловила на себе твой удивлённый взгляд. Только, в отличие от прошлой такой весёлой поездки, ты ничего об этом случае так и не узнал. К счастью, тогда учебный день быстро закончился, и мы разошлись по домам. Ближе к полуночи мама с Кирой вернулись домой на такси. Я помню, как тогда получила от тебя короткое сообщение. В диалоге с тобой я заметила ярлычок о нём, лишь когда уже начала выключать компьютер. Но, ты же помнишь, как сложно включать мой старенький экран, и оттого, я решила попросту перенести ответ на завтра. На утро же сообщений не оказалось. Очевидно, ты его удалил. Во второй четверти, отчего-то, девочки снова начали говорить о Герьяне. Мы по-прежнему не общались и я никак не могла понять, чем вызван их такой внезапно возобновившийся интерес к нашей парочке. — Мальчики говорят, что у него есть девушка, — сказала мне Уля пред началом математики, смело улыбаясь и будто пытаясь на что-то намекнуть. Ну, если у тебя появилась девушка, то, наверное, всё идёт к тому, что Герьяны больше нет? Ха-ха. Ты не знаешь мысли женского пола. Справедливости ради, после этого я поняла, что их не знаю и я. — Почему же тогда вы вновь начали сводить меня с ним?! — задала я наконец им вопрос, не выдерживая уже этой типичной бабской недосказанности. — Ну, Арьяна! — воскликнула староста, словно я — какая-то глупая девочка, непонимающая очевидных вещей. — Это же прикрытие и обманка! Его с этой девушкой не видели! А, значит… Она указала рукой на меня, желая услышать от меня продолжение её ответа. — Может, это значит, что он гуляет с ней в каких-то других местах! — выдала свою точку зрения я, чем сильно разозлила подругу. — Мила, скажи ей! В этот момент моя любимая полторашка сидела рядом за партой и читала одно из произведений Рэя Брэдбери. Казалось, что это первая разборка по поводу Герьяны, где ей абсолютно точно не хотелось участвовать. Здесь и лёг, верно, старт для будущих конфликтов. — Эм… — промолвила она, заправляя прядь волос за ухо. — Что? — Соня! — сказала в ответ Уля и развернулась к нам на сто восемьдесят градусов, вместе со своим стулом. — Если её никто не видел, значит никакой девушки нет! — А, может, он просто не хочет её знакомить? — попыталась убедить её я, являя очередной логичной объяснение. Но… Где мои доводы, а где Уля? — Ты просто ничего не понимаешь, Арьяна! Нету у него девушки! Он просто перед парнями так говорит! — А ты у нас аж эксперт в мужских делах, — произнесла Мила, вновь уткнувшись в свою книгу. Эта фраза должна звучать, как оскорбление, но, кажется, определённой саркастичной ноты моя дорогая подружка попросту не заметила. — Почему тебе так важно свести меня с Германом? — спросила я, пред тем, как наша староста полностью от нас отвернулась. В эту же секунду прозвенел звонок, и, разочарованно вздохнув, Уля повернулась к доске. Тогда мне показалось, что кто-то на меня смотрит, и я, вне всякого сомнения, повернулась к тебе, думая, что это — ты. Но, кто бы мог подумать, не ты. Тебе вообще до меня никакого дела не было. — Потом напишу, — прошептала Уля, прямо перед тем, как в класс зашёл преподаватель. Надеюсь, ты не против, я приложу это сообщение прямо в том виде, в котором его получила. Всё же, эти мысли для меня в разное время выступали абсолютно разными вещами: в начале бредом, потом милыми фразами, потом, в какой-то степени, оскорблением, а потом доказательством, что между нами что-то может быть. «Почему я вас шипперю? Короче, смотри. Ты — Арьяна. Девушка с тёмным оттенком кожи, прямоугольным лицом и черными, не очень густыми волосами. Мелкая, спортивная, постоянно стремящаяся послать куда подальше весь мир. Ты ведёшь себя, как мальчишка. Но ещё ты сильная. В смысле, ты боец. Я почему-то иногда представляю, что твоё сердце из камня, потому что настолько ты кажешься непоколебимой. А он — Герман. Парень с блондинистыми волосами, со стильной причёской, голубыми глазками и, в целом, красавчик. Он мягкий, добрый, милый и такой лапочка. Певец, актёр, боец и всё такое. Это делает его милашкой в квадрате. Я его представляю, как ванильного плюшевого мишку, у которого и снаружи, и внутри только мягкая набивка. Это и делает вас такой необычной парой. Инь и янь, белое и чёрное. Противоположности притягиваются, а вы, я думаю, расходитесь во всём. Вы красиво вместе смотритесь и даже ваши обычные беседы смотрятся невероятно мило. Вы просто такие лапочки и котики. Прям вах. Я считаю, что вам суждено быть вместе, потому что вы — две частички души, дополняющие и украшающие друг друга. Вот, как-то так. ГЕРЬЯНА КАНОН:)» Меня это сообщение тогда невероятно смутило и обидело. Радует, что она хоть не написала про мускулы на твоём теле и моё отсутствие титек. В любом случае, оно стало для меня чем-то смехотворным и глупым, но при этом, это то самое единственное сообщение, остающееся у меня в «важных» годами. Я перечитывала его в плохие моменты, в хорошие, когда мне просто хотелось. Ты мне не нравился, и мы с тобой тогда даже уже не общались. Но, о боже! Как же мне нравились эти строчки про Инь и Янь, про то, что мы созданы друг другу! Они смешили меня, ведь я знаю, что это неправда. Тебе было плевать на меня. Ну, по крайней мере, я так думала. Пока после нового года, не свершилось это. — Сдача нормативов, — жалобно пропищала Уля, когда мы сидели на скамье, — Ужасное занятие. — Не вижу проблем, — ответила я, чем сразу пробудила в своей старосте злобного маленького нелюбящего спорт монстрика. — Ну, естественно! — выдала она, жестикулируя руками. — Ты же спортсменка! Тебе двадцать отжиманий и два километра нипочём! Это, отчасти, верно. Несмотря на то, что занималась я лишь уличными танцами, казалось, что мне доступен абсолютно любой вид спорта. Бег давался легко, прыжки, отжимания и пресс — всё для меня посильно без особого напряжения, и даже проклятая растяжка, которая раньше у меня получалась с большим трудом. Оттого я и считалась лучшей среди девочек в классе по физкультуре. Осознаёшь, без чего ты меня оставил? — Бег! — сообщил нам преподаватель и со стороны моей соседки послышался жалобный писк. — Я с тобой, Мила! — сказала я, схватив сидящую рядом подругу за руку. Та, как раз собирала из своих волос хвостик, готовясь к предстоящему бегу, что, в свою очередь, не запретило ей отстраниться от меня. — Я буду с Улей, — кротко произнесла она, поднявшись с места. — Почему? — гордо, но с ноткой обиды в голосе, спросила я. — Потому что я не хочу вновь быть на втором круге, когда ты придёшь к финишу! — выдала она, видимо, настрадавшись за прошлые годы. Но я не виновата в том, что она такая слабая и выдыхается уже на старте. Попросту из-за того, что во мне энергия бурлила долго, как в какой-то суперсильной батарейке, я осталась без пары для бега. — Хочешь, я с тобой побегу? — спросил чей-то голос рядом со мной. Обернувшись, я увидела Сергея, глядевшего на меня из-под своих квадратных очков. Я прекрасно знала, что бегает он не лучше, чем моя прелестная подруга. Да, он лыжник, что крайне хорош в танцах, так, как когда-то занимался бальными, но бегун из него так себе. Но тогда это явно было маловажно. Главное — иметь пару, чтобы побежать. — Было бы круто! Мы направились к финишу, попутно болтая о математике и других предметах, рассказывали друг другу, как прошли каникулы. На секунду я бросила взгляд в твою сторону, и заметила, как ты мгновенно отвернулся, тем самым оповещая, что точно до этого смотрел на меня. Я вспомнила об этом только сейчас… — Арьяна! — позвал меня учитель. — Да? — Побежишь с Германом, — коротко заявил он, а я услышала, как староста медленно завывает в сторонке. — Почему это?! — поражённо вымолвила я, пялясь на твоё самодовольное и слащавое лицо. Твой хохолок отрос, и ты снова стал похож на петуха или же надменного индюка. — Потому что вы — самые быстрые в классе, — сказал преподаватель, заполняя свой журнал. — Он?! Я предательски захохотала, вспоминая, как ты бежал вслед за мной, задыхаясь, когда мы скрывались от Ули, как устало ныл, когда мы миновали твой двор, пока там гуляли собаки без поводка. Ты не способный в подобном и в нашем классе однозначно имелись парнишки быстрее тебя. — Не смешите мои подковы! — продолжала я, не сумевшая остановить свой хохот. Уже даже Сергей, до этого стоявший рядом со мной и хотевший бежать вместе, озирался по сторонам, думая, что я не в себе. — По нормативам, он самый быстрый, так что бежите вместе, — закончил говорить с нами учитель и поплёлся к старту, чтобы преодолели дистанцию первые бегуны. Только в эту секунду, ты отошёл от своих дружков и, ухмыляясь, словно конь, но очень высоких званий (жеребец скачковый) произнёс: — Что за шоу ты устраиваешь, Арьяша? — ты сложил руки на груди также, как обычно это делаю я. Мы стояли рядом и выглядели так, будто кто-то из нас попросту пародирует другого. Кривое зеркало во всей красе. — Не называй меня так! — шёпотом злобно вымолвила я. — Оно говорит! — выдал ты, улыбаясь, кажется, ещё шире, чем раньше. — В том споре не было условия, что ты прекращаешь со мной общаться. — Мне захотелось — я сделала, — ответила я, борясь с желанием ударить тебя по животу локтём. — Спорим: хотела потом начать говорить? В эту секунду, клянусь, я прям чувствовала, как уголки твоих губ поднимаются выше, и выше. — Не хотела, — вздохнула я и лишь ещё больше сжала руки. Но ты воспользовался контр способом нападения. — Да брось! — ты взял меня за подбородок и повернул к себе. — Конечно, хотела. Что такого имелось в этом движении, я всё ещё понимала очень и очень плохо, но что-то всегда получалось так, что я, пусть и понимала, что ты желаешь вытворить его, никогда не могла противостоять. Будто так заведено, что я должна воспротивиться лишь в мгновение, когда пальцы уже коснутся кожи. Мысль странная, но, вспоминая мгновения, я понимаю, что я всегда пресекала лишь после того, как ногти уже прогуливались по линии подбородка. — Неа, — вымолвила я, со всей силы ударив тебя по запястью. Ты еле слышно пискнул и посмотрел на меня хитро, словно наглый лис. Я бы сравнила тебя в этот момент с Ником Уайльдом, но мультфильм к тому времени ещё не вышел. До премьеры два месяца. — Хорошо, как скажешь, — начал болтать ты. — Ты сказала, что из меня никудышный бегун, — ужасно слащавый голосок. — Тогда, поспорим же на то, кто быстрее прибежит к финишу. Подобная игра уже привлекательна, тем более, что победитель в этой схватке для меня очевиден. — На что спорим? — недолго думая, выдала я. — На что хочешь, — заявил он, раскинув руки, словно танцевал какой-нибудь старый русский танец. — На поцелуй! Это противный писк, и принадлежал он не мне, ясен пень. Обе пары наших глаз обратились к Уле, глядящий на нас, прижимая руки к своему рту, и чуть ли, не прыгая на месте. Рядом с ней стояла моя лучшая подруга, какая просто спрятала личико за ладонью и, верно, мечтала скрыться с глаз долой. — Хочешь поцелуй Герьяны? — уточнил ты, своим привычным тошнотворным голоском. Мне хотелось ударить тебя. Просто за то, что ты отреагировал на это заявление, хотя мог легко его пропустить мимо себя. — В щёчку, — мило улыбнулась блондиночка, и я мысленно попыталась вспомнить, почему именно её мы избрали на пост старосты. Ах да. Отличница, певица, ведущая… Её лист достоинств имел поразительно огромное число схожестей с твоим, и я на секунду подумала, что нам нужно было шипперить пару Гермуля. — Нет! — произнесла я с поразительным, даже для самой себя, спокойствием. — На что тогда? — спросил в ответ ты и улыбнулся. Кажется, идея с поцелуем тебя вполне устраивала. — На твою приставку, — гордо заявила я, попытавшись повторить твою улыбку. — Хочешь мою игрушку? — смеясь, уточнил ты. — Да, — согласилась я, представляя, как буду держать заветный приз в своих руках. Потрясающая игрушка дорогого типа уже представлялась мне в фантазиях, и я грезила тем, как буду с ней развлекаться. — Это, если ты победишь, а за свою победу я хочу… — Поцелуй? — предположила Уля, всё ещё надеясь, судя по всему, на счастливый для своей шипперской карьеры итог. — Нет! — злобно процедил сквозь зубы ты на мою подругу. — Хочу снова танцы в песке, только уже под мои песни… — На твою камеру, для твоего любимого альбома, — продолжила за тебя я, догадываясь, что последует дальше. — You are so clever, mine Aryasha, — мягко и в своей манере произнёс ты. — Odio, — выдала я, злобно глядя на тебя. К счастью, теперь я снова не видела этих чёртовых голубых глаз, и лицезрела лишь мой (не)любимый хохолок. — Lie. I know you like me, — с этими словами ты отошёл от меня, одарив последней лукавой ухмылкой и отправившись обратно к своим товарищам. — Что он… — Ложь. Я знаю, ты меня любишь, — ответила Мила, поняв, что же я хотела спросить. Опешив от такой наглости, я посеяла самоуверенную мину, сразу увеличив громкость голоса в несколько раз. — Нет! Nao! — начала кричать я ему вслед. — Я могу ещё на других языках сказать! — Ты кроме этих двух не знаешь никаких, — заявила абсолютно спокойным голосом моя подруга, словно стараясь побесить меня пред пробежкой. — Не пошатывай мою уверенность в себе! Пока ты разговаривал с пацанами, я стояла и разминалась в сторонке. Мы должны побежать последними, поэтому, когда к скамейке подошли уставшие и еле дышащие Уля с Милой, я осознала, что совсем скоро придёт и наша очередь. Наконец-то, преподаватель подозвал нас, и мы подошли к линии старта. Я присела в извечную стойку, поставив кончики пальцев на землю и подготовилась к началу. Вдох-выдох. Пред о мной лишь пять кругов, два километра. До моей приставки нужно миновать только два километра в своей обычной скорости. Я могла бы даже немного тормозить, ибо всё равно бы сумела тебя обогнать. — На старт! — вдох. — Внимание! — выдох. — Марш! — мне кажется, или ты тогда улыбнулся пред началом? Тронувшись с места, я сорвалась, словно вихрь, и ринулась вперёд. Кажется, я оказалась настолько быстрой, что даже мои одноклассники, немного-немало, выпали с моей скорости. Я видела удивлённое лицо Милы, которая достаточно часто видела, как я бегаю, но, судя по всему, в этот раз моя скорость вылетела до реактивной, оставив прошлый опыт позади. Как и тебя, кстати. Вначале мы с тобой шли наравне, но я быстро вырвалась вперёд. По-моему, ещё на первой половине первого круга. Преодолев тебя тогда, я обрадовалась, осознавая, что победа у меня уже в кармане. По-моему, это самый лёгкий из всех наших споров. Преодолев второй круг, я уже даже позволила себе расслабиться. Вроде нога перестала с таким громким стуком делать шаги и даже руки успевали немного отдохнуть. Я подбегала к старту и видела, как мои подруги стоят в сторонке и хлопают мне, надеясь на мою победу. Четвёртый круг, ты у чёрта на куличиках, а я уже прямо перед стартом. Остался лишь один круг. Лишь один. Я подбегаю к финишу, вижу эту долгожданную чёрточку на полу, представляю, как сейчас, миную её ещё дважды, и получу приставку, о которой никогда даже раньше не мечтала. И… Дальше, ты знаешь, что было. Я оступаюсь, или поскальзываюсь, или спотыкаюсь… Версий сотни, ибо правду, кажется, никто не видел. Вообще, не важно, что стало причиной происходящего. Важно то, что вместо заветного старта на последнем круге, я полетела кубарем вперёд, словно с какой-то горы. Я ударялась головой, и ногой, и рукой, и спиной. Мне казалось, что так не могут люди падать, просто спотыкаясь. Что необходимо при этом находиться на вершине Килиманджаро и вниз спускаться уже с неё, разворачиваясь, будто я — не человек, а круглый мячик. Смешарик, блин! Но, увы, я и без великих гор как-то умудрилась. Когда же наконец я остановилась, то я не могла встать. Лёжа спиной на полу, я понимала, что не внимаю его холода, не ощущаю пространства, совсем плохо слышу звуки. Казалось, что буквально каждая моя косточка ранена и ноет от боли. Хотя, буду честной, я не чувствовала ничего. Я находилась в каком-то трансе, где чётким оставался лишь свет от ламп, висящих на потолке в спортивном зале, что слепили своим ужасно ярким белым светом, так напоминавшим «свет в конце тоннеля». Устрашающе? А иные помыслы и не явятся, когда ты валяешься, не шевеля ни единой мышцей, и ощущаешь, что не способен исполнить и крошечного вдоха. Что я точно помню, так это то, как ко мне подбежали все. Мои подруги звали меня по имени и истерично пищали, а другие девочки стояли поодаль от этой страшной картины. Уля потом говорила, что они попросту боялись ко мне подойти, потому что, невзирая на моё неподвижное, еле на вид живое тело, их ужасно напугала краснота, в какой я расположилась. Из моего носа обильно шла кровь. Забавно, ведь я бы её не почувствовала и ничего об этом бы не узнала, не увидь потом грязные пятна. Пацаны подбежали тоже, кто-то даже усмехался. Преподаватель растолкал учеников, сел на колени и, вроде как, приподнял мою голову. Только тогда я наконец почувствовала, как ко мне возвращается возможность дышать, которая до этого оказывалась не дана. Я начала жадно глотать воздух, стараясь заполнить им свои, кажется, выжатые лёгкие, что всё равно давалась с несусветным трудом, будто дыхание перегорожено чем-то. Учитель, вроде, как-то ударил меня по спине, и дышать стало гораздо легче, что полноценный вдох, наконец-то, был подарен мне этим миром. Откровенно говоря, я не помню, в какой момент, ты подбежал ко мне. Я лишь помню, что в секунду прозвучал ужасно громкий крик «Арьяна», произнесённый нормальным, не характерным для тебя тоном, а потом это твоё любимое отвратительное уменьшительно-ласкательное моё имя повторялось снова и снова над моим телом, пока мои веки медленно закрывались. Толпа, которую я не видела, но ощущала до этого, будто бы испарилась, когда пред о мной возникла твоя фигура. От твоей паники, твоих диких возгласов даже наш учитель отошёл чуть в сторону. Склонившись над о мной, ты положил руки мне на щеки, отчасти на такой привычный подбородок, моля меня не закрывать глаза, требуя, чтобы я оставалась в сознании, будто бы и впрямь верил, что это в моей власти, пока всё это мешалось с неугомонными словами вида «прошу» и «умоляю». Только сейчас я понимаю, что ты находился в самой настоящей истерии, трясясь над о мной, словно доктор над умирающим пациентом, и лишь потом, размышляя над интонацией твоего голоса, я осознала, что ты чуть не перешёл на плач. От моей травмы тебе самому стало совсем не хорошо, а я не могла даже руку поднять или что-то сказать, чтобы тебя успокоить. Ладонь не подчинялась, а горло, казалось, затонуло в крови, в которой умылись и твои пальцы, требующие свыше моей жизни и остановки моей горечи. Бросив кроткий взгляд на нас, преподаватель, верно, заявил, что меня нужно нести в медпункт и, вроде бы, он исполнил шаг вперёд, желая сам взять меня на руки. К его сожалению, он не успел протянуть ладони, как ты схватил меня и, прижав мою тушку к себе, встал. Так ловко, легко, будто я пушинка какая-то. По сути, так подумать, в твоих руках находился раненный человек, с возможными переломами и травмами, но ты вообще не собирался позволять хоть кому-то, кроме себя, разрешать ко мне подходить. Учителя, верно, смутило это поведение, когда ты пререкался, так-то поразмыслить, подвергая меня опасности, но он ничего не сказал, потому что видел то очевидное, которое потом на словах мне опишет слишком романтическая Уля. Совсем не важно, что бы он сказал: ты бы меня не отпустил и ты бы меня ему не отдал. — Донесёшь? — прошептал преподаватель. А, может, он говорил громко… Я без понятия. — Да! — воскликнул тихо ты и пошёл к выходу из зала. Приказы тобой не внимались, слова учителя опускались, а предложения иных как-то помочь аннулировались. Ты не воспринимал ничего, прижимая меня всё ближе к себе. Одна твоя рука держала меня на изгибе колен, и я прям чувствовала боль, которой отзывалась моя нога. Мне помнится, что, то и была моя последняя мысль. «Там точно перелом.» То ли я вырубилась от болевого шока, то ли от удара головой — неизвестно. Но утопала я во мраке твоих ладоней, чётко ощущая это сбивчивое испуганное дыхание, приправленное нетрезвой решительностью меня спасти, а очнулась лишь тогда, когда меня грузили в машину скорой медицинской помощи, уже укладывая на кушетку. В крошечном вагончике оказался и ты, что, ясное дело, врачам совсем не нравилось. Тебя пытались выгнать из неё, но ты сопротивлялся до последнего, будто бы боясь доверять меня хотя бы этим квалифицированным специалистам. Насколько же ты паниковал… Открыв глаза, я увидела твоё ужасно испуганное лицо, которое следовало за врачами, пока меня везли на носилках. — Проснись, Арьяша! Проснись! Именно в это мгновенье мой рассудок более-менее пришёл в себя, позволяя глазам посмотреть на тебя. Пробудившись, я внезапно поняла, что единственная моя задача сейчас — это отделаться от тебя. Я ещё не знала точно, как это выглядело со стороны, совсем не понимала, как ты смотрелся, когда хватал меня на руки, рыча на окружающих, будто тигрица, спасающая своих деток, но я ощущала какой-то толикой души, что ты не уйдёшь, пока я не попрошу. Всё твоё светлое, вечно нафталиновое личико испачкалось в крови, как и твоя серая спортивная футболка, что вымазалась в ней настолько, будто предрекая себе скорую гибель в мусорке. А ведь когда-то ты мне утверждал, что серая футболка на физкультуру — прекрасная идея, потому что, кроме, как потом, её ничем не испачкаешь. Ну, что же… Теперь ты изменишь своё мнение. Увидев, что мои веки распахнулись, ты закричал вновь: — Арьяша, слава богу! Как раз в этот момент мы подъехали к машине скорой помощи, и меня собирались загрузить наверх. — Тебе нельзя ехать! — кричала медсестра, пытаясь убедить тебя вернуться на уроки. Но ты смотрел на меня, как на призрак, словно сейчас видишь меня в последний раз. Истеричность, истинная паника, какой-то больной страх. Эти эмоции не мои, они твои, но они ударили по мне, лишь только я встретилась с этими напряжёнными чертами. Честно, словив их, я аж испуганно подавилась воздухом. Паника будто отражалась в изгибе губ и слишком открытых глаз, и она губила пострашнее ножа или опасного яда. Мои уста на секунду застыли, этим подавились. Такие чувства требовалось погубить, чтобы они закончили разрушать. Мне нужно сказать что-то, чтобы успокоить твою тревогу. Хоть буковку, чтобы угомонить ненасытное, надоевшее уже всем волнение, которое складывает под собой даже меня. Стараясь совладать со своей болью и с тяжёлым дыханием, я выдавила из себя: — Я просила меня так не называть. Снизошло нечто, больше похожее на шипение. После каждого слова мне приходилось делать паузу, чтобы сильное ощущение удушья в грудной клетке немного успокаивалось. Но, к счастью, моя фраза действительно спасла тебя. На твоё лицо мигом вернулась улыбка, только она уже не была столь смазливая и наигранная. Искренняя и душевная, для меня она стала каким-то лучиком света в ту секунду, когда меня завозили в машину скорой помощи, предрекая долгое лечение в больнице. — Люблю тебя, — вымолвил ты, приспустив уголки губ и глядя на меня так, будто провожал в длительный путь. Поднажав ещё раз, я попыталась хотя бы на правой руке, которая, кажется, чувствовала больше, сделать фак. К счастью, у меня это получилось, и ты это заметил. Я тебе не говорила никогда, потому что не хотела пугать, но, чёрт его подери, сразу, после того, как я узрела ещё секунду твоей улыбки, и двери захлопнулись, я сразу же, в то же мгновенье, отключилась.