~ 8 ~
Им только чудом удаётся не заболеть после Ночи Гая Фокса, потому что, не успев разжечь костёр и усесться около него, они попали под неожиданный и хлёсткий дождь, прогнавший их в дом. В который они отчего-то своевременно не убежали, завалившись друг на друга и смеясь несколько минут от абсурдности ситуации. И, только когда Юнги начал буквально пищать от заливающейся за шиворот пальто воды, а Чимин понял, что в его ботинках целое море, они соизволили броситься к дому. Насквозь мокрые, запыхавшиеся, едва не охрипшие от смеха и холодного влажного воздуха. Тот вечер было решено провести под горячим душем и в мягких одеялах перед камином. Раз костра не случилось. Засыпать, ютясь на диванчике и прижимаясь друг к другу теснее, закапываясь носами в шеи и пряча ладони на поясницах. Чимин бы назвал это лучшими моментами их совместных суток, но, пожалуй, солгал бы. Ведь были ещё смешные моменты проснувшегося Юнги, едва не кубарем скатывающегося со ступеней с гнездом русых волос на голове. Недовольный Юнги, морщивший нос, когда очередной момент в написанной главе его не устраивал. Захватывающий момент в книге, которую читал Чимин, удобно устроившись где-нибудь в доме. Качели на улице всё реже становились приемлемым для чтения местом. Чимин мог смело назвать лучшим моментом просто нахождение в этом доме. И это вот ложью бы не было. После разговора с Юнги о хобби, стало как-то легче устраиваться с книжкой на коленях напротив. Стало легче, заворачиваясь в плед с кружкой какао, отлёживаться в детской с очередным многосезонным сериалом. Стало просто легче. Понимать, что это не Чимин какой-то не такой, а мир и люди вокруг не привыкли выпадать из системы, считая каждого выпавшего - заведомо ошибкой. Чимин больше не хочет считать себя ошибкой. Ни потому, что он гей. Ни потому, что в свои двадцать четыре у него во главе стола не стоит престижная работа, семья и дом. Ни потому, что он не интересуется каждой вещью на свете, чтобы иметь возможность поддержать разговор о количестве звёзд в какой-нибудь третьей галактике. Он знает количество веснушек на носу Юнги, как и у него самого. Он знает сколько ложек сахара нужно им с Юнги в кофе и какао. Он знает сколько книг он уже прочёл в этом году и сколько ещё хочет. И ему этого вполне хватает, чтобы постепенно чувствовать себя живым. И счастливым. Счастливым быть живым. На выходных Чимин решает, что он прочёл достаточно книг из библиотеки Бернарда, а потому, воскресное утро он начинает с улыбки доставщику и книг Юнги. Четыре разноразмерные книги умещаются на кухонном столе перед ним, когда он внимательно изучает непримечательные обложки, тонкие линии букв названия, подпись Юнги на обороте, и совсем немногословные аннотации. Внешний вид его книг, как он сам - утончённые, но скромные и не слишком уж вызывающие. Но, определённо, и Чимин уверен, с завораживающим и разнообразным наполнением, проникающим в самое сердце. Он решает выбрать, как делает всегда, просто по заинтересовавшей его обложке и совпавшему по интересу описанию. Среднего размера книга в тёмно-зелёной обложке с золотым плетением букв в его руках повествовала о семейном наследии и тёмных секретах. С первых же страниц, Чимин забывает о вскипевшем чайнике, пропадая в узких коридорах огромного особняка старинной Англии. Едва дышит, страница за страницей, когда вместе с главной героиней подслушивает разговоры её родственников. Вздрагивает, когда в одну из описанных ночей, прислуга роняет подсвечник прямо на дорогущий ковёр, озаряя гостиную и находящихся в ней ярким пламенем. И едва не вопит, когда его плечи накрывают широкие горячие ладони. - Боже правый! - Слишком громко, - кривится Юнги, целуя его в макушку, - но мне всё же нравится. - Ты напугал меня! В который раз, - переводит дыхание Чимин, захлопывая книгу с оставшимся меж страниц пальчиком, и оборачивается, получая следующий поцелуй в переносицу. - Я бы извинился, но время почти два, и мой желудок внезапно решил посреди сна напомнить, что было бы неплохо его покормить. - Сколько?! Я совсем потерялся во времени... Юнги усмехается, оглядывая кухню. Подготовленная с насыпанным какао кружка возле чайника, коробка с пончиками, что они заказывали, кажется, вчера утром. Стянутый из корзинки хлеб и повёрнутый тостер. Его книги на столе. Чимин явно готовился к завтраку несколько часов назад, но с ним случилось ужасное. - Зачем тебе мои книги, Чимин? - Юнги легонько сжимает его плечи, смотря на тёмно-зелёную обложку. - Ещё и начал с самой первой и самой слабой. - Так, мистер, - поднимает ладошку Чимин, выгибая брови. - Это я тут «возможно будущий редактор или критик», так что позвольте мне решать - слабая эта книга или нет. И вообще...я не знал, что она первая. Я просто заказал всё, что нашёл под твоим именем, а затем выбрал то, что показалось интереснее всех, - хмыкает он. - Ты разве не должен боготворить своё писательство и любить всё, что делаешь? - Я по-твоему всерьёз такой безмозглый нарцисс? - Иногда? - Чимин... - Да брось, - смеётся тот, хватая салфетку с середины стола и закладывая ей книгу, чтобы не потерять момент. Он поворачивается на стуле полубоком, охватывая пальчиками предплечье Юнги и запрокидывая голову, чтобы встретиться с ещё сонным и до ужаса милым взглядом. - Твой английский такой же сложный, как у прадедушки, чтоб ты знал. Мне постоянно приходится копаться в переводчиках или современных сайтах с пояснениями. Юнги, даже во времена Англии позапрошлого века... - Не моя ведь проблема, что какой-то маленький любопытный кореец решил взяться за чтение этой книжки, - ухмыляется тот на возмущённый вдох. - Заодно, хорошая тренировка тебе и твоему знанию языка. - Ага, как прийти в зал после пяти лет отдыха и сразу поднять штангу в пятьдесят кило. - Но, как я погляжу, ты вполне успешен со своей штангой, - кивает Юнги на книгу, в которой была прочитана добрая четверть. - Просто сюжет оказался интересный, - ведёт плечом Чимин. А затем, прищуриваясь, выпаливает: - Почему главная героиня твоей первой книги - девушка? - Потому, что именно девушек не считали за личностей и выдавали беспрекословно замуж, как какой-то товар? У мужчин таких проблем не припомню по истории. У них тогда всё было относительно в порядке, что там писать? Как какой-то брюхатый индюк получил по наследству особнячок и стащил из соседней беднеющей семьи молоденькую девчушку, чтобы помочь им поправить положение и ублажить свои низменные потребности? - О, но ты не прав, - хмурится Чимин, выпячивая губы и подтягивая колено к груди, пока Юнги возится с кофемашиной. - Есть ведь так много прекрасных книг с главным героем мужчиной, что тоже сталкивается с трудностями в прежние годы! Взять, хотя бы, «Цветы для Элджернона»! - Не спорю, но... - Ты просто хотел сразу хапнуть большую аудиторию первой книгой с сюжетом, который точно нашёл бы отклик в большем количестве людей, да? - Вот, что я говорил, - тычет Юнги ложкой едва ли не в лоб хихикающего Чимина, - о твоей прямолинейности, маленький засранец. Но ты прав. Частично. Наполовину. - А на другую половину ты просто тайный фанат Джейн Остин? - О, пошёл ты, Чимин. Они смеются под жужжащую кофемашину, наполняющую кружку Юнги кофе, и одновременно тянут друг к другу руки. Спрыгивая со стула, Чимин мгновенно попадает в крепкие объятия и умещает свой подбородок на чужом плече, вдыхая запах тёплой кожи и порошка с чёрной футболки. Он жмётся ближе, цепляясь пальчиками за острые лопатки, и вздыхает как-то уж очень тяжко. - Я знаю, мы не говорим об этом, - словно читает его мысли Юнги, бормоча куда-то за ухо, в пушистые каштановые прядки, - но я так не хочу тебя отпускать. Это странно, я знаю. - И эгоистично, - соглашается Чимин так тихо, будто мурчит, а не произносит слова. - Но я привык быть честным. - И прямым. - И мне слишком хорошо с тобой, чтобы однажды расстаться. - Думай о том, что я вредный, порой храплю, не знаю и десяти имён каких-нибудь известных художников, люблю пиццу с ананасами и однажды полгода проходил с розовыми волосами. - Из всего тобой сказанного, я не готов мириться только с пиццей. Это же отвратительно, Чимин. - Как и бобовое пюре, - кривится тот, зарываясь носиком в плечо Юнги. - Но ты же его любишь. Юнги фырчит, вжимая в себя податливое тельце так крепко, что едва удаётся вдохнуть, и тянет задумчиво: - Розовые волосы? А есть фото? - Даже видео. Больше, чем, наверное, за всю мою жизнь в принципе. - Я сейчас сделаю нам кофе, а ты пока приготовь мне свой розоволосый архив в гостиной. - Ты сделаешь всё, чтобы я не вернулся к чтению твоей книги, да? - ухмыляется Чимин, отстраняясь. - Абсолютно.~ ~ ~
Чимин не говорит Юнги о своих страхах расставания. Вместо этого, он показывает ему архив фото и видео, где он с копной розовых волос, блеском в голубых глазах (он будет проклинать эти линзы всю жизнь) и алкогольным румянцем танцует на столе, прямо на чьих-то картах уно. Качается с криком раненой чайки на качелях, едва не переворачивая те вверх ногами вместе с собой. Бежит на спор через дорогу прямо на красный, оставаясь в миллиметрах от попадания под машину. Улыбается, перекинув руки через плечи тогда ещё лучшего друга и парня, целующего его в щёку. Показывает язык с лежащим на нём сахарным шариком, похожим на пирсинг, и жмурит глаза. Юнги не говорит о том, что такой Чимин, которого он встретил, нравится ему куда больше этого сумасбродного подростка без мыслей о завтрашнем дне. Вместо этого, он ласково целует сморщенный нос, краснеющие щёки и мягкие губы. Перебирает пальцами немного иссушенные от местной воды и отсутствия привычных кондиционеров волосы. Прижимает покрепче к себе за узкие плечи, объятые уютной тканью тыквенного свитера. Чимин с розовыми волосами и безумством в голубых глазах - безусловно чертовски красив внешне. Но Чимин с переливчатым хихиканьем, спрятанными в манжетах пальцами и залпом рассказывающий сюжет прочитанной вот-вот книги - неоспоримо красив весь. Полностью. Юнги порой кажется, что в объятиях Чимина - любовь целого мира. Осязаемая, горячая, нерастраченная. И сейчас, в эти дни, вся отдана лишь ему. Он боится, что не заслуженно. Чимин рассказывает Юнги о приближающемся Дне Пеперо. Юнги так воодушевляется, что тратит целый час на поиски магазинчика, в котором есть похожая соломка в шоколаде, доставляющая в их глушь. Чимин смеётся над тем, что они тратят на доставку продуктов и всякой дребедени больше, кажется, денег, чем Юнги в целом отдал за аренду дома (но Чимин бы так не шутил, если бы знал цену за аренду). Весь день они вновь проводят на улице, как и Хеллоуин, объедаясь этой незатейливой сладостью и стряхивая после крошки с шарфов друг друга. Всё продолжает казаться идеальным и лёгким. Кроме их разговора за шахматами однажды вечером. - Хочешь моей ранней смерти, - ворчит Юнги, наблюдая лениво за Чимином, стоящим на стуле и шарящим по верхним полкам шкафов в кабинете. - Как шахматы могут тебя убить, Юнги? - Я задумаюсь слишком сильно, какой-нибудь сосуд в голове лопнет и, - он разводит руками, а затем скрещивает их на груди вновь, - пуф. Меня нет. - Ты должен быть драматургом, а не романистом, - фырчит Чимин, привставая ещё и на носочки, чтобы дотянуться, наконец, до заветной коробки. - В конце концов, разве не ты пробуешь почти всё, чем занимаются твои герои? - Почти. - В твоей третьей книге, главные герои играют в мини-шахматы прямо в кабинете, - спрыгнув со стула и грохнув деревянными фигурками внутри коробки, прижатой к груди, Чимин буквально выпихивает Юнги из кабинета. - Зачем ты написал об этом? - Потому, что хирург не пил и расслаблялся временами, играя сам с собой или его другом-коллегой. Ты же читал, Чимин. - Нет, - мотает головой тот, отодвигая столик с середины гостиной и устраиваясь прямо на ковре. - Я спрашивал о том, зачем ты написал про хирурга и ту девушку, играющих вместе. - Он не хотел, чтобы она просто сидела в палате брата и слушала монотонный писк аппаратов, что убивал её морально, - жмёт плечами Юнги, усаживаясь рядом. - Шахматы хорошо отвлекают, он знает это сам. А потому... - Она уже тогда начала нравиться ему? Или он позвал её из жалости? - А ты как считаешь? - Считаю, что вряд ли врач из жалости позовёт родственницу его пациента к себе в кабинет на партию в шахматы, - хмыкает Чимин, расставляя фигурки по клеткам. - Но это же странно. Почему, из всех людей в его жизни, именно она вдруг ему понравилась? Медсестра ведь охаживает его второй год после развода. - Мне иногда кажется, что тебе пять, Чимин, - качает головой Юнги, подгибая под себя ноги и делая первый ход, бездумно двигая пешкой вперёд. - Но хорошо. Она понравилась ему потому, что так вышло. - Да брось! - Но это так? Разве это возможно контролировать? Он увидел её тогда в коридоре, со стаканом кофе в руках. Без грамма косметики, в нелепом свитере в цветочек и с искусанными от нервов губами. И его просто шарахнуло. Конечно, он мог бы оставить эту внезапную симпатию, как есть. Но он видел её каждый день, вёл её брата, должен был сделать ему две операции, одна из которых и решила в дальнейшем жизнь бедного парня. Признаться честно, я не думаю, что если бы она больше не появилась - он стал бы разыскивать её и спрашивать, чья она родственница. Но так вышло. Что они виделись, что они начали общаться, что их обоих потянуло друг к другу. - Как у нас? - зависая пальчиками над очередным своим ходом, Чимин поднимает на Юнги глаза полные грусти и понимания. Юнги глубоко вздыхает, медленно кивая и накрывая его руку своей. - Как у нас. Так вышло, что мы оказались здесь. Так вышло, что нас потянуло друг к другу. - Но я мог уехать в первый день и ты не искал бы меня, потому что не знал...меня. - Да. - Хорошо, что так вышло, да? Улыбка Чимина горчит. Юнги заранее знал, что шахматы - паршивая идея.~ ~ ~
И они к ним больше не возвращаются. Как и к разговору о расставании. Как и к воспоминаниям о том, что случилось в кухне в Ночь Костров. Вслух. Но думает о том вечере каждый, как минимум, раз в день. Юнги надеется, что не думает об этом больше, чем Чимин, но ловит себя на спутанных мыслях и привкусе нежной кожи всё чаще. Особенно, когда их поцелуи порой превращаются в тягучую патоку каждый раз ограничиваясь лишь подушечками пальцев на оголённой под кофтами коже. Чимина хочется. Но хочется иначе, чем просто взять. Юнги подолгу засматривается на скульптурный профиль, обласканный золотым светом пламени из камина. Проводит взглядом по вздёрнутому носику с лёгкой горбинкой, по немного надутым в задумчивости полным розовым губам, словно вычерченной линии челюсти и крепкой, но изящной, шее. Чимином хочется наслаждаться. Зрительно, в первую очередь. Но, несмотря на то, что на открытых участках кожи Чимина не осталось и места, которое Юнги бы мысленно(и не только) не зацеловал, переходить черту он так и не решался. Чимин о большем никогда не просил, а Юнги и рад был упиваться его тихими вздохами и бьющимся под горячими губами пульсом. Держать его в руках, засыпающего и уязвимого, или плачущего и выворачивающего в очередной раз душу, казалось куда более интимно, чем секс и все его виды. Но, ожидание, как известно, всегда вознаграждается. Даже, если оно ненамеренное. Это даже смешно, но Юнги, словно влюблённый подросток, действительно считает дни с их первого в кухне поцелуя. Возможно, потому, что дни - всё, что у них есть. А возможно, он всё же, где-то очень глубоко в душе, натура романтичная, и такие вещи трогают его. Он насчитал уже двадцать восемь дней и даже придумал что-то с особенным смыслом, чем и хотел поделиться с Чимином, но застыл в дверях его спальни. Выныривая, наконец, из шума собственных размышлений, он натыкается на сброшенные на кровати вещи и льющуюся за дверью ванной воду, и собирается уже извиниться в пустоту и уйти. Но Чимин почему-то именно в этот момент вспоминает, что не захватил с собой полотенце и сменную одежду, так торопившийся под горячий душ после очередных посиделок на улице, за чтением в закатных лучах. И, выбегая из ванной, обрушивает на Юнги вид сразу почти всей своей обнажённой кожи, прикрытой лишь чёрной тканью белья. Его глаза распахиваются в удивлении и неожиданном испуге, когда он застывает, словно оленёнок в свете фар. Но затем, древесная радужка заполняется мутной темнотой, потому, что Чимин чувствует жалящий взгляд скользящий вниз по шее к ключицам, и от ключиц к груди, замирая на солнечном сплетении. - Юнги? - голос выводит Юнги из внезапного гипноза, заставляя оторваться от естественного блеска кожи, вкус которой он всё ещё так явно помнит на самом кончике языка. Однако он не решается посмотреть на лицо Чимина, упираясь хмурым взглядом в комод позади него. - Да? - голос же его собственный вздрагивает, выдавая тяжёлое дыхание и мысли. - Т-ты что-то хотел? Что-то случилось? Чимин чуть клонит голову вправо, позволяя каштановой чёлке упасть на потемневшие глаза, а для Юнги это словно спусковой крючок, резко срывающий его с места. Он в два шага пересекает расстояние между ними и вцепляется до болезненного отчаянно длинными пальцами в выпирающие рёбра, дёргая Чимина к себе. Где-то на задворках сознания успевает мелькнуть мысль, что Чимин прав был, и драматургия точно подошла бы Юнги, но она испаряется также быстро, как воздух из мягких губ, сминаемых поцелуем. И поцелуй этот не похож нисколько на тот, что застал их в кухне пару недель назад. И кожа под пальцами ощущается горячее в разы. И хватка Чимина в русых волосах оказывается такой крепкой, что Юнги бы при всём желании от него оторваться не смог. К его же счастью, и не хотелось совсем. Думать о том, к чему это их приведёт, не было сил, как и думать в принципе. Юнги просто хватал губами чужие, словно воздух, без которого вот-вот задохнётся. Оставлял розоватые следы от коротких ногтей повсеместно на усыпанной мурашками и родинками коже, словно в твёрдой земле, по которой катился с обрыва. Стремительно и с оглушительным свистом ветра в ушах, вместе со сдержанностью и всеми страхами. Вместе с самим Чимином. Но, к счастью, свистом оказывается всё ещё льющаяся в душе вода, а они всё ещё стоят на деревянном полу, когда Юнги нехотя отстраняется от тёмно-розовых сладких губ, буквально вгрызаясь в челюсть под рваный вдох. Он не заботится о следах, что оставляет, кроме одного, выжженного на трепетно бьющемся в обнажённой груди сердце. Действует, как чувствует, ведя носом от шеи к плечу, вдыхая Чимина и наполняя лёгкие до отказа запахом его тела. На проснувшихся из самой глубины инстинктах, спускается широкими ладонями по пояснице вниз, лишь вскользь задевая желаемое, но пока неприкасаемое, и вжимается пальцами в заднюю часть бёдер. Чимин судорожно дышит, но словно проникает в голову и читает мысли, сцепляя руки вокруг шеи Юнги увереннее и приподнимаясь на носочках, едва ли чувствуя пол под собой. Его ноги плотно охватывают узкую талию, а глаза, даже под закрытыми веками, закатываются от ошеломляющей уже близости. Внезапное столкновение голой спины с холодным деревом двери, выбивает у Чимина остатки дыхания и скулящий стон. Он сгребает в кулаках футболку Юнги на лопатках, кажется, даже процарапывая кожу сквозь тонкую ткань, и запрокидывает голову, ударяясь затылком. Это не отрезвляет ни капли, но хоть ненадолго даёт понимание того, что это не сон. Не один из тех, что приходили к нему в последние ночи, от которых он просыпался с блестящей влагой в уголках глаз, сжимая до скрежета зубов своё возбуждение сквозь тесное бельё. Ощущение более реальное того, что Юнги действительно вжимает в дверь его разморённое желанием тело, выдыхая жарко с довольным мычанием во влажную от укусов кожу шеи. Что его русые волосы действительно путаются между тонких пальчиков на каждом особенно жадном поцелуе. Что губы действительно целуют требовательнее и напористее, словно готовые забрать из Чимина душу. Будто он не отдал её на раскрытой ладони сам. Как только Чимин немного съезжает в руках Юнги, сталкивая их, они оба несдержанно стонут в губы друг друга. И это, наконец, даёт возможность Юнги оторваться от Чимина, упираясь носами и деля одно на двоих тяжёлое дыхание. - Я хочу тебя, но есть проблема, - выпаливает он и лёгким укусом цепляет припухшую нижнюю губу. - Ох, ну как вовремя, - шипит Чимин, нарочно вонзая ногти в широкие плечи в отместку и думая уже о тысяче вариантов «мы не должны» и «не стоит». Но... - У нас нет ничего для полноценного секса, - на одном дыхании шепчет Юнги. - Но, я правда хочу тебя, - и, будто в подтверждение своих слов, голодно прижимается ртом к его горлу, с дрожью в теле ощущая, как Чимин сглатывает и замирает в его руках. - Х-хорошо, - облегчённо выдыхает он, уже успевший сгрызть себя внутренне за эти секунды. - Я тоже хочу тебя. Но нам же не обязательно...ну... - Да. Да, конечно... «Не обязательно делать это в спешке и так, будто сегодняшняя ночь - последняя». Напряжение в Юнги растворяется сразу, как только они возобновляют поцелуй, в этот раз сперва нежно касаясь друг друга. Страсть необузданная и всеполглощающая собирается и оседает внизу живота, освобождая от тумана голову. Прячет готовые растерзать зубы, заменяясь обжигающими метками от огненных губ. Оставляет не разъедающие от ногтей следы, а едва заметные отпечатки от подушечек пальцев. Страсть поначалу напуганная и торопливая, теперь уверенно перетёкшая в необъятное и согревающее желание, окутавшее их незримым облаком. Юнги не найдётся в лучшей сопровождающей их момент музыке, чем приглушённый плеск воды о дно ванны и нарастающие стоны Чимина. Не найдётся в словах, чтобы описать, как красиво медовая кожа под его пальцами воспламенялась буквально на глазах. Как выгибалось жаждущее тело вслед за губами, скользящими сперва так откровенно и почти невесомо, и приникающими затем до розовеющих отметин к дрожащей диафрагме. Как сплетались пальцы, в поисках хоть какой-то опоры и чувства реальности. Они снова падали. Вдвоём. И никто из них не хотел останавливаться, даже, если падение означало однажды конец. Однажды. Но пока Чимин цеплялся за плечи Юнги, неразборчиво выстанывая его имя с разбитым «быстрее». Пока их переменчивые стоны наполняли маленькую комнатку, заглушая даже начавшийся вновь дождь, так совпавший с позабытой совсем водой. Пока удовольствие накрывало их с головой, вжимая тела и губы друг в друга намертво, сплетая словно невидимыми нитями...не было важным ничего кроме. Ничего кроме них двоих на маленькой кровати в тесных объятиях.