The other side of the Sun

      Минхао опускается на колени перед деревянным алтарем и шепчет что-то еле различимое. Стоит так некоторое время, пока слова в его молитве не заканчиваются. Джошуа считает, что никогда бы не стал падать на колени. Он находил унижением подобные жесты, даже чрезмерными, в независимости от требований религиозных обрядов. Его брала неведомая ярость, она наполняла грудь сотней рвущихся наружу ядовитых позывов. Минхао следовало бы встать, поднять голову, и никогда больше не опускать так низко, если он считал себя достойным получить хоть каплю уважение от Джошуа. Но тот лишь приложился лбом к холодному полу, продолжая о чём-то взывать к небесам. Тонкая линия сомкнутых губ Джошуа кривится, и он складывает руки на груди. Прочищает горло, и все-таки решает обозначить свое присутствие. — Не отвлекаю? — Я думал, ты не придёшь, — оборачивается на голос Минхао. — С чего ты взял? — Джошуа старался не слишком заметно осматриваться. — Подумал, что тебе вряд ли так часто становится скучно, — он встает, и отряхивает костлявые коленки. — Как тебе мой подарок? — Не пробовал ещё. — Боже мой, я вам не для того его дарил, чтобы вы двое над ним чахли. Можно было, и пригубить немного. Наверное, бутылку стоит открыть, в следующий раз, когда Джошуа сядет читать публичные записульки Джонхана. Может третий глаз откроется, все-таки истина в вине. — Ну, мы, возможно, просто бережем его до особого случая. — Знаю я эти ваши особые случаи. Так ты пришёл сюда исповедаться? — потирая руки в предвкушении, произнес он, заговорчески сузив глаза. — Или чем там занимаются прилежные католики? Вполне вероятно Минхао, и, правда, догадывался, что у Джошуа не много поводов для праздника. Что его выдавало? Наверное, ничего. И это так некстати, просто чужая природная проницательность. — Не совсем, — улыбнулся Джошуа. — Тут так тихо, людей нет, замечательное место для прогулки. — Серьёзно? Вот и я так думаю, здесь есть это неуловимое…спокойствие, что ли, — сгоняя руками, воздушные потоки себе в лицо Минхао сделал глубокий вдох. — Чувствуешь этот запах? Это кислород, чистый воздух! — Я за ним и пришёл. Если неспешно обходить храм, то открываются живописные виды. Где-то на город с его побитыми окраинами, где-то на охваченный дикой растительностью ров. Словно кто-то свил тут себе гнездо из самых пышных колючих веток. Природа кривыми пальцами корней пробиралась сквозь асфальт, и тянулась ввысь по бетонным стенам. Здесь и правда становится легче дышать. В этой тишине в голове снова и снова возникают живые образы, как будто зацикленные картинки. Большие глаза, — пролитый на кафельный пол крепкий чёрный чай. Битый фарфор, — хитрая улыбка, собранная из самых аккуратных кусочков разбитого сервиза. Острые скулы, ровная линия челюсти, и идеальная симметрия — черты Джонхана сплошная готика. Аристократично бледный, как пасмурное небо, и такой же мрачный, стоит Джошуа оказаться рядом. С темнеющими лепестками губ, что напоминали самые редкие цветы. Такие не пристало держать на морозе, их бережно запирают в стеклянных теплицах. Почему тело так странно продрогло? Джошуа с самого утра чувствует себя опустошенным, — «это не к добру», — уверен он. Вкуса крови во рту не было, как и новостей об обнаружение тела где-нибудь у бара на Хонде. Он привык обдумывать всё, начиная с самых ужасных вариантов. К сожалению, такого мнения он был о себе. Челюсть начало сводить от напряжения. А на фоне слова профессора Кима: «Энергию одного побуждения можно тратить в другом, более безобидном». Джошуа не хотелось думать о том, что такое понятие, как сублимация часто связывают с Фрейдом. Как-то не серьёзно это, и даже пошло. В общем-то, этого австрийского дяденьку, с его устаревшей трухой Джошуа не любил. Он предпочитал художественную литературу, она, как правило, преподносила философию в достаточном количестве, и в разных вариантах. Сотни героев с разным мировоззрением, со своей правдой и истиной — что может лучше демонстрировать чужие идеалы на деле? Альберт Камю сказал: «Если хочешь стать философом — пиши романы». Джошуа романы не писал, но прочитал достаточно, чтобы немного, но философом себя почувствовать. В принципе как, и всем людям, рефлексия была ему не чужда. Он считает, что жизнь — это путешествие, чей конечный итог подсчет накопленных баллов и распределение по кругам ада. Он толком не знает, на какой хочет больше, да и уверен, что Данте напутал с количеством и очерёдностью. Однако очков на вечность с литературным клубом должно хватить. Как правило, писатели — не самые святые люди. Рай кроется не в наших достижениях, а в добродетели. Можно ли считать вклад в искусство или медицину с наукой достаточным оправданием гнусного характера или насилия? *** Свет потух. «Это не должно происходить сейчас. Только не сейчас», — последняя разумная мысль, после которой сердцебиение ускоряется, а органы внутри крутит. Парня у барной стойки слегка ведёт. Но он держит осанку, интуитивно выравнивается, и поджимает губы. Мысли в голове мешает центрифугой — раскрученной парой бутылок пива, одним коктейлем, и пятью шотами текилы. Рядом с ним девушка, её миловидное девичье лицо мелькает в темноте, как маятник, раскачивает ему нервы. Он неуклюже прощается с ней, собирая все самообладание в кулак. Да так усердно, что ногти впиваются в кожу на ладонях, разрезая линии судьбы оставляя краснеющие ямки. Ему нельзя развалиться прямо перед ней. Уверенно идущий куда-то в темноте, он протискивался между плотно столпившихся людей. Они суетятся, включают фонарики, трясут неоновыми браслетами, и все равно танцуют. Музыка никуда не исчезла, напротив она как-то слишком въедливо обволакивала мозги. Приходится столкнуться плечами. И получить неприятный толчок раздражения изнутри. Наблюдая, как знакомая фигура стремительно удаляется, дышать становится труднее. Сложно разобрать хоть что-то, но навязчивая мысль ведет его за чужой тенью по длинным (ему так только кажется) коридорам прямиком в ловушку. Густая черная фигура ускользает от него во мрак дверного проёма. Но сейчас он видит только ворота, ведущие в никуда, а сверху арку серой дымки. Однако это просто белые шершавые стены, что кое-как виднелись в кромешной темноте. Что именно тянет его туда? Неоправданные ничем, кроме интуиции подозрения? Твёрдый, как шлепок о воду жизненный принцип? Или ненависть к каждому звуку, каждому движению чужих губ? Зло, как оно и есть. Вот из чего сплавлена бронзовая кожа, из самой настоящей лжи. Губы, ах, эти пухлые губы, полны жестокости. А чистые глаза всего лишь унылые стекляшки. Но почему именно они так точно отражают их жизни. Полные несправедливости и боли. Почему он вообще об этом думает? И это все так ужасно раздражает. До дрожи во всем теле, до нервных позывов в конечностях, что заставляют дернуться на встречу. За спиной аккуратно прикрывается дверь. Защелка находится моментально. Щелчок. Еле различимый силуэт чужой груди вздрагивает. Руки тянутся вперед, схватиться за нее. Но их перехватывают, и заламывают за спину. С громким шлепком припечатывают к керамической плитке. Лицом. Что-то хрустит позади, словно у кого-то ломаются кости. Безумное дыхание обжигает шею и мочки ушей. Вязкая жидкость капает на одежду, и заползает под нее. Она размазывается, и пачкает даже светлые прядки волос. Холодок пробегает по позвоночнику от ощущения чужих зубов на шее. Ближе к затылку. Совсем не сильно прикусывают. Боли нет. Но тело обмякло, глаза закатывается, медленно немеют пальцы. Упав на кафельный пол, разбивая коленки, он хватался за стены и предметы, не различая их. Что-то холодное и твердое, что-то тёплое и мягкое. Каждый вздох ощущается колючкой в лёгких. Паника окатывает ледяной водой. Но чужое сердце размеренно стучит под пальцами, которые никак не сжимались. Костлявую ладонь скидывают с себя, как будто это самое страшное оружие. К нему, такому живому телу хочется прижаться ухом, словно это поможет прийти в себя. Лохматая светлая макушка бессильно рухнула на широкую грудь. Тук… Тук… Тук… Слезы текли грязными ручейками по остывшим щекам, собирались на подбородке, и капали на пол. Их ловили большими, дрожащими в страхе ладонями. Но он не спасение. Он ловушка. *** Не то чтобы жизнь в многоквартирном доме на окраине как-то сильно напрягала Джошуа. Однако после просторного частного жилья, он оказался в маленькой квартирке, больше напоминавшей вагон поезда. Одна комната, что и зал, и спальня, и кухня. Крохотная ванная два на два, потрескавшаяся, когда-то белая плитка. К счастью, мебели практически нет, только та, что осталась от предыдущих хозяев. Из вещей у Хона только скудный гардероб, привезенный с собой, что еле тянет на осень, не говоря про зиму. Ничего дороже ноутбука у него не было. И тот с заклеенным изолентой проводом зарядки теперь валяется в углу. Тут стоял старый допотопный телевизор, но Джошуа избавился от него сразу, как въехал. Без какого-либо сожаления вынес его из квартиры, продал за пустяк и купил на эти деньги зубную пасту. Какой в нем толк, если всё сливается в один белый шум? Всего чуть-чуть жаль, что больше он не может разглядеть там ничего. А когда-то любил уткнуться в экран, позволяя питаться своим временем и эмоциями. Теперь он в грязном потолке видит больше смысла, чем в новостях по федеральным каналам. Тяжело вздыхая, Джошуа принялся убирать забытую с утра постель. Он в принципе уходил из квартиры немного рассеянным из-за вчерашней ночи. В ворохе постельного белья, что так бережно складывал, обнаруживается грязная одежда. Она разлетается по одеялу и полу, а носки залетают даже на кресло. Джошуа берет толстовку, в которой был вчера, в руки, чтобы повесить, но останавливается. Помятый хлопок со странными пятнами. От них исходил слегка различимый аромат. Он поднёс ткань ближе к лицу, и самым кончиком языка провел по ворсинкам. Соль. Смутно знакомый запах вызывал неприятное покалывание в животе. Джошуа гипнотизирует стул в углу несколько минут. Он так и не мог вспомнить никаких подробностей прошедшей ночи. Пальцы настолько сильно сжимают ткань толстовки, что она начинает трескаться. В поисках телефона Джошуа судорожно ощупывает карманы, и лишними движениями проходится по бёдрам. Находит контакт Сунена, который записал себя, как «Хоши Большой Ствол». И обещает себе обязательно переименовать его, как только закончит набирать сообщение. Через несколько минут ему приходит ответ. Сунен попросил отправить адрес, чтобы он вызвал для него такси. Джошуа скидывает координаты ближайшего продуктового и торопливо покидает квартиру. В душе Джошуа радуется, что его предсказуемо ожидает такси бизнес класса. Представительский Мерседес, несуразно припаркованный среди погрызенных коррозией и временем автомобилей местных работяг. Но и он выглядит не лучше в своей простой водолазке и пыльном пальто. А черная рубашка сейчас была бы очень кстати. Молчаливый взрослый мужчина в качестве водителя и салон из мягкой кожи, с вставками из красного дерева. Что может быть лучше? Наверное, только если бы они тут наливали Совиньон-блан, и желательно в бокал со льдом. *** Вытянутые, изогнутые клыки блестят слюной из неестественно широко раскрытой пасти. Клыки длиной в два раза больше обычных, прокусывают плоть на спине. Мышцы, хрящи и даже кости на лице в напряжении. Через секунду наступает опустошение. На лопатках обязательно останутся безобразные следы. Куда делась чужая одежда? Кажется, она задралась, когда под неё пытались забраться носом. В темноте не видно ни крови, ни слез. Музыка на периферии, но и без неё не слышно ни крика, ни рычания. Только тяжелые вздохи, и звуки трения сухих ладоней о чужую бархатную чешую. Положение резко сменятся, и разгоряченной он остывал спиной на холодном кафеле. Организм сопротивляется растекающемуся по венам яду. Однажды небо устанет хоронить его без конца, но сейчас руки удается поднять. Накинуть их на длинную шею, как удавку и сдавить. Протяжный звук, напоминающий тяжелое дыхание вперемешку с шипением, заполняет все мысли в голове и оставляет после себя приятную пустоту. *** — О, кислый Хон? Рад, что ты все-таки передумал! — восторженно встречал его Сунен, уже сидящий за столом. — Как прошла поездка? В следующий раз закажу тебе вип класс. Перед Джошуа выдвигает стул официант в идеально выглаженной рубашке, с накрахмаленным воротником. — А разве это был не он? — присаживаясь, отвечает он сразу, и без приветствия. — Все отлично. Но теперь я чувствую себя должником. — Не говори чепухи, — отмахивается Сунен, разглядывая меню, хотя перед ним уже стояла пара блюд. — Считай, ты помогаешь мне в важном деле. Я хочу купить этот ресторан, и мы здесь, чтобы оценить кухню. — Интересный у тебя подход. Если поискать информацию о семье Квон, то станет ясно, что они владеют множеством разнообразных активов. Им принадлежит целая сеть ресторанов, начиная от баров при отелях по всей стране, до престижных заведений, где столик желательно бронировать за двенадцать месяцев. За такое, кажется, в Американском Психопате даже убивали. И можно было с уверенностью сказать, что Квон Сунен отпрыск чеболей в третьем поколении, распоряжается финансами семьи. — Не подумай, это со всех сторон выгодное приобретение, но я хочу быть уверен, что не опозорюсь, если приведу сюда деловых партнеров. — Я видел на двери табличку с тремя звёздами мишлен. — Джису, ты удивительный человек, — он демонстративно раскинул руки по сторонам, как будто говоря: «оглянись вокруг». — Тебе предоставляются такие возможности, а ты ими не пользуешься. Силуэты проплывающих мимо официантов кружатся в бокале шампанского. А подносы с изящными рисунками, выгравированными на лицевой части блестят золотыми краями. — Ты высокого мнения насчёт меня. — Но не без причины же, — он настаивал. — Если есть какие-то вещи, которые тебя беспокоят или интересуют, ты можешь обратиться ко мне с любой просьбой. — И что я буду тебе должен за это? — Ничего, что бы ты не смог сделать. Как сейчас, например, просто скажи по вкусу ли тебе местная кухня. Мне важно твоё мнение. — А если мне не понравится, и я скажу, что этот ресторан не стоит покупать? — Тогда я обдумаю все ещё раз. У тебя легкая рука, я это чувствую. «Солнце тебе благоволит». — Вот и проверим, да? — издевательски ухмыляясь, Джошуа потянулся за бокалом. Отвыкший от подобного отношения и закаленный людским равнодушием, он пребывал в состоянии принятия сложного выбора. Позволить себе чуть дольше наслаждаться комфортом или все-таки попробовать вытянуть из Сунена, то, что ему нужно и ретироваться домой. Но там не будет сверкать хрустальная люстра под потолком, там никто не подаст ему морепродукты, и не будет подливать полусухое белое. — С нашей первой встречи я был уверен, что у тебя есть потенциал, — его внимание привлек полупустой фужер Джошуа. Он заворожено наблюдает за мелкими пузырьками. — Все всегда что-то от меня хотят, — наигранно жалуется Джошуа, и удивленно наблюдает, как за его бокалом внаглую тянутся. Сунен с видом профессионального сомелье пробует вино, принюхивается, и выдаёт: — Знакомый вкус, — вслух подмечает он, но потом хмыкает и добавляет. — Или хотят тебя. — вознаграждая себя за такой, остроумный, как ему казалось комментарии Сунен принялся отрезать жирный кусок стейка. — Жизнь такая штука, что даже от самого никчемного нищеброда, кто-то чего-то хочет. Если тебе кажется, что у тебя нечего взять, ты ошибаешься. Время — вот о чем наверняка шла речь. Ужасно дорогой ресурс, что конвертируется во все виды цветных валют. Дьявол, покидая небеса, не просил у Бога, ничего кроме отсрочки до неминуемого наказания. Ему не нужна была ни сила, ни власть. Он был готов сделать все сам, только бы ему дали время. — Я не поверю, что тебе нужно только моё мнение. — А я не поверю, что ты никогда не заключал обреченных на успех сделки, — он прикрыл улыбку салфеткой, убирая с уголка губ остатки вина, и соуса. — Признаться честно, я боялся, что вчерашний поход в бар тебя утомит, — Сунен локтями упирается в поверхность стола, мнет салфетку, и небрежно выпускает ее из рук. — А мне очень хотелось провести пару часов в компании того, перед кем не нужно притворяться. — Ты сам-то в это веришь? — Джошуа считает, что на озвученный им вопрос не стоит отвечать, и хватается за возможность обсудить вчерашний день. — Честно говоря, я не помню ничего с того вечера, кроме пения Джихуна. — И всё? — разулыбался Сунен, он определенно вспомнил что-то смешное. — Там столько всего было. Если интересно, то я снимал, могу скинуть, посмотришь, как Джихун поёт ещё раз. — Звучит страшно, — Джошуа выдавливает из себя смешок. — Страшно было, когда свет вырубило, а Чоль-хён залез на тебя с ногами, — Кажется, Сунену доставляло удовольствие пересказывать события вчерашнего дня. — Но то, как ты ушёл искать счётчик и не вернулся, это вообще отдельная история. — Зачем? — Недоумевал Джошуа. — Кроме, того что мы в баре, и этим должны заниматься сотрудники или электрики? Ну, я так понял, что ты просто нашел предлог уйти. Хотя, мягко говоря, хреновый. — Я просто ушёл один? — Как сказать, Сынчоля было с места не поднять, а Джихун в этот момент очень тесно общался с туалетом, — Сунен немного мямлил. — Так что я остался охранять хёна. Мне показалось, Джонхан ушёл за тобой. — Разве он не был занят? — не выдавая свое беспокойство, Джошуа закинул кусочек сибаса в рот. — С ним же была девушка. — Не заметил. А он пропал сразу за тобой. Я подумал, что, скорее всего он ушёл тебя искать, — Хоши небрежно пожал плечами, и махнул вилкой в воздухе. — А когда вернулся, выглядел так, будто вещдоками Сынчоля обдолбался, да и пах также. Но ты не переживай, вы навряд ли успели сильно набедокурить. Упоминание о том, что Джонхан все-таки вернулся к друзьям, стало для Джошуа небольшим, но облегчением. Он даже не сразу обратил внимание на слова о подозрительных вещдоках у полицейского из убойного отдела. — Почему ты думаешь, что он был со мной? — Джошуа отвлекся от ковыряния в запечённой рыбе и с интересом посмотрел на собеседника. — Мне так показалось, — пережевывая креветку, Сунен неуверенно махнул головой. — Дам тебе совет, такие как мы, должны быть особенно аккуратны с такими, как Джонхан. Так что держался бы ты от него подальше. — Есть что-нибудь ещё, что мне стоит знать? — Не думаю. А вчера ты ушёл, а мы остались баловаться дальше. На этом всё. — Надеюсь, я хоть вёл себя прилично, пока был с вами. — Не хуже, чем остальные. Они, наверное, тоже мало, что помнят. Главное домой живые добрались. — Ты уверен? Я вот себя живым с утра не чувствовал. — Сынчоль написал сообщение с утра в духе «подключите меня к капельнице с рассолом». А Джихуна я видел в городе, он брал кофе в старбаксе, — за раз Сунен осушил свой бокал. — Только Джонхан пропал, но думаю, у него опять навязались дела. Я слышал, он почти что диссертацию пишет о каком-то старом деле. — Мы вчера много выпили, наверное, отсыпается. — Джонхан много не пьет, только делает вид, что в хлам, лишь бы его не спаивали. Но про отсыпается, тут ты прав. *** После ужина с Суненом, который закончился деловым рукопожатием, и обещанием Джошуа подумать над чужим предложением, последний решил приобрести себе подходящий для таких случаев костюм. Преисполненный желанием соответствовать своим высоким стандартам, он впервые с момента переезда проверяет баланс на счету, чтобы обнаружить там кругленькую сумму, тянущую на стартовый капитал малого бизнеса. Мать даже после уговоров не делать этого, продолжила переводить ему деньги. Она не обеднеет. Не эта женщина. Но Джошуа все равно вздыхает, и трет виски. На рубашку с туфлями ему бы хватило и личных сбережений. А теперь существует искушение приобрести полноценный комплект джентльмена. Консультант в магазине охает на каждый вариант пиджака, что примеряет на себя Джошуа, как будто впервые видит, что они на ком-то могут так отлично сидеть. Однако на все его попытки продать костюм подороже, Джошуа берет самый скромный и лаконичный вариант. Без лишних вставок, цветов и пуговиц. С бумажным пакетом в руках он блуждал по городу, в надежде снова поучаствовать тот же запах. Даже по местному рынку проходил, рассчитывая узнать у какой-нибудь бабушки, чем пахнет соль. — Дружок, если у тебя соль чем-то пахнет, то от неё лучше избавиться. У соли нет запаха. По крайней мере, не должно быть, — сказала ему самая энергичная дама. А запах определенно был. И если его не чувствуют люди, это значило, что он имел не совсем физическое проявление. Джошуа даже не был уверен, что правильно понимает то, что сумел учуять. Соль могла быть всего лишь его личной ассоциацией. Это запах раньше преследовал Джошуа везде, теперь возник только ближе к центру. Где-то в шумной толпе, потоком текущей по широким улицам. На этот раз Джошуа приложил все усилия, чтобы не потерять его. Надо найти источник этого странного чувства, которое оседало солью на языке. Так он оказался на пороге оживленной кофейни. Витрина, украшенная гирляндами, и выкрашенными в чёрный металлическими балками. Современный дизайн, и персонал в милой униформе. И кажется, здесь всегда скапливаются много народу. Люди вокруг выглядят довольными, разглядывая меню, переговариваясь между собой. И тут он замечает ее. Короткая стрижка, тонкая шея. Девушка, что стояла у прилавка, разглядывала пирожное. Такую сложно забыть, а обстоятельства, при которых он увидел её впервые — невозможно. Вчера с Джонханом она была немного другой. В дневном свете лицо ее отражало всё совершенно иначе. И все-таки она очень красивая. Словно его искаженное, размытое в воде отражение. Дело было даже не во внешности, нет. Её безразличные ко всему вокруг глаза мерцали, как и его когда-то. Джошуа уверен, что сердце у неё бьётся также медленно, как и у него. Как у них всех. — Прошу прощения, вы друг Джонхана? — она замечает его, когда Джошуа оказывается чуть ближе. — Я видела вас вчера с ним. — Я вас помню. — Я рада. Он обещал оставить мне свой номер, но потом вся эта суматоха, —сказала это с явным намёком. «Так тебе он все-таки понравился», — Джошуа догадывается, что она от него хочет, но у него этого нет. Да, и если бы было, он не стал бы делиться. — Очень жаль, — он участливо улыбается. — Но не могу с этим помочь, у меня нет его номера. — Врёте? — щурится она и улыбается. — Возможно, — он копирует её выражение лица. — Но может, я просто не хочу, чтобы он у вас был. — Зачем вам это? — незнакомка делает вид, словно крайне удивлена этим заявлением. — Ах, кажется, я догадываюсь, вы плохой друг. Если они, правда, похожи, то тяжесть в области груди при мысли о ней и Джонхане, становится объяснима. А он видит это сходство в её растянутой улыбке; чувствует в аромате исходящем от её хрупкой шеи, когда наклоняется ближе. — Ужасный, — вкрадчиво выдыхает он. — Но может, вы позволите угостить вас? А помещение стоило бы проверить. Запах соли заполз тут во все щели. Проник начинкой в сладкие булки, и пропитался с кремом в выпечку. *** Выглаженный костюм остаётся висеть на вешалке, крючок которой держится за верхний край двери, оставляя ванну без возможности прикрываться до конца. Но ему тут не от кого прятаться, а гости не заглянут в принципе. Значит и за следующий поступок его никто не осудит. Джошуа берет ноутбук в руки и открывает сохраненную вкладку со статьей Джонхана. Некоторое время, просто читая разбор какого-то старого раскрытого дела о трех смертях в одной старшей школе. Джонхан в тексте не скупился на художественные сравнения, и подробные описания. Тела, причины бурление общественных масс, ничего не укрылось от него. Это было полноценное литературное произведение со всеми вытекающими. Такие статьи, как правило, пишут на не самые актуальные темы. На них уходит много сил, и так уверенно рассуждать в них возможно только по прошествии времени. Однако смысл слов ускользал от Джошуа, в тот момент, когда он начинал слышать их чужим голосом в голове. С единственной знакомой ему интонацией. От нее шипит в груди, а страницы на экране одна за другой сменяют друг друга, пока не останавливаются на фотографии. Песок. Блики на лице, и в волосах. Джонхан. И нет тут ничего нового. Но Джошуа выпускает весь воздух из лёгких, по новой изучая изображение. Начиная от светлых прядок растрепанных на ветру, и заканчивая проклятыми лодыжками с выступающими щиколотками. Ноутбук, не закрывая, откладывают в сторону. Кровь начинает приливать куда-то вниз, а сигнал тревоги вопит где-то на периферии сознания. Поздно. Он уже решил, как собирается выпустить скопившееся раздражение. Теплая ладонь скользит по животу ниже пупка, неторопливо забираясь в штаны. Его в такие моменты никогда не посещала мысль о неправильности происходящего. Разве возбуждение неестественно? Но сейчас он чувствует себя именно таким, — неправильным. И это до безобразия приятно. Туго сжимая себя внизу Джошуа побагровевший, и немного растерянный замирает на мгновение. Накрывает бедра одеялом, ему не хочется видеть, как он это сделает. Впервые за долгое время не просто механическое действие. У его причины стонать, прикусывая края футболки, есть имя, большой словарный запас и длинный язык. Но не такой длинный, как у самого Джошуа. Ему теперь до жути интересно, такой же ли Джонхан вкусный, насколько вредный. *** Серая кожа прикрыта несколькими слоями одежды. Покрасневшие глаза скрывает чёлка. Он уверяет себя, что охоту ведёт незаконченное дело. Но есть что-то ещё. Тяжелое, беспокойное, волнующее сердце, словно оно переживает предательство. У него горят уши, и почему-то чешутся ладони, когда он смотрит на неё. Сколько парней пытались увести её с собой? Наверное, бессчетное множество. Среди них были красивые, как герои народного эпоса. Умные, как стратеги минувших дней. Богатые, как наследники империй. Она отказала каждому. Потому что все это и так было ей обещано солнцем. Но его тьма её покорила. Она согласна с ним даже на свидание в кустах терновника. Мозолистые мужские руки ложатся на хрупкую грудь. Сжимают ткань, а она чувствует, что её сердце стискивает тисками. Он поет ей колыбельную, его лицо сияет отвратительно ярко, отражая лунный свет. Нет. Не отражая. Он и есть свет. Сильнее солнца. Сильнее жизни. Последнее, что она видит, это блестящие чешуйки громадной крыши. Её сердце лопнет, а она так и не узнает, что пробудила в добре чуждые ему эмоции. Потому что добро не знает ревности.