В прощальном письме пятнадцать запятых

      С того момента прошёл целый год, и наступило лето после чудесного десятого класса. Почти все уроки мы с тобой только что и делали, так это на что-то спорили, ибо более ничего знаменательного попросту не находили. Подготовка к выпускным экзаменам, которые ждали нас всего лишь через год, нас совсем не волновала, и мы, как и, впрочем, весь класс, благополучно срали на происходящее. Ты общался с Милой, которая более вообще никогда не спрашивала у тебя в сообщениях обо мне и вовсе притворялась, будто меня не существует. Подругой на смену ей стала Уля, которую куда больше мне приходилось терпеть, нежели видеть. Иногда она изрядно доставала меня знаменитостями и какими-то деталями их личных жизней, которые меня не волновали, но и находиться совсем в обществе мальчиков было дико, отчего её компания порой оказывалась необходимой. В тот год мне исполнилось шестнадцать и, решив не тратить время зря, я решила устроиться на работу. Лето выдалось настолько жарким, что сразу с первых чисел июня под двадцать градусов, что привело к большому скоплению любителей пляжей на набережной нашего города. Именно туда, мне и удалось устроиться, в маленький магазинчик прямо на пляже, где торговали напитками и разными закусками. Там было предорогое мороженое, водица, которую, поднявшись ближе к жилым домам можно купить в четыре раза дешевле, и так далее. Но, зато, это был небольшой бар. Там меня научили намешивать безалкогольный Мохито, Айсберг в океане, Милк Шейки и, за то время, пока ты не уехал в августе в лагерь, ты успел испить каждый из них, когда приходил в мои смены и проводил со мной необходимые пять часов. — Ты здесь появляешься чаще, чем мой сменщик, — процедила я, протягивая тебе очередной коктейль. — Мы с ним посменно работаем за отнимание твоего внимания, — вымолвил ты, присосавшись к трубочке, изредка крутя в пальчиках зонтик. Был восьмой час и скоро завершался мой рабочий день. Солнце опускалось за горизонт, что создавало невероятную, попросту волшебную картину. В водной глади мелькал ярко рыжий отсвет, мешающийся с таким благородным то ли розовым, то ли коралловым оттенком, который я вечно внимала с поражающим удовлетворением. От такой красоты разевался рот и, помнится, в первое время ты пытался запечатлеть её, мешая глупые фото со мной вместе с закатами. Когда же приходило время чистить телефон, ты удалял их, потому что смело заявлял, что архив моих снимков и красивых картин заката даже смысла рядом ставить нет. — Спорим, было бы круто устроить здесь какой-нибудь интерактив, — говорил ты, продолжая пить коктейль, занимая один из шезлонгов, стоящих прямо подле ларька. — Что предлагаешь? — произнесла я, усевшись подле тебя. В то лето, да и весь год, моя бывшая лучшая подруга много училась, просиживая средь всевозможных учебников часами. Она хотела чего-то огромного и теперь метила на обучение за границей после одиннадцатого, и, конечно, узнав это с твоих уст ещё в начале марта, я сразу же приняла решение, что мы никогда не будем поднимать эту тему, ибо она тебе крайне неприятна. Достав из набедренной сумочки крем против ожогов, я вновь выдавила его себе на руки, начиная обмазывать красное тело и искорёженное личико. — Киновечер или вечеринку, — предложил ты, глядя на представшее пространство. Я невольно засмеялась. — Здесь красивый только вид, — мой взгляд невольно упал на старые скамейки и советские зонтики, и я тут же отвернулась. — Кажется, что всю эту арматуру ещё сам Сталин оценил. — Думаешь, что он в то время, когда её поставили уже, мог говорить? С твоей шутки я, как всегда, начала хохотать. — Нет, ты представь, — твоя фантазия заиграла красками, и ты, оставив свой напиток на шезлонге, приподнялся с места и начал бегать по грязному песку, — Здесь можно поставить экран, нацепить прямо на стену твоего ларька, а с боку продавать напитки. Люди принесут свои пледы, и, как в американских фильмах, будут провожать закаты глядя на что-то весёлое. — Каникулы строгого режима? — Это реально первый фильм о лете, который приходит к тебе в голову? — яростно буркнул взбешённый ты. — Он лучший, — ответила я, тихонечко попивая твой коктейль. — Не сомневаюсь. Добравшись до стойки спасателей, ты указал на висячие колонки, которые уже очень давно не работали. Я даже не предполагала, для чего они надобны. Для того, чтобы просить, чтобы ушли от воды, или же, всё-таки, для музыкального сопровождения на пляже? Неизвестно. — Починим и подадим музыку, и у нас получается самая настоящая своя «Лето. Солнце. Жара», — ты вернулся ко мне и, сев обратно в свой шезлонг, злобно отобрал мой-свой напиток, с противным звуком допивая то немногое, что осталось на донышке. — Odio, — шепнула я, стряхивая с себя капельки сока. — And I love you, — выдал ты, и улыбнулся. — Спорим, что директора на корню срубят твои затеи малым желанием что-либо делать и необходимостью потратить деньги, — сразу же заявила я, считающая себя заядлой и всё понимающей реалисткой. — Тут просто нужна взбучка и хорошая реклама, — говорил ты, отставляя пустой стакан с тающими кубиками льда в сторону. — То есть, твой папа и твоя мама? После этих слов ты злобно подскочил ко мне, нависнув, словно паучок, что спускался с потолка и злобно посмотрел. — Ты злая, — произнёс ты, находясь на расстоянии двадцати сантиметров от меня. Я, чувствуя, что на пальцах осталось ещё чуть-чуть крема, вытянула свои ладони к тебе и, гладя лоб, испачкала им твой русый петушиный хохолок. — Делюсь с тобой своей злобной жижей! — захохотала я, словно Планктон из Губки Боба, продолжая сидеть на своём месте, пока чьё-то уставшее очень тяжёлое тельце не взвалилось на меня, перекрыв мне пути дыхания. — Герман, встань! — Если пообещаешь, что сходишь к директору и предложишь эти идеи! — Как я к нему приплюснутой то пойду?! — выдавила тяжело я. Услышав это, ты освободил моё тело и радостно улыбнулся. — Спорим, у нас всё получится, — ты протянул мне ладонь, помогая подняться и я, игнорируя её, покинула лежак, поправляя свой скосившийся бейджик. — Спорим, что ничего. Состроив рукопожатие, мы задали новый спор для выполнения. И ты сам прекрасно знаешь, кто его тогда выиграл. Герман топнул ножкой, мама с папой тут же отстроили город. Крайне редко я кидалась в тебе подобной шуткой, стараясь как можно сильнее задеть твоё самолюбие и самооценку, но ты всегда невероятно безразлично относился к моим словам. Возможно, оттого, что на правду не обижаются. В данной ситуации свершилось именно так. Стоило только мне сходить в дирекцию пляжа, где мне сказали, что «обдумают идею», как тут же явился ты, сообщающий «счастливые новости», что всё устроено, и вскоре на пляже пройдёт вечер кино. — Ты же в курсе, что природа устроена так, что ближе к ночи все от холода сдохнут? — процедила я, когда переносила кучу тяжёлых коробок в бар к будущему шикарному вечеру, в то время, как ты, мечтательный взрослый лоб, сидел подле, и, высунув язык из-за рта, словно малыш, чиркал на бумаге «концепцию». — Ты же в курсе, что о такой особенности все знают, и, если захотят посидеть как можно дольше, то легко могут взять с собой тёплые немодные шмотки? — вымолвил ты, добавляя в список необходимых ещё один пункт. — Ой, это всё, что лежит в твоём шкафу! Тяжело выдохнув, стараясь полностью поглотиться работой, я продолжила таскать тяжеленные коробки со стаканами и другими принадлежностями. — Помочь не хочешь? — громко выдала я, когда после пяти минут тяжёлых завываний так и не услышала джентльменского предложения. — Помогу, когда принесут вечерние коробки, — кротко заявил ты, зайдя в ларёк и сам налив себе коктейль. — Это все товары на месяц, вечером ничего не привезут, — ответила я, выкрав трубочку прямо из твоего стакана с соком. — Оборудование привезут и фонарики. Замерев на месте, я развернулась, смотря на тебя пожирающим взглядом. Обзор загораживали выпавшие из моего высокого пучка пряди, которые закрутились в изящные кудри от моей усердной работы. Капли пота стекали прямо по лицу, и, казалось, что их становится больше, вместе с возгоранием моего пылающего зада. — Какие фонарики? — сумела только ойкнуть я, прежде чем ты протянул мне лист. — Фонарики мы расставим по пляжу, экран и проигрыватель мама привезет из одного из детских образовательных центров, в котором сейчас никто не занимается. Оттуда же, с танцевального клуба, она пригонит старые коврики. Выбрасывать их жалко, а расстелить прямо на песке самое то. Ты столь воодушевился своей идеей, что я, облокотившись на стойку и слушая тебя, сумела немного успокоиться. — И ноль затрат, всё за счёт договоров, — с гордой улыбкой ты попытался откинуться назад, но, тут же вспомнив, что у стула нет спинки, вцепился в мою руку, за которую я сумела вернуть тебя обратно на место, громко хохоча. — Герой, — выдавила я, смеясь без остановки. — Даже реклама сделана за счёт маминых связей: магазины, популярные интернет-сайты нашего города. Хорошо, когда у тебя мама специалист по маркетингу. С этими словами ты вновь присосался к своему опустевшему стакану, где не осталось сока, а только лишь вода от растаявшего льда. — E ruim quando seu filho é um sonhador estúpido, — прошептала я. — Снова проклинаешь меня на португальском? — Почему же снова? — выдавила с невинным взглядом я, беря стакан и наливая в него воду. — Опять. — Кстати, — вспомнил ты, — Останься сегодня до девяти, поможешь в разгрузке коробок. Услышав это, я, вновь почувствовала, как моя пятая точка начинает пылать, словно те сосиски для хот догов, которыми с недавних пор начал заниматься мой напарник по ларьку. Особенно сильнее она воспалилась, когда твоя счастливая петушиная мордашка, со своими лучистыми голубыми глазками посмотрела на меня, и, оголив зубки, подарила мне свою улыбку ребёнка, с какой-нибудь старой рекламы зубной пасты. Сжимая в руках стакан, я преодолела отделяющее нас короткое расстояние и, встав подле тебя, гордо подняла руку, натянуто улыбаясь, выливая только что налитую воду на тебя. Ты лишь сидел с приоткрытым ртом, возмущённо пялясь на мой деревянный ларёк, пока я радостно не встала прямо пред тобой, глядя своими карими очами точно на тебя. Так как я повернула стакан не полностью, то на его дне всё ещё катались два кубика льда, которые вместе с посудиной я передала тебе. — Пить будешь? — выдала, не меняясь в мордашке, я. Поднимая на меня озлобленный взгляд, который, встретившись с моим беззаботным лицом, испарился вмиг, ты вытащил новую трубочку и сунул её в стакан, после чего выхватил его из моих рук. — Какая ты заботливая, — наигранно сказал ты слащавым голоском, садясь на стойку. — Стараюсь. На следующий вечер вся аппаратура уже очутилась на месте. Белый экран повешен на крышу моего ларька, а дверь сбоку, обычно закрытая, распахнулась нараспашку, ибо именно оттуда планировалось принимать заказы. Я, одетая в свою обычную жёлтую футболку, ожидала твоего появления, и ты вскоре явился, разодетый в шорты, что привычно для такой погоды и такого места, и стильную пляжную рубашку, сильно отдающую фильмами про Голливуд и Калифорнию. — Это киновечер, а не гавайская туса, — балакала я, поправив воротник твоего наряда, с изображением кучи ананасов. Ананасов в солнцезащитных очках. Что курят иллюстраторы таких тканей?! — К ней я тоже приготовил наряд, но это потом. — Хах, — только и смогла выдавить я из себя, видя, как древняя и десятилетиями не тронутая перестройкой набережная, постепенно преобразовывается в кадр из какой-нибудь старой американской романтической комедии. Ковры действительно выглядели неплохо на песке, а фонарики добавляли какого-то уюта и комфорта всему этому. На их фоне терялись покоцанные лежаки, с краской, сходящей с неё комочками, железные установки, используемые ещё пионерами и ими и обязанные сдаться в металлолом. Украсив место, ты спрятал его недостатки, притворившись, что никакой грязи тут нет. Что-то это подозрительно напоминало. — Уверен, что хоть кто-то придёт? — борясь с сомнениями, спросила я. В это же мгновенье услышав за ухом знакомый голос, перебиваемый парочкой других таких же, я убедилась в неправильности хода своих мыслей. — Уверен, у нас была хорошая реклама, — выдал ты, обернувшись и подозвав товарищей к нам. Стоило мне только бросить взгляд на пришедших, как тут же меня сжали в объятиях знакомые руки моей ныне лучшей подруги Ули. Подошли парочку одноклассников и одноклассниц, одетые куда теплее, чем ты и я, и точно собрались здесь для просмотра фильма. — Ну, что, готовы смотреть? — яростно, сгорая от дикого восторга, кричаще спрашивала у нас староста. — Хочу поскорее увидеть этот фильм! — Тут нужен попкорн! — В ларьке Арьяны есть! — выдал ты, указывая на дверь. — Сто рублей, если что! — Хорошо, сделаешь нам? — спросил один из одноклассников. — Два! Быстро закивав, я продолжала стоять в ступоре, пока ребята усаживались на первых рядах, если эти коврики, конечно, можно так назвать. — А что мы смотрим? — прошептала я, только сейчас осознав, что не в курсе. — Это было на всех рекламных вывесках, ты что?! — сыграв шок, проговорил ты своим наигранным голоском. — Самый главный фильм о лете, — медленно пятился в сторону наших друзей, совершая медленные шаги задним ходом по зыбучему песку. — «Каникулы строго режима». После этого я громко расхохоталась, направившись делать заказанный попкорн. В итоге, простояла у того места я ещё долго. Люди прибывали и прибывали, отдавая мне небольшую плату за посещение, а также заказывая что-то из напитков или еды. В какой-то момент мне показалось, что всем подросткам, кто хотел стать частью этого импровизированного кинотеатра, попросту не хватит места, но новички приносили свои пледы и садились где-то сбоку, оккупируя больше изначально предназначенного пространства. Не знаю, сколько пробежало времени, но очнулась я только тогда, когда фильм уже начался, и Безруков сумел покинуть сдерживающую его тюрьму. Заказы завершились, а на улице заметно похолодало, отчего я решила накинуть на себя одну из своих «некрасивых» толстовок. — Можно колу? — произнёс ещё один подошедший клиент, и я, быстро накидывая на себя утепляющий шмот, повернулась, чтобы выполнить просьбу. Тут же я замерла на месте, поджимая губы, точно, как и моя покупательница, но только в её глазах читался ещё какой-то очень неприятный и сильно обижающий меня проблеск. Ненависть и презрение. — Без сахара? — спросила я, зная, что это её любимая. — Вишнёвую, — гордо ответила она, будто стараясь показать мне, что я не в праве думать, что понимаю и знаю её. Поправив свою тёплую джинсовую курточку, она перебросила прядь гладких чёрных локонов на бок, словно красуясь предо мной браслетом, навешанным на руке. Серебряное украшение с твоими и её инициалами. Она так сильно вертела им перед мной, будто действительно была убеждена, что я не в курсе его существования и не я выбирала его специально под её вкус. — Классно выглядишь, — выдала я, доставая из холодильника нужную бутылку. Говоря комплимент, я не солгала. На её коже совсем не находилось прыщей, будто они вовсе не знают о факте существования такой персоны и что могут измучить её красными вкраплениями. То ли она красилась настолько великолепна, что в этом попросту нет необходимости, то ли природа играла так мощно за неё. Волосы изысканные, роскошные, и идеально дополняли своей красотой личико, а образ, наряд и подобранная бижутерия, будто бы специально старались сказать мне, что я никто, по сравнению с ней. Это же явно хотела сказать, и она своей физиономией. — Благодарю, — процедила она и потянулась за кошельком. — Не стоит, — выдавила я. — Это за те сплетни, которые тебя обижали. С минуту она молчала, а потом, убрав руку от сумки, усмехнулась. — А почему в прошлом времени? — на долю секунды холодные и безэмоциональные очи блеснули искрой нездоровой печали. Я бы сказала, будто то горесть от непрекращающейся боли до сих пор не перекрытой и не зажившей раны. — Они же не прекратились. — Солнышко! — прошептал ты, подойдя вплотную к своей девушке и, обняв её за талию, поцеловал в носик. Наблюдая за этим мне впервые стало неприятно от ваших милостей. То ли оттого, каким несчастным образом сложилось наше общение с ней, либо же от этих проклятых огоньков ненависти ко мне, которые прослеживались даже тогда, когда она подарила тебе кроткий поцелуй в губы, при этом глядя своими миленькими распахнутыми глазками на меня, будто считая, что давит меня этими действиями. — Кола? — спросил ты, указывая на бутылку. — Ты же не пьёшь. — Разок в годик можно, — даря ослепительную улыбку, выдала она. — Хорошо, пошли, — взяв её за руку, ты повёл её средь рядов. — Прости, — прощебетала я, надеясь, что моя бывшая подруга услышит. — И приятного просмотра. Слегка повернув голову, она одарила меня презренным прожигающим взглядом и, облизнув губу, прошептала гордое «спасибо», после чего направилась следом за тобой. На тебя в ту секунду я не смотрела вовсе. От этих очей и нисходящей от Милы ярости я чувствовала себя какой-то избитой, будто раненой. Словно на меня свалился какой-то огромный груз, не предназначенный моему тельцу никак, и, естественно, способный его легко передавить. Сама того не заметив, вместо почётного места в первом ряду, я нашла себя в углу маленького ларька, уткнувшись где-то меж холодильников, сидя там подле зарядки с телефоном, просматривая посты в какой-то группе. Изредка я принимала заказы, и даже разок поговорила с Улей, спрашивающей «как дела», на что я, одарив её своим сухим «хорошо», продолжала заседать в темноте и в полном одиночестве, пока толпа наблюдала за весёлым кинцом и хохотала над знакомыми мне шуточками. Ближе к концу фильма, к моему убежищу явился ты. Уж не знаю, как Мила тебя отпустила, но ты зашёл внутрь и уселся прямо передо мной. — Что случилось? — спросил ты, разговаривая своим обычным голосом, словно с маленьким ребёнком. — Просто не хочу выходить, — прошептала я, пальчиками подтягивая рукава толстовки. В этой маленькой комнате, среди холодильников, я довольно сильно промёрзла. Страшно представить, какого там ребятам на улице. — Всё хорошо, — выдала я, веря в ближайшее окончание разговора. — Это из-за Милы? — Нет. Интонация гиблая, сдаёт информацию лучше, чем какой-либо тайный агент. Вздохнув себе под нос, ты сразу расставил точки над «и». Именно из-за неё. — Забудь про это, — произнёс ты, продолжая говорить со мной мягко и своим добрым не наигранным голосом. — Пошли, там твоя любимая концовка скоро. Посмотришь и будем собираться. — Не хочу, — опять выговорила я. — Арьяша, — позвал меня ты, — Мне что, тебя насильно из этой конуры вытаскивать?! Вытянув рукава ещё сильнее, так, что они вышли за границу моих ладоней и повисли, я возмущённо ударила тебя по плечу одним из них. — А говорил, что ларёк хороший! — Он лучший, но не думаю, что отсюда можно посмотреть эту шикарную концовку. После этого я даже не шелохнулась, не находя в себе силы покинуть своё убежище после подобного премьерского диалога. — Я не потерплю, что мой самый лучший человек будет сидеть здесь, когда там идёт его любимый фильм! Не сдержавшись, я засмеялась. — Мила меня убьёт, — выдала я, хохоча. — Мы ей не скажем. Смотря на твои скулы и добрые голубые глаза знакомые мне так много лет, я согласилась. В тебе всегда имелось что-то такое, что могло заставить меня остановиться или наоборот начать движение, даже если моё внутреннее нутро общим составом молвило только аргументы против. Ты будто возбуждал в нём какую-то иную часть, заставляющую меня соглашаться. Верно, то твоя часть. Протянув тебе руку, я поднялась со своего потаённого места. — Ты замёрзла, — прошептал ты, прикасаясь к моим ладоням и тут же принявшись их растирать. Ты дул на них, потом снова растирал, и опять дул, пока хохолок мешался пред твоими глазами, взывая во мне сборник из шуток о петухах а, когда осознал, что пользы мало, потянулся в свою сумку, и достал оттуда два пледа и перчатки. — Взял специально для чьих-то мёрзлых рук, — заявил ты, протягивая мне вещи и оставляя себе лишь один плед. — А это Миле, а то она тоже мёрзнет. — Зато красивая, — выдавила я. — Это точно. После этих слов мы выползли из «конуры» и расселись по разным местам. Я подле Ули, хохочущей громче всех над шутками, а ты где-то в конце, рядом со своей девушкой, укутавшийся в твой плед, что расположила голову на твоём плече и задремала. В какой-то момент просмотра концовки, я поняла, что гораздо чаще бросаю взгляд в вашу сторону, наблюдая за тем, как она преспокойно улеглась на тебе, медленно посапывая, и как ты, взамен, нежно обнимаешь её маленькое тельце за плечики. Конечно же, я могла связать это с ещё играющей в душе обидой от её слов, но сейчас мне явно не понравилось не то, что она говорила, а, скорее, то, что вы сидели вместе. Мне доставлял дискомфорт этот акт заботы и установившееся между вами спокойствие. Оно оказывало какой-то поражающий эффект, заставляя меня вновь и вновь поглядывать на вас. В момент, когда Безруков получил долгожданное письмо и камеру перевели на лагерь, я обернулась к экрану, и тут, в нужную строчку, все собравшиеся, как один приподнялись со своих мест и вместе с голосом с экрана закричали: — Хана на Мити! Этим криком завершился вечер, и в этой запятой он такой не последний. Следующий раз ты решил устроить дискотеку, на которую, опять же, за день до привезли всю аппаратуру. И, как и в прошлый раз, только в самом начале самого мероприятия, я узнала, что же такого ты запланировал. — Дискотека 2012? — Yes, — гордо улыбнулся ты, перетаскивая шезлонги ближе к «месту плясок». — В 2018? — выдавила я, продолжая глядеть на плакат. — Yes. — Туса в стиле конца света? — Если ты так пожелаешь, — улыбаясь, произнёс ты и засмеялся. — Худший год в твоей жизни? — Нет, с тобой я познакомилась в 2014, — прошептала я, отдавая тебе обратно этот огромный разрисованный лист, приглашающий на вечеринку. Но да, год не самый неприятный. Именно тогда тихо, бормоча мне прощание на португальском, навсегда из моей жизни ушёл папа. Но ты об этом не знал, хотя, вероятно догадался, ибо в ответ не поступило ни одной глупой шутки. — Да ладно тебе! — радостно схватив меня за руки, ты начал деревяненько исполнять какие-то очень странные движения, пытаясь растормошить меня. — «Лето, солнце, жара», «Таката», «Делай раз, делай два»! Ты же явно помнишь все эти песни! — Это то, что ты написал на плакате! — выдала я, высвободив ладонь и стукнув по листу, что ты держал под подмышкой. Тот от моего слабого движения рухнул на землю. — Хорошие же песни, — начал оправдываться ты, подняв его и поправив свои упавшие на глаза белёсые волосы. В то лето ты не стригся вообще, собираясь сделать это пред лагерем, оттого твой хохолок стал попросту громоздким, и действительно напоминал петушиный. — Будет Арива! — попытался подкупить меня окончательно. — Да что ты меня уговариваешь! — злобно процедила я, направляясь к ларьку. — У меня смена завтра и выбора нет! — Отлично! — кричал ты в ответ. — Мечтаю посмотреть, как ты её танцуешь! После этих слов, я, обернувшись к тебе на ходу, показала свой любимый жест на обе руки и, получив ответные два фака, гордо поспешила к покупателям. Вечером, когда люди уже начали подходить, я надела мамину летнюю полупрозрачную синюю блузку с большим вырезом, какую он носила в моем возрасте, и какую я благополучно раскопала где-то на балконе. Среди медленно бредущих на вечеринку людей, как-то зачесалась бегущая Уля, в своём лёгком сарафанчике и стильной кожанке сверху, с идеальным макияжем и заплетённой набок косой. С невероятным стремлением сделать меня красивой (из гадкого утёнка превратиться в прекрасного лебедя), она достала свои блёстки и косметичку, и начала что-то суматошно рисовать на моем лице. Когда времени оставалось совсем мало, она приняла решение на мои распушившиеся волосы заплести две малюсенькие косички по бокам и закрепить, в результате чего она стали выглядеть пышно, и я чем-то напоминала себе львёнка. Львёнка с идеальными стрелками и блёстками на щёках. — Шикарно, — только и смогла буркнуть в благодарность ей я, как тут же отправилась выполнять заказы пришедших гостей. Наливая один коктейль за одним, я и не заметила, как явился ты. Главный модник на районе, в рубашке нежно розового оттенка с изображёнными на ней пальмами и очками, в форме ананасов. Скажи мне честно: ты куришь вместе с иллюстраторами твоей одежды? — Как тебе? — облокотившись на стойку и, приподняв очки (видимо, пытаясь сделать это сексуально) спросил ты. Образ настолько шикарен и безумен, что я из последних сил старалась бороться с приступами смеха. — Ты решил сделать закос сразу под всех персонажей «Губки Боба»? — выдавила из себя я, встав в ту же позу, что и ты, и, сняв с тебя очки, надела их на свою переносицу. — Завидуй, молча, — пропел ты, пожав руку кому-то из знакомых, а после оборачиваясь ко мне. — Хотя, нечему. Выглядишь потрясающе! Комплимент без шуток — редкость наших бесед, вне сомнения. Но ничего более уникального, чем мой румянец и смущение от такого представить вовсе невозможно. — Благодарю, — стесняясь, вымолвила я и отдала очки тебе обратно. В это мгновенье заиграла первая песня и толпа из подростков, большинство знакомых ещё с киновечера, ринулись на поле для начала пляски. — Идём? — предложил ты, протягивая мне свою ладонь. — Работа, — указала я на ларёк. — Ждём сменщика. Хоть я и подозревала, что он не явится, для меня подобная подстава стала крайне неожиданной. Конечно, мой сменщик и до этого часто перекладывал свои обязанности на меня, но не до такой степени, чтобы в единственный день, когда я должна работать не всю смену, попросту не явиться. Песни летели одна за одной, и толпа танцевала всем известные пляски, повторяя старые и до одури знакомые движения. Поразительно, насколько недавно был 2012 и насколько все присутствующие признавали его тогда «ностальгическим». Люди довольно часто подходили и просить налить мне какой-либо коктейль, что у меня попросту не находилось минуты хотя бы отлучиться в туалет, не то что успеть удивить всех своими танцевальными способностями. Вечеринка подходила к концу, а я так и не успела сплясать ни единого движения. И в это мгновенье, словно спаситель, явился ты. Впрочем, как и всегда. — Осталось всего две песни, на одну из которых я тебя приглашаю на танец. — Я не могу, — начала отказываться я, как ты тут же зашёл внутрь ларька и, встав прямо передо мной и схватив за колени, приподнял вверх. — Я не принимаю отказов! — Герман, отпусти! — завизжала я, стуча тебе по плечам, чувствуя, что ещё чуть- чуть и уткнусь головой в крышу этого сооружения. — Мы идём танцевать?! — закричал ты, слегка подпрыгнув, из-за чего мне пришлось поднять руки вверх, защищаясь от столкновения с потолком. — Идём, desgraçado! Услышав это, ты тут же приземлился на землю и, отряхнув себя всю грязь что упала с потолка, подал мне ладонь. Приведя с себя в порядок, я, улыбаясь, приняла твой жест, и, словно пара сошедшая со старых балов, шагая гордо по зыбучему песку, мы направились к толпе. Уже уставшие люди расселись по стоящим подле шезлонгов. Заиграла мелодия, которую, конечно, заказал ты, и, кто бы мог подумать, это та самая песня, под которую мы танцевали в 2014, когда впервые познакомились. — Gustavo Lima?! — хохоча, выдала я. — Ты серьёзно?! Упоминается песня Gustavo Lima — Balada Boa — Просто хотел напомнить тебе о худшем из годов твоей жизни, — прошептал ты и исполнил пред о мной импровизированный поклон, блеснув в улыбке своими идеально белыми зубами. Я постаралась не падать в грязь лицом и, подхватив твою затею, тоже сделала поклон. Мы начали танцевать те же движения, что я поставила три с половиной года назад. Удивительно, но ты помнил всё, в то время как я, то и дело, запиналась, останавливаясь на месте и просто смеясь. Подле нас плясали люди, повторяющие то ли за тобой, то ли за мной, то ли импровизируя сами, но вместе получалось что-то очень странное. Тот отрывок, под который я ставила движения, завершился, а оригинальная песня продолжалась и поэтому, ты попросту начал повторять с самого начала, явно не зная, что там ещё есть и третий куплет. Я попросту хохотала без остановки, когда ты осознал это, а в это мгновенье ты, прислонившись ко мне, и взяв меня за руки, начал танцевать что-то похожее на вальс, но более странное, прыгучее и больше похожее на какие-то африканские пляски. Порой ты вставлял ещё движения с отклонениями и различными доступными поворотами. Тебе передалось моё невероятно весёлое настроение, и ты тоже начал смеяться, при этом продолжая прыгать и плясать. Когда песня подходила к концу, ты приступил к финальной точке нашего танца, ранее вытворяемую с Милой, и резко, как-то невероятно незаметно даже для меня, сделал всё идеально, пока, ныне деревяненькая я, с трудом отклонялась то туда, то сюда, вспоминая, что нужно делать. Единственное, что я помнила хорошо, так это то, что в конце, я должна обхватить тебя за шею и выгнуться в спине, состроив красивую позу. Это поддержка, где ты должен схватить меня за талию. Такая красивая завершающая точка. Но, естественно, ничего не может получиться идеально. В завершающий поворот, моя нога предательски поскальзывается на песке и, вместо того, чтобы аккуратно и чисто для виду взять тебя за шею, я вцепилась в неё обеим ладонями, стараясь не упасть. Именно из-за этого вместо маленького сценического прогиба, моя голова чуть не рухнула на песок, но зато распущенные волосы волочились по нему, собирая всю грязь. Теперь мне надобен душ. Осознав случайность происходящего и мою явную близость к падению, ты сжал меня очень сильно. Твои руки крепко держали меня за талию, и ты, сгорбившись всем тельцем, не ставил красивую танцевальную точку, а тратил все усилия на то, чтобы только меня удержать. Мелодия завершилась, мы оба нервно засмеялись, подтягиваясь вверх, и в это мгновенье, когда ты потянул меня наверх, моя голова совершило резкое движение вперёд, чуть не сталкиваясь носом с твоим, оставаясь всего в паре сантиметров. Кажется, мои глаза впервые оказались так близко к твоей мордашке. Никогда ранее я не видела так чётко очертания твоих губ и не замечала, что прямо подле них, у тебя есть крошечный, почти что незаметный шрамик от лапок Мика. Никогда не зрела, как красиво они выглядят, когда выгнуты в одну полоску, а не состроены в отвратительной актёрской натянутой улыбочке. И, возможно, я себе надумываю сейчас, но мне казалось, что в это мгновенье, которое неизвестно сколько длилось, ты тоже разглядывал мою мордашку, замечая на ней мелкие детали, и, надеюсь, тоже зрел какие-то незаметные, ранее не виданные тобой прелести. За то время, пока мы вот так рассматривали друг друга, и с твоей, и с моей физиономии сползли улыбки, возникшие во время танца и, на их смену пришли какие-то потерянные, едва открытые с обоих сторон уста. Потерянность? Безызвестность? Непонимание? Тут надобно куда более сложное слово, весьма непривычное для меня — упоение. Тогда, в ту секунду, мы упивались друг другом и этой близостью. Не могу представить, что могло вывести нас из транса, но голос Ули стал прекрасным ответом на данный вопрос. Приближающаяся староста победно вертела пред нами своим телефоном, пробуждая от спячки. Её нахождение подле вынудило тебя и меня наконец встать на свои ноги, прекратив это наслаждение объятиями друг друга. — Сняла ваш танец, — она протянула тебе твой телефон и счастливо захохотала. Я прям слышала, как её маленькая версия кричит где-то внутри её головы: «Герьяна жива.» — Спасибо, Уля, — произнёс ты, забирая у неё свой телефон. После этого ты поднял свои голубые глаза на меня, а я, смущаясь и стесняясь, словно маленький ребёнок, подарила тебе натянутую улыбку, поспешив свалить поскорее обратно к себе в ларёк и зарыться где-то там внутри, пряча покрывающиеся неконтролируемым румянцем щеки. В тот вечер я впервые начала тревожиться твоих взглядов, прикосновений, комплиментов и фраз. Именно тогда я впервые поняла, почему мне не понравилось то, что ты тусуешься вместе с Милой. Первые такие минуты, первые такие дни… Трата баснословного количества времени не на итоги, а на простейшее принятие. И мне понадобится ещё грёбанный месяц, целый месяц, пока ты будешь отсутствовать, чтобы признаться хотя бы самой себе, что ты мне нравишься. И это пишу я сейчас спокойно, а тогда это грезилось адской агонией. Я работала в ларьке и в моменты, когда получала сообщения от тебя и понимала, что даже без содержания и текста, улыбаюсь, я начинала громко говорить самой себе «нет», ходя из угла в угол этого маленького помещения и шепча слово, как молитву, под нос. Так происходило после фоток, после прикосновений к приставке, и даже прослушивая песню «Gustavo Lima». Она вообще считалась каким-то наркотиком, сотрясающим тело как при конвульсии, но отказаться не можешь, потому что вещества уже в твоей крови. И лишь тогда, в месяц, когда я чаще всех слов говорила кроткое «нет», я сумела наконец-то признаться, что «да»! Чёрт тебя дери, это именно так! Ты мне нравишься, если это, конечно, не что-то большее. Ты присылал мне мемы, разные фото и видео с лагеря золотых детей, а потом, за неделю до конца смены, ты затих. На мои вопросы начал отнекиваться, отвечать максимально сухо, будто просто стараясь отвязаться. Вскоре я узнала, что вы расстались с Милой, и я подумала, что тут может быть какое-то начало чего-то нового. Так и получилось. Это было начало. Начало конца.