В прощальном письме пятнадцать запятых

      Перелом один, перелом два, травма три. Честно говоря, я мало что запомнила, пока врач перечислял мои многочисленные раны. Всё, что я знала точно, так это, что на ближайшую неделю я здесь, с гипсом на левой ноге, перевязкой на колени у правой, и ещё одним гипсом на левой руке, который начинается от локтя и заканчивается лишь на кончиках пальцев. Чтобы мне было легче его держать, также сделали повязку на шею. Как оказалось, дышать мне стало резко тяжело не от того, что я сломала себе позвонки или что-то подобное, не из-за перелома рёбер и проткнутых лёгких. Ничего из того опасного, что предполагалось близким к гибели. Суть в том, что, пока я летела, словно волчок, кружась на полу, соударяясь с ним снова и снова, я задела один нерв, который и пережал дыхание. Но, к счастью, в тот же день всё восстановилось, и я сумела полностью нормализоваться. Ну, не считая отнятой способности самостоятельно передвигаться. Видимо, именно по той причине, что ран было достаточно много, и это бы попросту мешало не только мне, но и другим людям, меня переселили в двойную палату, где я должна находиться одна. В первый же день я проснулась, потому что пред о мной сидела мама. За окном очень темно, и так я поняла, что уже десятый час, и моя родительница пришла ко мне лишь после того, как завершила все дела дома. Меня переодели в пижаму, принесли какие-то банальные вещички. Мы с ней немного поболтали, пока она сидела грустная, понимая, что я пострадала достаточно сильно, и не скоро приду в норму. Мне же было её жалко, потому что теперь, ей, мало того, что придётся вечно самой забирать Киру, так ещё и все домашние дела, которые лежали на мне, придётся делать ей по ночам. Мне было ужасно стыдно за то, что я так неудачно упала, и я всегда считала, что я её подвела. Понимаешь, да? Мне всегда было стыдно попросту за то, что я заработала тогда себе эти переломы. Ты понимаешь, Герман?! В любом случае, стоило ей только уйти, как я чуть ли не мгновенно уснула. Честно говоря, в первые два дня я вообще не видела, что происходит, ибо почти постоянно дремала или лежала с закрытыми глазами. Поэтому, неожиданно проснувшись от милого и знакомого мне хохота, я даже не сразу осознала, что это — не сон. — Проснулась! — пискнула моя староста, сидя на подоконнике и улыбаясь. — Привет, солнышко, — произнесла Мила, глядя на меня своими заботливыми глазами. — Привет, — я потянулась, попытавшись поднять обе руки вверх, но, почувствовав резкую боль, быстро вспомнила, что левая у меня отныне не в строю. — Как ты? — спросила Уля, поглядывая на моё тело, разложившееся на кровати. Кажется, тут сразу понятно, что не очень. Моя лучшая подружка сидела у подножия моей постели на стуле, который прилагался к столу, за каким я, как бы, должна есть, но, как не сложно было догадаться, я за него так ни разу и не села. — Ну, хуже, чем могла бы быть, — стараясь говорить, как можно более оптимистично, ответила я. — Ну, лучше, чем мы могли подумать, — выдала Уля, поднявшись со своего места, и присев за соседнюю кровать. — Мы подумали, что ты будешь полностью переломана, ещё и как-то поранишь мозг и лицо. Всё-таки, из твоего носа шла кровь… — Но я им просто ударилась, — попыталась успокоить я девчонок. — Это понятно, — прервала меня Мила, — Но её было очень много! И в спортзале большой след, и вся футболка Германа была в ней… Казалось, что ты потеряла очень много крови… — Девчонки до сих пор думают, что ты в коме лежишь! — воскликнул главарь нашего класса, придерживая на себе свою кофту, лежащую лишь на её плечах. Я посмеялась. Хорошо, что они хоть не подумали, что я умерла. — Мы тебе принесли тут некоторые вещи, — вымолвила моя подружка, встав с места и поставив на стул, где ранее сидела, огромный пакет с разными вещами. — Тут всякие фрукты, сладости, некоторая одежда, которую попросила передать твоя мама, зарядка от твоего телефона и тетради. — Не только мы тебе подарочки принесли, — сказала Уля, улыбаясь как-то истерично и даже по сумасшедшему. Я посмотрела в её сторону и увидела, как она глазами косится куда-то влево. Повернув голову, я увидела, как на соседней тумбочке разместился большой букет в вазе. Он оказался действительно очень большой и, казалось, что в нём есть чуть ли не все виды цветов. По крайней мере, именно такой вывод я могла сделать, пока смотрела на бутоны с того места, которое мне доступно. — Кто принёс? — спросила я, прекрасно зная ответ. Ни один другой человек не мог этого сделать, кроме тебя. Как и верно, никакой другой девушке ты бы не принёс такой букет в больницу, кроме меня. — Герман! — протянула моя староста, сияя от счастья, словно солнце. — Он приходил к тебе дважды, пока ты спала, — рассказывала мне Мила. — Приносил цветы и попросту сидел рядом. Сказал ещё завтра придёт. — Хорошо, — шёпотом ответила я, глядя на этот букет ещё раз. Я не любила цветы. Флора — это то, что моя душа никогда не могла принять или понять. Лёжа в постели и глядя на этот букет, я задумалась о том, что никогда тебе об этом не говорила. Судя по всему, я вообще мало, что тебе говорила. Следующим днём я действительно проснулась и увидела пред собой знакомый петушиный хохолок и ещё еле заметную улыбку, вновь оказавшуюся куда искренне, приятнее и нежнее, чтоли, чем обычное натянутое на лицо нечто. — Good morning, mine Aryasha! — почти пропел ты, смотря мне в полуоткрытые глаза. — Quanto você me enfurece, — выпалила я в своём привычном безэмоциональном ритме. — И я тебя люблю, — произнёс в ответ ты, мягко погладив меня за подбородок, словно какого-то котика. Гнев не то чтобы усмирился, но определённая нота ярости из моих последующих изречений и впрямь сбежала. — Зачем они мне? — я медленно наклонила голову, указывая на букет, стоящий подле. — Чтобы сделать тебе приятно, — сказал ты, заправив свой хохолок назад. — Я не люблю цветы. Ты сделал мне неприятно. Ты замолкнул от такого заявления, кажется, проигрывая где-то у себя в голове морской бой с попытками порадовать меня, но, посмотрев на пол, резко вспомнил, что имеешь ещё козыри в рукавах. — Хорошо, — гордо говорил ты, подняв на соседнюю кровать целую огромную сумку. — Я тут принёс несколько других вещей, которые должны тебя порадовать. Сказать, что размеры этой огромной спортивной сумки меня удивили, это ничего сказать. Примерно такую, но только полностью забитую, уносил с собой отец, когда уходил от нас. — Это сумка?! — поражённо уточнила я, глядя на тебя. — Не пакет?! — Ага, — радостно ответил ты, открывая молнию на ней. — Просто всё, что я хотел тебе принести, никак не умещалось даже в два пакета, поэтому пришлось принести её. — Ты что, принёс мне все свои вещи?! В ответ ты лишь рассмеялся. — Смотри, — ты начал вытаскивать из сумки вещи, — Плед. Очень мягкий. На случай, если ты будешь мёрзнуть… Маленькая подушка под голову, чтобы было удобнее спать в этом состоянии, — ты указал пальцем на мою кровать и специальную конструкцию для того, чтобы нога чуть возвышалась над о мной. — Твой любимый чай, который мой любимый чай. Печенья нашей поварихи… А дальше, смотри, — ты покрутил пред о мной приставкой, за которую свойственно мы и провели гонки. — Твоя заслуженная приставка и зарядник к ней! — Уи! — пропищала я, когда игрушка наконец-то попала ко мне в руки. — Спасибо! — Ты её заслужила… Ведь, именно ты бы победила, если бы этого не случилось, — вымолвил ты, и мне показалось, что в твоём голосе была какая-то печаль и горсточка… Вины, чтоли. По сути, ты относился к тому типу людей, какие на публику всегда играют, притворяясь золотыми великими детьми, достойными всех святых благ, потому что они — ангелочки во плоти. Но, когда ты вёл беседы со мной, маски, будто сами по себе, ломались. Голос становился куда более не притворным, улыбка не такой нафталиновой, а очи даже смели выдавать эмоции Тогда очень ясно читалось, что тебе невероятно стыдно, что мне, как и твоё чувство вины, вообще ничуть не угождало. — Эй! — позвала тебя я, схватив своей не раненной рукой твою ладошку. — Ты не виноват в этом! Никто в этом не виноват! В ответ ты лишь тяжело вздохнул, посмотрел на моё лицо и, получив от меня слабенькую улыбку, тоже еле заметно засмеялся, будто мирясь с этим пунктом вновь, а после продолжил вытаскивать свои подарки, скрывая явное мнение о том, что мои слова ничуть не помогли. Ты всё также считал себя причастным, но… Всё правильно. Считай. — Я принёс тебе свой старый планшет и симку в нём, чтобы ты могла сидеть Вконтакте и смотреть сериалы, — добавил ты. — Я не смотрю сериалы, — сообщила я ещё одну подробность, которая, кажется, поразила тебя куда больше, чем всё остальное. — Как это?! — ты схватил стоящий возле стола стул и, придвинув его поближе ко мне, сел. — Не хочу зависеть от чего-то и тратить на это своё время, — гордо произнесла я, на что получила лишь смешок с твоей стороны. — Готов поспорить, что тебе это понравится, — ты протянул мне планшет в мою правую целую руку, и мне показалось, что он ужасно тяжёлый. — Тут все сезоны Шерлока, два сезона Клиники и все вышедшие сезоны Теории Большого взрыва. — Хочешь, чтобы я начала деградировать? — вымолвила я. — Ой, Арьяша, не преувеличивай, — нагло произнёс ты. — Ты и так на низшей ступени. Твой смех разошёлся по комнате, а я, быстро положив планшет на кровать, показала тебе фак. Только теперь одной рукой. Не бойся, скоро я буду руководствоваться ей куда быстрее. — Ах да, чуть не забыл, — ты достал из своего кармана телефон, и, подойдя ко мне, включил фронтальную камеру. — Что ты хочешь? — спросила я, когда ты присел на рядом стоящую тумбочку, чуть ли не скинув с неё мои фрукты. — Хочу сделать фото Герьяны для счастья твоей группы и для до того, чтобы наши одноклассники убедились, что ты не мертва, — усмехнулся ты и, приобняв меня за плечо, сделал первое селфи. Не люблю камеры, и ты это знаешь. Именно поэтому, вместо того, чтобы просто улыбаться, мы сделали самые идиотские лица из всех возможных. Двести раз сделали такие лица, решив на двести первый раз пойти по иному пути. — И последняя, — заявил ты, нажав на кнопку, что включила таймер. — Смотри в камеру и улыбнись! Послушавшись тебя, я посмотрела на кружок на экране твоего телефона и улыбнулась, кажется, впервые за всё время, когда ты фотографировал меня без моего разрешения. 3…2…1… Я чувствую, как твои губы касаются моей щеки, и тут же происходит вспышка. Времени на осознание не надобно — мгновенно ты получаешь удар по руке. — Что за чёрт?! — воскликнула я, понимая, что должна обижаться, но отчего-то, мне от этого лишь стало смешно. — Уля просила, я сделал, — вымолвил ты и засмеялся. — Герьяна во всей красе. Повернув ко мне экран своего телефона, ты указал на начальную страницу, где на экране красовалась эта самая фотка. Улыбающаяся я и целующий меня в щёчку ты. Ничего чудесного я в этом не находила, но отрицать, что что-то притягательное в снимке и впрямь имелось попросту глупо. Мерещилось, что в нём всё верно, якобы на своих местах, исключительно правильно, ведь я ещё не ведаю, что пойдёт следом, и потому так спокойна и умиротворена. Кадр виделся таким, будто так и должно быть. — Odio, — произнесла я. — И я тебя люблю, — пройдясь пальчиком, будто поглаживая, по моему подбородку, сказал ты, схватив с кровати сумку и направившись к выходу. — Я приду ещё завтра, а ты пока смотри сериалы! — Я на них не подсяду! — закричала я, слыша, как открывается дверь в комнату. — Завтра на это поспорим, — вымолвил ты, захлопывая дверь. Ты пришёл. И завтра, и послезавтра, и каждый день. По будням ты сидел с трёх до восьми, а по выходным даже оставался с ночёвкой, ложась на соседней кровати или устроившись на стуле. Как тебя не выгнали врачи для меня оставалось загадкой, которая раскрылась банальнейшим образом: один из них зашёл и, увидев тебя, перешёл к бесконечной копролалии. Ты их просто вынудил и им надоел! Помнится, что ты приходил, рассказывал мне о школьной жизни, объяснял новые темы, подтягивая меня по учёбе, чтобы я не отставала. Как только мы заканчивали делать домашние задания, мы кушали, а потом вместе смотрели сериалы, закачанные на планшет. И да, ты абсолютно верно сказал: я достаточно быстро подсела на мужика с тяжёлым именем и его верного товарища Ватсона. В какой-то степени, я даже видела схожесть с нами. Я с поломанной ногой и ты — высокоактивный социопат с альбомом из моих фотографий на своём телефоне. Заставив меня создать страницу в Инстаграме, ты регулярно отмечал меня в истории, чтобы, судя по всему, все знали, что ты сидишь на больничном стуле, возле девушки, которая даже не в состоянии сама ходить. Я не добавляла туда фоток, но, зато, ты постоянно размещал кадры со мной, и добавлял какие-то песенки. Выглядело это мило, особенно визжала с этого главная фанатка нашей пары Уля, но, если так подумать, это было как минимум странно. Для меня то. Я же дура. Ещё страннее стало, когда в один из дней, твой телефон начал безостановочно трезвонить. Ты сбрасывал звонки, вытворял это снова, и снова, пока, не выдержав, не решился поднять трубку. — Да, мам, — вымолвил ты, пальцами указав мне, чтобы я поставила серию на паузу. Судя по всему, разговор был личным и не особо приятным, ибо ты попытался скрыться от моих молчаливых глаз в туалете, словно действительно не знал, что стены здесь тонкие, как куски фанеры, и что, буквально, каждое твоё слово, пусть и слабо, но слышно. Когда ты вернулся и сел на место, мгновенно начался мой опрос. — Что-то случилось? — Ничего важного, — произнёс ты, убрав телефон обратно в карман сумки. — Кажется, что твоя мама зла, — промямлила я, не желая бросать это дело без подробностей. — Всё в порядке, Арьяша, — ответил ты, вновь сложив свои руки у меня на краю кровати и положив на них свою голову. — Включай серию. Облокотившись на своё сиденье и собираясь уже нажать на паузу, я вновь посмотрела на тебя и вспомнила. — Сегодня четверг? Ты еле заметно кивнул в ответ, уже догадываясь, что я всё поняла. — Ты пропускаешь занятия по борьбе, — поняла я, окончательно убрав планшет в сторону. — Поэтому твоя мама злится… — Арьяша, ничего важного, — начал отнекиваться ты. — Давай продолжим смотреть. — Ты совсем на них не ходишь из-за меня? — Арьяша! — пытался заткнуть меня ты. — Мне никогда не хотелось этим заниматься! Это выбор мамы, которая желала, чтобы у её сына была хорошая фигура! — Ты же понимаешь, что так все труды в лету канут?! — выдавила я из себя. — Продолжишь пропускать, и тогда спорт покажет тебе мой фирменный знак… — Это не важно, — прервал меня ты, потянувшись к планшету, чтобы включить фильм. — Для меня не важно… Давай продолжим смотреть? Понимая, что ты и дальше можешь попросту игнорировать все мои слова, я решила перейти к крайним мерам. — Nao! — гордо сказала я, скрестив, насколько это возможно, руки на груди. — Nao farei nada! — Прекрасно, — шёпотом промолвил ты. — Перешла на португальский! — Vou começar a falar russo apenas nas minhas condições, — продолжила в то же время я. — Мне что, Гугл переводчик использовать для болтовни с тобой?! — Ou você pode concordar com minha proposta. Ты глянул на меня своими голубыми глазками и тяжело вздохнул, понимая, что я слишком упёртая и способна очень долго докучать тебе любимым языком. — Хорошо, что ты хочешь? — мягко спросил ты. — Ты вернёшься на занятия и будешь приходить ко мне тогда, когда у тебя будет свободное время, — твёрдо говорила я, звуча, как можно убедительнее. — Мне не нужна нянька. Мне нужен мой друг, борец, певец и кто-то там ещё… — Ведущий и актёр, — продолжил ты, светя своей притворной улыбкой. — Да, вот этот самодовольный петух! — вымолвила я, когда по палате разнёсся твой хохот. — Ты же крутой борец, силач и фиговый бегун! Дивясь моим выражениям, ты высоко приподнял брови. — Ну, я, по крайней мере, ноги на пустом месте не ломаю! — сказал ты. — И самый последний придурок на этой планете! — закончила я. — А кто же с тобой будет смотреть сериалы и есть сладости? — спросил ты, словно это действительно куда важнее, чем многочисленные медали, висевшие в твоей комнате. — Я сама справлюсь! Думаю, что это не так сложно, — произнесла я, немного смеясь. — А потом восстановлю свою ногу и приду к тебе на соревнование. — Учитывая твоё состояние, я тебя туда понесу, — смеясь говорил ты. — А спорим, я сама дойду? — я протянула тебе свою правую не раненную руку. Новый спор пришёлся тебе по душе и ты, усмехнувшись, протянул пальцы в ответ. — А спорим! — ладони сжаты, а глаза смотрят точно друг на друга, искря безумством, вереща, что мы готовы к новому сражению. — В любом случае, если твоя нога к этому моменту выздоровеет, то твой топографический кретинизм ещё никто не отменял! И вот, принесённая тобой подушка, полетела тебе в голову. Ты приходил также каждый день, но уже гораздо реже. Продолжал выполнять свои дела, но только в меньшем размере и оставлял мне сотни подсказок, которые я попросту хотела пропустить мимо себя. Как тот случай, когда мне начал писать Сергей, а ты, узнав про это, попросту взял свои вещи и направился к выходу, или та ситуация, когда ко мне пришёл твой товарищ Максим. Забавно то, что я не придала этому пришествию абсолютно никакого значения. Казалось, что весь наш класс уже успел побывать в моей больничной комнате, но, стоило тебе только увидеть этого парнишку, стоящего возле стола и интересующегося, как у меня дела, как ты мгновенно, чуть ли ни за шкирку, вывел его в коридор. Чёрт знает, о чём ты тогда с ним говорил, но после вы зашли обратно, и, посидев пару минут, наш одноклассник покинул больницу. Зато ту субботу я запомню надолго. — Ты опять с Сергеем переписываешься? — спросил ты, заваривая нам двоим чай. Подобное грезилось просто чудесным, когда ты находишься в больнице, но чувствуешь себя совсем как дома. Электрический чайник, вечные знакомые на вкус печеньки и всегда остающаяся на столе вторая кружка с недопитым чаем. — Он спрашивает, когда меня выпишут, — ответила я, набирая на сенсорном экране сообщение. — Когда ты будешь абсолютно здорова, — произнёс ты, поставив кружку на мою тумбочку. — Значит, никогда. Освободив руку, я мгновенно показала тебе фак. Жить в таких условиях я уже приспособилась. — Так, Арьяна, — вымолвил зашедший в мою палату врач, — Отправляемся на снятие гипса с руки, кажется, что уже всё в порядке. — Правда?! — радостно переспросила я. Сидевший рядом ты тоже начал улыбаться. — Да, уже пора, — сказал врач и поставил какую-то галочку у себя в бумагах. — Сейчас привезу инвалидное кресло. Блин. — Что? — удивлённо прошептала я. — Кресло каталку, — заявил врач и посмотрел на меня, поражённую, словно молнией, как на полную дурочку. — Как ты по комнате вообще перебиралась всё это время? В туалет там ходила? На самом деле, это невероятно просто. Ты брал меня на руки, доносил до туалета, а там я уже научилась пользоваться как-то лишь одной рукой и лишь одной ногой. Порой на помощь приходили санитары, но мне никогда не приходилось усаживаться на это самое кресло. — У нас свои методы, — выдал ты, стоя в сторонке и смущённо глядя на доктора. — Ясно, сейчас привезу. С этими словами он покинул комнату, а я осталась наедине с мыслями о том, как я буду смотреться в этом инвалидном кресле. — Ну, что сидим? — сказал ты, подойдя ко мне, как можно ближе, и наклонившись. — Сажаемся ко мне на руки, ведь ехать в нём ты точно не хочешь, — после этого ты крепко прижал моё тельце к себе, обернув мою правую руку возле своей шеи, чтобы я могла себя спокойно придерживать, а второй рукой держал на изгибе колен. — Пойдём на снятие гипса! Очередное решение отдаться риску, новый вариант с уничтожением самой себя. Но, смешно, я очень тебе доверяла и не сомневалась даже, что ты меня ранишь или уронишь. По моему мнению, ты не мог меня ранить. Так, мы вместе направились к выходу из комнаты. Стоило нам только миновать дверь, как следом послышались крики и ругань. — Что вы делаете?! Это же опасно для неё! Вы можете её уронить! Посадите её в кресло немедленно! — безостановочно продолжил пищать врач, который лишь пару мгновений с абсолютно безэмоциональным лицом оглашал нам показания. — Если вы будете быстрее меня вести в нужный кабинет, то будет меньше шансов, что я её уроню, — заявил ты, а я лишь сильнее сжала руку на твоей шее. Почему-то вся эта ситуация вызвала во мне приливы смеха, с какими я оказалась попросту не в состоянии бороться. Оттого, глядя на поражённое лицо врача и на реакцию каждого проходящего мимо нас больного, я лишь громогласно хохотала. Наконец, мы подобрались до нужного места, и через некоторое время, моя рука уже получила долгожданную свободу. Вскоре меня отпустили домой, и выписка, верно, осталась единственным днём, когда тебя в больнице не было. За день до этого мы собрали все вещи, какие из них принадлежали тебе, а какие мне, чтобы потом не пришлось объяснять маме, откуда взялось то и это. Ей то сложно налгать, что хорошенький планшет мне преподнесли в подарок Уля или Мила. Даже я бы в такое не поверила, а рассказывать матери, что это всё — подарки от моего друга, какой мне не парень и с каким я, свойственно, и соревновалась, когда получила эти переломы, — тоже такое себе дело. Особенно, если припоминать факт того, как ты находился в комнате и как часто являлся. Ни одна медсестра в тот день не смогла сдержать язык, чтобы не напомнить о твоём вечно снующем здесь хохолке. Радует, что, встретив маму, они затихли. Лишь тихонько посмеивались. Конечно же, ко мне домой ты в итоге захаживал потом ещё последующий месяц так же часто, как и в больницу. Сидел у меня до шести, в те дни, когда мог, а потом уходил прямо перед самым приходом мамы. А, знаешь, что ещё хорошо помню? Как мы отправились к тебе на соревнования по борьбе. Мы с девочками сидели у меня в квартире, и ты вызвал нам такси, чтобы мне легче добраться. Точнее, чтобы я не напрягалась. Подниматься по этим ступенькам в дворец культуры оказалось невыносимо тяжело. Особенно на костылях, особенно после того, как одна из рук, обязанная держать вес на себе, все ещё проходила процесс восстановления. Ты же на тот момент уже находился в зале, во всем своём обмундировании, и попросту не мог выйти и помочь мне. По-моему, тогда я впервые буркнула себе под нос о том, сколь ты мне надобен и необходим, вызвав очередной писк с уст нашей старосты. Наконец-то мы добрались до посадочных мест и, усевшись, я сразу увидала тебя. В этом странном полу купальнике и… Будем честными, я впервые вообще узнала, что такое борьба, и как это выглядит, так что, я попросту надеюсь, что ты не будешь меня за это ругать. Приметив нас, ты подобрался ближе и, обняв каждую, отдал мне свой телефон, с просьбой заснять то, что будет происходить. После этого ты буквально секунду поддержал меня за руку, но этого хватило сполна, чтобы стоящая рядом Уля завизжала. Верно, она отметит этот день в календаре, как лучший день её карьеры шиппера. До следующих же дней с нами. Бой начался. Раунд, и ты повалил его на землю. Раз, и твой соперник снова на земле. Снова буду честной: после первой победы я вообще перестала следить за происходящим и лишь смотрела за тем, чтобы зарядка твоего телефона совсем не села. Только когда Мила сообщила мне, что сейчас твой финальный бой, я глянула прямо. Понятия не имею, скольких ты положил, понятия не имею, сколько раз ты смог лечь на эту землю, но концом этой игры стало то, что ты победил. Мои подруги радостно завизжали, повставав со своих мест, а я захлопала в ладоши, продолжая восседать. Со своей ногой у меня имелось слишком мало шансов стоять, аплодировать и не балансировать. В конце концов, после множества сделанных фотографий, мы сумели подобраться к тебе. Помнишь первое, что ты сказал? — Уля, будь добра, сфотографируй нас с Арьяшей. Отдав свой телефон нашей старосте, а мои костыли моей спокойной лучшей подруге, ты начал заниматься моим самым ненавистным делом. Вначале придерживая меня за талию со своим дипломом, а затем, подняв меня на руки и выдав мне на руки свою долгожданную медаль, мы сделали несколько фотографий. Спор выигран — я дошла сама, но и ты показал себя в лучшем свете. Несмотря на твою излишнюю заботу и огромное количество времени, какое ты отдал, заботясь обо мне, когда я лежала загипсованная, даже не по твоей вине, ты всё равно смог пробиться вперёд. Это стоило многого и очень многое показывало. К примеру, то, что ты — не только боец, певец и напыщенный придурок с хохолком, но ещё и сильный человек, умеющий делать всё, и при этом успевать.

***

Я не буду ничего изменять и дополнять. Это страница слишком хороша, чтобы портить её воспоминаниями о прошлом, то есть о будущем. Просто… Скоро радуга закончится, и следом за ней придёт совсем не ясное небо.